ГЛАВА 1. Площадь
Городская площадь словно отблескивает алым. Костры горят ярко, шум толпы, забивающий уши, вибрирует в груди. Нервы как веревки из стали: неприятным комом скручиваются в области солнечного сплетения.
Знаю, чего все ждут.
Под ногами скрипящие доски помоста. Поглядываю аккуратно, скрытая в тени глубокого капюшона. Смотрю прямо, на оживленную мешанину людских тел: толпа теснится около помоста, наседает, приливной волной подступая с близлежащих улиц.
Не люди вовсе, демон их всех побери.
Обвожу взглядом алчущие внимания лица, сверкающие оскалами почти откровенного вожделения. Не замечают меня - взирают, задрав подбородки, на него одного.
Желаю отступить в сторону, в темноту, скрыться в опустившейся на город ночи, но не имею права ослушаться.
Я – его Вторая. И он приказал мне быть рядом сегодня.
Стоит в паре шагов впереди. Отвороты черной кожаной куртки блестят темным гладким мехом. Помню, как еще пару часов назад покорно ждала, когда он неторопливо оглядывал свое отражение в большом зеркале, лишь изгибом брови показывая мне, где стоит смахнуть невидимую пылинку. Вспоминаю, как подавала ему проклятущую черную куртку, придерживая сзади, помогая одеться.
Сегодня он играет в Короля.
Самовлюбленная, бесконечно любимая мною сука.
Облизываю нижнюю губу, кошусь вправо, минуя взглядом напряженные лица выстроившихся в ряд стражников. Вемир держит в руках бумаги, подчеркнуто серьезный – того и гляди лопнет от собственной важности. Почти смешно. Кому нужны официальные протоколы, если у наместника плохое настроение?
Отрастившему усы капитану давно пора бы привыкнуть, что настил помоста не успевает просохнуть от крови.
Преувеличиваю, конечно, слишком раздраженная.
Злюсь на мое здесь нахождение, на несговорчивость Раза, который сегодня превзошел самого себя, вынудив меня присутствовать при очередной казни.
Из чистого удовольствия ведь, знаю. И немного назло мне - чтобы помнила свое место.
Ненавижу его за это. Ненавижу себя за то, что не посмела возражать, когда он мельком сообщил о желании видеть меня рядом на этом тошнотворном зрелище: сегодня какому-то жалкому пропойце снесут голову за насилие, совершенное в винном угаре.
И не отговорить же. Бесполезно. Король желает крови. Да здравствует Король.
Перевожу взгляд. Дергается непроизвольно уголок рта.
Разглядываю широкий разворот плеч непозволительно долго, зная, что почувствует. Всегда необъяснимо чувствует.
Пусть.
Черные прямые пряди падают на ворот куртки, сливаясь по цвету с гладким мехом.
Ну же, пес, обернись. Доставь мне удовольствие увидеть твои хмельные от предвкушения крови черные глаза.
Не оборачивается, и надеяться не стоило.
Прожигаю его затылок, кажется. Представляю, как ощущается мой взгляд жаром по бледной коже, едким перцем между лопаток.
Надеюсь, что он хотя бы не получает удовольствие от того, что его Вторая не сводит с него глаз.
Мысль вызывает ухмылку.
Получает, конечно.
Толпа смотрит в лицо Раза, а я смотрю на его спину.
ГЛАВА 2. Взгляд
Ловлю его взгляд: неожиданно острый, пронзает подобно стали. Глаза черные, полны тумана — того самого, от которого льдом по позвонкам мажет.
Интересно.
Сколько он уже выпил, позабыв о том, что мы не одни на пристани? Забыл про Зеффа, порядком принявшего на грудь и громко рассказывающего что-то. Забыл про Дэни, застывшую с беспомощным видом, не нашедшую в себе сил противиться излишне суетливому бородачу. Забыл про Рама, с умным лицом изучающего большую парусную лодку, бьющуюся бортом о доски пристани.
Новая игрушка наместника совсем свежая и пахнет деревом. И стоит баснословных денег.
Даже не пытаюсь делать вид, что она мне интересна.
Просто назло ему.
И, кажется, он прекрасно это понимает, а иначе почему глядит так, с вызовом и неприкрытой злостью на грани? Так, словно еще немного и длинные пальцы сожмут горло, заставляя высоко задрать голову, вынуждая заглянуть в полные тьмы глаза.
Злится безудержно. На то, что не смотрю на него; на то, что и улыбкой не одарила, приняв за данность очередной подарок.
То, что это для меня — очевидно, наверное, только мне да волку. Остальные слишком освоились в той роскоши, которой Раза привык себя окружать.
Взгляд цепляет будто, едва кожу не вспарывая. Вот же… скотина.
Морщусь, чуть наклоняя голову к плечу. Темные пряди на глаза падают, сдуваю их небрежно.
Не сейчас и не здесь. Не так, Ра. Не тогда, когда вокруг слишком много зрителей.
Обойдешься.
Как бы сильно ему не хотелось прижать меня к себе и крепче стиснуть пальцы на горле, оставляя кровоподтеки по форме своей ладони. Обойдется.
Знаю, что позже, оставшись наедине, он возьмет свое. За то, что молчу; за то, что не улыбаюсь; за то, что плохо изображаю восторг от покачивающейся на волнах новой лодки.
И все же не могу отказать себе в удовольствии подразнить его.
Еще немного. Еще чуть-чуть.
Ветер треплет распущенные волосы; отвожу мешающие пряди с глаз и вздергиваю подбородок. В руке — почти опустевшая фляга, которую сунул мне захмелевший Зефф. Смотрю в черные, залитые бархатом радужки, и медленно подношу горлышко фляги ко рту. Губы касаются прохладного металла. Глотаю обжигающе крепкое пойло, не поморщившись даже.
Делаю успехи. Моему Первому стоит мной гордиться.
Черные глаза становятся почти по-змеиному узкими. По бледным губам скользит тень еле уловимой улыбки.
Показалось?
Неужели понял?
Выпивка плюхается в желудок, и, наверняка, прожигает в нем дыру.
Не хочу разбираться, а потому с непринужденным видом отворачиваюсь, кожей ощущая его недовольство.
Пес с ним… с псом.
Смеюсь себе под нос, осознавая, как быстро пьянеет голова. От выпитого ли, или от того, что глубоко внутри просыпается то самое приятное волнение, которое умеет рождать во мне только Раза?
С интересом наблюдаю, как Шейн поправляет снасти, послушно следуя желанию своего лидера. Выбора у него, впрочем, нет. Он единственный из нас что-то понимает в долбаных лодках.
Светлые волосы собраны в хвост, лишь тонкая прядь скользит вдоль лица, когда он наклоняется, и поправляет какие-то канаты. Слишком долго смотрю на него — непозволительная роскошь.
Выдыхаю почти устало. Поднимаю руку и вновь делаю глоток. В этот раз явно переоценила свои силы, зайдясь в кашле. Складываюсь почти пополам, прижимая к губам запястье.
Ненавижу пойло Зеффа, но утонченных вин, что ожидают меня в кабинете Раза, здесь не наливают.
Краем глаза замечаю быстрый взгляд волка. Неодобрение точно глиняной маской рисуется. Не любит, когда я пью, считая, что это делает меня уязвимой. Его право.
Я склонна думать, что дело в том, что хмельной я кажусь ему слишком милой.
Усмехаюсь открыто, распрямляю спину и поднимаю руку с зажатой в пальцах флягой; прикрываю веки и делаю большой глоток. И еще один, для того, чтобы казаться милой и для Раза тоже.
Лодка так лодка, мой Первый. Хочешь забрать у меня то, что принадлежит Ему и заменить Твоим?
Попробуй, у тебя много шансов — волк так и не устроил мне обещанную прогулку по озеру.
Вздрагиваю всем телом, когда со спины заходит. Уверенно обнимает за талию, ладони сцепляя замком на животе; притягивает, лопатками к груди прижимая. Мои руки беспомощно повисают, фляга кажется пустой и легкой. Как и моя голова.
Теряюсь от нежности прикосновений, столь редкой, что в груди как когтями царапает.
— Совсем не нравится? — шепчет Раза тихо, склоняясь к самому уху.
Чужое дыхание щекочет кожу; передергиваю плечами невольно, чувствуя, как дрожь предвкушения скользит по спине.
Глаза прикрыты, я не вижу лица Раза, но мне достаточно его рук, чтобы ощущать себя сейчас ненормально счастливой.
И все же сердито вздыхаю, откидываю голову на твердое плечо, подставляя шею мягким губам.
Словно нехотя.
Не уверена, что удалось обмануть его в этот раз. Не уверена, что пыталась даже.
Подбородком взъерошивает мои волосы, трется щекой о макушку. Почти урчит, наверное.
— Нравится, — признаюсь тихо и очень искренне. — Конечно, нравится, Ра.
Вдруг прижимает к себе крепко, стискивает почти до боли. И замирает.
ГЛАВА 3. Непогода
Темные глаза широко распахиваются: мгновение промелькнувшего удивления, а затем словно чем-то шершавым кожу окатывает. Отчужденный, полный чуть виднеющейся неприязни прищур отталкивает. Как видение, как будто мне кажется.
Не видение. Не кажется.
И все же Дэни рисует на губах улыбку. Старается изо всех сил, вижу.
Поспешно опускаю насквозь промокший капюшон, стряхивая с волос холодную воду. Бесполезное занятие — я вымокла до нитки, попав под удар разбушевавшейся стихии. Лицо все влажное; моргаю, избавляясь от капель, повисших на ресницах.
— Привет, — не пытаясь добавить в голос располагающих ноток, произносит Дэни. — Ты так снова заболеешь, Вэл.
Заболею и сдохну. Тешу себя слабой надеждой, что Дэни не молит о подобном небеса.
Отходит в сторону, пропуская меня в дом. Делаю шаг, едва не спотыкаясь о плетеный придверный коврик, и замираю, обессиленно выдыхая.
Тепло. Как же тепло.
Прикрываю глаза, кожей впитывая жар ярко горящего камина. Пошевелиться не могу, слишком замерзшая. Дрожь сотрясает тело, губы наверняка синие.
— Простите, — сипло шепчу, обхватывая себя за плечи, — не хотела помешать. Я скоро уйду.
Если смогу сделать хоть шаг, конечно. Дрожь, мучающая тело, будто становится сильнее от одной мысли, что придется возвращаться под ливень.
— Какого демона тебя вообще носило снаружи? — взволнованный голос заставляет приподнять потяжелевшие веки. — Мы же утром обсуждали, что будет гроза!
Не могу заставить себя пошевелиться, сотрясаясь всем телом. Штаны мокрые, неприятно липнут к коже; в дорогущих кожаных сапогах, судя по ощущениям, воды плещется больше, чем самогона в бутылках в буфете Зеффа.
Вздыхаю, с тоской вспоминая отдающую жареным орешком терпкую настойку. Душу бы продала за глоток.
— Дела, ты же знаешь, — отвечаю уклончиво, встречаясь взглядом с полными тревоги синими глазами.
Волка не обмануть — указы, подписанные размашистым почерком, он вручил мне сам. И то, чем я занималась сегодня, для него не новость.
Недовольно кривит рот, приближаясь. На нем узкие черные штаны и тонкая шерстяная туника. Серая, как моя ледяная кожа.
Улыбаюсь и даже не пытаюсь скрыть смешок.
— Ты могла завершить все свои дела завтра, а не рисковать собой в такую непогоду.
— Не начинай, Шейн, — закатываю глаза к потолку и недовольно взмахиваю ладонью, отцепляя, наконец, дрожащие пальцы от мокрого плаща.
— Ты так и будешь стоять? Проходи, тебе нужно переодеться, — Дэни тенью скользит сбоку, тихо касаясь моего плеча. — Останешься здесь, пока ливень не прекратится.
То есть до утра, если верить свинцовым тучам, затянувшим небо до самого горизонта.
Это не то, чего бы мне хотелось, и совсем не то, чего хотелось бы Дэни. Разве что Шейн, судя по всему, вовсе не намерен возражать.
Не знаю, откуда в Дэни столько внутренней силы, что она, только увидев меня на пороге, не захлопнула дверь.
Бесконечная игра в добрые, былые отношения. Я все еще делаю вид, что я прежняя, а она делает вид, что верит мне.
Сглатываю возражения, возникшие было на языке, бросая случайный взгляд на Шейна. Волк настолько беспокоится обо мне, совершенно не скрывая очевидные эмоции, что становится не по себе: от его неумения или нежелания надевать необходимую маску.
Непривычно, ведь неизменно со мной рядом тот, чья маска так приросла к коже, что и не найти отличий.
Напрягаюсь всем телом, замечая тревогу в потемневших глазах, превращающуюся в легкое раздражение.
Или не легкое.
Волк сжимает губы в линию, и, кажется, готов едва ли не связать меня, посмей я открыть рот и заявить о своем уходе.
А потому молчу, наклоняюсь и послушно стаскиваю потяжелевшие от воды сапоги. Шейн протягивает руку, и я, отчего-то усмехаясь всему происходящему, отдаю ему мокрый плащ.
Он хмурится, смотрит с неодобрением, но не решается озвучить все свои мысли. Как и я, впрочем.
Так и стоим, уставившись друг на друга, пока тяжелый вздох не разрезает пространство.
— Вэл, пойдем, я дам тебе сухую одежду, — Дэни терпеливо ждет меня у круглой деревянной лестницы, не сводя с нас ровного взгляда.
Чувство вины легонько колет; морщусь, отбрасывая его куда подальше.
— Сам дурак, — бросаю Шейну с ухмылкой, миную его, чуть задевая плечом. Смеюсь почти.
ГЛАВА 4. Моя сука
Движения резкие, рывками. Берется за ремень, выдергивая его из шлевок черных узких штанов.
Злится, вне всяких сомнений.
О, да.
— Что случилось? — спрашиваю с ленцой, наблюдая, как кинутый на пол ремень жалобно звякает пряжкой и точно змеей сворачивается.
Сижу в кресле, затылком прижавшись к мягкой спинке. Почти слилась с кожаными валиками, расплывшись от пышущего жаром камина. Лицо наверняка красное, но все не могу согреться.
Раза прищуривается, кривит рот, рассматривает меня пару долгих секунд, будто оценивает.
— А ты не знаешь, верно? — произносит почти презрительно, расстегивая стоячий воротничок рубахи. И еще одну пуговицу.
Белая кожа кажется бархатной, тень падает на ямочку между ключиц, туда, где он любит, чтобы я целовала его.
Смотрю, завороженная будто, в вырез рубахи; моргаю, поднимая взгляд.
— Не уверена, что понимаю, о чем ты, но в любом случае, я не при чем, — растягиваю губы в ехидной улыбке.
Конечно, я понимаю, о чем он. Как только он открыл дверь и ступил через порог нашего дома — я все поняла. По его заостренному лицу, поджатым губам и прищуренным, мажущим по мне черным глазам. Очень черным.
— Это ты подписала те бумаги, — говорит уверенно. Опускает голову, пальцами правой руки расстегивая манжеты левой. — Безусловно, мне не стоит спрашивать тебя, почему ты вновь так поступаешь?
Того и гляди, укусит. Сорвется с поводка и клацнет клыками у самой моей щеки.
Домыслы, не более, но видится даже, как звериный оскал режет бледное лицо.
Моя сука.
Почти с любовью, почти с теплотой произношу эти слова в голове, играю с ними, перекатывая на языке, но не озвучиваю вслух.
— А, ты об этом. Глупости какие, — пожимаю плечами, кладу ногу на ногу и постукиваю пальцами по деревянному лакированному подлокотнику, вделанному в мягкую кожу. — Да. Я. А что, какие-то проблемы?
Останавливается, поднимает на меня взгляд, смотрит прямо в глаза, и глубоко, очень глубоко вздыхает.
— Никаких, — ведет плечом, резким движением тянет рукав, избавляя себя от рубахи. — Разве что я просил тебя больше не подделывать мою подпись. Если ты помнишь, конечно, наш прошлый разговор, в чем я теперь сильно сомневаюсь.
Обнаженная грудь тяжело вздымается, скрывая под белой кожей наполненное раздражением алое сердце зверя.
Не страшно. Не боюсь и капли.
— На улице так холодно. Я весь день провела в казармах по твоему поручению. Наверное, я заболею, — тон почти жалобный. Почти скулящий. Как будто и не услышала брошенные мне в лицо обвинения.
Я услышала, просто… не хочу обсуждать. Не хочу выслушивать претензии. К тому же, мы оба знаем, что мой поступок облегчил ему жизнь — не придется разбираться с, в общем-то, плевым делом. Можно забыть и уделить время более насущным проблемам.
Например, мне.
— Поцелуй меня, — произношу твердо и очень серьезно.
Раза медленно приподнимает подбородок, задумчиво разглядывает меня, восседающую в кожаном кресле; едва заметное движение, кивок головы, когда черная прядь падает на узкие, прищуренные глаза.
