Он махнул клеймором по кастадийцу, и, пока тот отражал этот удар своим клинком, тут же подсек противника сильным ударом ногой.
Оказавшись на земле, Кассий начал перекатываться, спасаясь от яростных ударов Дегала. На очередном замахе Дегал поразил правую ногу кастадийцу: клеймор не попал в кость, но задел мышцу бедра. Не понятно, этот ли удар спровоцировал бешенство, либо же накопившая усталость вместе с болью от поражения и ожиданием смерти – кастадиец взревел, собрал последние силы в охапку и наотмашь нанес удар по и без того обезображенному лицу Дегала, пока клеймор еще вытаскивался из его плоти. Тот, защитив лицо левой рукой в латной перчатке, все же получил настолько мощный удар, что его отбросило на несколько шагов, запястье сломалось, а фаланги пальцев болезненно захрустели. Меч Кассия не выдержал такой нагрузки и скоропостижно разломался на части, оставив своему владельцу лишь обрубок.
Кассий приподнялся, бешено озираясь своим мутным взглядом. Голова кружилась; ребра болели и жгли его изнутри; нога кровоточила и собиралась подкоситься при первом удобном случае; рукоять уже бывшего меча печально застыла в грязной руке. Кастадиец чувствовал, что он на пределе, и уйти достойно, закончив с противником, в таком состоянии не сможет.
Лицо Дегала пылало болезненно красным цветом: рубцовый шрам теперь отчетливо выделялся, и его уродливость лезла наружу, бросалась в глаза. Казалось, если плато окутает полнейшая тьма, этот шрам будет и дальше гореть кровавым цветом. Карие глаза реморийца смотрели с ненавистью – его ослабленная раненая рука покоилась сбоку, беспомощно обвиснув и причиняя своему владельцу тупую боль. Капли крови еще падали из-под плеча, однако это была не самая большая проблема для Дегала. Он больше не жаждал развлечения и почета – он хотел уничтожить кастадийца и закончить бой. Не смотря на свои ранения, он был в более выигрышной позиции.
«Думай, думай... – озирался Кассий. – У этого ублюдка преимущество. Где еще достать оружие?» Однако, будто догадавшись о его мыслях, окружающие солдаты, как назло, убрали клинки и выставили длинные копья, сомкнув вокруг противников некоторое подобие небольшого полукруга.
«Попробовать взять его на таран?..» - едва лишь сдвинувшись на несколько дюймов, Кассий тут же почувствовал опасную неустойчивость и резкую боль из кровоточащей ноги.
«Это конец?..»
Было тихо. Птицы больше не пролетали над людьми. Вдалеке, у горизонта покачивались кроны зеленых деревьев. Снизу, рядом с плато не спеша текла по своим делам местная река. Кассий не знал ее названия. Он не знал и этого места. И другие ближайшие окрестности. Он знал лишь, что на севере есть Великое море, за которым находится его родная Кастадия, куда он не вернется. Он стоял на краю плато, а за его спиной уже заходило солнце, и лишь тусклая полоска света еще едва мерцала до полного прихода ночи.
- Ну что, наигрался?!?! – крикнул Кассий Дегалу. – Повеселился вдоволь!?!? Смотрю, твой шрам так и сияет от наслаждения! Может, повторим?!?! У меня еще много сил, а ты, я вижу, уже устал. Впрочем, не удивительно. Чего еще ожидать от трусов Ремори, которые умеют нападать только исподтишка, словно шакалье!
Глаза Дегала налились кровью, и, не взирая на бесполезную руку, сжав в другой свой отяжелевший клеймор, он с бешенством ринулся к Кассию. Тот сделал глубокий вдох: нужно было сосредоточиться и откинуть все захлестнувшие его эмоции, чтобы перед смертью уйти достойно. Так делают все доблестные кастадийцы.
Дегал налетел, как дикий хищник, который стремится разорвать беспомощную добычу. Он заносил свой клинок для последнего удара, и Кассий, собрав все оставшиеся силы в свое жалкое подобие меча, чуть пригнулся, сумев увернуться от удара клеймора, и резко вонзил острый обломок в шею реморийцу. Тот успел зацепить кастадийца своим могучим телом, и они вместе сорвались с высокого обрыва плато.
Повисла мертвая тишина. Битва была окончена. Тоненькая полоска солнца исчезла, и на плато опустилась тьма. А вместе с тьмой наступил и долгожданный покой.
I
Каталина и Эйра шли за отцом. Он вел их к опушке рыжеватого леса, чтобы наказать за очередную провинность. В последнее время это случалось довольно часто, и девочки слегка дрожали. Светловолосая и младшая Каталина взяла за руку хмурую Эйру и одобрительно ей улыбнулась. Темненькая и невзрачная Эйра не видела повода для оптимизма, но ей все равно нравилась улыбка сестры.
Повода для оптимизма действительно не наблюдалось: отец был вне себя от ярости, повторял одними лишь губами ругательства и уверенно шел вперед, держа в руках причину своего гнева.
Часом ранее девочки нашли в отцовском, запустелом амбаре за рядом пшеничных мешков старый тисовый лук с несколькими стрелами, у которых давно были затуплены наконечники, и ржавчина уже практически полностью покрыла железо. Сестры выбежали на залитый солнцем дворик и начали играть. Каталине было девять, а ее старшей сестре – одиннадцать. Эйра на правах старшинства тут же забрала лук себе, уступив стрелы.
Эйре сразу понравился этот лук: он был достаточно длинный, почти с ее рост; шелковая, блестящая на солнце тетива все еще тянулась и сохраняла дереву упругость; рукоять была обмотана темной, гладкой кожей, и девочке нравилось держать оружие, представлять себя храброй воительницей или искусной охотницей. На тисовых плечах лука мелким, убористым почерком были нанесены не известные сестрам символы. Возможно, этот лук использовали далекие южные народы за Меридалином – девочки только предполагали, с интересом разглядывая иероглифы и фантазируя.
Оперения найденных стрел имели необычный темно-синий цвет, который каким-то непостижимым образом приковывал к себе внимание, и Каталина постоянно на них засматривалась, держа аккуратно своими тонкими пальцами древко то одной, то другой стрелы. Она использовала стрелы не по назначению – размахивала ими словно мечом или кинжалом, изображая из себя храброго воина, нападая на Эйру, которая, в свою очередь, целилась в нее из красивого бурого лука и попадала невидимыми, но точными выстрелами.
Вскоре, им захотелось большего: Эйра просила у Каталины стрелы, а Каталина в свою очередь – лук.
- Давай по очереди. Сначала я возьму у тебя стрелу, чтобы прицелиться, а потом ты уже сможешь побегать с луком, – пообещала Эйра сестре.
- Только без обмана! – с серьезным взглядом сказала Каталина.
Получив заветную стрелу, Эйра затрепетала: все ее внутреннее существо наполнила необъяснимая радость. Пальцы, сжимающие древко, потеплели, и спокойствие от них передалось всему телу, заполняя каждую клетку. Эйра на миг почувствовала себя самым счастливым человеком во всей Магтере. Острое желание опробовать лук тут же посетило ее, и девушка начала беспорядочно озираться в поисках подходящей цели. Эйре казалось, не сделай она выстрел, весь мир перед ней тут же рухнет, и все то тепло, которое посетило ее, уйдет навсегда, оставив только холод и тоску.
- Делаю выстрел и отдаю! – крикнула Эйра сестре, быстро озирая двор.
Во дворе царил беспорядок: отец давно здесь не убирался. Как и дома, заставляя сестер убираться самим. На старой, серой телеге лежали несколько мешков, все еще не убранные в амбар. Около деревянного, местами кривого, местами покосившегося забора валялись в разных местах по две-три штуки небольших, но толстых бревен. В середине запущенного зеленого квадрата двора, где девочки больше всего любили играть, стояла, сгорбившись, старая яблоня – несколько яблок от беспокойного ветра попадали на землю, где они и остались лежать никому не нужные. Недалеко от одинокого колодца чуть поодаль амбара лежали несколько ведер: сестры к вечеру должны были набрать оттуда воды.
Эйра не знала, как стрелять из лука. Несколько раз она видела проходивших мимо их дома реморийских солдат, у которых на спинах висели колчаны стрел, и в руках они держали оружие, но отец быстро их прогонял, не успевали те хоть на несколько метров приблизиться к их владениям. Лук был неудобен для Эйры. Она не знала, как его брать, и как посадить стрелу. Тем не менее, острое желание выстрелить все не отпускало, и инстинктивно Эйра взялась неожиданно для себя уверенно левой рукой за обмотанную ручку, а правой начала легонько, хоть и не ловко натягивать тетиву, где уже пристроилась старая, никому не нужная стрела.
Эйра решила прицелиться в один из мешков на телеге: все равно отец еще долго не поедет в город за продовольствием. Каталина молча отошла в сторону, с придыханием наблюдая за прицеливающейся сестрой. Эйра отступила на несколько шагов от телеги, сделала несколько глубоких вдохов, как будто знала, что так нужно, постаралась как можно точнее прицелиться, придала рукам спокойствие и...
- Что ты, черт тебя дери, делаешь!?!? – закричал отец, выбежав из дому.
Он был в ярости. Брюзжа слюной и проговаривая что-то про себя, отец грубо отобрал у нахмурившейся Эйры лук со стрелой, дал ей затрещину, взял у Каталины оставшиеся стрелы и начал, задыхаясь от гнева, кричать:
- Дура! Кто..?! Кто разрешил..?! Где взяли?!
- В амбаре, – промолвила спокойно, но уже слегка вздрагивая, Каталина.
- Что?! Зачем?! Туда ходили?!?! Вам мало места гулять и играть во дворе?!
- А что такого?! – не сдержалась Эйра. – Мы просто играли. И ты никогда не говорил, что амбар – это запрещенное место.
- Ты видишь это?! – оплевывался отец, показывая на лук. - Это оружие. Не игрушки для девчонок. А ты еще пыталась целиться. Вот, чем ты хочешь заниматься?! Стрелять???
- Что? Нет. – опешила Эйра. – Я просто хотела попробовать, отец. Что в этом такого? Мы же просто играли...
- Молчать! – отец был в исступлении. – Просто играли?!?! Хорошо, хорошо, давайте поиграем...
Это был не первый взрыв гнева у их отца. C тех пор, как мать покинула их, отец часто срывался, ругался, да и вообще, временами вел себя как немного сумасшедший отшельник, который поселился неподалеку от леса и никого к себе не подпускавший. Каким он был до ухода матери, девочки не помнили, да и свою мать они представляли в очень смазанных, тусклых красках.
Сейчас же отец поднял с земли несколько яблок, кинул их Каталине, достал из кармана своих широких шерстяных штанин ключ от дома, запер дверь и повел сестер к опушке. Каталина молча несла яблоки, нежно держа их в руках, будто в эту минуту они были самой важной вещью для нее на свете. Эйра раздражалась все больше и больше: она не понимала своей вины, и вспышки отцовского гнева начинали ее доводить.
Тем временем отец немного успокоился и перестал кричать. Из-под его неупорядоченной темной бороды раздавались гневные бормочущие звуки. На непокрытой лохматой голове уже прорастали седые клоки, и весь вид его выдавал в нем человека усталого, опустившегося, но еще не сломленного, а готового в самый неожиданный момент неприятно удивить. Поверх потасканной серой рубашки висел старый крест, в центре которого едва заметно сиял красный рубин – отец никогда с ним не расставался. Злые зеленые глаза то и дело метались от одной сестры к другой.
Они дошли до опушки, и отец грубо кинул лук со стрелой Эйре, а Каталину повел к ближайшему клену, взяв у нее одно яблоко.
- Хотела пострелять? Я предоставлю тебе такую возможность, – холодным осипшим голосом произнес отец.
Эйра недоумевала. Она растерянно и озадаченно посмотрела сначала на вернувшийся к ней лук, а потом на удаляющегося с Каталиной отца.
- Что?..
И тут она поняла. Отец прислонил Каталину спиной к клену. Затем, убедившись, что она стоит ровно, что-то тихо произнес дочери и положил яблоко на голову Каталины. Холодный пот тут же покрыл все тело Эйры. Казавшийся ей до этого таким теплым и таким желанным лук теперь едва держался в руках: она хотела избавиться от него, выбросить, забыть о своей шалости.
- Ну что, попробуешь выстрелить? – голос отца прозвучал где-то вдалеке, прозвучал железным скрежетом, от которого шли мурашки по коже.
- Мы просто играли, отец... – заумоляла Эйра. Она редко кого-то умоляла о чем-то.
- Так это тоже игра. Просто чуть сложнее. Или ты думаешь, взрослые люди там, за пределами дома будут делать тебе поблажки? Там, за рекой тебя кто-то будет жалеть? Терпеть твои игры?
- Я не...больше этого не повторится...Пожалуйста...
- Сделанное однажды, захочется повторить еще раз, - прохрипел отец. – А затем еще, и еще, и еще…
Эйра посмотрела на Каталину, ничего не понимая, судорожно сжимая в одной руке лук, а в другой – злосчастную стрелу. Сестра выглядела спокойной: казалось, происходящее нисколько ее не касалось, и яблоко было не на ее голове, а оставалось где-то там, у них во дворе, упавшее на зеленую поросшую траву. Каталина смотрела на Эйру своими задумчивыми голубыми глазами, цвет которых достался ей от матери, и едва заметная улыбка пробежала тенью по ее тонким губам.
- Стреляй.
Отец разом прекратил свое болезненное веселье. Его глаза, не мигая, теперь серьезно смотрели на Эйру в ожидании выполнения его указа. Грязная и заросшая борода тяжело поднималась и опускалась. Рука отца, твердая и все еще сильная, крепко придерживала Каталину у кленового дерева, хотя она не проявляла ни капли непокорности, а спокойно стояла в задумчивости.
- Что я такого сделала?!? – слезы обиды и ненависти потекли по бледным щекам Эйры. – Зачем ты мучаешь меня?!?
- Стреляй.
- Я ненавижу тебя!!! – закричала на всю опушку худая темноволосая девочка, сжав до боли в руке лук и стрелу.
- Я знаю, – ответил как ни в чем не бывало отец. Он полностью успокоился, и его взгляд, блуждая, смотрел куда-то сквозь свою дочь, куда-то вперед, вдаль, словно Эйры здесь и не было, и там, за перспективой открывалось новое, более интересное представление.
- Я знаю, – повторил твердо отец. – Но ты должна выстрелить.
Эйра вскинула лук. Дрожащими от гнева и страха руками она схватилась за рукоятку и приложила стрелу к тетиве.
«Я ни разу не стреляла. Чего он от меня добивается?»
Перья стрелы едва заметно встрепенулись от легкого ветра, посетившего опушку. Мимо проскочила маленькая рыжевато-белая белка, с интересом взглянувшая на стоящую с яблоком на голове Каталину. Вдалеке, на другом конце леса еле слышно раздавалась праздничная музыка – в городе Прасилва начинался фестиваль.
Придерживая тремя пальцами стрелу, Эйра стала натягивать тетиву.
«Убью его. Наплевать. Я не хочу больше терпеть эти безумные выходки и приступы сумасшествия. Убью и заберу Каталину с собой. Под его кроватью в сундуке есть золото, я знаю этот тайник. Пойдем в город, найдем себе работу, начнем жить взрослой жизнью. Как он и хочет».
Ярость все сильнее и сильнее наполняла Эйру. Она начала целиться в яблоко с расчетом на то, что попробует резко поменять цель в последний момент.К Эйре снова пришло спокойствие от лука, однако это было уже другое спокойствие. Гнетущее спокойствие.
Тетива была натянута, лук ожидал в напряжении. Эйре было неудобно, а рукам больно, но она крепко держалась за рукоятку и не отпускала стрелу. Ее взгляд был направлен вдоль древка, а наконечник стрелы указывал на яблоко. Недалеко от яблока, на расстоянии двух плеч виднелась голова отца. Он был все так же спокоен, будто весь его запас ярости истратился там, дома, и сейчас он отдыхает, стоя рядом с дочерью, как ни в чем не бывало.
Оказавшись на земле, Кассий начал перекатываться, спасаясь от яростных ударов Дегала. На очередном замахе Дегал поразил правую ногу кастадийцу: клеймор не попал в кость, но задел мышцу бедра. Не понятно, этот ли удар спровоцировал бешенство, либо же накопившая усталость вместе с болью от поражения и ожиданием смерти – кастадиец взревел, собрал последние силы в охапку и наотмашь нанес удар по и без того обезображенному лицу Дегала, пока клеймор еще вытаскивался из его плоти. Тот, защитив лицо левой рукой в латной перчатке, все же получил настолько мощный удар, что его отбросило на несколько шагов, запястье сломалось, а фаланги пальцев болезненно захрустели. Меч Кассия не выдержал такой нагрузки и скоропостижно разломался на части, оставив своему владельцу лишь обрубок.
Кассий приподнялся, бешено озираясь своим мутным взглядом. Голова кружилась; ребра болели и жгли его изнутри; нога кровоточила и собиралась подкоситься при первом удобном случае; рукоять уже бывшего меча печально застыла в грязной руке. Кастадиец чувствовал, что он на пределе, и уйти достойно, закончив с противником, в таком состоянии не сможет.
Лицо Дегала пылало болезненно красным цветом: рубцовый шрам теперь отчетливо выделялся, и его уродливость лезла наружу, бросалась в глаза. Казалось, если плато окутает полнейшая тьма, этот шрам будет и дальше гореть кровавым цветом. Карие глаза реморийца смотрели с ненавистью – его ослабленная раненая рука покоилась сбоку, беспомощно обвиснув и причиняя своему владельцу тупую боль. Капли крови еще падали из-под плеча, однако это была не самая большая проблема для Дегала. Он больше не жаждал развлечения и почета – он хотел уничтожить кастадийца и закончить бой. Не смотря на свои ранения, он был в более выигрышной позиции.
«Думай, думай... – озирался Кассий. – У этого ублюдка преимущество. Где еще достать оружие?» Однако, будто догадавшись о его мыслях, окружающие солдаты, как назло, убрали клинки и выставили длинные копья, сомкнув вокруг противников некоторое подобие небольшого полукруга.
«Попробовать взять его на таран?..» - едва лишь сдвинувшись на несколько дюймов, Кассий тут же почувствовал опасную неустойчивость и резкую боль из кровоточащей ноги.
«Это конец?..»
Было тихо. Птицы больше не пролетали над людьми. Вдалеке, у горизонта покачивались кроны зеленых деревьев. Снизу, рядом с плато не спеша текла по своим делам местная река. Кассий не знал ее названия. Он не знал и этого места. И другие ближайшие окрестности. Он знал лишь, что на севере есть Великое море, за которым находится его родная Кастадия, куда он не вернется. Он стоял на краю плато, а за его спиной уже заходило солнце, и лишь тусклая полоска света еще едва мерцала до полного прихода ночи.
- Ну что, наигрался?!?! – крикнул Кассий Дегалу. – Повеселился вдоволь!?!? Смотрю, твой шрам так и сияет от наслаждения! Может, повторим?!?! У меня еще много сил, а ты, я вижу, уже устал. Впрочем, не удивительно. Чего еще ожидать от трусов Ремори, которые умеют нападать только исподтишка, словно шакалье!
Глаза Дегала налились кровью, и, не взирая на бесполезную руку, сжав в другой свой отяжелевший клеймор, он с бешенством ринулся к Кассию. Тот сделал глубокий вдох: нужно было сосредоточиться и откинуть все захлестнувшие его эмоции, чтобы перед смертью уйти достойно. Так делают все доблестные кастадийцы.
Дегал налетел, как дикий хищник, который стремится разорвать беспомощную добычу. Он заносил свой клинок для последнего удара, и Кассий, собрав все оставшиеся силы в свое жалкое подобие меча, чуть пригнулся, сумев увернуться от удара клеймора, и резко вонзил острый обломок в шею реморийцу. Тот успел зацепить кастадийца своим могучим телом, и они вместе сорвались с высокого обрыва плато.
Повисла мертвая тишина. Битва была окончена. Тоненькая полоска солнца исчезла, и на плато опустилась тьма. А вместе с тьмой наступил и долгожданный покой.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РЕКА
I
Каталина и Эйра шли за отцом. Он вел их к опушке рыжеватого леса, чтобы наказать за очередную провинность. В последнее время это случалось довольно часто, и девочки слегка дрожали. Светловолосая и младшая Каталина взяла за руку хмурую Эйру и одобрительно ей улыбнулась. Темненькая и невзрачная Эйра не видела повода для оптимизма, но ей все равно нравилась улыбка сестры.
Повода для оптимизма действительно не наблюдалось: отец был вне себя от ярости, повторял одними лишь губами ругательства и уверенно шел вперед, держа в руках причину своего гнева.
Часом ранее девочки нашли в отцовском, запустелом амбаре за рядом пшеничных мешков старый тисовый лук с несколькими стрелами, у которых давно были затуплены наконечники, и ржавчина уже практически полностью покрыла железо. Сестры выбежали на залитый солнцем дворик и начали играть. Каталине было девять, а ее старшей сестре – одиннадцать. Эйра на правах старшинства тут же забрала лук себе, уступив стрелы.
Эйре сразу понравился этот лук: он был достаточно длинный, почти с ее рост; шелковая, блестящая на солнце тетива все еще тянулась и сохраняла дереву упругость; рукоять была обмотана темной, гладкой кожей, и девочке нравилось держать оружие, представлять себя храброй воительницей или искусной охотницей. На тисовых плечах лука мелким, убористым почерком были нанесены не известные сестрам символы. Возможно, этот лук использовали далекие южные народы за Меридалином – девочки только предполагали, с интересом разглядывая иероглифы и фантазируя.
Оперения найденных стрел имели необычный темно-синий цвет, который каким-то непостижимым образом приковывал к себе внимание, и Каталина постоянно на них засматривалась, держа аккуратно своими тонкими пальцами древко то одной, то другой стрелы. Она использовала стрелы не по назначению – размахивала ими словно мечом или кинжалом, изображая из себя храброго воина, нападая на Эйру, которая, в свою очередь, целилась в нее из красивого бурого лука и попадала невидимыми, но точными выстрелами.
Вскоре, им захотелось большего: Эйра просила у Каталины стрелы, а Каталина в свою очередь – лук.
- Давай по очереди. Сначала я возьму у тебя стрелу, чтобы прицелиться, а потом ты уже сможешь побегать с луком, – пообещала Эйра сестре.
- Только без обмана! – с серьезным взглядом сказала Каталина.
Получив заветную стрелу, Эйра затрепетала: все ее внутреннее существо наполнила необъяснимая радость. Пальцы, сжимающие древко, потеплели, и спокойствие от них передалось всему телу, заполняя каждую клетку. Эйра на миг почувствовала себя самым счастливым человеком во всей Магтере. Острое желание опробовать лук тут же посетило ее, и девушка начала беспорядочно озираться в поисках подходящей цели. Эйре казалось, не сделай она выстрел, весь мир перед ней тут же рухнет, и все то тепло, которое посетило ее, уйдет навсегда, оставив только холод и тоску.
- Делаю выстрел и отдаю! – крикнула Эйра сестре, быстро озирая двор.
Во дворе царил беспорядок: отец давно здесь не убирался. Как и дома, заставляя сестер убираться самим. На старой, серой телеге лежали несколько мешков, все еще не убранные в амбар. Около деревянного, местами кривого, местами покосившегося забора валялись в разных местах по две-три штуки небольших, но толстых бревен. В середине запущенного зеленого квадрата двора, где девочки больше всего любили играть, стояла, сгорбившись, старая яблоня – несколько яблок от беспокойного ветра попадали на землю, где они и остались лежать никому не нужные. Недалеко от одинокого колодца чуть поодаль амбара лежали несколько ведер: сестры к вечеру должны были набрать оттуда воды.
Эйра не знала, как стрелять из лука. Несколько раз она видела проходивших мимо их дома реморийских солдат, у которых на спинах висели колчаны стрел, и в руках они держали оружие, но отец быстро их прогонял, не успевали те хоть на несколько метров приблизиться к их владениям. Лук был неудобен для Эйры. Она не знала, как его брать, и как посадить стрелу. Тем не менее, острое желание выстрелить все не отпускало, и инстинктивно Эйра взялась неожиданно для себя уверенно левой рукой за обмотанную ручку, а правой начала легонько, хоть и не ловко натягивать тетиву, где уже пристроилась старая, никому не нужная стрела.
Эйра решила прицелиться в один из мешков на телеге: все равно отец еще долго не поедет в город за продовольствием. Каталина молча отошла в сторону, с придыханием наблюдая за прицеливающейся сестрой. Эйра отступила на несколько шагов от телеги, сделала несколько глубоких вдохов, как будто знала, что так нужно, постаралась как можно точнее прицелиться, придала рукам спокойствие и...
- Что ты, черт тебя дери, делаешь!?!? – закричал отец, выбежав из дому.
Он был в ярости. Брюзжа слюной и проговаривая что-то про себя, отец грубо отобрал у нахмурившейся Эйры лук со стрелой, дал ей затрещину, взял у Каталины оставшиеся стрелы и начал, задыхаясь от гнева, кричать:
- Дура! Кто..?! Кто разрешил..?! Где взяли?!
- В амбаре, – промолвила спокойно, но уже слегка вздрагивая, Каталина.
- Что?! Зачем?! Туда ходили?!?! Вам мало места гулять и играть во дворе?!
- А что такого?! – не сдержалась Эйра. – Мы просто играли. И ты никогда не говорил, что амбар – это запрещенное место.
- Ты видишь это?! – оплевывался отец, показывая на лук. - Это оружие. Не игрушки для девчонок. А ты еще пыталась целиться. Вот, чем ты хочешь заниматься?! Стрелять???
- Что? Нет. – опешила Эйра. – Я просто хотела попробовать, отец. Что в этом такого? Мы же просто играли...
- Молчать! – отец был в исступлении. – Просто играли?!?! Хорошо, хорошо, давайте поиграем...
Это был не первый взрыв гнева у их отца. C тех пор, как мать покинула их, отец часто срывался, ругался, да и вообще, временами вел себя как немного сумасшедший отшельник, который поселился неподалеку от леса и никого к себе не подпускавший. Каким он был до ухода матери, девочки не помнили, да и свою мать они представляли в очень смазанных, тусклых красках.
Сейчас же отец поднял с земли несколько яблок, кинул их Каталине, достал из кармана своих широких шерстяных штанин ключ от дома, запер дверь и повел сестер к опушке. Каталина молча несла яблоки, нежно держа их в руках, будто в эту минуту они были самой важной вещью для нее на свете. Эйра раздражалась все больше и больше: она не понимала своей вины, и вспышки отцовского гнева начинали ее доводить.
Тем временем отец немного успокоился и перестал кричать. Из-под его неупорядоченной темной бороды раздавались гневные бормочущие звуки. На непокрытой лохматой голове уже прорастали седые клоки, и весь вид его выдавал в нем человека усталого, опустившегося, но еще не сломленного, а готового в самый неожиданный момент неприятно удивить. Поверх потасканной серой рубашки висел старый крест, в центре которого едва заметно сиял красный рубин – отец никогда с ним не расставался. Злые зеленые глаза то и дело метались от одной сестры к другой.
Они дошли до опушки, и отец грубо кинул лук со стрелой Эйре, а Каталину повел к ближайшему клену, взяв у нее одно яблоко.
- Хотела пострелять? Я предоставлю тебе такую возможность, – холодным осипшим голосом произнес отец.
Эйра недоумевала. Она растерянно и озадаченно посмотрела сначала на вернувшийся к ней лук, а потом на удаляющегося с Каталиной отца.
- Что?..
И тут она поняла. Отец прислонил Каталину спиной к клену. Затем, убедившись, что она стоит ровно, что-то тихо произнес дочери и положил яблоко на голову Каталины. Холодный пот тут же покрыл все тело Эйры. Казавшийся ей до этого таким теплым и таким желанным лук теперь едва держался в руках: она хотела избавиться от него, выбросить, забыть о своей шалости.
- Ну что, попробуешь выстрелить? – голос отца прозвучал где-то вдалеке, прозвучал железным скрежетом, от которого шли мурашки по коже.
- Мы просто играли, отец... – заумоляла Эйра. Она редко кого-то умоляла о чем-то.
- Так это тоже игра. Просто чуть сложнее. Или ты думаешь, взрослые люди там, за пределами дома будут делать тебе поблажки? Там, за рекой тебя кто-то будет жалеть? Терпеть твои игры?
- Я не...больше этого не повторится...Пожалуйста...
- Сделанное однажды, захочется повторить еще раз, - прохрипел отец. – А затем еще, и еще, и еще…
Эйра посмотрела на Каталину, ничего не понимая, судорожно сжимая в одной руке лук, а в другой – злосчастную стрелу. Сестра выглядела спокойной: казалось, происходящее нисколько ее не касалось, и яблоко было не на ее голове, а оставалось где-то там, у них во дворе, упавшее на зеленую поросшую траву. Каталина смотрела на Эйру своими задумчивыми голубыми глазами, цвет которых достался ей от матери, и едва заметная улыбка пробежала тенью по ее тонким губам.
- Стреляй.
Отец разом прекратил свое болезненное веселье. Его глаза, не мигая, теперь серьезно смотрели на Эйру в ожидании выполнения его указа. Грязная и заросшая борода тяжело поднималась и опускалась. Рука отца, твердая и все еще сильная, крепко придерживала Каталину у кленового дерева, хотя она не проявляла ни капли непокорности, а спокойно стояла в задумчивости.
- Что я такого сделала?!? – слезы обиды и ненависти потекли по бледным щекам Эйры. – Зачем ты мучаешь меня?!?
- Стреляй.
- Я ненавижу тебя!!! – закричала на всю опушку худая темноволосая девочка, сжав до боли в руке лук и стрелу.
- Я знаю, – ответил как ни в чем не бывало отец. Он полностью успокоился, и его взгляд, блуждая, смотрел куда-то сквозь свою дочь, куда-то вперед, вдаль, словно Эйры здесь и не было, и там, за перспективой открывалось новое, более интересное представление.
- Я знаю, – повторил твердо отец. – Но ты должна выстрелить.
Эйра вскинула лук. Дрожащими от гнева и страха руками она схватилась за рукоятку и приложила стрелу к тетиве.
«Я ни разу не стреляла. Чего он от меня добивается?»
Перья стрелы едва заметно встрепенулись от легкого ветра, посетившего опушку. Мимо проскочила маленькая рыжевато-белая белка, с интересом взглянувшая на стоящую с яблоком на голове Каталину. Вдалеке, на другом конце леса еле слышно раздавалась праздничная музыка – в городе Прасилва начинался фестиваль.
Придерживая тремя пальцами стрелу, Эйра стала натягивать тетиву.
«Убью его. Наплевать. Я не хочу больше терпеть эти безумные выходки и приступы сумасшествия. Убью и заберу Каталину с собой. Под его кроватью в сундуке есть золото, я знаю этот тайник. Пойдем в город, найдем себе работу, начнем жить взрослой жизнью. Как он и хочет».
Ярость все сильнее и сильнее наполняла Эйру. Она начала целиться в яблоко с расчетом на то, что попробует резко поменять цель в последний момент.К Эйре снова пришло спокойствие от лука, однако это было уже другое спокойствие. Гнетущее спокойствие.
Тетива была натянута, лук ожидал в напряжении. Эйре было неудобно, а рукам больно, но она крепко держалась за рукоятку и не отпускала стрелу. Ее взгляд был направлен вдоль древка, а наконечник стрелы указывал на яблоко. Недалеко от яблока, на расстоянии двух плеч виднелась голова отца. Он был все так же спокоен, будто весь его запас ярости истратился там, дома, и сейчас он отдыхает, стоя рядом с дочерью, как ни в чем не бывало.
