ГЛАВА 1. УТРО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ХОРОШИМ
— Выходи на бой, чудище! — прогремел бас за дверью, и я застонала, уткнувшись лицом в подушку.
Голова казалась чугунной, во рту — пустыня после песчаной бури. Ну зачем я вчера смешала гномий самогон с абсентом из полыни? Вечер-то был отличный… но утро… утро — катастрофа.
— Выходи, гадина! — не унимался неведомый громила.
С трудом оторвав голову от подушки, я поплелась к двери. В душе зрело твёрдое намерение превратить нахала в жабу. Или в крысу. На худой конец — в очень грустный кактус.
Распахнув дверь, я прохрипела:
— Мужик, тебе че надо?
Гость замер, выпучил глаза и пробормотал:
— Да чтоб меня черти жрали… Чудище!
Я окинула его взглядом. Молодой, крепкий, но с головой явно не в ладах. Кто в здравом уме суётся к ведьме с утра пораньше? Особенно, если накануне эта ведьма была на шабаше…
— Могу устроить, — процедила я, поправляя съехавшую набок ночную сорочку с вышитыми летучими мышами. — Че тебе надо, смертник?
— Я пришёл отомстить за погубленный урожай! — взревел он, потрясая кулаком. — Меня наняли, чтобы я покарал ведьму, сделавшую это!
Я скрестила руки на груди.
— А где урожай-то сгублен? – уточнила. — И вообще, с чего ты решил, что это я?
— В Сосновках, а ты ближайшая ведьма.
— Сосновки говоришь? — я скрестила руки на груди, стараясь не зевать во весь рот. — А ты, герой-одиночка, в курсе, что у нас в округе ещё три ведьмы числятся?
Мужик замялся, почесал затылок под потрёпанным шлемом:
— Так мне сказали… ближайшая. Да и вид у тебя подозрительный.
Я фыркнула, откинув с лица спутанные волосы:
— Вид? А ты в зеркало давно смотрелся? Наёмник называется. Даже меч криво висит.
Он машинально поправил перевязь, покраснел:
— Я… я тренируюсь!
— Вижу. — Я прислонилась к косяку, оценивая ситуацию. — Ладно, допустим, ты меня нашёл. И что дальше? Будешь махать ржавым клинком перед носом у сонной ведьмы?
— Я… — он замялся, явно не ожидая такого поворота. — Я должен тебя покарать! За урожай!
— Слушай, — я выпрямилась, стараясь говорить как можно убедительнее, — давай-ка разберёмся по-человечески. Покажи мне этот «сгубленный» урожай. Если действительно моя работа — отвечу по всей строгости ведьмовского кодекса. А если нет — ты мне моральный ущерб компенсируешь. За бессонные ночи, испорченное настроение и… — я демонстративно потянулась, — за прерванный сон.
Мужик поёрзал, явно сомневаясь:
— Ну… мне просто сказали, что ты…
— Что я? — я приподняла бровь. — Что я ночью летала над полями и шептала проклятия? Или что я подсыпала в землю толчёные жабьи лапки?
Он покраснел ещё сильнее:
— Э-э-э… ну, типа того, — пробормотал он под нос. — Так это… я пошел?
— Иди-иди.
Мда, тяжело быть ведьмой. Честное слово, как что не так, сразу виновата. Ну где справедливость-то?
Вернувшись обратно, кинула взгляд на кровать и поняла, что уже не усну. Черт! Есть у меня такая особенность, если разбудили, то второй раз уснуть никак. Поставила чайник и насыпала в кружку побольше бодрящего отвара, сейчас он мне точно не повредит.
Я помешала отвар ложкой, наблюдая, как золотистые крупинки медленно оседают на дно кружки. Запах мяты и зверобоя наполнил кухню, но даже он не мог прогнать навязчивое ощущение надвигающейся бури — не только в небе, но и в жизни.
«Пять деревень, — мысленно повторила я. — И ни одной души, которая бы поняла, каково это — быть ведьмой в глуши».
За окном щебетали птицы, солнце играло в листве, а мне всё равно казалось, будто мир затаил дыхание. Рука ныла всё сильнее — верный знак, что стихия не в настроении. Я подняла ладонь и попыталась уловить ритм ветра, но он ускользал, будто дразнил.
«Недостаточно сильна, — снова кольнула горькая мысль. — Недостаточно…»
Я отставила кружку и подошла к окну. Вдалеке, за густыми кронами, виднелись крыши Сосновки. Интересно, что там на самом деле случилось с урожаем? Может просто болезнь растений? Или кто-то из соседей решил подставить меня? Ведьмы — удобные мишени для людских страхов.
«Тишина и покой», — напомнила я себе. Но сегодня тишина казалась обманчивой, а покой — хрупким, как утренний иней.
Я достала из шкафа потрёпанный дневник, провела пальцами по тиснёному узору на обложке. В нём записи о каждом знаке, каждом предзнаменовании, каждой неудачной попытке договориться с ветром или дождём. Может там найдётся что-то, что поможет понять, чего ждёт природа — и чего ждать мне.
Открыла на случайной странице. Строки расплывались перед глазами, но одна фраза вдруг бросилась в глаза:
«Когда рука ноет, а солнце светит — жди не погоды, а перемен. Не всегда плохих. Иногда просто… других».
Я замерла. Перемен? Каких?
— Опять перепила? – на пороге возник черный кот Баламут. – Говорил же, не мешай сорта, голова болеть будет.
— А ты где ходишь? Если кто-то из деревенских предъявит мне говорящих котят – сам воспитывать будешь!
— Не боись, таких не будет. Я уникальный.
Да, Баламут достался мне по наследству от прошлой ведьмы. Та, к сожалению, умерла от старости, а кот остался жить в доме. Въехав сюда, у меня рука не поднялась его выгнать. Я и подумать не могла, что этот гад разговаривает и имеет мерзкий характер. Тем не менее, нам удавалось ладить временами.
— Не забудь, тебе сегодня в Выселки надо, там роженица.
— Помню, — отмахнулась я, допивая настой и собираясь в душ.
Да, жизнь вдали от цивилизации имела свои минусы, и один из них — отсутствие нормальной канализации. Но бывшая владелица дома любила комфорт, так что имелся летний душ, зимой же приходилось топить баню. Не любила я это дело, муторно и долго.
Самым сложным было уложить мои вьющиеся белокурые пряди, они вечно торчали в разные стороны и бесили до невозможности. Пару раз возникала мысль остричь их, но представив, как буду выглядеть с короткими – бросила эту затею.
Да, глядя на меня, и не скажешь, что ведьма — голубоглазая блондинка с фигурой песочные часы. Чаще всего меня принимали за глупышку, ищущую себе богатого мужа. Наивные. Кому этот муж вообще нужен? Ведьмы любят свободу.
— Я бы на твоем месте так корсет не затягивал, — посоветовал Баламут. – А то кузнец шею свернет от счастья или зубы трактирщику выбьет.
— Почему я должна скрывать то, чем одарила меня природа? – возмутилась, поправляя грудь. – К тому же, ведьма я свободная, что хочу, то и творю.
— И не вздумай опять баню топить в одиночку! — проворчал Баламут, устраиваясь на подоконнике и лениво помахивая хвостом. — В прошлый раз чуть дом не спалила.
— Да помню я, помню, — буркнула я. — Попрошу мужиков из деревни помочь.
Кот фыркнул, явно не разделяя моего оптимизма:
— Мужики твои только языком чесать горазды. «Ведьма, помоги!», «Ведьма, спаси!» — а как дело до дела, так все в кусты.
Я натянула платье через голову, поправила ворот:
— Ну не ты же будешь мне дрова носить.
— А почему бы и нет? — Баламут приподнял бровь, что выглядело весьма выразительно для кота. — Между прочим, я могу и телекинезом…
— Только попробуй! — я резко обернулась. — Если хоть одна вещь в доме начнёт летать, я тебя в мешок и в реку!
Кот ухмыльнулся. Да—да, именно ухмыльнулся — у него это отлично получалось:
— Боишься, что покажу, кто тут на самом деле хозяин?
— Боюсь, что деревенские увидят летающую кастрюлю и решат, что я окончательно свихнулась.
Я подошла к зеркалу, пытаясь привести в порядок волосы. Они, как назло, торчали в разные стороны, будто я провела ночь в гнезде у сороки.
— Кстати, насчёт Выселок, — вдруг вспомнил Баламут, меняя тон на серьёзный. — Там не только роженица. Старуха Глафира шептала на рынке, что у них в колодцах вода мутнеет.
Я замерла, держа в руках гребень:
— Мутнеет? Как именно?
— Говорят, будто песок поднимается со дна, хотя никаких дождей не было. И вкус у воды странный стал.
Это уже серьёзно. Вода — стихия капризная, а если её что-то тревожит…
— Ладно, — я отложила гребень. — Сначала роженица, потом колодец. Но ты со мной пойдёшь.
Баламут возмущённо вздыбил шерсть:
— Я?! А почему я?!
— Потому что ты «уникальный», — я подмигнула ему. — И потому что ты знаешь больше, чем говоришь. Не отмазывайся — вижу по глазам.
***прода от 16.12.25
Кот недовольно заёрзал, но возражать не стал. Только пробормотал что-то вроде «вечно я вляпываюсь в неприятности». Я накинула плащ, проверила сумку — травы, нитки для швов, пузырёк с успокаивающим настоем. Всё на месте.
— Пошли, герой. Сегодня будет длинный день.
Баламут спрыгнул с подоконника, потянулся и, не глядя на меня, направился к двери. Я последовала за ним, чувствуя, как ноющая рука вдруг запульсировала сильнее.
«Перемены, — вспомнила я запись из дневника. — Не всегда плохие. Иногда просто… другие».
Что ж, похоже, сегодня я узнаю, что именно имели в виду звёзды.
Выселки находились минутах в десяти лету на метле, пешком выходило намного дольше. Деревенька со своей кузней, таверной и постоялым двором насчитывала домов пятьдесят. Народ ко мне относился немного настороженно, но лишний раз на рожон не лез, ведь в случае чего, бежали ко мне, ибо до магов не достучаться. Те всегда нос воротили от деревенских или требовали такую оплату, что не каждый городской житель мог позволить. Элита, чтоб их. Староста с широкой улыбкой уже встречал меня.
— Рада видеть и вас, староста, — сдержанно кивнула я, стараясь не выдать раздражения от столь бурного приветствия.
Он засуетился, поправляя пояс и оглядываясь по сторонам, словно искал поддержку у пустых заборов.
— Роженица… она… в общем, уже третьи сутки мучается. Бабка Марфа пыталась помочь, да говорит — не её уровень.
Я мысленно чертыхнулась. Третьи сутки — это серьёзно. Нужно было раньше звать.
— Где она?
— Да тут, рядом, в доме у колодца. Мы всё приготовили, как вы велели в прошлый раз… травы, чистая вода, свечи…
— Хорошо, — перебила я. — Ведите.
Пока мы шли по узкой улочке, я невольно отмечала тревожные детали: женщины у колодцев перешёптывались, дети прятались за мамины подолы, из-за заборов доносилось нервное кудахтанье кур. Недоброе волнение витало в воздухе.
Баламут, шедший рядом, вдруг замер, принюхался и тихо прошипел:
— Вода… пахнет неправильно.
Я остановилась и прислушалась к себе. Рука ныла всё сильнее, а в груди нарастало неприятное предчувствие.
— Староста, — обернулась я, — а колодцы ваши… все одинаково мутные?
Он побледнел, замялся:
— Э-э-э… ну, в общем-то да. Только мы думали, это временное… может земля сдвинулась…
— Ничего не сдвинулось, — отрезала я. — Кто-то или что-то тревожит воду. И пока мы это не выясним, любая помощь будет половинчатой.
Мы подошли к небольшому дому с резными ставнями. Из окон доносились приглушённые стоны. У крыльца толпились родственницы, все как одна — в тёмных платках, с бледными лицами.
— Ну что, — я поправила сумку, — приступим.
Одна из женщин бросилась открывать дверь:
— Ох, госпожа ведьма, спасите её, умоляем!
Я переступила порог, чувствуя, как воздух сгущается от тревоги. Баламут скользнул следом, прижимаясь к моей ноге.
«Только бы успеть», — мелькнула мысль.
В комнате у кровати сидела пожилая женщина с мокрым полотенцем в руках. На постели металась молодая девушка, лицо её было искажено от боли.
— Давно так? — спросила я, подходя ближе и доставая пузырёк с настоем.
— С рассвета третьего дня, — прошептала бабка Марфа, опуская глаза. — Я делала всё, что знала… но…
Я кивнула, понимая, что время на исходе. Разлила настой в кружку, добавила пару капель из другого пузырька.
— Пейте, — протянула девушке. — Это облегчит боль и поможет силам собраться.
Та с трудом приподнялась, сделала глоток, закашлялась, но потом расслабилась.
— А теперь, — я повернулась к собравшимся, — все вон. Мне нужно работать. И пришлите кого-нибудь с горячей водой и чистыми тряпками.
Когда комната опустела, я достала из сумки мешочек с сухими травами, рассыпала их по углам и зажгла свечу. Баламут устроился на подоконнике, внимательно наблюдая.
— Ну что, друг, — тихо сказала я, — пора показать, на что мы способны.
Я закрыла глаза, сосредоточилась, пытаясь уловить ритм дыхания девушки, биение её сердца, движение сил внутри неё. Рука пульсировала всё сильнее, но теперь я знала — это не просто боль. Это знак.
«Перемены», — снова всплыло в памяти.
И в этот момент свеча дрогнула, а тени на стенах ожили.
Они потянулись ко мне, словно тонкие пальцы, пытаясь что-то прошептать. Я сосредоточилась, пропуская сквозь себя ритм дыхания роженицы, улавливая биение её сердца — неровное, испуганное.
«Спокойнее, — мысленно обратилась я к ней. — Я с тобой».
Свеча вспыхнула ярче, озарив комнату янтарным светом. Травы на полу зашептали, выпуская едва заметный дымок с ароматом луговых цветов. Баламут прижал уши, но не сдвинулся с места.
— Держи связь, — шепнула я коту. — Если что-то пойдёт не так…
Он коротко мяукнул — понял.
Я положила ладони на живот девушки. Тепло разлилось по пальцам, пульсируя в такт с моей ноющей рукой. Перед глазами замелькали образы: тёмная вода, вихрь на поверхности колодца, чей-то силуэт в тумане…
«Вода… она связана…»
— Не отвлекайся, — прошипел Баламут.
Я сглотнула, возвращая внимание к роженице. Её дыхание стало ровнее, мышцы расслабились, но что-то всё ещё мешало. Что-то извне.
«Колодцы», — вдруг осознала я.
Не разрывая контакта, я мысленно потянулась к источнику беспокойства. Увидела: три колодца в разных концах деревни, их тёмные зевы, мутная вода, в которой кружились песчинки, словно в бурлящем котле. И в центре каждого — крошечный вихрь, пульсирующий в том же ритме, что и моя рука.
«Это не случайность. Кто-то намеренно тревожит воду».
— Баламут, — прошептала я, не отнимая рук. — Беги к первому колодцу. Найди знак. Что-то нечеловеческое.
Кот без звука соскочил с подоконника и выскользнул в приоткрытую дверь.
Я снова сосредоточилась на девушке. Теперь я видела не только её тело, но и тонкую нить, связывающую её с водной стихией. Нить была натянута до предела, вот—вот порвётся.
«Нельзя допустить».
Я вдохнула глубже, призвала силу, которую так редко осмеливалась использовать. Тёплый поток пробежал по венам, сосредоточился в ладонях. Я направила его, формируя щит вокруг уязвимой нити, укрепляя её, выравнивая ритм.
Свеча погасла. В тот же миг комната наполнилась призрачным светом — не от огня, а от самих трав, засиявших мягким зелёным сиянием. Роженица вздохнула, её лицо разгладилось.
«Работает», — с облегчением подумала я.
Но тут в окно влетела тень. Баламут приземлился на пол, держа в зубах что-то блестящее.
— Нашёл, — прохрипел он, бросая предмет у моих ног.
Это был маленький стеклянный шар, внутри которого кружился тёмный вихрь. На поверхности виднелись выгравированные руны — чужие, незнакомые.
«Артефакт», — поняла я. — «Кто-то намеренно нарушил баланс воды».
Я подняла взгляд на окно. Вдалеке, за крышами домов, клубились тучи — там, где находились колодцы.
«Это только начало».
Но сейчас главное было сделано. Роженица тихо застонала, её тело дрогнуло — и в следующий миг комната наполнилась слабым, но уверенным криком новорождённого. Я опустилась на стул, чувствуя, как уходит напряжение. Баламут подошёл, ткнулся головой в мою ладонь.
— Молодец, — прошептала я. — Но у нас ещё много работы.
За окном первые капли дождя ударили по земле.
