Лариника с опозданием поняла, какую ошибку совершила, потакая капризам сестры. Увлекшись опекой над девочкой, она забыла о том, как пагубно действует на неокрепшую психику ребёнка вседозволенность. Дети очень быстро осознают свою власть над окружающими и начинают бессовестно этим пользоваться. В результате Виллана почти превратилась в маленькое эгоистичное чудовище, искренне полагая, что всё лучшее должно доставаться ей одной.
- Они мои, - истерично кричала Виллана, заступая дорогу сестре.
Лариника застыла на месте, не зная, как поступить, но тут вмешалась Аскила. Её такие мелочи, как легкоранимая детская психика, волновали мало. Несколько увесистых шлепков по голому заду вернули Виллане здравомыслие. Она сразу же согласилась поделиться с сестрой абсолютно всем, что имеет, за исключением любимой игрушки, конечно. Вот только наказания было уже не избежать. И красивые платья, и её горячо любимый заяц отправились на хранение в сундук.
- Пока не поумнеете, будете сидеть дома, обе, - вынесла свой вердикт Аскила.
Виллана горько рыдала, уткнувшись лицом в подушку, а Лариника, вопреки обыкновению, даже не пыталась её успокоить. И это было странно, непонятно, а потому пугало до жути.
Всхлипнув ещё раз, Виллана, не выдержав отстранённости сестры, полезла к ней мириться.
К приходу отца мир в семье был восстановлен. И на следующий день сёстры всё-таки вышли в люди.
***
Верхние платья здорово сковывали движения, но девочки и не думали капризничать по этому поводу. Они с любопытством оглядывались по сторонам, не решаясь отходить от ворот. Открывшийся их взорам мир, казался огромным. По обе стороны от их дома тянулись высокие заборы чужих подворий. Впереди виднелась река. К ней вёл пологий спуск. В воде плескались ребятишки. Виллана потянула было сестру туда, но мать строго настрого запретила им подходить к воде.
- На берегу, так и быть, посидите, но от воды держитесь подальше, - велела Аскила перед тем, как вернуться к своим делам. - Намочите платья, пеняйте на себя, - пригрозила она напоследок, уже стоя в раскрытой створке ворот.
Разумеется, мать переживала не из-за их нарядов. Лариника, в отличие от сестры, это понимала, просто, по мнению Аскилы, только такая угроза и могла уберечь малышек от беды.
Виллана смотрела на реку с восторгом и ужасом одновременно. Столько воды она никогда не видела. Опасения матери были напрасны, девочки и не думали приближаться к реке. Одна ясно понимала, чем может окончиться для них столь близкое знакомство со стихией, а вторая бессознательно чувствовала исходящую от воды угрозу.
Чуть выше по течению женщины полоскали бельё. Громко переговариваясь между собой, они, тем не менее, не забывали поглядывать в сторону купающихся детей и конечно же не могли не заметить появления Лариники и Вилланы на берегу.
Их разговоры сразу же сменили свою направленность.
- Гляньте-ка, бабы, как Аскила девчонок своих принарядила, ну чисто невесты, - заметила одна из женщин.
В её голосе не слышалось ни злобы, ни зависти. Это была простая констатация факта, приправленная щепоткой иронии. Ровно настолько, чтобы не обидеть, а вызвать у детей улыбку.
Лариника это почувствовала и смущённо улыбнулась в ответ на шутливое заявление женщины, а Виллана гордо приосанилась, будто и впрямь была невестой.
- И приёмыша вровень с кровным чадом поставила, - прошипела вторая. Именно, что прошипела, хоть и говорила так же громко, как первая.
Лариника слегка нахмурилась. Она и сама подозревала, что чужая в этой семье. Не потому что к ней относились иначе, чем к другим детям. Просто внешние отличия между ней и остальными членами семьи были слишком велики. По её мнению, в паре кареглазых брюнетов не могла родиться голубоглазая блондинка. Оставалась надежда на то, что, кто-то из предков Аскилы или Валха имел такую же внешность, как у неё, и рецессивные гены проявились, спустя несколько поколений.
В действительности, всё оказалось проще и сложнее одновременно. Вот так неожиданно выяснилось, что Ларинику взяли в свою семью совершенно посторонние ей люди и целых шесть лет растили, как родную дочь, ни единым словом не обмолвившись о том, что она у них приёмная.
Будь Лариника простым ребёнком, слова незнакомой женщины ударили бы её наотмашь, нанеся непоправимый вред детской психике, но всё вышло совсем не так, как ожидала злая баба.
Вместо того, чтобы разреветься, Лариника светло улыбнулась и нежным голоском произнесла:
- Мама Аскила самая лучшая, у неё такое большое сердце, что в нём нашлось место не только для родных детей, но и для несчастной сиротки вроде меня.
Виллана по причине малолетства не понимала, о чём идёт речь, но детским чутьём угадала, что вон та некрасивая тётка с перекошенным ртом пытается навредить её сестре. Малышка, не долго думая, зачерпнула горсть мокрого песка и швырнула его в обидчицу Лариники.
Не попала, конечно, но нужного эффекта добилась. Тётка сначала позеленела от злости, а потом стала красной, как помидор и попёрла тараном на детей, попутно скручивая в тугой жгут мокрую тряпку.
Виллана взвизгнула от страха и, сломя голову, кинулась прочь. Всё произошло слишком быстро. Лариника опомниться не успела, как сестра пропала из виду.
А Виллана и сама не ожидала, что всё так получится. Она ведь считала себя очень шустрой. А тут споткнулась, упала и уже в следующую секунду оказалась в воде. Взмахнув нелепо руками, девочка попыталась удержаться наплаву, но добилась лишь того, что наглоталась речной воды и камнем пошла ко дну.
Истошно заорала какая-то баба:
- Убииилиии!
К её воплям подключились другие. На женские крики из ворот выбежала Аскила. Заметалась взглядом по берегу, отыскивая своих дочерей. Голубое платьишко Лариники заметила сразу, а вот жёлтого платья Вилланы нигде не было видно.
Сорвав с головы платок, несчастная мать подбежала к реке. Кинулась в воду, заламывая руки и выкрикивая имя утонувшей дочери. Всё было тщетно, Виллана не отзывалась.
Лариника, будто в дурмане, подняла руки вверх и, повинуясь её движению, речная вода колыхнулась, а потом начала медленно отрываться от земли. Странное и страшное это было зрелище: река выгнулась дугой, как спина у рассерженной кошки. Заиленное дно обнажилось, открывая человеческим взорам подводное царство. Дети с визгом рванули на берег. Толща воды, зависшая над их головами, пугала до жути. В нескольких шагах от себя Аскила увидела тело Вилланы. Мокрые волосы облепили мертвенно-бледное лицо девочки. Подхватив дочь на руки, безутешная мать завыла от горя.
С трудом переставляя непослушные ноги, Аскила поплелась на берег и опустилась на влажную траву, продолжая прижимать к груди безвольное тело ребёнка.
Она не видела, как вода опустилась обратно, не чувствовала, как Лариника дёргает её за подол. В глазах женщины застыла безысходность. Слабая боль от пощёчины, которую отвесила ей приёмная дочь, заставила Аскилу очнуться.
- Думаю, я смогу её спасти, но мне нужна твоя помощь, - сказала Лариника, серьёзно глядя в глаза матери, и, видя её непонимание, смущаясь, добавила: - Я ещё слишком мала, одной мне с этим не справиться.
На миг Аскиле показалось, что с ней говорит взрослая женщина.
- Что нужно делать? - спросила она, из последних сил цепляясь за остатки надежды.
Ларинике и в прошлой жизни не доводилось спасать утопающих. О том, как делать искусственное дыхание, она знала лишь в теории, но других вариантов всё равно не было. Никто не предпринимал попыток вернуть ребёнка к жизни. Все только тем и занимались, что сочувствовали Аскиле, да обсуждали виновницу происшествия, которая благоразумно скрылась из виду, как только поняла, к чему привели её действия.
К счастью, времени прошло не так много, и шансы на возвращение Вилланы к жизни были очень велики. Повезло и в том, что Аскила не была истеричкой. Превозмогая отчаяние, несчастная мать смогла взять себя в руки и постаралась в точности выполнить все указания Лариники: сперва удалила воду из лёгких ребёнка, а затем чередовала надавливания на грудь Вилланы с выдыханием воздуха ей в рот.
Лариника руководила процессом, отдавая матери указания. Аскиле показалось, что прошла целая вечность, прежде чем их усилия увенчались успехом. Виллана наконец судорожно вздохнула и тут же зашлась в кашле, извергая остатки речной воды из лёгких. Прокашлявшись, она задышала ровнее, а затем открыла глаза. Аскила, не веря своему счастью, прижала ожившую дочь к сердцу, чувствуя ответное биение маленького сердечка. По её щекам потекли слёзы.
За их пеленой женщина не видела, как Лариника без сил опустилась на траву и прикрыла глаза. Страх, сковавший сердце маленькой чудотворицы, отступал неохотно, ему на смену приходило облегчение.
Уплывающим сознанием Лариника отметила наступившую тишину. Деревенские бабы смотрели на золотоволосую девочку со смесью ужаса и восхищения, не смея громкими возгласами тревожить покой странного существа, одной своей волей способного вернуть мёртвого человека к жизни.
Жизнь в отдалённой лесной деревушке протекала размеренно, без шума и потрясений. По крайней мере, так казалось Ватауру. Мелкие дрязги соседей его не волновали. Он вообще старался держаться от людей на расстоянии. Не то, чтобы отказывая им в разумности, но и не ставя их на один уровень с хасурами.
Первоначальные попытки войти с ним в контакт быстро угасли из-за отсутствия встречного интереса с его стороны. А для того, чтобы не вызвать волну ненависти или агрессии в ответ на такое пренебрежение, Ватаур взялся избавлять людей от серьёзных недугов. С его знаниями и умениями, это не составляло труда.
Шаткое перемирие длилось седьмой год, и Ватаур всё чаще подумывал о том, чтобы снова отправиться в путь. Он и так чересчур долго оставался на одном месте. Душевное равновесие, утраченное из-за связи с чужой женой, казалось, было им восстановлено. Малини больше не являлась ему во снах, и он даже перестал желать смерти её супругу - ничтожному гессу Арнадиру, не достойному называться мужем прекраснейшей из женщин.
Непрошенные воспоминания об очаровательной Малини, нежной и хрупкой, как весенний цветок, отозвались в груди Ватаура глухой болью. Спокойствие оказалось мнимым. Его душу вновь затопила тоска. В том, что они встретились слишком поздно, не было ничьей вины. Просто так вышло, что на момент их знакомства похитившая его сердце женщина уже принадлежала другому.
Их чувства вспыхнули ярко, не оставив ни единого шанса на сопротивление. И тем неожиданнее прозвучали для Ватаура слова Малини, произнесённые ею в их последнюю встречу:
- Нам нужно расстаться, - сказала она без тени эмоций, держась холодно и отстранённо, как никогда прежде.
И даже взгляда не отвела, когда он, растерянный и оглушённый попытался заглянуть ей в глаза, чтобы убедиться в том, что это всего лишь неудачная шутка. И в самом деле, не могла же его Малини говорить об их расставании всерьёз?
Оказалось, ещё как могла и немедленно подтвердила свои намерения небрежно брошенной парой фраз, окончательно разбив ему сердце.
- Не приходи больше. Не хочу тебя видеть. Прощай, - выпалила Малини на одном дыхании, взирая на него потухшим взглядом, в котором больше не было ни любви, ни жизни.
Ватаур смотрел на неё и не узнавал. Перед ним стояла совсем другая женщина. Не та, которую он полюбил и ради которой готов был пойти на многое, даже связать себя узами брака, что при его свободолюбивом характере было сродни жертве.
Он так и не понял, когда Малини успела так измениться. Вряд ли те несколько дней, что они провели в разлуке, могли повлиять на её отношение к нему. Быть может, ей стало жаль мужа? Или её замучила совесть? Ни для кого ведь не секрет, что женщинам временами свойственна неуместная жалость.
Или она испугалась общественного порицания и потому решила пожертвовать их любовью, дабы сохранить своё доброе имя?
На самом деле, Ватауру было плевать на причины, приведшие их к расставанию. В те дни он и дышал то с трудом, а думать и вовсе не мог, инстинктивно стремясь убраться из Аливасара подальше. Он не стал требовать от Малини объяснений, не сказал ей ни слова упрёка. Просто исчез из жизни любимой женщины, как она и просила.
***
Время шло. Душевные раны зарубцевались.
Расставание с любовью всей своей жизни далось Ватауру нелегко. Он чувствовал, как разрастается внутри него пустота, вытесняя из души все те светлые чувства, что жили там раньше. Его волосы посеребрила ранняя седина, а взгляд сделался холодным и безразличным, как вечная мерзлота.
Оставаться рядом с Малини Ватаур не мог, просто не вынес бы её безразличия. Он тогда вообще никого не хотел видеть, но и жизнь в полной изоляции не принесла ему облегчения. Людское поселение, затерянное в лесной глуши, показалось ему подходящим пристанищем для добровольного изгнанника, пытающегося уберечь себя от саморазрушения и начать жить заново.
Люди оказались на удивление отзывчивыми существами. Когда он только начал строить свой дом, они, не спросясь, явились ему на помощь. Валили лес, обтёсывали брёвна, откуда-то привозили камни для фундамента.
Своими слаженными действиями люди напоминали Ватауру муравьёв. Он даже на время забыл о своих переживаниях, так сильно поразило его человеческое участие. Но удивительнее всего было то, что его добровольные помощники ничего не потребовали взамен.
Позже Ватаур понял, что такая вот безвозмездная помощь при строительстве дома в этих местах является делом обычным. И если разобраться, то не так уж она бескорыстна. Тут действовал общеизвестный принцип - ты мне, я тебе. И однажды настанет день, когда ему придётся принять участие в возведении дома одному из участников нынешнего строительства.
Поразмыслив немного, Ватаур признал сделку честной и не вызывающей у него протеста. И если понадобится, он готов отплатить добром за добро.
Совместными усилиями дом был поставлен за три недели. И Ватаур, не собиравшийся оставаться надолго на одном месте, сам того не ожидая, провёл в этой деревне без малого семь лет.
***
Этот день начался как обычно. Ранний подъём, работа над собой, включающая тренировку и медитацию, затем омовение ледяной водой, сытный завтрак и приём недужных соседей.
Ватаур помнил, как вышел во двор, как привычно расправил плечи и подставил лицо ветру, неожиданно принёсшему с собой водяную пыль. И это в безоблачный солнечный день, когда воздух буквально дрожит от зноя, а пересохшая земля молит о дожде.
Ватаур распахнул глаза, и они расширились ещё больше, когда он увидел, как река, выгибаясь подобно рассерженной кошке, поднимается чуть ли не до небес, тем не менее продолжая течь в положенном ей направлении, но только более не касаясь земли.
Мужчины хасуры были не так чувствительны к проявлению силы, как женщины их расы, потому Ватаур и не ощутил энергию этого всплеска, даже находясь в непосредственной близости от него. Однако, столь явную демонстрацию силы даже он не мог оставить без внимания. Кто-то из его сородичей находился в деревне и более того творил что-то странное, не поддающееся никакому объяснению. Ватаур не понимал, зачем кому-то понадобилось поднимать реку, но собирался это выяснить, причём немедленно.
- Они мои, - истерично кричала Виллана, заступая дорогу сестре.
Лариника застыла на месте, не зная, как поступить, но тут вмешалась Аскила. Её такие мелочи, как легкоранимая детская психика, волновали мало. Несколько увесистых шлепков по голому заду вернули Виллане здравомыслие. Она сразу же согласилась поделиться с сестрой абсолютно всем, что имеет, за исключением любимой игрушки, конечно. Вот только наказания было уже не избежать. И красивые платья, и её горячо любимый заяц отправились на хранение в сундук.
- Пока не поумнеете, будете сидеть дома, обе, - вынесла свой вердикт Аскила.
Виллана горько рыдала, уткнувшись лицом в подушку, а Лариника, вопреки обыкновению, даже не пыталась её успокоить. И это было странно, непонятно, а потому пугало до жути.
Всхлипнув ещё раз, Виллана, не выдержав отстранённости сестры, полезла к ней мириться.
К приходу отца мир в семье был восстановлен. И на следующий день сёстры всё-таки вышли в люди.
***
Верхние платья здорово сковывали движения, но девочки и не думали капризничать по этому поводу. Они с любопытством оглядывались по сторонам, не решаясь отходить от ворот. Открывшийся их взорам мир, казался огромным. По обе стороны от их дома тянулись высокие заборы чужих подворий. Впереди виднелась река. К ней вёл пологий спуск. В воде плескались ребятишки. Виллана потянула было сестру туда, но мать строго настрого запретила им подходить к воде.
- На берегу, так и быть, посидите, но от воды держитесь подальше, - велела Аскила перед тем, как вернуться к своим делам. - Намочите платья, пеняйте на себя, - пригрозила она напоследок, уже стоя в раскрытой створке ворот.
Разумеется, мать переживала не из-за их нарядов. Лариника, в отличие от сестры, это понимала, просто, по мнению Аскилы, только такая угроза и могла уберечь малышек от беды.
Виллана смотрела на реку с восторгом и ужасом одновременно. Столько воды она никогда не видела. Опасения матери были напрасны, девочки и не думали приближаться к реке. Одна ясно понимала, чем может окончиться для них столь близкое знакомство со стихией, а вторая бессознательно чувствовала исходящую от воды угрозу.
Чуть выше по течению женщины полоскали бельё. Громко переговариваясь между собой, они, тем не менее, не забывали поглядывать в сторону купающихся детей и конечно же не могли не заметить появления Лариники и Вилланы на берегу.
Их разговоры сразу же сменили свою направленность.
- Гляньте-ка, бабы, как Аскила девчонок своих принарядила, ну чисто невесты, - заметила одна из женщин.
В её голосе не слышалось ни злобы, ни зависти. Это была простая констатация факта, приправленная щепоткой иронии. Ровно настолько, чтобы не обидеть, а вызвать у детей улыбку.
Лариника это почувствовала и смущённо улыбнулась в ответ на шутливое заявление женщины, а Виллана гордо приосанилась, будто и впрямь была невестой.
- И приёмыша вровень с кровным чадом поставила, - прошипела вторая. Именно, что прошипела, хоть и говорила так же громко, как первая.
Лариника слегка нахмурилась. Она и сама подозревала, что чужая в этой семье. Не потому что к ней относились иначе, чем к другим детям. Просто внешние отличия между ней и остальными членами семьи были слишком велики. По её мнению, в паре кареглазых брюнетов не могла родиться голубоглазая блондинка. Оставалась надежда на то, что, кто-то из предков Аскилы или Валха имел такую же внешность, как у неё, и рецессивные гены проявились, спустя несколько поколений.
В действительности, всё оказалось проще и сложнее одновременно. Вот так неожиданно выяснилось, что Ларинику взяли в свою семью совершенно посторонние ей люди и целых шесть лет растили, как родную дочь, ни единым словом не обмолвившись о том, что она у них приёмная.
Будь Лариника простым ребёнком, слова незнакомой женщины ударили бы её наотмашь, нанеся непоправимый вред детской психике, но всё вышло совсем не так, как ожидала злая баба.
Вместо того, чтобы разреветься, Лариника светло улыбнулась и нежным голоском произнесла:
- Мама Аскила самая лучшая, у неё такое большое сердце, что в нём нашлось место не только для родных детей, но и для несчастной сиротки вроде меня.
Виллана по причине малолетства не понимала, о чём идёт речь, но детским чутьём угадала, что вон та некрасивая тётка с перекошенным ртом пытается навредить её сестре. Малышка, не долго думая, зачерпнула горсть мокрого песка и швырнула его в обидчицу Лариники.
Не попала, конечно, но нужного эффекта добилась. Тётка сначала позеленела от злости, а потом стала красной, как помидор и попёрла тараном на детей, попутно скручивая в тугой жгут мокрую тряпку.
Виллана взвизгнула от страха и, сломя голову, кинулась прочь. Всё произошло слишком быстро. Лариника опомниться не успела, как сестра пропала из виду.
А Виллана и сама не ожидала, что всё так получится. Она ведь считала себя очень шустрой. А тут споткнулась, упала и уже в следующую секунду оказалась в воде. Взмахнув нелепо руками, девочка попыталась удержаться наплаву, но добилась лишь того, что наглоталась речной воды и камнем пошла ко дну.
Истошно заорала какая-то баба:
- Убииилиии!
К её воплям подключились другие. На женские крики из ворот выбежала Аскила. Заметалась взглядом по берегу, отыскивая своих дочерей. Голубое платьишко Лариники заметила сразу, а вот жёлтого платья Вилланы нигде не было видно.
Сорвав с головы платок, несчастная мать подбежала к реке. Кинулась в воду, заламывая руки и выкрикивая имя утонувшей дочери. Всё было тщетно, Виллана не отзывалась.
Лариника, будто в дурмане, подняла руки вверх и, повинуясь её движению, речная вода колыхнулась, а потом начала медленно отрываться от земли. Странное и страшное это было зрелище: река выгнулась дугой, как спина у рассерженной кошки. Заиленное дно обнажилось, открывая человеческим взорам подводное царство. Дети с визгом рванули на берег. Толща воды, зависшая над их головами, пугала до жути. В нескольких шагах от себя Аскила увидела тело Вилланы. Мокрые волосы облепили мертвенно-бледное лицо девочки. Подхватив дочь на руки, безутешная мать завыла от горя.
С трудом переставляя непослушные ноги, Аскила поплелась на берег и опустилась на влажную траву, продолжая прижимать к груди безвольное тело ребёнка.
Она не видела, как вода опустилась обратно, не чувствовала, как Лариника дёргает её за подол. В глазах женщины застыла безысходность. Слабая боль от пощёчины, которую отвесила ей приёмная дочь, заставила Аскилу очнуться.
- Думаю, я смогу её спасти, но мне нужна твоя помощь, - сказала Лариника, серьёзно глядя в глаза матери, и, видя её непонимание, смущаясь, добавила: - Я ещё слишком мала, одной мне с этим не справиться.
На миг Аскиле показалось, что с ней говорит взрослая женщина.
- Что нужно делать? - спросила она, из последних сил цепляясь за остатки надежды.
Ларинике и в прошлой жизни не доводилось спасать утопающих. О том, как делать искусственное дыхание, она знала лишь в теории, но других вариантов всё равно не было. Никто не предпринимал попыток вернуть ребёнка к жизни. Все только тем и занимались, что сочувствовали Аскиле, да обсуждали виновницу происшествия, которая благоразумно скрылась из виду, как только поняла, к чему привели её действия.
К счастью, времени прошло не так много, и шансы на возвращение Вилланы к жизни были очень велики. Повезло и в том, что Аскила не была истеричкой. Превозмогая отчаяние, несчастная мать смогла взять себя в руки и постаралась в точности выполнить все указания Лариники: сперва удалила воду из лёгких ребёнка, а затем чередовала надавливания на грудь Вилланы с выдыханием воздуха ей в рот.
Лариника руководила процессом, отдавая матери указания. Аскиле показалось, что прошла целая вечность, прежде чем их усилия увенчались успехом. Виллана наконец судорожно вздохнула и тут же зашлась в кашле, извергая остатки речной воды из лёгких. Прокашлявшись, она задышала ровнее, а затем открыла глаза. Аскила, не веря своему счастью, прижала ожившую дочь к сердцу, чувствуя ответное биение маленького сердечка. По её щекам потекли слёзы.
За их пеленой женщина не видела, как Лариника без сил опустилась на траву и прикрыла глаза. Страх, сковавший сердце маленькой чудотворицы, отступал неохотно, ему на смену приходило облегчение.
Уплывающим сознанием Лариника отметила наступившую тишину. Деревенские бабы смотрели на золотоволосую девочку со смесью ужаса и восхищения, не смея громкими возгласами тревожить покой странного существа, одной своей волей способного вернуть мёртвого человека к жизни.
ГЛАВА 4
Жизнь в отдалённой лесной деревушке протекала размеренно, без шума и потрясений. По крайней мере, так казалось Ватауру. Мелкие дрязги соседей его не волновали. Он вообще старался держаться от людей на расстоянии. Не то, чтобы отказывая им в разумности, но и не ставя их на один уровень с хасурами.
Первоначальные попытки войти с ним в контакт быстро угасли из-за отсутствия встречного интереса с его стороны. А для того, чтобы не вызвать волну ненависти или агрессии в ответ на такое пренебрежение, Ватаур взялся избавлять людей от серьёзных недугов. С его знаниями и умениями, это не составляло труда.
Шаткое перемирие длилось седьмой год, и Ватаур всё чаще подумывал о том, чтобы снова отправиться в путь. Он и так чересчур долго оставался на одном месте. Душевное равновесие, утраченное из-за связи с чужой женой, казалось, было им восстановлено. Малини больше не являлась ему во снах, и он даже перестал желать смерти её супругу - ничтожному гессу Арнадиру, не достойному называться мужем прекраснейшей из женщин.
Непрошенные воспоминания об очаровательной Малини, нежной и хрупкой, как весенний цветок, отозвались в груди Ватаура глухой болью. Спокойствие оказалось мнимым. Его душу вновь затопила тоска. В том, что они встретились слишком поздно, не было ничьей вины. Просто так вышло, что на момент их знакомства похитившая его сердце женщина уже принадлежала другому.
Их чувства вспыхнули ярко, не оставив ни единого шанса на сопротивление. И тем неожиданнее прозвучали для Ватаура слова Малини, произнесённые ею в их последнюю встречу:
- Нам нужно расстаться, - сказала она без тени эмоций, держась холодно и отстранённо, как никогда прежде.
И даже взгляда не отвела, когда он, растерянный и оглушённый попытался заглянуть ей в глаза, чтобы убедиться в том, что это всего лишь неудачная шутка. И в самом деле, не могла же его Малини говорить об их расставании всерьёз?
Оказалось, ещё как могла и немедленно подтвердила свои намерения небрежно брошенной парой фраз, окончательно разбив ему сердце.
- Не приходи больше. Не хочу тебя видеть. Прощай, - выпалила Малини на одном дыхании, взирая на него потухшим взглядом, в котором больше не было ни любви, ни жизни.
Ватаур смотрел на неё и не узнавал. Перед ним стояла совсем другая женщина. Не та, которую он полюбил и ради которой готов был пойти на многое, даже связать себя узами брака, что при его свободолюбивом характере было сродни жертве.
Он так и не понял, когда Малини успела так измениться. Вряд ли те несколько дней, что они провели в разлуке, могли повлиять на её отношение к нему. Быть может, ей стало жаль мужа? Или её замучила совесть? Ни для кого ведь не секрет, что женщинам временами свойственна неуместная жалость.
Или она испугалась общественного порицания и потому решила пожертвовать их любовью, дабы сохранить своё доброе имя?
На самом деле, Ватауру было плевать на причины, приведшие их к расставанию. В те дни он и дышал то с трудом, а думать и вовсе не мог, инстинктивно стремясь убраться из Аливасара подальше. Он не стал требовать от Малини объяснений, не сказал ей ни слова упрёка. Просто исчез из жизни любимой женщины, как она и просила.
***
Время шло. Душевные раны зарубцевались.
Расставание с любовью всей своей жизни далось Ватауру нелегко. Он чувствовал, как разрастается внутри него пустота, вытесняя из души все те светлые чувства, что жили там раньше. Его волосы посеребрила ранняя седина, а взгляд сделался холодным и безразличным, как вечная мерзлота.
Оставаться рядом с Малини Ватаур не мог, просто не вынес бы её безразличия. Он тогда вообще никого не хотел видеть, но и жизнь в полной изоляции не принесла ему облегчения. Людское поселение, затерянное в лесной глуши, показалось ему подходящим пристанищем для добровольного изгнанника, пытающегося уберечь себя от саморазрушения и начать жить заново.
Люди оказались на удивление отзывчивыми существами. Когда он только начал строить свой дом, они, не спросясь, явились ему на помощь. Валили лес, обтёсывали брёвна, откуда-то привозили камни для фундамента.
Своими слаженными действиями люди напоминали Ватауру муравьёв. Он даже на время забыл о своих переживаниях, так сильно поразило его человеческое участие. Но удивительнее всего было то, что его добровольные помощники ничего не потребовали взамен.
Позже Ватаур понял, что такая вот безвозмездная помощь при строительстве дома в этих местах является делом обычным. И если разобраться, то не так уж она бескорыстна. Тут действовал общеизвестный принцип - ты мне, я тебе. И однажды настанет день, когда ему придётся принять участие в возведении дома одному из участников нынешнего строительства.
Поразмыслив немного, Ватаур признал сделку честной и не вызывающей у него протеста. И если понадобится, он готов отплатить добром за добро.
Совместными усилиями дом был поставлен за три недели. И Ватаур, не собиравшийся оставаться надолго на одном месте, сам того не ожидая, провёл в этой деревне без малого семь лет.
***
Этот день начался как обычно. Ранний подъём, работа над собой, включающая тренировку и медитацию, затем омовение ледяной водой, сытный завтрак и приём недужных соседей.
Ватаур помнил, как вышел во двор, как привычно расправил плечи и подставил лицо ветру, неожиданно принёсшему с собой водяную пыль. И это в безоблачный солнечный день, когда воздух буквально дрожит от зноя, а пересохшая земля молит о дожде.
Ватаур распахнул глаза, и они расширились ещё больше, когда он увидел, как река, выгибаясь подобно рассерженной кошке, поднимается чуть ли не до небес, тем не менее продолжая течь в положенном ей направлении, но только более не касаясь земли.
Мужчины хасуры были не так чувствительны к проявлению силы, как женщины их расы, потому Ватаур и не ощутил энергию этого всплеска, даже находясь в непосредственной близости от него. Однако, столь явную демонстрацию силы даже он не мог оставить без внимания. Кто-то из его сородичей находился в деревне и более того творил что-то странное, не поддающееся никакому объяснению. Ватаур не понимал, зачем кому-то понадобилось поднимать реку, но собирался это выяснить, причём немедленно.
