— Интригуешь меня всё больше. - эльф пристально посмотрел на него. — Отдать тебе мой любимый двимеритовый клинок с рунической магией? Самому вырезать весь Диссийский ковен, пока ты будешь в Ренли? Станцевать голым на празднике Первого снега? Воспеть это в эльфийской поэме? Не томи, у меня заканчивается фантазия.
— Теперь, когда ты озвучил все эти прелестные варианты…
— Барс. Просто скажи.
— Научи Дайниру обращаться с клинком - так, как учил меня.
— Ты серьезно? Ты хочешь, чтобы убийца из Ночной ветви стал тренером для твоей девчонки? Я думал, ты попросишь что-то… разумное.
— Она быстрая. Упрямая. И она – кровь Иммераль. У неё есть потенциал.
— У неё есть ты, — проворчал Вильнор. — Что ей ещё надо?
— Навыки выживания. Я не всегда рядом.
— Ладно, Барс… Кровь Иммераль – это может быть интересным.
— Спасибо, Виль.
— Ещё партию?
— Та же ставка?
— К демонам интригу – сыграем на то, кто идёт за едой.
Игра продолжилась. За окном медленно опускалась ночь, а в комнате, где спала принцесса, двое мужчин сидели в тишине, лишь изредка прерывая её шепотом ставок и лёгким смехом.
Но Аскел всё равно не спускал глаз с Корнелии.
Ещё не всё потеряно.
8.
Четыре дня.
Четыре дня, проведённых в комнате девочки, где воздух пах сладкой ванилью и страхом. Четыре дня, в течение которых Аскел не отходил от Корнелии дальше, чем на шаг, наблюдая, как её пальцы дрожат при малейшем намёке на магию, как её глаза расширяются от ужаса при виде собственной тени.
Он пытался.
Сначала — мягко, почти игрой. Показывал ей, как Тьма может обволакивать предметы, не разрушая их. Как она может стать барьером, щитом, а не только оружием. Он брал её ладонь в свою и водил пальцами по воздуху, оставляя за собой чёрные завитки, которые тут же растворялись, как дым.
— Видишь? Это всего лишь инструмент. Как кисть художника.
Кора кивала, но в её глазах читалось непонимание. Она не хотела быть художником. Она не хотела касаться этого.
На второй день он попробовал иначе — через образы.
— Представь, что это река. Холодная, глубокая, но ты можешь плыть по ней, если не будешь бояться.
Он создал перед ней иллюзию — тонкую струйку Тьмы, извивающуюся между пальцами, как живая. Кора сжалась, её дыхание участилось.
— Я не могу…
— Ты можешь. Просто протяни руку.
Она не смогла.
На третий день он изменил тактику.
— Хорошо. Давай не будем трогать Тьму. Давай поговорим о чём-то другом.
Он рассказывал ей о мире за стенами замка — о южных городах, где улицы вымощены белым камнем, о пустынях, где песок накаляется докрасна, о лесах, где деревья шепчутся на забытых языках. Он надеялся отвлечь её, показать, что есть вещи, ради которых стоит перебороть страх.
Кора слушала. Иногда даже улыбалась. Но когда он незаметно вплетал в рассказ магию — просто чтобы проверить — она тут же закрывалась, как раковина.
На четвёртый день он понял, что бьётся о стену.
Её душа не была создана для Тьмы.
Корнелия была нежной.
Это первое, что приходило в голову, когда смотрел на неё. Не слабой — нет, слабость можно было сломать, перековать, заставить подчиниться. Но нежность… Она была как первый снег — хрупкая, чистая, тающая от одного прикосновения.
Принцесса была словно создана из света и хрупкого фарфора — такая же прозрачная, такой же легко бьющаяся. Аскел теперь вспомнил её в детстве — тихую, застенчивую, всегда держащуюся чуть в стороне, будто боясь помешать. Она никогда не шумела, не дралась с братьями, не рвалась к власти или вниманию. Её радости были иными: книги с картинками, куклы в пышных платьях, вышитые салфетки, которые она дарила родным на праздники. Кажется, у него самого тоже где-то были эти подаренные салфетки…
Аскел смотрел на неё и видел невероятную хрупкость — как будто внутри неё горел маленький огонёк, который любое дуновение ветра могло затушить. Она не была воином. Не была бунтарём. Она была той, кто приносил в дом тишину и уют, кто замечал, если кому-то грустно, и молча садился рядом.
И теперь этот свет гас, подавленный ужасом.
Кора боялась не врагов и не опасностей извне. Она боялась себя.
Аскел знал, что такое страх перед Силой – но его страх был совсем другим. Он боялся потери контроля, а Корнелия… она боялась самой возможности причинить кому-то боль. И в этом была её трагедия. Потому что Тьма не прощала слабости – она либо подчинялась, либо пожирала.
И Аскел, стоя у высокого окна её комнаты, смотрел на заснеженные вершины Рентамы и чувствовал горечь поражения. Не каждую силу можно приручить. Не каждый страх можно победить.
— Александр… — её голос прозвучал тихо, почти шёпотом.
Он обернулся. Кора сидела на кровати, обхватив колени, серебро волос падало на плечи неровными прядями.
— Я… я не смогу, да?
Он присел рядом.
— Ты сможешь. Но не сейчас.
— А что будет, если я никогда не научусь?
— Тогда мы найдём другой способ.
— Какой?
Он задумался. Потом медленно произнёс:
— Есть артефакты, запирающие Силу.
— Это… это больно?
— Нет. Но они не дадут тебе пользоваться магией вообще. И никакая другая Сила никогда не проснётся в тебе.
В глазах Коры появилось что-то, похожее на облегчение.
Она не хотела быть сильной.
И, возможно, это было её правом.
9.
Утром пятого дня Юстиниан снова пригласил племянника в свой кабинет. Король выглядел уставшим, почти раздавленным тем, что происходило с его младшим ребёнком. Но начал разговор совсем не с того, чего ожидал Аскел.
— Александр, я был бы признателен, если бы эльф из Ночной ветви не ночевал с тобой в комнате принцессы.
— Вильнор не тронет Кору, - нахмурился маг. Юстиниан сдержанно пояснил:
— Он... красив и нравится девочкам.
— И некоторым мальчикам тоже, я в курсе, - усмехнулся Аскел, наконец, сообразив, куда клонит обеспокоенный отец. — И если бы Кора посмотрела на него иначе, чем со страхом — меня это только порадовало бы, дядя. Но пока что страх — это всё, что она чувствует к миру.
Юстиниан вздохнул, его взгляд скользнул к окну, где снег медленно падал за стеклом.
— Со временем она перестанет бояться. Ты научишь её.
— Не уверен, - покачал головой Аскел — Чем больше я узнаю её... В ней не должна была первой проснуться Тьма. Это ошибка.
— Что ты имеешь в виду?
— Это должен был быть Свет. Или менталистика. В крайнем случае - стихии: воздух, земля... Но никак не Тьма.
Аскел помолчал, тоже глядя в окно, где простирались бескрайние снежные вершины Рентамы, озарённые холодным северным солнцем.
— Мой пример сослужил тебе плохую службу, дядя. Ты поверил, что история может повториться. Но я - исключение, а не правило, сколь бы нескромно это ни прозвучало. Я получил Тьму, потому что имел склонность к ней и имел способность к контролю. У Коры нет ни того, ни другого. Она не справится.
— Она - кровь богов, — возразил Юстиниан, но в его голосе уже не было прежней уверенности.
— Да. В ней бездна изначальной Силы. И пока что я держу её... в рамках, но сама она так не сможет никогда.
Аскел перевёл взгляд на мужчину, и в этом взгляде появился тот стылый холод, которым порой светилось его кольцо:
— А теперь я скажу это ещё раз - не для отца, а для короля и главы Дома: Корнелия не должна была получить Тьму.
И Юстиниан понял.
— Ты думаешь, что кто-то намеренно... – он оборвал фразу, ошеломлённо глядя на мага.
— Я не знаю, как такое возможно, - признался Аскел. - Но у тебя есть ресурсы, чтобы это выяснить.
Король медленно кивнул:
— Я обдумаю наш разговор. И выясню всё, что смогу.
10.
Аскел прикрыл глаза, позволив своему сознанию скользнуть по тонким магическим нитям, опутывающим покои Корнелии. Щиты были целы, контуры — стабильны. Он оставил вокруг неё лёгкое покрывало Тьмы, которое не даст случайному всплеску магии вырваться наружу. Девочка спала, её дыхание было ровным, без признаков кошмаров. Хорошо. Значит, у него было немного времени.
Маг вышел из покоев в широкий коридор, освещённый голубоватыми светильниками. Воздух здесь был свежим, пропитанным ароматом сосны и старого камня, с лёгким морозным оттенком. Утренний свет, проходя через витражи, рисовал на стенах причудливые узоры. Где-то внизу уже слышались голоса - слуги готовили залы к предстоящему празднику, встречали первых гостей, и общественные пространства уже наполнялись жизнью.
Он не собирался ни с кем пересекаться. Просто хотел пройтись, проветрить голову, ощутить под ногами твёрдый камень, а не мягкий ковёр. Но судьба, как всегда, распорядилась иначе. На повороте галереи, где солнечные лучи особенно ярко играли в пылинках воздуха, он увидел ее.
Октавия. Высокая, с волосами цвета воронова крыла, собранными в сложную причёску, подчёркивающую изящную шею. Её платье облегало каждый изгиб фигуры, оставляя плечи обнажёнными, несмотря на утреннюю прохладу.
— Александр, — её голос был как шёлк, скользящий по коже.
Он остановился.
— Октавия.
Она улыбнулась, и в этом движении губ было что-то такое, забытое, но знакомое, от чего у него на мгновение участилось дыхание.
— Я слышала, ты вернулся.
— Ненадолго.
— Всегда ненадолго, — она сделала шаг ближе, и аромат её духов — тёплый, с нотками пряностей — коснулся его. А её пальцы коснулись его рукава. Она не изменилась. Совсем. И в этом была её магия — не только та, что позволяла ей оставаться молодой и прекрасной, но и та, что заставляла мужчин забывать о её возрасте.
— Ты всё ещё флиртуешь со мной, — заметил он.
— А ты всё ещё краснеешь, — парировала она, касаясь пальцем его щеки.
Он не покраснел. Но что-то внутри него дрогнуло.
— Я думала, ты уже давно перерос эту мою привычку, — продолжила Октавия.
— Я перерос многое, — ответил он, но не отстранился.
Она рассмеялась — звонко, беззаботно, как тогда, когда он был ещё мальчишкой, а она — недосягаемой мечтой. Шепнула ему на ухо, почти коснувшись губами кожи:
— Но раз уж мы встретились... Может, разделишь со мной утренний чай?
Её зелёные глаза сверкнули, и Аскел невольно задержал взгляд на них. Ему всегда нравился этот цвет. И тут же перед ним возник другой образ – каштановые волосы, слегка растрепанные после сна, и глаза, в которых отражалось утреннее небо Ренли.
Октавия была красива. Опытна. Она знала, как заставить мужчину забыть обо всём, знала, как играть, как дразнить, как доводить до безумия.
А Дайнира... Что было в Дайнире? Она не умела флиртовать с таким изяществом. Не знала этих полутонов, этих намеков, от которых кровь стучит в висках. Но когда она смотрела на него утром - это был взгляд, лишенный всякой маскировки. Настоящий.
И её взгляд всегда видел его. Не Силу, статус или древнюю кровь. Просто – его.
Октавия изучала его молчание.
— Ты где-то далеко.
— Да.
— С кем-то?
Аскел медленно улыбнулся и чуть склонил голову.
Она замерла на мгновение, затем рассмеялась — звонко, без обиды.
— Ну что ж... Тогда я просто скажу, что рада тебя снова увидеть. И если передумаешь...
— Я знаю, где тебя найти, — закончил он.
Октавия кивнула и скользнула мимо, оставив за собой лёгкий шлейф аромата.
Аскел остался стоять в галерее, наблюдая, как солнечный свет постепенно заполняет замок.
Что было в Дайнире?
Искренность.
Демоны, как же ему хотелось в Ренли.
11.
Дверь распахнулась беззвучно, пропуская в комнату холодный сквозняк. Вильнор вошёл, как всегда, бесшумной тенью, скользнул взглядом по фигуре Аскела и сразу уловил напряжение в линии его плеч.
— Ты говорил с королём, — понял эльф.
— Я сказал дяде, что Тьма не должна была проснуться у Коры. Это не её природа.
— Ты думаешь… – нахмурился Вильнор.
— Да. Кто-то подтолкнул её.
— Значит, кто-то хочет, чтобы Дом выглядел слабым, — медленно произнёс эльф. — Чтобы шептались, что у детей нет контроля над Силой.
Аскел кивнул.
— Политика. — констатировал он, и в этом слове прозвучало всё — и презрение, и усталость, и горькое знание того, что в мире магии и древней крови ничто не меняется.
— Всегда политика, — отозвался Вильнор, откидываясь на спинку кресла, обдумывая получившийся расклад.
— Теперь король попросит тебя сиять на празднике воплощением контроля и Силы, а девочку спрячет, пока не разберётся во всём, - предположил он, и в его голосе не было сомнений.
— Да. Он уже попросил - я должен быть там. Безупречным.
Эльф склонил голову, изучая мага.
— Оставишь Кору одну?
— Мои щиты останутся. И охрана - я не единственный сильный маг этого Дома.
— Я мог бы тоже присмотреть.
Аскел покачал головой.
— Юстиниан уже выразил свою обеспокоенность твоим присутствием рядом с ней.
Вильнор замер:
— Король боится, что я… что именно?..
— Просто не усложняй, хорошо? У него и так хватает проблем, - устало отозвался Аскел. - Лучше ты будешь со мной на празднике.
— Как твои глаза и уши?
— Да, — Аскел слегка улыбнулся. — И как часть моего незабываемого образа.
Вильнор кивнул, его чёрные глаза сверкнули в полумраке.
— Ладно, Барс. Раз так нужно - будем сиять.
— Теперь, когда ты озвучил все эти прелестные варианты…
— Барс. Просто скажи.
— Научи Дайниру обращаться с клинком - так, как учил меня.
— Ты серьезно? Ты хочешь, чтобы убийца из Ночной ветви стал тренером для твоей девчонки? Я думал, ты попросишь что-то… разумное.
— Она быстрая. Упрямая. И она – кровь Иммераль. У неё есть потенциал.
— У неё есть ты, — проворчал Вильнор. — Что ей ещё надо?
— Навыки выживания. Я не всегда рядом.
— Ладно, Барс… Кровь Иммераль – это может быть интересным.
— Спасибо, Виль.
— Ещё партию?
— Та же ставка?
— К демонам интригу – сыграем на то, кто идёт за едой.
Игра продолжилась. За окном медленно опускалась ночь, а в комнате, где спала принцесса, двое мужчин сидели в тишине, лишь изредка прерывая её шепотом ставок и лёгким смехом.
Но Аскел всё равно не спускал глаз с Корнелии.
Ещё не всё потеряно.
8.
Четыре дня.
Четыре дня, проведённых в комнате девочки, где воздух пах сладкой ванилью и страхом. Четыре дня, в течение которых Аскел не отходил от Корнелии дальше, чем на шаг, наблюдая, как её пальцы дрожат при малейшем намёке на магию, как её глаза расширяются от ужаса при виде собственной тени.
Он пытался.
Сначала — мягко, почти игрой. Показывал ей, как Тьма может обволакивать предметы, не разрушая их. Как она может стать барьером, щитом, а не только оружием. Он брал её ладонь в свою и водил пальцами по воздуху, оставляя за собой чёрные завитки, которые тут же растворялись, как дым.
— Видишь? Это всего лишь инструмент. Как кисть художника.
Кора кивала, но в её глазах читалось непонимание. Она не хотела быть художником. Она не хотела касаться этого.
На второй день он попробовал иначе — через образы.
— Представь, что это река. Холодная, глубокая, но ты можешь плыть по ней, если не будешь бояться.
Он создал перед ней иллюзию — тонкую струйку Тьмы, извивающуюся между пальцами, как живая. Кора сжалась, её дыхание участилось.
— Я не могу…
— Ты можешь. Просто протяни руку.
Она не смогла.
На третий день он изменил тактику.
— Хорошо. Давай не будем трогать Тьму. Давай поговорим о чём-то другом.
Он рассказывал ей о мире за стенами замка — о южных городах, где улицы вымощены белым камнем, о пустынях, где песок накаляется докрасна, о лесах, где деревья шепчутся на забытых языках. Он надеялся отвлечь её, показать, что есть вещи, ради которых стоит перебороть страх.
Кора слушала. Иногда даже улыбалась. Но когда он незаметно вплетал в рассказ магию — просто чтобы проверить — она тут же закрывалась, как раковина.
На четвёртый день он понял, что бьётся о стену.
Её душа не была создана для Тьмы.
Корнелия была нежной.
Это первое, что приходило в голову, когда смотрел на неё. Не слабой — нет, слабость можно было сломать, перековать, заставить подчиниться. Но нежность… Она была как первый снег — хрупкая, чистая, тающая от одного прикосновения.
Принцесса была словно создана из света и хрупкого фарфора — такая же прозрачная, такой же легко бьющаяся. Аскел теперь вспомнил её в детстве — тихую, застенчивую, всегда держащуюся чуть в стороне, будто боясь помешать. Она никогда не шумела, не дралась с братьями, не рвалась к власти или вниманию. Её радости были иными: книги с картинками, куклы в пышных платьях, вышитые салфетки, которые она дарила родным на праздники. Кажется, у него самого тоже где-то были эти подаренные салфетки…
Аскел смотрел на неё и видел невероятную хрупкость — как будто внутри неё горел маленький огонёк, который любое дуновение ветра могло затушить. Она не была воином. Не была бунтарём. Она была той, кто приносил в дом тишину и уют, кто замечал, если кому-то грустно, и молча садился рядом.
И теперь этот свет гас, подавленный ужасом.
Кора боялась не врагов и не опасностей извне. Она боялась себя.
Аскел знал, что такое страх перед Силой – но его страх был совсем другим. Он боялся потери контроля, а Корнелия… она боялась самой возможности причинить кому-то боль. И в этом была её трагедия. Потому что Тьма не прощала слабости – она либо подчинялась, либо пожирала.
И Аскел, стоя у высокого окна её комнаты, смотрел на заснеженные вершины Рентамы и чувствовал горечь поражения. Не каждую силу можно приручить. Не каждый страх можно победить.
— Александр… — её голос прозвучал тихо, почти шёпотом.
Он обернулся. Кора сидела на кровати, обхватив колени, серебро волос падало на плечи неровными прядями.
— Я… я не смогу, да?
Он присел рядом.
— Ты сможешь. Но не сейчас.
— А что будет, если я никогда не научусь?
— Тогда мы найдём другой способ.
— Какой?
Он задумался. Потом медленно произнёс:
— Есть артефакты, запирающие Силу.
— Это… это больно?
— Нет. Но они не дадут тебе пользоваться магией вообще. И никакая другая Сила никогда не проснётся в тебе.
В глазах Коры появилось что-то, похожее на облегчение.
Она не хотела быть сильной.
И, возможно, это было её правом.
9.
Утром пятого дня Юстиниан снова пригласил племянника в свой кабинет. Король выглядел уставшим, почти раздавленным тем, что происходило с его младшим ребёнком. Но начал разговор совсем не с того, чего ожидал Аскел.
— Александр, я был бы признателен, если бы эльф из Ночной ветви не ночевал с тобой в комнате принцессы.
— Вильнор не тронет Кору, - нахмурился маг. Юстиниан сдержанно пояснил:
— Он... красив и нравится девочкам.
— И некоторым мальчикам тоже, я в курсе, - усмехнулся Аскел, наконец, сообразив, куда клонит обеспокоенный отец. — И если бы Кора посмотрела на него иначе, чем со страхом — меня это только порадовало бы, дядя. Но пока что страх — это всё, что она чувствует к миру.
Юстиниан вздохнул, его взгляд скользнул к окну, где снег медленно падал за стеклом.
— Со временем она перестанет бояться. Ты научишь её.
— Не уверен, - покачал головой Аскел — Чем больше я узнаю её... В ней не должна была первой проснуться Тьма. Это ошибка.
— Что ты имеешь в виду?
— Это должен был быть Свет. Или менталистика. В крайнем случае - стихии: воздух, земля... Но никак не Тьма.
Аскел помолчал, тоже глядя в окно, где простирались бескрайние снежные вершины Рентамы, озарённые холодным северным солнцем.
— Мой пример сослужил тебе плохую службу, дядя. Ты поверил, что история может повториться. Но я - исключение, а не правило, сколь бы нескромно это ни прозвучало. Я получил Тьму, потому что имел склонность к ней и имел способность к контролю. У Коры нет ни того, ни другого. Она не справится.
— Она - кровь богов, — возразил Юстиниан, но в его голосе уже не было прежней уверенности.
— Да. В ней бездна изначальной Силы. И пока что я держу её... в рамках, но сама она так не сможет никогда.
Аскел перевёл взгляд на мужчину, и в этом взгляде появился тот стылый холод, которым порой светилось его кольцо:
— А теперь я скажу это ещё раз - не для отца, а для короля и главы Дома: Корнелия не должна была получить Тьму.
И Юстиниан понял.
— Ты думаешь, что кто-то намеренно... – он оборвал фразу, ошеломлённо глядя на мага.
— Я не знаю, как такое возможно, - признался Аскел. - Но у тебя есть ресурсы, чтобы это выяснить.
Король медленно кивнул:
— Я обдумаю наш разговор. И выясню всё, что смогу.
10.
Аскел прикрыл глаза, позволив своему сознанию скользнуть по тонким магическим нитям, опутывающим покои Корнелии. Щиты были целы, контуры — стабильны. Он оставил вокруг неё лёгкое покрывало Тьмы, которое не даст случайному всплеску магии вырваться наружу. Девочка спала, её дыхание было ровным, без признаков кошмаров. Хорошо. Значит, у него было немного времени.
Маг вышел из покоев в широкий коридор, освещённый голубоватыми светильниками. Воздух здесь был свежим, пропитанным ароматом сосны и старого камня, с лёгким морозным оттенком. Утренний свет, проходя через витражи, рисовал на стенах причудливые узоры. Где-то внизу уже слышались голоса - слуги готовили залы к предстоящему празднику, встречали первых гостей, и общественные пространства уже наполнялись жизнью.
Он не собирался ни с кем пересекаться. Просто хотел пройтись, проветрить голову, ощутить под ногами твёрдый камень, а не мягкий ковёр. Но судьба, как всегда, распорядилась иначе. На повороте галереи, где солнечные лучи особенно ярко играли в пылинках воздуха, он увидел ее.
Октавия. Высокая, с волосами цвета воронова крыла, собранными в сложную причёску, подчёркивающую изящную шею. Её платье облегало каждый изгиб фигуры, оставляя плечи обнажёнными, несмотря на утреннюю прохладу.
— Александр, — её голос был как шёлк, скользящий по коже.
Он остановился.
— Октавия.
Она улыбнулась, и в этом движении губ было что-то такое, забытое, но знакомое, от чего у него на мгновение участилось дыхание.
— Я слышала, ты вернулся.
— Ненадолго.
— Всегда ненадолго, — она сделала шаг ближе, и аромат её духов — тёплый, с нотками пряностей — коснулся его. А её пальцы коснулись его рукава. Она не изменилась. Совсем. И в этом была её магия — не только та, что позволяла ей оставаться молодой и прекрасной, но и та, что заставляла мужчин забывать о её возрасте.
— Ты всё ещё флиртуешь со мной, — заметил он.
— А ты всё ещё краснеешь, — парировала она, касаясь пальцем его щеки.
Он не покраснел. Но что-то внутри него дрогнуло.
— Я думала, ты уже давно перерос эту мою привычку, — продолжила Октавия.
— Я перерос многое, — ответил он, но не отстранился.
Она рассмеялась — звонко, беззаботно, как тогда, когда он был ещё мальчишкой, а она — недосягаемой мечтой. Шепнула ему на ухо, почти коснувшись губами кожи:
— Но раз уж мы встретились... Может, разделишь со мной утренний чай?
Её зелёные глаза сверкнули, и Аскел невольно задержал взгляд на них. Ему всегда нравился этот цвет. И тут же перед ним возник другой образ – каштановые волосы, слегка растрепанные после сна, и глаза, в которых отражалось утреннее небо Ренли.
Октавия была красива. Опытна. Она знала, как заставить мужчину забыть обо всём, знала, как играть, как дразнить, как доводить до безумия.
А Дайнира... Что было в Дайнире? Она не умела флиртовать с таким изяществом. Не знала этих полутонов, этих намеков, от которых кровь стучит в висках. Но когда она смотрела на него утром - это был взгляд, лишенный всякой маскировки. Настоящий.
И её взгляд всегда видел его. Не Силу, статус или древнюю кровь. Просто – его.
Октавия изучала его молчание.
— Ты где-то далеко.
— Да.
— С кем-то?
Аскел медленно улыбнулся и чуть склонил голову.
Она замерла на мгновение, затем рассмеялась — звонко, без обиды.
— Ну что ж... Тогда я просто скажу, что рада тебя снова увидеть. И если передумаешь...
— Я знаю, где тебя найти, — закончил он.
Октавия кивнула и скользнула мимо, оставив за собой лёгкий шлейф аромата.
Аскел остался стоять в галерее, наблюдая, как солнечный свет постепенно заполняет замок.
Что было в Дайнире?
Искренность.
Демоны, как же ему хотелось в Ренли.
11.
Дверь распахнулась беззвучно, пропуская в комнату холодный сквозняк. Вильнор вошёл, как всегда, бесшумной тенью, скользнул взглядом по фигуре Аскела и сразу уловил напряжение в линии его плеч.
— Ты говорил с королём, — понял эльф.
— Я сказал дяде, что Тьма не должна была проснуться у Коры. Это не её природа.
— Ты думаешь… – нахмурился Вильнор.
— Да. Кто-то подтолкнул её.
— Значит, кто-то хочет, чтобы Дом выглядел слабым, — медленно произнёс эльф. — Чтобы шептались, что у детей нет контроля над Силой.
Аскел кивнул.
— Политика. — констатировал он, и в этом слове прозвучало всё — и презрение, и усталость, и горькое знание того, что в мире магии и древней крови ничто не меняется.
— Всегда политика, — отозвался Вильнор, откидываясь на спинку кресла, обдумывая получившийся расклад.
— Теперь король попросит тебя сиять на празднике воплощением контроля и Силы, а девочку спрячет, пока не разберётся во всём, - предположил он, и в его голосе не было сомнений.
— Да. Он уже попросил - я должен быть там. Безупречным.
Эльф склонил голову, изучая мага.
— Оставишь Кору одну?
— Мои щиты останутся. И охрана - я не единственный сильный маг этого Дома.
— Я мог бы тоже присмотреть.
Аскел покачал головой.
— Юстиниан уже выразил свою обеспокоенность твоим присутствием рядом с ней.
Вильнор замер:
— Король боится, что я… что именно?..
— Просто не усложняй, хорошо? У него и так хватает проблем, - устало отозвался Аскел. - Лучше ты будешь со мной на празднике.
— Как твои глаза и уши?
— Да, — Аскел слегка улыбнулся. — И как часть моего незабываемого образа.
Вильнор кивнул, его чёрные глаза сверкнули в полумраке.
— Ладно, Барс. Раз так нужно - будем сиять.
