Трорвль машинально размашисто ударил вправо. Он сначала почувствовал, как его копье по чему-то попало, и лишь потом увидел, согнувшегося противника, которому он заехал древком под ребра.
Трорвль отшатнулся назад, разрывая дистанцию и замахиваясь для колющего удара. Но, на его противника налетел другой юноша, с рассеченной от плеча до подмышки грудью, сшиб врага на землю. Трорвль на секунду замер, высоко замахнувшись, и, хакнув, ударил сверху вниз, в копошащегося под мертвым телом вражеского юношу. Наконечник пригвоздил того к земле, пробив грудь под ключицей. Парнишка, чуть старше Трорвля, отчаянно закричал. Задергался, выпустил свое копье и схватился за древко Трорвлиного. А Трорвль стоял, оцепенев, глядя, как дергается пронзенный его оружием противник. Его внезапно накрыло понимание ужаса происходящего. Того, что этот парень, такой же как он, может быть из соседнего племени. И вот теперь умирает от его руки.
Трорвль потянул копье на себя. Но его руки как-то разом ослабли, а парнишка отчаянно хватался за мокрое от крови древко, с болью и как-то умоляюще жалобно смотря в лицо Трорвлю.
Звуки боя как будто отступили назад, слились в неясный шум. Юноша не знал, сколько времени он так простоял, глядя на то, как медленно умирает незнакомый паренек.
Неожиданный сильный удар по плечу вернул его к реальности. Рядом с Трорвлем стоял высокий крепкий парень. Он был сезона на три старше, огрубевшее лицо окантовывала еще не густая темно-рыжая борода.
- Что застыл? Двигаем!
- Копье, - как-то нерешительно и жалобно произнес Трорвль.
- Что? Это?
Парень ухватился за древко, наступил на грудь все еще коротко со всхлипами дышащего юноши и выдернул из него наконечник. Из черного ромба раны сразу же сильно хлынула кровь. По парнишке прошла долгая судорога, и он замер бессмысленно глядя остановившимися глазами на Трорвля.
- На, держи! – копье легло в руки Трорвля. – Побежали врагов добивать!
И, не оборачиваясь, устремился туда, где продолжал кипеть бой.
Трорвль последний раз взглянул на убитого им паренька и, пошатываясь, пошел следом.
Отупляющая тьма засасывала его душу, превращая все окружающее в совершенно не важное бессмысленное действо. Трорвль плохо запомнил то, что происходило в следующие полчаса его жизни. Он куда-то бежал, с кем-то дрался, падал, сбиваемый с ног, поднимался и вновь бежал, дрался. Он вроде бы больше никого не убил, хотя несколько раз его копье прокалывало или рассекало чью-то плоть, раня противников. Сам он удивительным образом уцелел. Только несколько ушибов и пара царапин.
Людей вокруг него становилось все меньше. Один за другим юноши падали на землю, пропитывая ее своей кровью. Бились в предсмертных судорогах или мгновенно умирали, как будто засыпая. Их отряд все сильнее теснили. Врагов становилось больше, чем соратников.
«Похоже, мы проиграли» - безразлично подумалось Трорвлю.
Перед ним вырос здоровенный парень с ног до головы забрызганный кровью, с тяжелым топором на длинном древке.
Коротко размахнувшись, он резко и мощно ударил, целясь в грудь Трорвлю. Юноше чудом удалось отпрянуть, приостановив удар своим копьем. Но крепкое старое древко не выдержало, треснуло и разлетелось у него в руках на две половинки. Удар был таким сильным, что Трорвля отбросило на шаг, он едва удержался на ногах слегка присев. Лезвие топора с громким свистом рассекло воздух на расстоянии ладони от его груди и живота. Врезалось в землю. Противник зарычал, выдернул топор из грунта, откинулся назад, занося оружие для нового сокрушительного удара.
Внезапно сбоку на здоровяка наскочил кто-то с неизвестными Трорвлю знаками. Ткнул копьем в бок. Тот попытался извернуться, но наконечник засел между ребер. Страшно взревев, гигант обрушил на своего противника удар топора, который предназначался Трорвлю. Лезвие раскроило череп, развалив голову противника, превращая ее во что-то жуткое. Юноша, с незнакомым знаком на залитой хлынувшей волной кровью груди, как подкошенный упал на землю, а здоровяк, продолжая утробно реветь и схватившись левой рукой за торчащее из бока копье, правой с зажатым в ней топором махнул в сторону Трорвля. Видимо, силы уже оставляли тяжело раненного парня, поэтому удар не получился. Трорвль увидел, как к его голове плашмя приближается темное бронзовое лезвие. Сокрушительный удар в лоб, взрыв темноты, и Мир исчез.
Трорвль лежал без сознания, когда один за другим погибли все воины его отряда. Лежал без сознания, когда победившие, пошатываясь и поддерживая своих раненых товарищей, ушли с ристалища.
Лежал без сознания, когда на поле брани вошли воины Божественной стражи. Они не принадлежали ни одному племени и подчинялись только Верховному Говорящему за Богов. Во время битвы они патрулировали периметр ристалища, восседая на быстрых и грозных боевых конях. И длинными пиками пришпиливали тех немногих, кто пытался сбежать. А теперь их задача была пройти по полю, собрать оружие, отнести его на поджидающие в сторонке телеги. И добить тех, кто еще был жив. После Побоища все, кроме победителей, должны быть отправлены «на север».
Трорвль лежал без сознания, когда седоватый воин коротким ударом копья оборвал жизнь раненому парню, все еще сжимавшему в правой руке боевой топор с обагренным кровью обухом. Тот же седой воин несильно пнул Трорвля, поворачивая его голову с залитым уже запекшейся кровью лицом. Помедлил, отведя копье, но наносить контрольный удар не стал. Зачем, когда и так видно, что парнишка мертв.
Очнулся Трорвль поздним вечером. Ужасно болела и кружилась голова. Нестерпимо хотелось пить. Он с трудом сел, попытался раскрыть глаза и не смог. Застывшая кровь склеила веки. Помогая пальцами, вырывая ресницы, он кое-как сумел приоткрыть глаза и оглядеться. Было темно, остатки заката догорали на западе. Правда Синь этой ночью была почти полной и заливала окружающее эфемерным голубоватым светом, который превращал жуткую картину поля мертвецов во что-то нереальное.
Трорвль пошарил руками и наткнулся на обломок древка своего копья. Наконечника видно не было, наверное, его забрали воины Божественной стражи.
Мысль о них заставила Трорвля сжаться и с опаской осмотреться по сторонам. Ни единого движения, ни одного силуэта. Они уже ушли. Только вдалеке, на окраине ристалища, виднелись редкие медленно движущиеся огоньки. Юноша знал, что часть Божественной стражи остается и всю ночь патрулирует границы ристалища. Чтобы добить таких как он.
Трорвль подтянул колени и, обняв их, сжался в комок.
«Может быть, выйти к ним? Пусть убьют», - подумал он и тут же отбросил эту мысль, поняв, как отчаянно он все еще хочет жить. Жить, вернуться в племя, опять увидеть Аррисю.
Только как? Попробовать прорваться через кольцо патрульных? Или остаться здесь до следующей ночи? Об этом даже подумать страшно. Провести целый день среди мертвецов, притворяясь одним из них, страдая от голода и жажды…
Но Трорвль понял, что ему придется поступить именно так. Сейчас у него не хватит сил, чтобы незаметно прокрасться между разъездами.
Юноша улегся на землю, продолжая сжиматься в комок и вздрагивая то ли от ночного холода, то ли от страха. Его ждали самые жуткие и тяжелые сутки в его жизни.
21.01.В.995
Весенняя стоянка племени Полета Стрекозы
Зимнее становище племени Полета Стрекозы было в трехстах лигах к северо-востоку от ристалища. Но Трорвль отправился на юго-восток. Туда, куда должно было в самое ближайшее время откочевать его племя - на место весенней стоянки. Море уже наступало на степь. Вернее, оно начало отвоевывать первые метры территории еще месяц назад, задолго до Побоища. На этот возмутительный факт старательно не обращали внимание. Ведь воины еще не «отправились на север», а, значит, разлив не имел права начаться. Это еще сильнее подточило веру юноши в предания и традиции. Когда-то в детстве он свято верил во все это, и даже мечтал оказаться в Божественном воинстве, сразиться с Богами зимы и холода. Но теперь он отчетливо понимал, что разлив моря – следствие таянья снегов.
Напрасно думать, что народ Каганата совсем уж дикий и необразованный. Те, кто хотел, могли многое узнать у старых учителей. Другое дело, что мальчики не особенно утруждали себя этим занятием. Зачем, когда большая их часть не доживет до пятого периода своей жизни. Но Трорвлью было интересно. Тем более что у него было очень мало друзей и в игры его брали с неохотой. Зимнерожденные большая редкость и сверстников у Трорвля почти не было, старшие ребята его не привечали, а играть с младшими было неинтересно. Поэтому он ходил к старому Грундру вместе с девчонками и немногими такими же, как он любопытными мальчишками. Грюндр в свое время долго жил в Центре Мира, и был из тех редких кочевников, которые вернулись в родное становище, когда слишком постарели, чтобы исполнять службу охранников. Он много интересного рассказывал детворе, учил их считать, читать степные руны, и даже порывался научить центромирскому языку. Впрочем, никому это было не интересно, и он бросил эту затею. Зато он много рассказывал о чужих странах, их удивительных обычаях, и о том, как устроен Мир. Так он рассказал небольшому кружку слушателей, тайну, которую узнал от торговцев. Рассказал лишь немногим самым преданным ученикам то, что было на грани с крамолой. О том, как на самом деле проходит Великий Круг.
По его словам, Дышащее море весной разливалось не из-за Божественной битвы, а просто потому, что таял многометровый слой снега, покрывавший из-за влажных зимних ветров, не только степь, но и гигантскую страну за морем – Святую Белую Империю. А летом начинала таять и далекая полярная шапка. Вся эта вода заливала степь, и держалась все лето и начало осени, потому, что в низовьях Великая река протекает между двух горных хребтов в узком и глубоком каньоне, который как узенькое бутылочное горлышко, не дает разлившейся воде уйти вниз к Дельте и Океану. А Побоище – лишь жестокий дикий обычай.
Трорвля это надолго выбило из колеи. Он не мог понять, кто прав: старый Грюндр, или Говорящий за Богов? Юноша до последних пор так и не решил для себя этот вопрос. Но теперь… Теперь он был уже почти уверен в словах учителя.
Кстати сказать, таянье снегов в степи уже стало заметным. Ручейки, стекающие к морю, на глазах превращались в речушки, а вскорости и в реки. Мелкие и неимоверно холодные. В одной из них он на вторую ночь после побоища отмывался от крови и грязи. И пил, пил, пил.
Но мелкие речушки, стекающие по степи - это ерунда, по сравнению с Северной. Главная степная река, текущая с запада на восток в пятистах лигах к северу от ристалищ, являлась границей между этой самой степью и бесконечными болотами, переходящими в приполярную тундру. Севернее нее народ Зеленого Каганата не селился даже зимой, не смотря на бескрайние луга, и все еще теплый климат. В степи не из чего было сделать лодки, чтобы пересечь ее даже зимой, пока она узкая. А сейчас она, питаясь тающими снегами, разлилась на многие десятки лиг, заставляя племена, зимовавшие на ее берегах, первыми сниматься со своих мест и откочевывать к югу. Ну а вслед за ними начал переход на временные стоянки и остальной степной народ.
Правда, стронулись с зимовий не все. Те, что были невдалеке от ристалищ, передвигаться не торопились. Разлив Дышащего моря до них дойдет не раньше чем через месяц, так что можно продолжать выпасать стада. И ускоренно их забивать, чтоб успеть заготовить мясо для долгого, длинной в тысячи лиг, перехода в летние степи.
Этим вялящимся мясом Трорвль и разжился на третью ночь после боя. Было очень страшно подкрадываться к чужому стойбищу. Так страшно, что он забыл об угрызениях совести. Воровство у кочевников было редким и презираемым грехом. Но голод есть голод. За тучные зимние месяцы Трорвль успел забыть, что это такое – постоянно хотеть есть. Жара и голод были его главными воспоминаниями о летних степях. И тогда за украденный кусок пованивающего и каменно твердого вяленого мяса вполне могли убить или хуже того - выгнать из племени. А сейчас это самое мясо вялилось безо всякой охраны подвешенное на веревках, длинными рядами растянутых на окраине становища.
Трорвль срезал себе целую охапку пластов уже неплохо просушенного мяса. Чтобы как можно дольше продержаться на нем, перед следующим воровством.
Срезал мясо он острым краем обломанного наконечника копья. Трорвль нашел его на поле ристалища. Дружинники Божественной стражи не стали его подбирать, а может, просто не заметили. Юноша понимал, что если бы он поискал получше, то наверняка нашел бы нормальное оружие. Но ковыряться в море трупов было свыше его сил. Он, наоборот, постарался как можно быстрее покинуть место смерти пятидесяти тысяч молодых воинов. С тех пор он таился днем в высокой траве, а ночью шел, ориентируясь по звездам на юго-восток. Он помнил, что его племя устраивает весеннюю стоянку на северном берегу третьей отсюда речушки лигах в пятидесяти от берега моря. Места стоянок были давным-давно определены и размечены столбами с нанесенными на них знаками племен. Круг за кругом, период за периодом племена останавливались в одних и тех же местах, на одно и то же время.
Круги жизни. Из которых Трорвль выпал.
Труднее всего было найти нужный ему род. К становищу племени он вышел достаточно легко. Все кочевники великолепно умеют ориентироваться по Солу, звездам, лунам. Это и понятно, выпасая стада, они иногда очень далеко отходят от родного становища, а найти путь назад в бескрайней и совершенно однородной степи не умея ориентироваться и не держа постоянно в голове направление - почти невозможно. Так что Трорвль чувствовал, где и на каком расстоянии от него находятся нужные ему места. Такие, как стоянка его племени.
Трорвль вышел почти точно к излучине реки. Вот только кругом плотно разместились десятки и сотни племен, уже откочевавших с севера, так же как племя Полета Стрекозы. Пробираться между ними было неимоверно трудно. Он несколько раз попадался на глаза, к счастью без особых последствий. Юноша был такого возраста, что вполне мог быть принят за рожденного весной, или даже летом. Боевые метки на спине, груди и лбу он давно уже оттер, и даже красные пятна стесанной кожи на их местах уже зажили и не выделялись на загоревшем теле. Но все равно ходить вот так между чужими племенами было очень рискованно. Люди могли задастся вопросом: «а что тут делает незнакомый молодой парень?»
Но гораздо опаснее стало пробираться между становищами его родного племени. Племя Полета Стрекозы было небольшим – тысяч пять или шесть степняков. Не то, чтобы все друг друга знали, но знакомых было слишком много. Поэтому Трорвль действовал очень осторожно, двигаясь только по ночам, днем отходя в степь и там затаиваясь.
Из-за этого его не покидал страх. Он поселился в нем, крепко и надолго. Вот только страх был не таким как раньше. В тот жуткий день, который он провел на поле ристалища среди десятков тысяч мертвецов, ужас поднялся до такого запредельного уровня, что как бы отделился от его души. Он превратился во что-то живое и самостоятельное. А ночью, когда надо было уходить, Трорвль понял, что, не совладав с ним, не сделает и шага. И он скрутил ужас, загнал его в стеклянную клетку. С тех пор страх живет в ней, обдавая холодом душу, подсказывая, когда стоит затаиться или бежать, но, не мешая действовать.
Трорвль отшатнулся назад, разрывая дистанцию и замахиваясь для колющего удара. Но, на его противника налетел другой юноша, с рассеченной от плеча до подмышки грудью, сшиб врага на землю. Трорвль на секунду замер, высоко замахнувшись, и, хакнув, ударил сверху вниз, в копошащегося под мертвым телом вражеского юношу. Наконечник пригвоздил того к земле, пробив грудь под ключицей. Парнишка, чуть старше Трорвля, отчаянно закричал. Задергался, выпустил свое копье и схватился за древко Трорвлиного. А Трорвль стоял, оцепенев, глядя, как дергается пронзенный его оружием противник. Его внезапно накрыло понимание ужаса происходящего. Того, что этот парень, такой же как он, может быть из соседнего племени. И вот теперь умирает от его руки.
Трорвль потянул копье на себя. Но его руки как-то разом ослабли, а парнишка отчаянно хватался за мокрое от крови древко, с болью и как-то умоляюще жалобно смотря в лицо Трорвлю.
Звуки боя как будто отступили назад, слились в неясный шум. Юноша не знал, сколько времени он так простоял, глядя на то, как медленно умирает незнакомый паренек.
Неожиданный сильный удар по плечу вернул его к реальности. Рядом с Трорвлем стоял высокий крепкий парень. Он был сезона на три старше, огрубевшее лицо окантовывала еще не густая темно-рыжая борода.
- Что застыл? Двигаем!
- Копье, - как-то нерешительно и жалобно произнес Трорвль.
- Что? Это?
Парень ухватился за древко, наступил на грудь все еще коротко со всхлипами дышащего юноши и выдернул из него наконечник. Из черного ромба раны сразу же сильно хлынула кровь. По парнишке прошла долгая судорога, и он замер бессмысленно глядя остановившимися глазами на Трорвля.
- На, держи! – копье легло в руки Трорвля. – Побежали врагов добивать!
И, не оборачиваясь, устремился туда, где продолжал кипеть бой.
Трорвль последний раз взглянул на убитого им паренька и, пошатываясь, пошел следом.
Отупляющая тьма засасывала его душу, превращая все окружающее в совершенно не важное бессмысленное действо. Трорвль плохо запомнил то, что происходило в следующие полчаса его жизни. Он куда-то бежал, с кем-то дрался, падал, сбиваемый с ног, поднимался и вновь бежал, дрался. Он вроде бы больше никого не убил, хотя несколько раз его копье прокалывало или рассекало чью-то плоть, раня противников. Сам он удивительным образом уцелел. Только несколько ушибов и пара царапин.
Людей вокруг него становилось все меньше. Один за другим юноши падали на землю, пропитывая ее своей кровью. Бились в предсмертных судорогах или мгновенно умирали, как будто засыпая. Их отряд все сильнее теснили. Врагов становилось больше, чем соратников.
«Похоже, мы проиграли» - безразлично подумалось Трорвлю.
Перед ним вырос здоровенный парень с ног до головы забрызганный кровью, с тяжелым топором на длинном древке.
Коротко размахнувшись, он резко и мощно ударил, целясь в грудь Трорвлю. Юноше чудом удалось отпрянуть, приостановив удар своим копьем. Но крепкое старое древко не выдержало, треснуло и разлетелось у него в руках на две половинки. Удар был таким сильным, что Трорвля отбросило на шаг, он едва удержался на ногах слегка присев. Лезвие топора с громким свистом рассекло воздух на расстоянии ладони от его груди и живота. Врезалось в землю. Противник зарычал, выдернул топор из грунта, откинулся назад, занося оружие для нового сокрушительного удара.
Внезапно сбоку на здоровяка наскочил кто-то с неизвестными Трорвлю знаками. Ткнул копьем в бок. Тот попытался извернуться, но наконечник засел между ребер. Страшно взревев, гигант обрушил на своего противника удар топора, который предназначался Трорвлю. Лезвие раскроило череп, развалив голову противника, превращая ее во что-то жуткое. Юноша, с незнакомым знаком на залитой хлынувшей волной кровью груди, как подкошенный упал на землю, а здоровяк, продолжая утробно реветь и схватившись левой рукой за торчащее из бока копье, правой с зажатым в ней топором махнул в сторону Трорвля. Видимо, силы уже оставляли тяжело раненного парня, поэтому удар не получился. Трорвль увидел, как к его голове плашмя приближается темное бронзовое лезвие. Сокрушительный удар в лоб, взрыв темноты, и Мир исчез.
Трорвль лежал без сознания, когда один за другим погибли все воины его отряда. Лежал без сознания, когда победившие, пошатываясь и поддерживая своих раненых товарищей, ушли с ристалища.
Лежал без сознания, когда на поле брани вошли воины Божественной стражи. Они не принадлежали ни одному племени и подчинялись только Верховному Говорящему за Богов. Во время битвы они патрулировали периметр ристалища, восседая на быстрых и грозных боевых конях. И длинными пиками пришпиливали тех немногих, кто пытался сбежать. А теперь их задача была пройти по полю, собрать оружие, отнести его на поджидающие в сторонке телеги. И добить тех, кто еще был жив. После Побоища все, кроме победителей, должны быть отправлены «на север».
Трорвль лежал без сознания, когда седоватый воин коротким ударом копья оборвал жизнь раненому парню, все еще сжимавшему в правой руке боевой топор с обагренным кровью обухом. Тот же седой воин несильно пнул Трорвля, поворачивая его голову с залитым уже запекшейся кровью лицом. Помедлил, отведя копье, но наносить контрольный удар не стал. Зачем, когда и так видно, что парнишка мертв.
Очнулся Трорвль поздним вечером. Ужасно болела и кружилась голова. Нестерпимо хотелось пить. Он с трудом сел, попытался раскрыть глаза и не смог. Застывшая кровь склеила веки. Помогая пальцами, вырывая ресницы, он кое-как сумел приоткрыть глаза и оглядеться. Было темно, остатки заката догорали на западе. Правда Синь этой ночью была почти полной и заливала окружающее эфемерным голубоватым светом, который превращал жуткую картину поля мертвецов во что-то нереальное.
Трорвль пошарил руками и наткнулся на обломок древка своего копья. Наконечника видно не было, наверное, его забрали воины Божественной стражи.
Мысль о них заставила Трорвля сжаться и с опаской осмотреться по сторонам. Ни единого движения, ни одного силуэта. Они уже ушли. Только вдалеке, на окраине ристалища, виднелись редкие медленно движущиеся огоньки. Юноша знал, что часть Божественной стражи остается и всю ночь патрулирует границы ристалища. Чтобы добить таких как он.
Трорвль подтянул колени и, обняв их, сжался в комок.
«Может быть, выйти к ним? Пусть убьют», - подумал он и тут же отбросил эту мысль, поняв, как отчаянно он все еще хочет жить. Жить, вернуться в племя, опять увидеть Аррисю.
Только как? Попробовать прорваться через кольцо патрульных? Или остаться здесь до следующей ночи? Об этом даже подумать страшно. Провести целый день среди мертвецов, притворяясь одним из них, страдая от голода и жажды…
Но Трорвль понял, что ему придется поступить именно так. Сейчас у него не хватит сил, чтобы незаметно прокрасться между разъездами.
Юноша улегся на землю, продолжая сжиматься в комок и вздрагивая то ли от ночного холода, то ли от страха. Его ждали самые жуткие и тяжелые сутки в его жизни.
Глава 6. Прощай.
21.01.В.995
Весенняя стоянка племени Полета Стрекозы
Зимнее становище племени Полета Стрекозы было в трехстах лигах к северо-востоку от ристалища. Но Трорвль отправился на юго-восток. Туда, куда должно было в самое ближайшее время откочевать его племя - на место весенней стоянки. Море уже наступало на степь. Вернее, оно начало отвоевывать первые метры территории еще месяц назад, задолго до Побоища. На этот возмутительный факт старательно не обращали внимание. Ведь воины еще не «отправились на север», а, значит, разлив не имел права начаться. Это еще сильнее подточило веру юноши в предания и традиции. Когда-то в детстве он свято верил во все это, и даже мечтал оказаться в Божественном воинстве, сразиться с Богами зимы и холода. Но теперь он отчетливо понимал, что разлив моря – следствие таянья снегов.
Напрасно думать, что народ Каганата совсем уж дикий и необразованный. Те, кто хотел, могли многое узнать у старых учителей. Другое дело, что мальчики не особенно утруждали себя этим занятием. Зачем, когда большая их часть не доживет до пятого периода своей жизни. Но Трорвлью было интересно. Тем более что у него было очень мало друзей и в игры его брали с неохотой. Зимнерожденные большая редкость и сверстников у Трорвля почти не было, старшие ребята его не привечали, а играть с младшими было неинтересно. Поэтому он ходил к старому Грундру вместе с девчонками и немногими такими же, как он любопытными мальчишками. Грюндр в свое время долго жил в Центре Мира, и был из тех редких кочевников, которые вернулись в родное становище, когда слишком постарели, чтобы исполнять службу охранников. Он много интересного рассказывал детворе, учил их считать, читать степные руны, и даже порывался научить центромирскому языку. Впрочем, никому это было не интересно, и он бросил эту затею. Зато он много рассказывал о чужих странах, их удивительных обычаях, и о том, как устроен Мир. Так он рассказал небольшому кружку слушателей, тайну, которую узнал от торговцев. Рассказал лишь немногим самым преданным ученикам то, что было на грани с крамолой. О том, как на самом деле проходит Великий Круг.
По его словам, Дышащее море весной разливалось не из-за Божественной битвы, а просто потому, что таял многометровый слой снега, покрывавший из-за влажных зимних ветров, не только степь, но и гигантскую страну за морем – Святую Белую Империю. А летом начинала таять и далекая полярная шапка. Вся эта вода заливала степь, и держалась все лето и начало осени, потому, что в низовьях Великая река протекает между двух горных хребтов в узком и глубоком каньоне, который как узенькое бутылочное горлышко, не дает разлившейся воде уйти вниз к Дельте и Океану. А Побоище – лишь жестокий дикий обычай.
Трорвля это надолго выбило из колеи. Он не мог понять, кто прав: старый Грюндр, или Говорящий за Богов? Юноша до последних пор так и не решил для себя этот вопрос. Но теперь… Теперь он был уже почти уверен в словах учителя.
Кстати сказать, таянье снегов в степи уже стало заметным. Ручейки, стекающие к морю, на глазах превращались в речушки, а вскорости и в реки. Мелкие и неимоверно холодные. В одной из них он на вторую ночь после побоища отмывался от крови и грязи. И пил, пил, пил.
Но мелкие речушки, стекающие по степи - это ерунда, по сравнению с Северной. Главная степная река, текущая с запада на восток в пятистах лигах к северу от ристалищ, являлась границей между этой самой степью и бесконечными болотами, переходящими в приполярную тундру. Севернее нее народ Зеленого Каганата не селился даже зимой, не смотря на бескрайние луга, и все еще теплый климат. В степи не из чего было сделать лодки, чтобы пересечь ее даже зимой, пока она узкая. А сейчас она, питаясь тающими снегами, разлилась на многие десятки лиг, заставляя племена, зимовавшие на ее берегах, первыми сниматься со своих мест и откочевывать к югу. Ну а вслед за ними начал переход на временные стоянки и остальной степной народ.
Правда, стронулись с зимовий не все. Те, что были невдалеке от ристалищ, передвигаться не торопились. Разлив Дышащего моря до них дойдет не раньше чем через месяц, так что можно продолжать выпасать стада. И ускоренно их забивать, чтоб успеть заготовить мясо для долгого, длинной в тысячи лиг, перехода в летние степи.
Этим вялящимся мясом Трорвль и разжился на третью ночь после боя. Было очень страшно подкрадываться к чужому стойбищу. Так страшно, что он забыл об угрызениях совести. Воровство у кочевников было редким и презираемым грехом. Но голод есть голод. За тучные зимние месяцы Трорвль успел забыть, что это такое – постоянно хотеть есть. Жара и голод были его главными воспоминаниями о летних степях. И тогда за украденный кусок пованивающего и каменно твердого вяленого мяса вполне могли убить или хуже того - выгнать из племени. А сейчас это самое мясо вялилось безо всякой охраны подвешенное на веревках, длинными рядами растянутых на окраине становища.
Трорвль срезал себе целую охапку пластов уже неплохо просушенного мяса. Чтобы как можно дольше продержаться на нем, перед следующим воровством.
Срезал мясо он острым краем обломанного наконечника копья. Трорвль нашел его на поле ристалища. Дружинники Божественной стражи не стали его подбирать, а может, просто не заметили. Юноша понимал, что если бы он поискал получше, то наверняка нашел бы нормальное оружие. Но ковыряться в море трупов было свыше его сил. Он, наоборот, постарался как можно быстрее покинуть место смерти пятидесяти тысяч молодых воинов. С тех пор он таился днем в высокой траве, а ночью шел, ориентируясь по звездам на юго-восток. Он помнил, что его племя устраивает весеннюю стоянку на северном берегу третьей отсюда речушки лигах в пятидесяти от берега моря. Места стоянок были давным-давно определены и размечены столбами с нанесенными на них знаками племен. Круг за кругом, период за периодом племена останавливались в одних и тех же местах, на одно и то же время.
Круги жизни. Из которых Трорвль выпал.
Труднее всего было найти нужный ему род. К становищу племени он вышел достаточно легко. Все кочевники великолепно умеют ориентироваться по Солу, звездам, лунам. Это и понятно, выпасая стада, они иногда очень далеко отходят от родного становища, а найти путь назад в бескрайней и совершенно однородной степи не умея ориентироваться и не держа постоянно в голове направление - почти невозможно. Так что Трорвль чувствовал, где и на каком расстоянии от него находятся нужные ему места. Такие, как стоянка его племени.
Трорвль вышел почти точно к излучине реки. Вот только кругом плотно разместились десятки и сотни племен, уже откочевавших с севера, так же как племя Полета Стрекозы. Пробираться между ними было неимоверно трудно. Он несколько раз попадался на глаза, к счастью без особых последствий. Юноша был такого возраста, что вполне мог быть принят за рожденного весной, или даже летом. Боевые метки на спине, груди и лбу он давно уже оттер, и даже красные пятна стесанной кожи на их местах уже зажили и не выделялись на загоревшем теле. Но все равно ходить вот так между чужими племенами было очень рискованно. Люди могли задастся вопросом: «а что тут делает незнакомый молодой парень?»
Но гораздо опаснее стало пробираться между становищами его родного племени. Племя Полета Стрекозы было небольшим – тысяч пять или шесть степняков. Не то, чтобы все друг друга знали, но знакомых было слишком много. Поэтому Трорвль действовал очень осторожно, двигаясь только по ночам, днем отходя в степь и там затаиваясь.
Из-за этого его не покидал страх. Он поселился в нем, крепко и надолго. Вот только страх был не таким как раньше. В тот жуткий день, который он провел на поле ристалища среди десятков тысяч мертвецов, ужас поднялся до такого запредельного уровня, что как бы отделился от его души. Он превратился во что-то живое и самостоятельное. А ночью, когда надо было уходить, Трорвль понял, что, не совладав с ним, не сделает и шага. И он скрутил ужас, загнал его в стеклянную клетку. С тех пор страх живет в ней, обдавая холодом душу, подсказывая, когда стоит затаиться или бежать, но, не мешая действовать.
