— Ну, тапки ты можешь мне купить без картинки!
Я снова повысила голос. На этот раз, скорее всего, нарочно. Меня раздражали эти искусственно-затянутые телефонные разговоры. Особенно, когда Слава начинал говорить про свою собаку. Свою! Я была против овчарки… А теперь чуть что, сразу я — хозяйка!
— Могу… Я скучаю. Давно так не скучал. С чего бы вдруг?
Это не был вопрос, но я дала на него ответ.
— Потому что крокодил не ловится. Слав, иди спать. Ведь завтра же в шесть утра подскочишь на свою рыбалку.
— Не подскочу. Надо катер заправлять, все сожгли. Хотя, кажется, не гоняли…
— Ты и не гонял…
Это мне говорит автогонщик со стажем. Он и Финку-то начал осваивать на колесах, когда я еще аттестат о среднем образовании не получила и до потолка прыгала, когда дядя Слава привозил мне жвачки со вкусом колы.
— Не смеши мои тапочки!
— Твои тапочки Стэлла сожрала. Память девичья!
— Иди ты… спать!
— Уже пошел. Как там «пока» твое будет?
— Ми пиро вампиро. Давай, Слава… Только не тащи собаку в постель. Найду ее волосы на своей подушке, оба будете на улице спать. Понятно?
— Усё понял. Твое место в моей постели никто не займет, не переживай. Даже Стэлла. Хотя временами ее я люблю больше. Она хоть не тявкает просто так.
— Я не просто так лаю. Я спать хочу. Пока.
— Я тоже хочу. С тобой. Доброй ночи, моя девочка. Доброй ночи.
— Пока.
Я опустила голову и выдохнула. Вот ведь настоящий вампир — выматывает меня звонками, чтобы я в другой раз сто раз подумала, прежде чем куда-то ехать одной. Но я поеду, поеду и не один раз! Не хочу любоваться закатами на озере, гулять с собакой и следить, чтобы на нашем газоне травинки были подстрижены тютелька в тютельку, как у соседа-финна. Финский дом — самое поганое денежное вложение, которое когда-либо делал господин Березов. Лучше бы купил мне в Питере еще одну арт-студию! Если уж ему так хотелось, чтобы я чувствовала себя где-то полноправной хозяйкой. Мы сдавали всю недвижимость, кроме нашей питерской квартиры и финской дачи. Дачи для стариков — и чем больше Славка общается со своим давним приятелем и по совместительству тестем, тем больше перенимает у отца стариковского брюзжания.
Проводить лето вместе было большой глупостью с моей стороны. А оставлять их на две недели с мамой тет-а-тет (глухой отец не в счет) было верхом идиотизма. Надо было взять Славку с собой в Ирландию — справилась бы мама с собакой — а потом, по приезду Алки, отправить домой. Но что поделать… После драки кулаками не машут. Теперь надо отправить маму в какой-нибудь пансионат в Литву, а мужиков я построю. И собаку тоже! Или свалю в Питер… Пусть коптят с соседом рыбу и жрут ее на здоровье. А я свое поберегу от них подальше.
С телефоном в руке и с рюкзаком на плече я осторожно приоткрыла балконную дверь и так же тихо затворила. Паясо не проснулся. Спал настоящим сном младенца, свернувшись под одеялом калачиком. Жара… Я стащила с него одеяло и отвернула от лица простынь. Лоб уже весь мокрый — долго же я трепалась со своим вампиром. И снова дверь закрыла… Пришлось вернуться, приоткрыть и поставить стул. На улице довольно тихо — хотя молодежь из пушки не разбудишь. А меня под дулом пушки не уложишь в такое время спать.
Напившись воды до пузырей в носу, я залезла с ногами на подушку и принялась советоваться с товарищем Гуглом по поводу покупки новой посудомоечной машины. И через пять минут отправила мужу фотографию и номер модели. Пусть его душенька будет спокойна, а руки заняты делом. Тогда он не станет тянуться к телефону, чтобы раздражать меня нытьем. Сам отказался ехать в Ирландию. Сам. Да, я не настояла… Но он отказался первым.
Сунув шнур от телефона в розетку, я спустилась ногами вниз кровати и решила использовать подушку по назначению. Только глаза отказывались закрываться и мне пришлось повернуться к спящему Паясо спиной, чтобы перестать его разглядывать. Симпатичный мальчик, и во сне действительно мальчик. Интересно, среди друзей, которые приедут в субботу, есть девушки? А что? Море, солнце, фрукты… Да, фрукты, не пиво… И любовь. У него обязательно должна быть любовь. Если не сейчас, то когда? Потом будет работа, работа и снова работа… А сейчас безбашенное студенчество.
И где же была моя юность? А у меня ее не было. Вместо безбашенного студенчества, у меня был муж на двадцать два года меня старше. Нашему сыну повезло больше. Хотя… Мишаня слишком серьезный для своих двадцати. И девушка у него серьезная. Они даже ходят каждое воскресенье в церковь. Не дай Бог, пойдут к алтарю. Я к этому пока не готова… Нет… Я отправляла его учиться, а не жениться на рыжей дородной ирландке. Но разве меня спросят в этом деле?
Глава 6 "Автопортрет с рюкзаком"
До самого момента пробуждения, я не знала, насколько это противно, когда на тебя смотрят во сне. Особенно в спину. Прицельный взгляд может выстрелить громче пушки и разбудить в ту же секунду. Я даже не потянулась, сразу обернулась.
В комнате горел ночник, но властвовала тишина. Паясо сидел на кровати, как и прежде, в одних трусах. И не просто смотрел на меня, а чирикал что-то в блокноте карандашом. Рисовал? Неужели? При свете ночника? И разбудил… взглядом. Не скрежетам же грифеля по бумаге, в самом-то деле!
Сейчас он медленно отложил блокнот в сторону и попросил прощения за то, что помешал моему сну. И заодно поинтересовался, смогу ли я снова заснуть, если он погасить свет?
Я кивнула и откинула назад волосы, удерживая простыню у груди, не зная еще, в каком состоянии находится моя одежда. Тишина давила, но я не знала, какими словами ее нарушить. Не отворачиваться же молча к двери в коридор? Спросить, что он делал? Ну так и есть:
— Рисовал.
— Можно посмотреть?
Я успела заглянуть под простыню и отпустила ее со спокойной душой. Заодно вместо волос нащупала выключатель своего ночника. Стало совсем светло. Который час? Да черт с ним! Когда рисуют тебя… Вернее, твой вид сзади… На самом деле для рисунка в полутьме весьма неплохо. Все складочки прорисованы… Складки простыни, если что…
— Вы спали ко мне спиной и мне не хотелось уходить с кровати, — ответил Паясо на вопрос, который я не задала. Во всяком случае, вслух. — Я мог вас разбудить, если бы стал ходить по комнате… Это во-первых. А во-вторых, я рисовал не вас и даже не спящую женщину…
Или я все же подумала вслух? Иначе откуда такая оправдательная тирада?
— Я рисовал метафору отдыха, спокойствия и, скажем, любви. Да, любви. А почему бы нет?!
Да, почему бы нет? Если он меня спрашивает, а не разговаривает сам с собой или со стеной… Да, да, я молчала, потому что юный художник смотрел теперь не на меня и даже не мимо меня, а в пустой потолок.
— Знаете, как с точки зрения искусства, надо расценивать изображение человека со спины, то есть без лица?
— Как? — спросила я, тоже стараясь не смотреть на него, но голая грудь, как магнит, тянула к себе мой теперь совсем уже не сонный взгляд, который, зараза, желал спуститься все ниже и ниже. Непростительно ниже.
Свинство, молодой человек! У вас было достаточно времени, чтобы одеться — взяли бы сначала шорты, а потом уже карандаш! Не виноватая я, он сам разделся…
— Как не какого-либо определенного человека, а… — Паясо как ни в чем не бывало смотрел в потолок, на котором прорисовывались два световых круга от наших ночников. — Как бы попроще объяснить…
Попроще? Надеюсь, это просто клише такое, а не констатация факта, что он считает меня недалекой… Впрочем, вся молодежь так думает о старшем поколении… А о чем сейчас подумала я? О том, что рисовать ему следовало автопортрет. С ногами! И заставила себя смотреть на эту часть молодого тела. На то, как Паясо перебирает по полу пальцами босых ног. А слова его, между тем, свистели мимо моих ушей, хотя бедолага изо всех сил старался повысить в моих глазах свой айкью.
— В общем, такое искусство ближе нам как зрителям. Особенно современным. Лицо — это определенный человек, а не видя лица, мы можем увидеть в изображенной фигуре самих себя или же квинтэссенцию наших чувств и отношения к действительности и происходящему вокруг нас или в нашей душе…
До него, кажется, дошло, что я его больше не слушаю. И после секундной паузы, Паясо спросил:
— Но если хотите, я могу попытаться нарисовать именно вас.
— Нет, спасибо! — От неожиданности я чуть не подскочила с кровати, и чтобы смягчить резкость отказа, выдала: — У меня есть портрет от уличного художника. В моем родном городе их очень много.
Надо было как-то продолжать разговор… Как-то… Чтобы парень прекратил трепать мне нервы заокеанским интеллектом. Только о чем говорить со студентом на каникулах? По-взрослому, конечно, об учебе! Ха…
— А ты где учился рисовать? — спросила я, рассчитывая не получить ответ, а отбить у мальчика всякое желание разговаривать со взрослой тетей.
— В школе.
Он что, издевается?! Надо мною…
— Ты учился в какой-то крутой частной школе? — спросила я осторожно.
Хотя и понимала, что мальчик из богатой семьи не ввергнет себя в подобный хаос. Впрочем… Вполне возможно, дурить подобным образом могут позволить себе только богачи.
— Обычная школа, — ответил он без всякого подтекста. — Я не умею толком рисовать. Так, хотелось убить время…
— Убил?
Парень кивнул.
— Хочешь есть?
Три часа ночи — я проверила на телефоне — самое время для первого… Нет, нулевого завтрака.
— Да я могу потерпеть! — ответил тут же Паясо.
— Зачем терпеть, когда есть сладкий хлеб и куча фруктов? Сполосни виноград…
Парень покорно, совсем не резво, поднялся с кровати и, подхватив с пола пакет, озадаченно замер у раковины.
— В ней песок…
Сказал и удивленно захлопал ресницами. Мне пришлось даже смутиться.
— Иди в ванную. А я здесь все сполосну.
Чистюля фигов! Но и я тоже молодец — надо было сначала стряхнуть купальник на балконе, а не вываливать из пакета прямо в раковину. Сон отменяется. Здравствуй, работа по дому. Чужому. Но сор-то мой…
Паясо вернулся довольно быстро: с его ладони и с огромной зеленой грозди стекала вода… Ну ё-мое… Ёшкин кот в натуре! Я схватила со стула полотенце и расстелила на стуле одновременно вместо скатерти и тарелки. Похоже, все мужики, вне зависимости от возраста и национальной принадлежности, напрочь лишены элементарных бытовых навыков!
Ну? Я говорила это только взглядом — приглашала начать трапезу, пока сама займусь чайником. Спать расхотелось совершенно. Сейчас взбодрюсь чайком и можно будет… Даже не знаю, что делать… Если только отломить кусочек хлеба. Жутко липкого. С лимонно-творожной начинкой, если меня не подвели обожженные чаем вкусовые рецепторы. Только обтерев руку о голое бедро, я вспомнила, в каком кардебалетном виде хожу перед великовозрастным ребенком. И сразу села на кровать и натянула на колени простыню. Спросит, что не так: скажу, что знобит от недосыпа. Хотя на самом деле от горячего чая меня бросило в жар.
Однако Паясо молча протянул мне отщипанную от грозди веточку. Я поставила почти пустую чашку на пол и взяла виноград. Сладкий, прохладный, вкусный… Я отправляла ягоды в рот одну за другой, кажется, вовсе не жуя. И подавилась последней, когда Паясо спросил:
— Можно задать вам личный вопрос?
Личный? Вопрос? Можно. И я кивнула.
— Какой предмет из тех, что вы взяли с собой в эту комнату, ассоциируется с вашим нынешним эмоциональным состоянием?
Во загнул… Мальчик, это какой-то психологический тест? Ты увлекаешься психологией? Или это часть университетской программы?
— Например, Винсент Ван Гог, — начал парень, видимо расценив мою заминку за недопонимание смысла игры, — когда нарисовал стоптанные сапоги, в которых ходил в поле, написал своему другу Полю Гогену, что это не сапоги. Это он сам, его автопортрет.
Боже… Тебя бы на игру «Умники и умницы» отправить!
— Ну…
Я действительно терялась с ответом. И стала судорожно осматривать номер, пытаясь собраться с мыслями. О…
— Рюкзак, — выдала я, наткнувшись на него взглядом.
— Что — рюкзак? — не понял мой клоун, временно перевоплотившийся в психоаналитика!
— Я бы нарисовала рюкзак, — пришлось пояснить ему. — Я люблю путешествовать.
— Ходить в походы с рюкзаком? — решил уточнить мой собеседник с каким-то уж очень серьезным видом, будто это не был простой ночной треп, порожденный его бессонницей.
— Нет, — попыталась я в свою очередь стать серьезной. — Просто люблю находиться вне дома. С малым количеством вещей. И одна. Странно, да?
— Почему же странно?
Паясо откинул голову, а потом и всего себя на руки, которыми уперся в матрас. Поза получилась ужасно вульгарной: не хватало только стояка в трусах. Но по незамутненному взгляду я поняла, что бедный не отдает себе отчет в том, как сейчас выглядит. Может, у него спина затекла, и он пытается справиться с болью с помощью растяжек?
— Это как раз хорошо отражает ваше эмоциональное состояние. Человек, который бежит из дома, не доволен своей жизнь.
— Ты так считаешь?
Мне вдруг тоже захотелось принять его позу, и я это сделала. Вульгарно? Не знаю… Говорила я точно без всякого придыхания:
— А если это наоборот говорит о том, что человек может позволить себе новые впечатления и не подчиняться рутине — дом, работа, работа, дом, где все расписано по часам и нельзя потратить на себя лишней минуты?
— Вы не работаете?
— Я работаю, но очень мало. Это не значит, что мне не нужны деньги. Это значит, что свое время я ценю намного больше любых материальных благ, которые можно купить за деньги, вырученные за продажу свободного времени.
Я почти выдохнула в голос: фу… Не запуталась в собственных мозговых выкладках. Растекаться мыслью по древу нужно тоже уметь. Этому, наверное, учат в университетах, а я ушла рожать в начале второго курса. Закончив свое формальное образование. Да, кроме школьного аттестата у меня ничего нет.
— Я сразу понял, что вы не совсем обычная женщина…
Меня как хлыстом ударили: лошадка взбрыкнула и приняла нормальную позу. Чуть руки на коленях не сложила. Это комплимент? Или Паясо наконец решил сказать мне первую гадость? Ну не может он быть прямо-таки во всем такой положительный!
— Обычные женщины не покупают себе такие вот шапки.
И он махнул рукой в сторону тумбочки, куда я бросила новосвязанный головной убор.
— Я ее не купила, — улыбка вышла естественной. — Я ее связала.
— Вау!
Впервые в его карих глазах промелькнуло восхищение. Гадость отменяется? А жаль… От бочки меда у меня сейчас одно место слипнется…
— А зачем вы подобное связали? — получила я наконец ложку дегтя в форме вопроса на засыпку.
— Еще не знаю…
Да, да, не знаю я ответ на такой каверзный вопрос!
— В смысле, еще не знаете?
В прямом! В прямом, мой мальчик! Взрослые порой чаще детей не находят ответов на важные, и не очень, вопросы.
— Я увидела красивую пряжу и купила. Потом сделала первую петлю и понеслось… Обычно я вяжу шапочки и шарфики в подарок друзьям, но такое, как ты понимаешь, никто не наденет… Хочешь, я подарю ее тебе? Вместо своего парика будешь носить?
Паясо замотал головой в знак отказа, и мне сразу сделалось неловко. И немного даже обидно. От моих подарков никто не отказывался пока… вот так открыто.
