Мой роман уведет нас в необозримые дали истории: в XIII-XIV века до нашей эры. Мы перенесемся на берега Нила – прекрасной реки, вольно и широко несущей свои сияющие воды среди песков Африки, под жаркими лучами египетского солнца, к Великому Зеленому морю – так называли Средиземное море жители Та Кем – Черной Земли – древние египтяне. Мы увидим прекрасные лесистые горы Греции-Эллады, сияющее море и неприступные скалистые вершины Персии. Много ждет читателя моего романа: интересного и странного. Странного для тех, кто хорошо знает историю и древнегреческий эпос. Потому что в моем романе – я предупреждаю заранее и извиняюсь – история, мифы и мое воображение переплетены так, что очень трудно разобрать, где кончается одно и начинается другое. Но еще Дюма говорил: «История – гвоздь, на который я вешаю свою картину».
Конечно, я не Дюма. И если Вы слишком придирчивы – что ж, Вы всегда сможете закрыть книгу. Но если Вам хочется занять свое воображение, узнать что-нибудь новое, сопереживать приключениям героев, то я предлагаю Вам один из своих лучших романов – «Аэд Эллады». О том, хорош он или нет, судите сами.
Беглянка и преследовательница
Царевна Египта
Солнце вставало над бескрайними песками Ливийской пустыни, и его золотистый свет отражался в каждой песчинке огромных барханов. Пустыня ещё спала, воздух был чист и прохладен, а земля – тверда от ночного холода. Ещё ничто не напоминало о дне, когда ни одно живое создание не может уцелеть без воды в этом пламенеющем пекле, когда пески пышут жаром так, что в них можно испечь яйцо; когда небо, как раскалённый добела медный таз, давит на мозг, извергая из своих бледно-голубых недр потоки огня, а солнце, как воспалённый глаз разгневанного бога Амона, накаляет до плотности воздух – и сжигает всё, что попадает в пустыню.
Нет, утро в пустыне – это блаженная пора, подобная расцвету нежной розы. Ночной холод уходит, а дневная жара еще не наступила. Небо, видное от края до края, прозрачно так, что слышен, кажется, звон бесчисленных звезд. Но вот их подёргивает лёгкая голубая кисея – и они медленно гаснут, растворяясь за ней. А небо всё синеет. Оно никогда и нигде не бывает таким прохладным и глубоким, как в пустынях. И наконец, бросая к горизонту золотую полосу – подобную поясу на голубом гиматии Зари, – восходит внезапно Солнце. Оно восходит быстро, озаряя всё вокруг. И тогда пустыня начинает петь. Лёгкий гул взлетает к зениту, словно голоса тысяч трудолюбивых пчел. Всё сильнее и сильнее… Кто опишет этот хорал пустыни, который она повторяет из века в век, на восходе и закате, чествуя солнце?.. Это звучат барханы, резко охлаждаясь или резко накаляясь…
После, когда приветственный гимн умолкает, воцаряется торжественная тишина, и солнце медленно шествует к зениту. А через два часа начинается огненный ад…
Но нам в пустыне уже нечего делать. Если подняться над горизонтом, то можно увидеть лишь пески, простирающиеся во все стороны до самого окоёма. Но мы пойдём на восток…
Мы долго не найдём ничего, кроме барханов, накалившихся до предела – ничего, кроме них да свистящего суховея, который переносит их с места на место. Но, продолжив наш путь, мы заметим, что навстречу начинают попадаться оазисы, чахлые и скупые, с грязной и мутной водой. Ещё дальше к востоку таких рощиц становится больше, они уже гуще, тенистей, прохладнее, вода в них всё более чистая и прозрачная. Пустыня преображается. Пески отступают, в воздухе разливается горьковато-сладкий запах древних костей, минералов и пыли. Мы на раскаленном каменистом плоскогорье, над которым зыбким маревом дрожит горячий воздух. Крепостной стеной перед нами поднимается горная гряда из красного гранита, прорезанная глубокими расселинами: скалы трескаются, не выдерживая перепада температур – приветствуя солнце грохотом, подобным салюту.
По ущельям можно пройти меж этими огнедышащими великанами на ту сторону кряжа. Кстати, это нам по пути: на восток.
Здесь плоскогорье начинает понижаться. Спуск пологий, хотя и не ровный: песок перемешан с камнями, и к запаху пустыни, запаху вечности, примешивается иной – запах жизни. Здесь мы снова встречаем растительность, но какую!..
Внизу, в долине, деревья стоят пышной зелёной стеной, напоив воздух терпким ароматом листвы и цветов. Земля здесь жирная и чёрная. Пальмы возносят свои пышные короны в бледно-голубое жаркое небо, но воздух не раскалён, как в пустыне, здесь больше влаги. Под сенью деревьев царит тёплая тень, разливается благоухание, разносится свист птиц. Ключом бьёт жизнь. Но мы и дальше пойдём на восток, сквозь цветущий лес, ибо нам недолго осталось идти.
И вот перед нами распахивается широкий простор, залитый сияющими лучами восхода. И эти лучи, переливаясь, играют на водной глади – ибо мы на берегу необъятной, полноводной реки.
Она так широка, что дальний берег кажется подёрнутым дымкой. Воды её черны у берега и зеленоваты чуть дальше – там, где покачиваются цветы великолепного южного лотоса: розового, голубого, золотистого, – там, где плещется множество птиц, грациозных длинноклювых ибисов. А еще дальше, на середине потока, солнце превращает воду в расплавленное золото, слепящее взор.
Вот она, прекрасная аква-вита, вода жизни, текущая через сухие пески многие километры, под палящими лучами солнца. Она берёт начало в южных болотах Центральной Африки и смело несёт свои воды через пустыню к Великому Зелёному морю, обнимая и приветствуя его рукавами своей дельты, безвозмездно даря благоденствие своим берегам. Великий Нил!
Айгюптос и Нейлос звали тебя древние эллины, Хапи – хранимый тобою народ.
Вдоль берегов этой могучей реки на тысячи схенов протянулась страна Египет. Люди построили дома и принесли цивилизацию в эти дикие края.
Здесь мы повернем и пойдем вверх по течению Нила, на юг.
Чем дальше мы пойдём, тем заметнее нам станет присутствие человека. Деревушки, храмы богов, города… В храмах уже слышится стройное хоровое пение – это жрецы славят восходящего бога Гора, а по реке уже снуют лодчонки: рыбаки начали лов. На пастбища выгоняют скот, и утро оглашается мычанием и блеянием, громкими выкриками пастухов. Но мы пойдём ещё дальше на юг.
И вот – над спокойной зеленоватой водой высится огромный город, обнесённый стеной из позолоченного камня, и лучи восходящего солнца бьют в эту стену, и она сама горит и сверкает, как земное светило, ослепительно отражаясь в водах Нила, тоже блистающих ярче солнца. В сияющей стене ровно сто ворот, и над каждыми – золотой солнечный диск с крыльями: изображение бога Гора, утреннего солнца.
Мы пришли к цели своего пути. Это знаменитые золотые Фивы египетские, Фивы стовратные, Уасет, Ниут – столица Египта. Войдём же в неё!
Столица ещё в полусне, нежится в прохладной зелени садов. А солнце встаёт над городом, и его золотистый свет заливает широкие площади и узкие улочки.
…К солнцу были устремлены чёрные глаза девушки, замершей на высоком балконе над дремлющим городом.
Сюда, к вершине башни, долетало лишь пение птиц, лишь прохладный ветер, лишь солнечный свет.
Девушка горько улыбнулась: право, кому ещё позволят навещать пленницу?..
Только солнце не боялось разгневать солнцеподобную царицу.
И можно до бесконечности смотреть на зелень садов внизу, на сеть таких многолюдных днём улиц – к ним не выйти.
Остаётся лишь ждать.
Ждать…
- Госпожа моя, ты простудишься, - раздался сзади тихий, встревоженный голос. – Или, не дайте боги, тебя увидят!
- Кто? – не оборачиваясь, ответила узница, не сдержав горечи в голосе. – В такой ранний час, да ещё на вершине башни!
- Госпожа, ну хотя бы набрось что-нибудь на плечи… - сзади бесшумно подошла рабыня, протягивая накидку из козьей шерсти.
Девушка лишь покачала головой.
- Спасибо… Меня греют волосы.
Волосы…
Волосы были её давним проклятьем: роскошные и лёгкие, они великолепным плащом окутывали свою владелицу, низвергаясь до самого пола. Иная гордилась бы таким богатством…
Они были рыжими.
Золотисто-рыжими, как песок Ливийской пустыни.
Как волосы злобного бога Сетха.
«Наша дорогая сестра наверняка ведьма», - эта язвительная шуточка из уст брата давно стала привычной.
А его возлюбленная жена помогла ему поверить в эту шутку до конца.
Его жена…
Она же родная сестра.
Их сестра.
Девушка тяжело вздохнула. И словно наяву услышала негромкий, насмешливый голос царицы:
«У нашей дорогой сестры и характер, как у ведьмы»…
Прекрасная Неферт, чистокровная египтянка!
Неужели грязной полукровке, внебрачной дочери фараона и одной из наложниц, будут оказывать такие же почести, как и ей, дочери царицы, супруге властителя Верхнего и Нижнего Египта?..
О, Нефертити скорее умрёт, чем допустит такое…
А может, дело не в этом?..
Чёрные глаза – огромные, истинно египетские, не уступающие в красоте очам самой Неферт… И сияющие, как расплавленный в тигле металл, пряди!
И белая кожа.
С царевны многие чужеземные послы не сводили зачарованного взгляда.
Девушка закрыла глаза.
О боги, ну пусть бы выдала её замуж в другую страну, если так невыносимо видеть возле себя конкурентку! Но ведь нет…
Или дело не в женской зависти?..
Почему сестра так невзлюбила её, ну почему?..
А брату всегда было безразлично… Брата волновали… иные проблемы.
Улицы внизу заметно оживились. Вон и нищие выползли к городским воротам. Они всегда просыпаются первыми, вылезая из своих трущоб у самой стены, чтобы не прозевать никого из богатых прохожих. Значит, скоро откроются мелкие лавочки и хозяйки будут выметать сор из домов, перекрикиваясь друг с другом через улицу. Вон и девушки с кувшинами на плече уже спешат за водой, к деревянным сходням у канала – там можно поболтать вдали от строгих маменек. За девчонками устремляются юноши – чтобы появиться в самый неожиданный момент, столкнуть на потеху кого-нибудь в воду или полюбезничать с милой. Там же, у сходен к воде, ребятня. Мальчишки купаются, а девочки снисходительно смотрят на них, как бы говоря: «Вот уж шалопаи, заняться им нечем». Но не будь их тут, сами наверняка залезли бы в воду.
В переулочках, наверное, уже разносится стук молотков: мужчины взялись за работу. Хозяйки после утренней приборки начинают готовить завтрак, а кумушки, как везде и всегда, во все времена и у всех народов, теперь стоят на крылечке и перемывают соседушкам кости. Когда успевают узнать новости, никто не знает, да и не узнает никогда.
Впрочем, другого времени, кроме этого раннего часа, у кумушек и нет. Днём страшная жара загонит всех в дом, к делам, а вечером надо успеть закончить всё, чему помешала жара. Ночью уж не до разговоров: усталость с ног валит. Вот и ловят кумушки этот единственный момент – восход солнца.
Рабыни ей рассказывали, как это выглядит. Например, одна кумушка другой:
- А ты знаешь?.. – и шёпот на ухо.
- Ах, негодница! – испуганный вскрик.
- Клянусь Исидой и Осирисом! – выпученные глаза.
- О боги!
- Да-да… - снова невнятный шёпот, и вместе:
- У-ух!.. О-о…
Фивы перемалывают свежие новости.
В центре города сейчас наверняка закипает водоворот: многошумный, дерзкий, неистовый фиванский базар с его вседневной сутолокой. Царица Тэйя, заменившая ей мать, часто говорила, что фиванский базар – волшебное место. Там начинаются легенды… Там у каждого свои заботы, свои горести и радости.
И, за кем ни пойдёшь, попадёшь в историю…
Девушка усмехнулась.
Что верно, то верно…
Правда, чтобы история была поинтересней, надо выбирать, за кем идти.
Там всегда кто-то торгуется, кто-то ссорится, кто-то вышел просто на людей посмотреть и себя показать. В лавках заливаются зазывалы, в торговых рядах кричат водоносы, деловито снуют покупатели, среди которых сейчас ходят если и не знатные, то – слуги знати. Той знати, что разъезжает в раззолоченных носилках или на колесницах с запряжёнными в них сирийскими жеребцами. Той знати, что носит золото и шёлк, у которой тысячи рабов и которая не выходит из дворца фараона. Той знати, что имеет всё и для которой нет ничего невозможного в Египте. Слуги этой знати бегают сейчас по рынку деловитые, важные, покупая всё лучшее и стараясь угодить господину или госпоже, когда те изволят проснуться.
А сами господа ещё почивают в своих дворцах, отделанных белым или голубым мрамором, утопающих в зелени тенистых пышных садов с прохладными фонтанами. Сами господа ещё спят, и дворцы единственные во всех Фивах хранят мирную спокойную тишину. Но когда проснутся и они, тогда Ниут окончательно пробудится.
…Над стенами разливается лучистое сияние – это солнечный свет бьёт в позолоченные камни. Сейчас столица, если смотреть на неё сверху, с холмов, окружающих город, похожа на драгоценность, потерянную великаном.
Или, может, одним из богов…
И как воды Нила отражают этот блеск!
Заточённая царевна печально вздохнула.
Доведётся ли ей когда-нибудь вновь увидеть это?.. Полюбоваться со стороны сверканием города фараонов?
Золотые египетские Фивы… Фивы стовратные…
Ровно сто ворот в неприступной стене, ровно сто. И ни одни не откроются перед сестрой фараона…
Пленницей царицы!
Фиванская загадка… Должна же быть в Фивах своя загадка, как во всех уважающих себя городах! И разгадать её долгое время азартно старались все сплетницы и кумушки Уасет – те, что из простонародья. Но тщетно…
Девушка горько усмехнулась. Что, интересно, думают люди? Надо же – недалеко от стены, в самых бедных кварталах, кто-то возвёл дворец, ничем по роскоши не уступающий дворцу фараона. Вокруг него за ажурной оградой разбили сад с фонтанами, сам дворец украсили розоватым и белым мрамором. Окна его выходят в сад и на Нил, за стену – если не считать маленьких подслеповатых окошек в комнатах для прислуги, что открываются во внутренний двор, откуда можно созерцать жалкие домишки бедноты, расположенные через улицу, идущую вдоль городской стены.
Одна из самых тихих и глухих частей Фив…
Только вот окна этого дворца никогда не открывались и были занавешены тяжёлыми шторами. Никто не подъезжал к главному входу, никакие гости не посещали дом. В саду никто никогда не гулял. Только прислуга входила и выходила, закупала вещи и продукты, но о господах упорно молчала.
Как только сплетницы ни пытались проникнуть в тайну этого загадочного дворца, всё напрасно! Никто так и не узнал, кто, зачем и для кого построил его – и кто там живёт…
Постепенно все свыклись с этим и стали принимать как должное.
И никто не поможет.
- Госпожа, прошу тебя… Уже могут увидеть…
Девушка вздохнула.
- Уже ухожу…
Задержавшись на балконе, она бросила в последний раз взгляд на небо.
- Как только придёт Мена, немедленно проведи его ко мне.
- Слушаюсь…
Рабыня поклонилась.
* * *
- Посторонись! Куда прёшь, деревенщина!..
Раззолоченная колесница, блистая золотом и каменьями, промчалась дальше, по направлению к рыночной площади – мимо пожилого крестьянина на облезлом осле. Животное устало вздохнуло и повело ухом, и мужчина ласково потрепал ослика по холке.
Задумчиво проводив взглядом колесницу.
Снисходительная и спокойная улыбка затаилась в уголках его губ, в чёрных глазах.
- Пойдём дальше, дружок, - мягко обратился он к своему хвостатому другу, трогая латаный-перелатаный повод.
Конечно, я не Дюма. И если Вы слишком придирчивы – что ж, Вы всегда сможете закрыть книгу. Но если Вам хочется занять свое воображение, узнать что-нибудь новое, сопереживать приключениям героев, то я предлагаю Вам один из своих лучших романов – «Аэд Эллады». О том, хорош он или нет, судите сами.
Часть первая
Беглянка и преследовательница
Глава I
Царевна Египта
Солнце вставало над бескрайними песками Ливийской пустыни, и его золотистый свет отражался в каждой песчинке огромных барханов. Пустыня ещё спала, воздух был чист и прохладен, а земля – тверда от ночного холода. Ещё ничто не напоминало о дне, когда ни одно живое создание не может уцелеть без воды в этом пламенеющем пекле, когда пески пышут жаром так, что в них можно испечь яйцо; когда небо, как раскалённый добела медный таз, давит на мозг, извергая из своих бледно-голубых недр потоки огня, а солнце, как воспалённый глаз разгневанного бога Амона, накаляет до плотности воздух – и сжигает всё, что попадает в пустыню.
Нет, утро в пустыне – это блаженная пора, подобная расцвету нежной розы. Ночной холод уходит, а дневная жара еще не наступила. Небо, видное от края до края, прозрачно так, что слышен, кажется, звон бесчисленных звезд. Но вот их подёргивает лёгкая голубая кисея – и они медленно гаснут, растворяясь за ней. А небо всё синеет. Оно никогда и нигде не бывает таким прохладным и глубоким, как в пустынях. И наконец, бросая к горизонту золотую полосу – подобную поясу на голубом гиматии Зари, – восходит внезапно Солнце. Оно восходит быстро, озаряя всё вокруг. И тогда пустыня начинает петь. Лёгкий гул взлетает к зениту, словно голоса тысяч трудолюбивых пчел. Всё сильнее и сильнее… Кто опишет этот хорал пустыни, который она повторяет из века в век, на восходе и закате, чествуя солнце?.. Это звучат барханы, резко охлаждаясь или резко накаляясь…
После, когда приветственный гимн умолкает, воцаряется торжественная тишина, и солнце медленно шествует к зениту. А через два часа начинается огненный ад…
Но нам в пустыне уже нечего делать. Если подняться над горизонтом, то можно увидеть лишь пески, простирающиеся во все стороны до самого окоёма. Но мы пойдём на восток…
Мы долго не найдём ничего, кроме барханов, накалившихся до предела – ничего, кроме них да свистящего суховея, который переносит их с места на место. Но, продолжив наш путь, мы заметим, что навстречу начинают попадаться оазисы, чахлые и скупые, с грязной и мутной водой. Ещё дальше к востоку таких рощиц становится больше, они уже гуще, тенистей, прохладнее, вода в них всё более чистая и прозрачная. Пустыня преображается. Пески отступают, в воздухе разливается горьковато-сладкий запах древних костей, минералов и пыли. Мы на раскаленном каменистом плоскогорье, над которым зыбким маревом дрожит горячий воздух. Крепостной стеной перед нами поднимается горная гряда из красного гранита, прорезанная глубокими расселинами: скалы трескаются, не выдерживая перепада температур – приветствуя солнце грохотом, подобным салюту.
По ущельям можно пройти меж этими огнедышащими великанами на ту сторону кряжа. Кстати, это нам по пути: на восток.
Здесь плоскогорье начинает понижаться. Спуск пологий, хотя и не ровный: песок перемешан с камнями, и к запаху пустыни, запаху вечности, примешивается иной – запах жизни. Здесь мы снова встречаем растительность, но какую!..
Внизу, в долине, деревья стоят пышной зелёной стеной, напоив воздух терпким ароматом листвы и цветов. Земля здесь жирная и чёрная. Пальмы возносят свои пышные короны в бледно-голубое жаркое небо, но воздух не раскалён, как в пустыне, здесь больше влаги. Под сенью деревьев царит тёплая тень, разливается благоухание, разносится свист птиц. Ключом бьёт жизнь. Но мы и дальше пойдём на восток, сквозь цветущий лес, ибо нам недолго осталось идти.
И вот перед нами распахивается широкий простор, залитый сияющими лучами восхода. И эти лучи, переливаясь, играют на водной глади – ибо мы на берегу необъятной, полноводной реки.
Она так широка, что дальний берег кажется подёрнутым дымкой. Воды её черны у берега и зеленоваты чуть дальше – там, где покачиваются цветы великолепного южного лотоса: розового, голубого, золотистого, – там, где плещется множество птиц, грациозных длинноклювых ибисов. А еще дальше, на середине потока, солнце превращает воду в расплавленное золото, слепящее взор.
Вот она, прекрасная аква-вита, вода жизни, текущая через сухие пески многие километры, под палящими лучами солнца. Она берёт начало в южных болотах Центральной Африки и смело несёт свои воды через пустыню к Великому Зелёному морю, обнимая и приветствуя его рукавами своей дельты, безвозмездно даря благоденствие своим берегам. Великий Нил!
Айгюптос и Нейлос звали тебя древние эллины, Хапи – хранимый тобою народ.
Вдоль берегов этой могучей реки на тысячи схенов протянулась страна Египет. Люди построили дома и принесли цивилизацию в эти дикие края.
Здесь мы повернем и пойдем вверх по течению Нила, на юг.
Чем дальше мы пойдём, тем заметнее нам станет присутствие человека. Деревушки, храмы богов, города… В храмах уже слышится стройное хоровое пение – это жрецы славят восходящего бога Гора, а по реке уже снуют лодчонки: рыбаки начали лов. На пастбища выгоняют скот, и утро оглашается мычанием и блеянием, громкими выкриками пастухов. Но мы пойдём ещё дальше на юг.
И вот – над спокойной зеленоватой водой высится огромный город, обнесённый стеной из позолоченного камня, и лучи восходящего солнца бьют в эту стену, и она сама горит и сверкает, как земное светило, ослепительно отражаясь в водах Нила, тоже блистающих ярче солнца. В сияющей стене ровно сто ворот, и над каждыми – золотой солнечный диск с крыльями: изображение бога Гора, утреннего солнца.
Мы пришли к цели своего пути. Это знаменитые золотые Фивы египетские, Фивы стовратные, Уасет, Ниут – столица Египта. Войдём же в неё!
Столица ещё в полусне, нежится в прохладной зелени садов. А солнце встаёт над городом, и его золотистый свет заливает широкие площади и узкие улочки.
…К солнцу были устремлены чёрные глаза девушки, замершей на высоком балконе над дремлющим городом.
Сюда, к вершине башни, долетало лишь пение птиц, лишь прохладный ветер, лишь солнечный свет.
Девушка горько улыбнулась: право, кому ещё позволят навещать пленницу?..
Только солнце не боялось разгневать солнцеподобную царицу.
И можно до бесконечности смотреть на зелень садов внизу, на сеть таких многолюдных днём улиц – к ним не выйти.
Остаётся лишь ждать.
Ждать…
- Госпожа моя, ты простудишься, - раздался сзади тихий, встревоженный голос. – Или, не дайте боги, тебя увидят!
- Кто? – не оборачиваясь, ответила узница, не сдержав горечи в голосе. – В такой ранний час, да ещё на вершине башни!
- Госпожа, ну хотя бы набрось что-нибудь на плечи… - сзади бесшумно подошла рабыня, протягивая накидку из козьей шерсти.
Девушка лишь покачала головой.
- Спасибо… Меня греют волосы.
Волосы…
Волосы были её давним проклятьем: роскошные и лёгкие, они великолепным плащом окутывали свою владелицу, низвергаясь до самого пола. Иная гордилась бы таким богатством…
Они были рыжими.
Золотисто-рыжими, как песок Ливийской пустыни.
Как волосы злобного бога Сетха.
«Наша дорогая сестра наверняка ведьма», - эта язвительная шуточка из уст брата давно стала привычной.
А его возлюбленная жена помогла ему поверить в эту шутку до конца.
Его жена…
Она же родная сестра.
Их сестра.
Девушка тяжело вздохнула. И словно наяву услышала негромкий, насмешливый голос царицы:
«У нашей дорогой сестры и характер, как у ведьмы»…
Прекрасная Неферт, чистокровная египтянка!
Неужели грязной полукровке, внебрачной дочери фараона и одной из наложниц, будут оказывать такие же почести, как и ей, дочери царицы, супруге властителя Верхнего и Нижнего Египта?..
О, Нефертити скорее умрёт, чем допустит такое…
А может, дело не в этом?..
Чёрные глаза – огромные, истинно египетские, не уступающие в красоте очам самой Неферт… И сияющие, как расплавленный в тигле металл, пряди!
И белая кожа.
С царевны многие чужеземные послы не сводили зачарованного взгляда.
Девушка закрыла глаза.
О боги, ну пусть бы выдала её замуж в другую страну, если так невыносимо видеть возле себя конкурентку! Но ведь нет…
Или дело не в женской зависти?..
Почему сестра так невзлюбила её, ну почему?..
А брату всегда было безразлично… Брата волновали… иные проблемы.
Улицы внизу заметно оживились. Вон и нищие выползли к городским воротам. Они всегда просыпаются первыми, вылезая из своих трущоб у самой стены, чтобы не прозевать никого из богатых прохожих. Значит, скоро откроются мелкие лавочки и хозяйки будут выметать сор из домов, перекрикиваясь друг с другом через улицу. Вон и девушки с кувшинами на плече уже спешат за водой, к деревянным сходням у канала – там можно поболтать вдали от строгих маменек. За девчонками устремляются юноши – чтобы появиться в самый неожиданный момент, столкнуть на потеху кого-нибудь в воду или полюбезничать с милой. Там же, у сходен к воде, ребятня. Мальчишки купаются, а девочки снисходительно смотрят на них, как бы говоря: «Вот уж шалопаи, заняться им нечем». Но не будь их тут, сами наверняка залезли бы в воду.
В переулочках, наверное, уже разносится стук молотков: мужчины взялись за работу. Хозяйки после утренней приборки начинают готовить завтрак, а кумушки, как везде и всегда, во все времена и у всех народов, теперь стоят на крылечке и перемывают соседушкам кости. Когда успевают узнать новости, никто не знает, да и не узнает никогда.
Впрочем, другого времени, кроме этого раннего часа, у кумушек и нет. Днём страшная жара загонит всех в дом, к делам, а вечером надо успеть закончить всё, чему помешала жара. Ночью уж не до разговоров: усталость с ног валит. Вот и ловят кумушки этот единственный момент – восход солнца.
Рабыни ей рассказывали, как это выглядит. Например, одна кумушка другой:
- А ты знаешь?.. – и шёпот на ухо.
- Ах, негодница! – испуганный вскрик.
- Клянусь Исидой и Осирисом! – выпученные глаза.
- О боги!
- Да-да… - снова невнятный шёпот, и вместе:
- У-ух!.. О-о…
Фивы перемалывают свежие новости.
В центре города сейчас наверняка закипает водоворот: многошумный, дерзкий, неистовый фиванский базар с его вседневной сутолокой. Царица Тэйя, заменившая ей мать, часто говорила, что фиванский базар – волшебное место. Там начинаются легенды… Там у каждого свои заботы, свои горести и радости.
И, за кем ни пойдёшь, попадёшь в историю…
Девушка усмехнулась.
Что верно, то верно…
Правда, чтобы история была поинтересней, надо выбирать, за кем идти.
Там всегда кто-то торгуется, кто-то ссорится, кто-то вышел просто на людей посмотреть и себя показать. В лавках заливаются зазывалы, в торговых рядах кричат водоносы, деловито снуют покупатели, среди которых сейчас ходят если и не знатные, то – слуги знати. Той знати, что разъезжает в раззолоченных носилках или на колесницах с запряжёнными в них сирийскими жеребцами. Той знати, что носит золото и шёлк, у которой тысячи рабов и которая не выходит из дворца фараона. Той знати, что имеет всё и для которой нет ничего невозможного в Египте. Слуги этой знати бегают сейчас по рынку деловитые, важные, покупая всё лучшее и стараясь угодить господину или госпоже, когда те изволят проснуться.
А сами господа ещё почивают в своих дворцах, отделанных белым или голубым мрамором, утопающих в зелени тенистых пышных садов с прохладными фонтанами. Сами господа ещё спят, и дворцы единственные во всех Фивах хранят мирную спокойную тишину. Но когда проснутся и они, тогда Ниут окончательно пробудится.
…Над стенами разливается лучистое сияние – это солнечный свет бьёт в позолоченные камни. Сейчас столица, если смотреть на неё сверху, с холмов, окружающих город, похожа на драгоценность, потерянную великаном.
Или, может, одним из богов…
И как воды Нила отражают этот блеск!
Заточённая царевна печально вздохнула.
Доведётся ли ей когда-нибудь вновь увидеть это?.. Полюбоваться со стороны сверканием города фараонов?
Золотые египетские Фивы… Фивы стовратные…
Ровно сто ворот в неприступной стене, ровно сто. И ни одни не откроются перед сестрой фараона…
Пленницей царицы!
Фиванская загадка… Должна же быть в Фивах своя загадка, как во всех уважающих себя городах! И разгадать её долгое время азартно старались все сплетницы и кумушки Уасет – те, что из простонародья. Но тщетно…
Девушка горько усмехнулась. Что, интересно, думают люди? Надо же – недалеко от стены, в самых бедных кварталах, кто-то возвёл дворец, ничем по роскоши не уступающий дворцу фараона. Вокруг него за ажурной оградой разбили сад с фонтанами, сам дворец украсили розоватым и белым мрамором. Окна его выходят в сад и на Нил, за стену – если не считать маленьких подслеповатых окошек в комнатах для прислуги, что открываются во внутренний двор, откуда можно созерцать жалкие домишки бедноты, расположенные через улицу, идущую вдоль городской стены.
Одна из самых тихих и глухих частей Фив…
Только вот окна этого дворца никогда не открывались и были занавешены тяжёлыми шторами. Никто не подъезжал к главному входу, никакие гости не посещали дом. В саду никто никогда не гулял. Только прислуга входила и выходила, закупала вещи и продукты, но о господах упорно молчала.
Как только сплетницы ни пытались проникнуть в тайну этого загадочного дворца, всё напрасно! Никто так и не узнал, кто, зачем и для кого построил его – и кто там живёт…
Постепенно все свыклись с этим и стали принимать как должное.
И никто не поможет.
- Госпожа, прошу тебя… Уже могут увидеть…
Девушка вздохнула.
- Уже ухожу…
Задержавшись на балконе, она бросила в последний раз взгляд на небо.
- Как только придёт Мена, немедленно проведи его ко мне.
- Слушаюсь…
Рабыня поклонилась.
* * *
- Посторонись! Куда прёшь, деревенщина!..
Раззолоченная колесница, блистая золотом и каменьями, промчалась дальше, по направлению к рыночной площади – мимо пожилого крестьянина на облезлом осле. Животное устало вздохнуло и повело ухом, и мужчина ласково потрепал ослика по холке.
Задумчиво проводив взглядом колесницу.
Снисходительная и спокойная улыбка затаилась в уголках его губ, в чёрных глазах.
- Пойдём дальше, дружок, - мягко обратился он к своему хвостатому другу, трогая латаный-перелатаный повод.
