— Родной, пока я варю кофе, — посчитай деньги. Интересно, кто и сколько нам отвалил на счастье, — сказала улыбаясь Анна, и ушла на кухню. Бурцев лежал неподвижно на животе, чувствуя спиной брошенные на него конверты. «Это, наверное, и есть семейное счастье… Почему я не обратил внимания на Аннушку прежде моих страшных преступлений? Мне словно кто-то говорит, что я могу лишиться такого сладостного семейного блаженства, которое сейчас испытываю… Я чувствую, что любим этой молодой женщиной и начинаю привязываться к ней… чувствовать потребность в ней. А как счастлива моя мать… Она, кажется, расцвела из-за моей женитьбы. Создатель мне даёт почувствовать счастье, чтобы я перед уходом в небытие знал жизнь во всех её проявлениях…» — подумал с горечью Бурцев и лёг на спину, чтобы считать деньги. Но вдруг ему расхотелось пересчитывать деньги после промелькнувших грустных мыслей. Невесёлые рассуждения Валерия на некоторое время лишали смысла любые материальные ценности, достаток и прочие блага новой жизни. «Вчера, как я и опасался, за столом присутствовало тринадцать человек... Я надеялся, что вдруг кто-нибудь добавится или, напротив, не придёт, но не случилось сбыться моим ожиданиям… Я понимаю, что числа вряд ли о чем-то говорят серьёзно, но почему цифра тринадцать меня всегда тревожит? Несомненно, какая-то чертовщина существует…» — успел подумать Бурцев, и тут вошла Анна с маленькой чашечкой кофе и с бумажной салфеткой.
— Ну, что ты не считаешь?!
— Не хочу без тебя, — тихо ответил Бурцев, глядя грустно на жену.
— Что с тобой?! — спросила Анна встревожено, заметив печаль в глазах Валерия. Жена присела рядом на тахту.
— Наоборот, все очень хорошо, моя любовь, — ответил Бурцев, улыбнувшись вымучено.
— Ну-ну! Не нагоняй тоску! На вот - попей кофе. Давай я посчитаю деньги. — Анна открыла первый конверт и достала пять сторублевых купюр. — Это, по-моему, конверт твоих друзей из таксопарка. Молодцы ребята! — сказала Анна, хваля троицу таксистов — Адамова, Сабитова и Федченко. — Вот только что-то они мало пили спиртного. Чуть пригубили водки из стопок и не стали допивать. Но потом вдруг пошли покурить и вернулись заметно пьяненькие. Всё-таки табак очень пьянит людей, — искренне удивлялась наивная Анна. Бурцев знал, что друзья пошли покурить и тайком попросили у него бутылку водки со стаканом. На лестничной площадке они налили почти по полному стакану и разом выпили всю бутылку. Это было им привычнее. Друзья не стали так пить при гостях и пугать неподготовленных людей, избавляя тем самым жениха от возможных объяснений. На протяжении всей свадьбы таксисты в дальнейшем оставались равнодушными к спиртному, а ходили только покурить в подъезд. — А этот толстый конверт от мамы с папой, — сказала Анна и насчитала две тысячи рублей. — Вот тоже не худенький конверт. Это, по-моему, от моей свекрови. — И Анна насчитала одну тысячу рублей. — А это конверт от маминых родителей — от бабушки и дедушки. Вот! Тысячу положили! — развернув веером купюры и расширив глаза, произнесла удивлённая и радостная Анна. — Я не ожидала столько денег от бабушки с дедушкой. В прошлый раз они дали только пятьсот рублей! — Анна ещё долго считала деньги и складывала их в разные стопки по купюрам на голом волосатом животе Бурцева. Анна насчитала пять тысяч рублей и была удивлена тому, что на первой своей свадьбе, куда было приглашено более восьмидесяти человек, ей с мужем принесли всего семь тысяч рублей. Аннушка не могла поверить в реальность этой невероятной суммы, что им принесли немногочисленные гости и родные.
— Мне на неделю хочется куда-нибудь съездить, — сказал Валерий.
— Полетели в Москву?! У папы там сестра в гостинице «Украина» работает! Побродим по старой Москве! Куда-нибудь сходим, а?!
— Я согласен, — ответил Бурцев, улыбаясь жизнерадостному задору жены. При всем желании Валерий никак не мог находиться на одном с Анной эмоциональном уровне, но веселье жены и чистая, ничем не омрачённая радость жизни, частично передавалась и ему, и поэтому, общаясь с Анной, Валерий невольно заражался её хорошим настроением. Через час Анна по телефону связалась с родной тётей. Та хотела, чтобы племянница с мужем остановились у неё дома, но Анна по просьбе Валерия настояла на проживании в гостинице. Через час в агентстве Аэрофлота были куплены билеты, и молодожёны на следующее утро вылетели в Москву.
Самолёт приземлился в Домодедово до обеда. Семью Бурцевых никто не встречал, как и было обусловлено. Тётя и не могла этого сделать, так как нельзя было отпроситься с работы ради встречи племянницы с мужем из сибирского города. Для москвичей это всегда, наверное, будет считаться немыслимым делом. Москва не терпит непродуктивных и сентиментальных деяний. Молодожёны неспешно прошли мимо толпы зазывающих таксистов и вышли на остановку автобусов.
— Нам главное доехать до ближайшей станции метро, а там — мы быстро доберёмся до «Украины», — сказала Анна, радуясь перемене окружающей обстановки, большому городу, скоплению людей и ритму столицы, который чувствовался уже в аэропорту.
В гостинице молодожёны быстро отыскали родственницу. Тётка Анны была ещё не старой женщиной. Она приходилась младшей сестрой Николаю Сергеевичу Моренко. Невысокая, с крашеными в огненно-рыжий цвет волосами, она искренне радовалась племяннице. Потом тётка, не изменяя на лице выражения радости и восторга, кивком головы поприветствовала Валерия, который ей определённо понравился внешне, и это было видно по её невольному движению рук. Тётя Анны непроизвольно дважды поравляла волосы.
— Давайте ваши паспорта! Я пойду заполнить на вас анкеты и принесу ключи от номера.
— Тётя Соня, а деньги сразу вам отдать? — спросила Анна.
— Нет. Потом, когда мне выделят номер для вас и выпишут счёт.
Значит, вам на неделю оформлять? Не передумали?
— Да-да! — сказала Анна.
— Посидите вон на том диванчике, пока я все сделаю. У вас кроме этой сумки нет поклажи?
— У нас все, что нам необходимо, в этой большой сумке, — подтвердила Анна и отошла с Бурцевым, чтобы присесть на свободный диван. То и дело через главный вход гостиницы входили многочисленные группы туристов, они останавливались и озирались по сторонам в самом центре просторного с высоченным потолком вестибюля. Слышалась разноязычная речь. Гости города в удобной одежде и в спортивной обуви еле слышно что-то между собой обсуждали.
Через полчаса Валерий и Анна заселились в большой двухкомнатный номер. Высокие потолки и старый блестящий тёмно-коричневый паркет на полу создавали ощущение слабой освещённости. Мебель и метровые деревянные панели по периметру стен — все было тёмно-коричневого цвета. Из окна затянутого плотными шторами тёмно-зелёного цвета открывался вид на Калининский проспект со знаменитыми, но обшарпанными многоэтажными домами “книжками”.
Анна пообещала тёте Соне, что перед отъездом домой придёт с Валерием к ней в гости, затем отпустила занятую работой родственницу.
— Ещё только середина дня. Ты хочешь есть? — спросила у Бурцева жена.
— Немного.
— Я взяла с собой варёную курицу и хлеб. Сейчас заварим чаю и поедим. Кипятильник я тоже взяла. Здесь все дорого. Тётя Соня мне предусмотрительно ещё по телефону сказала, чтобы я взяла с собой немного еды и кипятильник, чтобы сразу по приезде не бежать в дорогой ресторан при гостинице.
— Сейчас поедим и составим программу по дням, куда и когда сходить обязательно необходимо, — сказал Валерий и распластался на широкой кровати в спальне, раскинув в стороны руки.
— Наконец-то мы добрались до Москвы и поселились в хорошей гостинице рядом с центром! — почти крикнула Анна и повалилась на Бурцева всем телом. Валерий обхватил широкую и упругую задницу Анны и одновременно поцеловал жену в губы. Ему хотелось никогда больше не возвращаться в родной город, где он лишил жизни двух ни в чем не повинных женщин. Ему хотелось отгородиться от прошлого и забыть всё навсегда. Бурцев почувствовал, что если бы был точно уверен, что не понесёт никакого наказания за содеянное, то не вспоминал бы больше о своих жертвах с тревогой по утрам, закопанных в огороде дома отца. «Значит, я боюсь только наказания, а вернее, смерти… Я сейчас понимаю, что меня не очень особенно терзает совесть за мои злодеяния. Я как будто погубил тех женщин, которые того заслуживали…» — вдруг подумал Валерий, но его размышления прервала Анна, которая просунула руку ему под ремень брюк.
— Моя девочка, если мы сейчас займёмся любовью, то я потом раскисну и никуда пойти не смогу, — предупредил Валерий.
— Ладно-ладно… Я потерплю до ночи, — сказала улыбаясь Анна и прежде, чем подняться с Бурцева, лизнула ему нос.
Пообедав курицей, молодожёны через час уже ходили в Доме книги на Калининском проспекте, где в некоторые отделы стояли длинные очереди за какими-то неожиданно выставленными на продажу дефицитными подписными изданиями.
Бурцев увидел маленькую книгу о Моцарте в твёрдом переплёте под авторством Г. В. Чичерина, которую читал ещё в лагерной библиотеке, и решил купить её. Анна накупила каких-то своих книг и методичек, связанных с её любимой математикой. Только через час молодые выбрались из магазина. Анна была сердита, и Бурцев спросил:
— Что с тобой?!
— Ничего, — ответила обиженно Анна, и Валерий вынужден был остановиться.
— Что случилось?! — спросил строго Бурцев, не понимая причину испорченного настроения Анны.
— Почему ты улыбался так продавщице?.. — насупившись проговорила Анна, как обиженная маленькая девочка.
— Какой продавщице и как «так»?! — искренне удивившись спросил Бурцев.
— Той девке, которая продала тебе книгу, — хмуро ответила Анна, не глядя на Валерия. — Ты улыбался ей точно такой же улыбкой, какой улыбался мне, когда добивался близости со мной… — добавила Анна.
— Аня, у меня не было никаких плохих мыслей, что ты мне приписываешь! Я говорю тебе правду! — взмолился Бурцев и обхватил жену за талию поверх пальто.
— Пообещай мне, что не будешь больше так улыбаться посторонним девкам… — тихо произнесла Анна, опустив взгляд на грудь мужа.
— Обещаю… — в тон Анне ответил Бурцев, и прикоснулся губами к её лбу. Это была первая сцена ревности на второй день после свадьбы. Больше молодожёны никуда не пошли, а вернулись в гостиницу и любили друг друга жадно и нещадно до глубокой ночи. Потом влюблённые просыпались вновь и опять любили друг друга, пока не обессилели окончательно и не заснули мертвецким сном до обеда следующего дня.
Первой проснулась Анна. Пошатываясь она неуверенно прошла голая в ванную комнату. В этот момент в номер постучала горничная. Очнувшись Валерий вскочил на ноги, быстро накинул халат, подошёл к двери и сказал, что через час они уйдут из номера и тогда можно будет прийти, и сделать уборку. Горничная извинилась и удалилась. Бурцев вновь бухнулся на кровать, ожидая выхода жены. Только через полчаса Анна появилась с кругами под глазами, но весёлая и счастливая.
— Как же долго ты мылась... — произнёс Валерий протяжным скрипучим голосом и поплёлся принимать душ.
— Разве долго? — игриво спросила Анна вслед уходящему мужу и начала надевать нижнее белье. — Мы сегодня в Третьяковскую галерею идём или в зал Чайковского? — её вопрос остался без ответа, потому что Валерий уже его не слышал из-за включённой воды.
Вскоре молодые спустились в ресторан позавтракать, хотя время подходило к обеду. Перекусив с особым желанием, Валерий и Анна уже через час шли по недавно замощённому брусчаткой Старому Арбату. Никуда молодым людям не хотелось спешить. Походив вдоль сувенирных лотков и по магазинчикам, они всё-таки решили ехать смотреть картины. В галерее от ходьбы Валерий с Анна притомились и поэтому несколько раз сидели по десять минут в залах, где имелись диванчики без спинок. Затем пара опять шла смотреть картины, а к семнадцати часам вернулась в гостиницу, изрядно уставшая и голодная. На этот раз в ресторане путешественники наелись от души, потом вернулись с полными животами в номер и легли в одежде поверх заправленной кровати. Влюблённые обнялись, как маленькие дети после длительной прогулки, и тотчас опять заснули от сытости.
В три часа ночи молодожёны разделись и легли под одеяло.
— Может, нам не ходить в концертный зал? — спросила Анна. — Что мы можем понять в серьёзной музыке? Мы не приучены слушать инструментальную музыку. Я если слышу классику, то мне она кажется какой-то какофонией.
— Именно поэтому надо ходить и слушать музыку. Я от избытка свободного времени в выходной день в лагере увлёкся чтением литературы о композиторах и музыкантах. Мне тогда было двадцать лет. Сначала я определил великих композиторов и их самые известные сочинения. Потом я по музыкальным радиопередачам стал иногда прислушиваться и легко узнавать талантливые и всем известные мелодии. Чем чаще слушаешь и больше знаешь о жизни автора, и то, что с ним происходило в период написания того или иного произведения, тем легче понимать определённую мелодию. Чаще всего эти мелодии передают душевное состояние композитора, но бывает, что за мелодией угадываются определённые картинки, как например в пасторальных работах, — они имеют вполне характерные звуки. Я начал знакомство с музыки Моцарта и Бетховена, Глинки и Чайковского. Прежде я перечитал несколько раз биографии композиторов и узнал самые популярные их произведения. Я слушал их по музыкальным радиопередачам. Благо времени у меня было предостаточно. Это самый продуктивный способ. Ты слушай музыку известных композиторов и читай литературу великих писателей. Остальные композиторы и писатели в разных вариациях только повторяют великих, потому что великие уже коснулись в своём творчестве всех областей человеческой жизни, и лучше их вряд ли кто что-нибудь создаст. Есть области творчества, где великих творцов много, как например в живописи, но и там можно выделить ограниченное число талантов. Ты не профессионал, а неподготовленный обыватель, поэтому тебе нет надобности знать всю музыку во всех её проявлениях. Музыка тебя не кормит.
— Ну, милый мой таксист! — удивлённо произнесла Анна и приподнялась на локтях, глядя на Бурцева, как на незнакомого мужчину, неожиданно оказавшегося с ней в одной постели. — Я думала, что вышла замуж за симпатичного шоферюгу! А ты оказывается любопытный малый! Сейчас я испытала чувство сродни тому, что человек, возможно, испытывает, когда угадывает в спортлото шесть цифр из сорока девяти!
— Как же ты вышла замуж, не зная меня?
— Для меня и многих женщин важно, чтобы мужчина не пил, не курил и не таскался по бабам. А что у него в голове — никакой женской жизни не хватит узнать. Главное, чтобы характер был твёрдый! — сказала Анна и захохотала от своего намёка на мужскую эрекцию. — Все, мой родной музыкант, завтра идём слушать какую-нибудь симфонию какофонию! — и опять Анна засмеялась в свою маленькую подушку, которую положила себе на лицо. Искренне насмеявшись, она вытерла слезы полотенцем и спросила: — А правду говорят, что большинство музыкантов и композиторов гомосексуалисты?
— Какое нам с тобой дело до их сексуальной жизни? Тебе с ними дружить или из одной кружки пить? — спросил Бурцев, и на этот раз засмеялся он. Ему вспомнилось, как в лагере пассивные гомосексуалисты сидели в большой общей столовой в углу за отдельным столом.
— Ну, что ты не считаешь?!
— Не хочу без тебя, — тихо ответил Бурцев, глядя грустно на жену.
— Что с тобой?! — спросила Анна встревожено, заметив печаль в глазах Валерия. Жена присела рядом на тахту.
— Наоборот, все очень хорошо, моя любовь, — ответил Бурцев, улыбнувшись вымучено.
— Ну-ну! Не нагоняй тоску! На вот - попей кофе. Давай я посчитаю деньги. — Анна открыла первый конверт и достала пять сторублевых купюр. — Это, по-моему, конверт твоих друзей из таксопарка. Молодцы ребята! — сказала Анна, хваля троицу таксистов — Адамова, Сабитова и Федченко. — Вот только что-то они мало пили спиртного. Чуть пригубили водки из стопок и не стали допивать. Но потом вдруг пошли покурить и вернулись заметно пьяненькие. Всё-таки табак очень пьянит людей, — искренне удивлялась наивная Анна. Бурцев знал, что друзья пошли покурить и тайком попросили у него бутылку водки со стаканом. На лестничной площадке они налили почти по полному стакану и разом выпили всю бутылку. Это было им привычнее. Друзья не стали так пить при гостях и пугать неподготовленных людей, избавляя тем самым жениха от возможных объяснений. На протяжении всей свадьбы таксисты в дальнейшем оставались равнодушными к спиртному, а ходили только покурить в подъезд. — А этот толстый конверт от мамы с папой, — сказала Анна и насчитала две тысячи рублей. — Вот тоже не худенький конверт. Это, по-моему, от моей свекрови. — И Анна насчитала одну тысячу рублей. — А это конверт от маминых родителей — от бабушки и дедушки. Вот! Тысячу положили! — развернув веером купюры и расширив глаза, произнесла удивлённая и радостная Анна. — Я не ожидала столько денег от бабушки с дедушкой. В прошлый раз они дали только пятьсот рублей! — Анна ещё долго считала деньги и складывала их в разные стопки по купюрам на голом волосатом животе Бурцева. Анна насчитала пять тысяч рублей и была удивлена тому, что на первой своей свадьбе, куда было приглашено более восьмидесяти человек, ей с мужем принесли всего семь тысяч рублей. Аннушка не могла поверить в реальность этой невероятной суммы, что им принесли немногочисленные гости и родные.
— Мне на неделю хочется куда-нибудь съездить, — сказал Валерий.
— Полетели в Москву?! У папы там сестра в гостинице «Украина» работает! Побродим по старой Москве! Куда-нибудь сходим, а?!
— Я согласен, — ответил Бурцев, улыбаясь жизнерадостному задору жены. При всем желании Валерий никак не мог находиться на одном с Анной эмоциональном уровне, но веселье жены и чистая, ничем не омрачённая радость жизни, частично передавалась и ему, и поэтому, общаясь с Анной, Валерий невольно заражался её хорошим настроением. Через час Анна по телефону связалась с родной тётей. Та хотела, чтобы племянница с мужем остановились у неё дома, но Анна по просьбе Валерия настояла на проживании в гостинице. Через час в агентстве Аэрофлота были куплены билеты, и молодожёны на следующее утро вылетели в Москву.
ГЛАВА 9
Самолёт приземлился в Домодедово до обеда. Семью Бурцевых никто не встречал, как и было обусловлено. Тётя и не могла этого сделать, так как нельзя было отпроситься с работы ради встречи племянницы с мужем из сибирского города. Для москвичей это всегда, наверное, будет считаться немыслимым делом. Москва не терпит непродуктивных и сентиментальных деяний. Молодожёны неспешно прошли мимо толпы зазывающих таксистов и вышли на остановку автобусов.
— Нам главное доехать до ближайшей станции метро, а там — мы быстро доберёмся до «Украины», — сказала Анна, радуясь перемене окружающей обстановки, большому городу, скоплению людей и ритму столицы, который чувствовался уже в аэропорту.
В гостинице молодожёны быстро отыскали родственницу. Тётка Анны была ещё не старой женщиной. Она приходилась младшей сестрой Николаю Сергеевичу Моренко. Невысокая, с крашеными в огненно-рыжий цвет волосами, она искренне радовалась племяннице. Потом тётка, не изменяя на лице выражения радости и восторга, кивком головы поприветствовала Валерия, который ей определённо понравился внешне, и это было видно по её невольному движению рук. Тётя Анны непроизвольно дважды поравляла волосы.
— Давайте ваши паспорта! Я пойду заполнить на вас анкеты и принесу ключи от номера.
— Тётя Соня, а деньги сразу вам отдать? — спросила Анна.
— Нет. Потом, когда мне выделят номер для вас и выпишут счёт.
Значит, вам на неделю оформлять? Не передумали?
— Да-да! — сказала Анна.
— Посидите вон на том диванчике, пока я все сделаю. У вас кроме этой сумки нет поклажи?
— У нас все, что нам необходимо, в этой большой сумке, — подтвердила Анна и отошла с Бурцевым, чтобы присесть на свободный диван. То и дело через главный вход гостиницы входили многочисленные группы туристов, они останавливались и озирались по сторонам в самом центре просторного с высоченным потолком вестибюля. Слышалась разноязычная речь. Гости города в удобной одежде и в спортивной обуви еле слышно что-то между собой обсуждали.
Через полчаса Валерий и Анна заселились в большой двухкомнатный номер. Высокие потолки и старый блестящий тёмно-коричневый паркет на полу создавали ощущение слабой освещённости. Мебель и метровые деревянные панели по периметру стен — все было тёмно-коричневого цвета. Из окна затянутого плотными шторами тёмно-зелёного цвета открывался вид на Калининский проспект со знаменитыми, но обшарпанными многоэтажными домами “книжками”.
Анна пообещала тёте Соне, что перед отъездом домой придёт с Валерием к ней в гости, затем отпустила занятую работой родственницу.
— Ещё только середина дня. Ты хочешь есть? — спросила у Бурцева жена.
— Немного.
— Я взяла с собой варёную курицу и хлеб. Сейчас заварим чаю и поедим. Кипятильник я тоже взяла. Здесь все дорого. Тётя Соня мне предусмотрительно ещё по телефону сказала, чтобы я взяла с собой немного еды и кипятильник, чтобы сразу по приезде не бежать в дорогой ресторан при гостинице.
— Сейчас поедим и составим программу по дням, куда и когда сходить обязательно необходимо, — сказал Валерий и распластался на широкой кровати в спальне, раскинув в стороны руки.
— Наконец-то мы добрались до Москвы и поселились в хорошей гостинице рядом с центром! — почти крикнула Анна и повалилась на Бурцева всем телом. Валерий обхватил широкую и упругую задницу Анны и одновременно поцеловал жену в губы. Ему хотелось никогда больше не возвращаться в родной город, где он лишил жизни двух ни в чем не повинных женщин. Ему хотелось отгородиться от прошлого и забыть всё навсегда. Бурцев почувствовал, что если бы был точно уверен, что не понесёт никакого наказания за содеянное, то не вспоминал бы больше о своих жертвах с тревогой по утрам, закопанных в огороде дома отца. «Значит, я боюсь только наказания, а вернее, смерти… Я сейчас понимаю, что меня не очень особенно терзает совесть за мои злодеяния. Я как будто погубил тех женщин, которые того заслуживали…» — вдруг подумал Валерий, но его размышления прервала Анна, которая просунула руку ему под ремень брюк.
— Моя девочка, если мы сейчас займёмся любовью, то я потом раскисну и никуда пойти не смогу, — предупредил Валерий.
— Ладно-ладно… Я потерплю до ночи, — сказала улыбаясь Анна и прежде, чем подняться с Бурцева, лизнула ему нос.
Пообедав курицей, молодожёны через час уже ходили в Доме книги на Калининском проспекте, где в некоторые отделы стояли длинные очереди за какими-то неожиданно выставленными на продажу дефицитными подписными изданиями.
Бурцев увидел маленькую книгу о Моцарте в твёрдом переплёте под авторством Г. В. Чичерина, которую читал ещё в лагерной библиотеке, и решил купить её. Анна накупила каких-то своих книг и методичек, связанных с её любимой математикой. Только через час молодые выбрались из магазина. Анна была сердита, и Бурцев спросил:
— Что с тобой?!
— Ничего, — ответила обиженно Анна, и Валерий вынужден был остановиться.
— Что случилось?! — спросил строго Бурцев, не понимая причину испорченного настроения Анны.
— Почему ты улыбался так продавщице?.. — насупившись проговорила Анна, как обиженная маленькая девочка.
— Какой продавщице и как «так»?! — искренне удивившись спросил Бурцев.
— Той девке, которая продала тебе книгу, — хмуро ответила Анна, не глядя на Валерия. — Ты улыбался ей точно такой же улыбкой, какой улыбался мне, когда добивался близости со мной… — добавила Анна.
— Аня, у меня не было никаких плохих мыслей, что ты мне приписываешь! Я говорю тебе правду! — взмолился Бурцев и обхватил жену за талию поверх пальто.
— Пообещай мне, что не будешь больше так улыбаться посторонним девкам… — тихо произнесла Анна, опустив взгляд на грудь мужа.
— Обещаю… — в тон Анне ответил Бурцев, и прикоснулся губами к её лбу. Это была первая сцена ревности на второй день после свадьбы. Больше молодожёны никуда не пошли, а вернулись в гостиницу и любили друг друга жадно и нещадно до глубокой ночи. Потом влюблённые просыпались вновь и опять любили друг друга, пока не обессилели окончательно и не заснули мертвецким сном до обеда следующего дня.
ГЛАВА 10
Первой проснулась Анна. Пошатываясь она неуверенно прошла голая в ванную комнату. В этот момент в номер постучала горничная. Очнувшись Валерий вскочил на ноги, быстро накинул халат, подошёл к двери и сказал, что через час они уйдут из номера и тогда можно будет прийти, и сделать уборку. Горничная извинилась и удалилась. Бурцев вновь бухнулся на кровать, ожидая выхода жены. Только через полчаса Анна появилась с кругами под глазами, но весёлая и счастливая.
— Как же долго ты мылась... — произнёс Валерий протяжным скрипучим голосом и поплёлся принимать душ.
— Разве долго? — игриво спросила Анна вслед уходящему мужу и начала надевать нижнее белье. — Мы сегодня в Третьяковскую галерею идём или в зал Чайковского? — её вопрос остался без ответа, потому что Валерий уже его не слышал из-за включённой воды.
Вскоре молодые спустились в ресторан позавтракать, хотя время подходило к обеду. Перекусив с особым желанием, Валерий и Анна уже через час шли по недавно замощённому брусчаткой Старому Арбату. Никуда молодым людям не хотелось спешить. Походив вдоль сувенирных лотков и по магазинчикам, они всё-таки решили ехать смотреть картины. В галерее от ходьбы Валерий с Анна притомились и поэтому несколько раз сидели по десять минут в залах, где имелись диванчики без спинок. Затем пара опять шла смотреть картины, а к семнадцати часам вернулась в гостиницу, изрядно уставшая и голодная. На этот раз в ресторане путешественники наелись от души, потом вернулись с полными животами в номер и легли в одежде поверх заправленной кровати. Влюблённые обнялись, как маленькие дети после длительной прогулки, и тотчас опять заснули от сытости.
В три часа ночи молодожёны разделись и легли под одеяло.
— Может, нам не ходить в концертный зал? — спросила Анна. — Что мы можем понять в серьёзной музыке? Мы не приучены слушать инструментальную музыку. Я если слышу классику, то мне она кажется какой-то какофонией.
— Именно поэтому надо ходить и слушать музыку. Я от избытка свободного времени в выходной день в лагере увлёкся чтением литературы о композиторах и музыкантах. Мне тогда было двадцать лет. Сначала я определил великих композиторов и их самые известные сочинения. Потом я по музыкальным радиопередачам стал иногда прислушиваться и легко узнавать талантливые и всем известные мелодии. Чем чаще слушаешь и больше знаешь о жизни автора, и то, что с ним происходило в период написания того или иного произведения, тем легче понимать определённую мелодию. Чаще всего эти мелодии передают душевное состояние композитора, но бывает, что за мелодией угадываются определённые картинки, как например в пасторальных работах, — они имеют вполне характерные звуки. Я начал знакомство с музыки Моцарта и Бетховена, Глинки и Чайковского. Прежде я перечитал несколько раз биографии композиторов и узнал самые популярные их произведения. Я слушал их по музыкальным радиопередачам. Благо времени у меня было предостаточно. Это самый продуктивный способ. Ты слушай музыку известных композиторов и читай литературу великих писателей. Остальные композиторы и писатели в разных вариациях только повторяют великих, потому что великие уже коснулись в своём творчестве всех областей человеческой жизни, и лучше их вряд ли кто что-нибудь создаст. Есть области творчества, где великих творцов много, как например в живописи, но и там можно выделить ограниченное число талантов. Ты не профессионал, а неподготовленный обыватель, поэтому тебе нет надобности знать всю музыку во всех её проявлениях. Музыка тебя не кормит.
— Ну, милый мой таксист! — удивлённо произнесла Анна и приподнялась на локтях, глядя на Бурцева, как на незнакомого мужчину, неожиданно оказавшегося с ней в одной постели. — Я думала, что вышла замуж за симпатичного шоферюгу! А ты оказывается любопытный малый! Сейчас я испытала чувство сродни тому, что человек, возможно, испытывает, когда угадывает в спортлото шесть цифр из сорока девяти!
— Как же ты вышла замуж, не зная меня?
— Для меня и многих женщин важно, чтобы мужчина не пил, не курил и не таскался по бабам. А что у него в голове — никакой женской жизни не хватит узнать. Главное, чтобы характер был твёрдый! — сказала Анна и захохотала от своего намёка на мужскую эрекцию. — Все, мой родной музыкант, завтра идём слушать какую-нибудь симфонию какофонию! — и опять Анна засмеялась в свою маленькую подушку, которую положила себе на лицо. Искренне насмеявшись, она вытерла слезы полотенцем и спросила: — А правду говорят, что большинство музыкантов и композиторов гомосексуалисты?
— Какое нам с тобой дело до их сексуальной жизни? Тебе с ними дружить или из одной кружки пить? — спросил Бурцев, и на этот раз засмеялся он. Ему вспомнилось, как в лагере пассивные гомосексуалисты сидели в большой общей столовой в углу за отдельным столом.
