По молодежи очень соскучился, хоть повеселите меня. Так что обустраивайтесь, вода горячая есть – можете погреться в душе, пока остальные едут.
– Спасибо, – горячо поблагодарила я и метнулась за сумкой с вещами в машину. Ливень снова меня намочил, я ощутила, как правая кеда хлюпает от набранной воды. По пути отзвонилась Ленке и объяснила, как доехать до барака, попросила заехать в магазин за питьевой водой и чем-нибудь вкусненьким на въезде в село с их стороны. Дождь стал легче, уже можно было разглядеть, что происходит вокруг, но я все равно попросила позвонить, если вдруг они завязнут в грязи, хотя дорога от раскопа к селу была посыпана щебнем, и это могло им и не грозить. Было в сердце какое-то неясное волнение, словно предчувствие беды.
Горячий душ меня мигом согрел, я смогла отмыть волосы и немного постирать грязные коленки джинс. То и дело взгляд цеплялся за кольцо, теперь я была абсолютно уверена в том, что это именно александрит. Камень менял цвет в искусственном освещении, переливался множеством мелких граней. Смотрел на меня. Это ощущение подглядывания появилось после того, как горячая вода окутала и приласкала меня. И не отпускало до того момента, когда я его впервые с огромным трудом сняла уже через месяц после тех событий. Тогда, купаясь под теплыми каплями, я запоздало понимала, что кольцо это страшное. Хотя я и не страдала религиозными предрассудками, не верила в магию или потусторонние миры, но этот камень навевал на меня ужас с каждой минутой, пока я оставалась одна и не была занята каким-либо делом или разговором. Пока ехала, лихорадочно вспоминая маршрут, пока говорила с Константином, кольцо меня не трогало и не волновало. Я осталась один на один с собой и полностью и безвозвратно сдалась паническому страху к украшению. Тогда я впервые попыталась его снять – золотой ободок ни на миллиметр не сдвинулся с пальца. Тянула и тянула, достала гидрофильное масло для снятия макияжа и обильно нанесла на палец. Ничего, словно приросло креплениями к кости, а не к коже.
– Что ты там застряла? – послышалось за дверью, и тут же: – Мы заходим, – и дверь в душевую комнату беспардонно открылась, запуская в небольшую комнатку стайку из шести девчонок. – Так, кто не стесняется, купаемся по двое – так быстрее согреемся.
Ленка раздавала распоряжения, и мне пришлось быстро смыть остатки масла, потому что она уже разделась и закинула одну ногу в душевую кабинку.
– Я не помешаю? – она хихикнула и встала ко мне настолько близко, что я смогла разглядеть каждую веснушку на ее вздернутом носе. Ну, понятно, что с таким нарушением границ я не могла мириться, поэтому тут же запустила следующую девушку без каких-либо комплексов. Насухо вытерлась полотенцем, пытаясь балансировать на своих мокрых кедах, не одевая их, потому что пол, казалось, был еще холоднее. Тут же одела новые джинсы, свежую футболку и теплые шерстяные носки, которые мне связала еще бабушка. В них можно было ходить прямо по полу, а кеды я закинула на батарею, чуть протерев, джинсы разместила рядом, футболка в принципе осталась сухой под моей курткой, но ее я постирать не успела.
– Я пока пойду, – сказала я.
– Ты иди, иди, мальчишки решили не ходить в душ, а переодеваются так. Мы заехали в магазин, спроси там у Димана, где лежит пакет, – она отвернулась к потоку воды и громко, не стесняясь, потерла свое лицо, причмокивая. – Ах, как же хорошо, как же удачно.
Остальные ей вторили, девчонки стояли, весело болтая. Я минула их, аккуратно открыла дверь, чтобы в щель невозможно было что-либо увидеть, подозревая, что кто-то из парней обязательно подглядывает, и не удивилась, когда увидела Вову.
– Вот, спермотоксикозник, ну пошел! – весело крикнула я и в шутку огрела его полотенцем.
– Сумасшедшая! Чего такого-то? – Вовка подпрыгнул на месте, пытаясь закрыть лицо руками.
– Ну, давай, сядем, и я расскажу о том, что такое личные границы человека, – я постаралась сохранить сердитое выражение лица, но Вова так густо покраснел, что улыбка сама собой растянулась на моем лице.
– Давай лучше ты нам поможешь приготовить на стол, – сказал Диман и помахал рукой у дальней стены, приглашая. – Константин, где у тебя тут кухня?
Я сначала не заметила старика, а он сидел в желтом кресле у телевизора, такой сухой как хворостина, сначала мне показалось, что он выглядит моложе. Сейчас при ярком свете многочисленных ламп я поняла, что ему не менее восьмидесяти лет, если не все девяносто. Кожа серая, мучнистая и тонкая такая, что дотронешься до щеки – порвать можно.
– Вы уже перешли на «ты», – констатировала я.
– А чего ты удивляешься, Аврора, я хоть и старик, да все же с молодежью предпочитаю на равных общаться, – ухмыльнулся Константин. – Вы берите провизию и идите по коридору, а справа – дверь красная на кухню. Там только холодильник сломался, поэтому то, что нужно охладить, вы несите на веранду.
Я сразу взяла пакет из алкогольного магазина и потащила на веранду, в комнате к тому моменту столпилась вся наша группа, а это около двадцати человек. И как-то сразу стало душно, тяжело от этого гомона голосов и смеха. Руку тянул вниз не только пакет, но и кольцо, и я решила проветриться. Дверь-сетка хлопнула за мной, и я огляделась. В дальнем углу стояла Наталья, сосредоточенным взглядом рассматривая всполохи грозы на горизонте. Она равнодушно посмотрела на меня, впрочем, как и всегда:
– Спасибо вам за помощь, такая огромная ответственность – каждый год возить эту свору неуправляемых детишек на практику, но в этот раз нам повезло.
– И то верно, повезло так повезло, – я снова покосилась на кольцо. – Как думаете, долго еще дождь будет идти?
– Я стою тут уже минут двадцать, и ни одной звезды не увидела, темно, дождь обложной, видимо, и интернет тут не работает – не могу посмотреть карту осадков. Но гроза ушла в ту сторону.
Я проследила ее взгляд и постаралась не отводить глаз от всполохов молний. Не знаю, что я боялась там увидеть, но явно ощутила потеплевшее кольцо и горячую кровь, хлынувшую от правой руки по всему телу. Мурашки затопили всю спину и поднялись по позвоночнику к затылку. Встряхнув головой и стараясь прогнать плохое предчувствие, я поставила пакет и пошла снова в комнату к ребятам. Там уже кипела бурная деятельность, девчонки расставляли бокалы прямо на пол, раскладывали тарелки с порезанными сырами, колбасой и фруктами. Ленка забежала в комнату со стороны кухни с подносами, заваленными бутербродами с черным хлебом, шпротой и огурцом. Я сразу почувствовала их вкус на языке и поняла, насколько была голодна. В компании ребят я почти ничего не ощущала, и теплота в руке сразу отступила, и дышать стало спокойнее, проще. Несколько раз я пыталась дозвониться до Ани, но ее телефон был вне зоны доступа. Я оставила ряд сообщений на голосовую почту в надежде, что уже завтра она мне перезвонит, и я попытаюсь отделиться от группы уже сейчас. Настроение путешествовать у меня пропало. Вообще настроение пропало. Тем временем на часах электронные цифры сменились на полночь, и я непроизвольно зевнула, даже не успев прикрыть рот рукой. Наскоро закинув в рот третий или четвертый бутерброд, я запила его виски с колой. Спать уже хотелось неимоверно, но напиток меня взбодрил.
– Скажи, Аврора, а что ты больше всего любишь: кушать или спать? – спросила Лена.
– Ну, в данный момент спать, а обычно я люблю кушать больше, – довольно протянула я.
– А что ты выберешь: медленная и мучительная смерть от рака или смерть любимого человека? – следом задал вопрос Ярик.
– Это какая-то викторина? – не удержавшись, задала вопрос я.
– Нет. Это такой опрос, когда мы берем нового человека в компанию, – ухмыльнулся Вова и встал с пола, чтобы долить мне в стакан коктейль. На полу разлеглись мои новые товарищи, остальные кучковались по сторонам и в наш разговор не встревали, обсуждая что-то свое. Со своего места голос подал Константин, и беседа остальных тоже потекла оживленнее:
– Я бы однозначно выбрал долгую и мучительную смерть от рака, но рядом с любимым человеком, – он хмыкнул себе в бороду, провел по ней пальцами чуть более задумчиво, чем обычно. – Вот вы, ребята, у вас же еще вся жизнь впереди, и поездка какая интересная. Зачем вы о грустном заговорили, давайте лучше байки травить, а?
– Байки – это интересно! – сказала я и спустилась на пол к остальным ребятам. Как бы я не хотела спать – оставаться одной мне было страшно. – Может, страшные истории?
Ребята молчаливо согласились, и я начала свою, мне ее еще прабабка рассказывала. Она у меня деревенская была и много чем страшным потчевала меня перед сном. Не знаю, правда, зачем мне страшные сказки на ночь рассказывать было, ведь утром я проснуться не могла и с кровати сползти, а ночью мне всегда казалось, что я демона тульским пряником могу убить – столько силищи было в детском организме. Бабка Ксеня говорила, что история эта произошла в верховьях Волги, откуда родом ее мать была, и рассказывала я ее обычно словами бабушки, почти ничего не заменяя:
– Когда мать моей прабабки была беременна первым из восьми детей, случилась в их деревне такая история. Жил был там светлокудрый кузнец Иван, молодой да ретивый. Само собой, женихом он был нарасхват. Ну, девицы-то молодые все на него заглядывались. И Манька, дочь купца старого, и Авдотья, дочка кулака, – ребята удобнее усаживались, обхватив подушки, и остальные тоже затихли и прислушались, – и даже Дарья. Девушкой она была старше самого Ивана, хоть и всего на несколько весен, овдовела рано: и полугода с мужем не прожила и, как говорят, извела его. У нее матушка была травницей или колдуньей – сейчас-то уже никто точно не скажет. Начали говорить, что видели Ивана на сеновале с Дарьей или за камышами у Волги. Ну, – я обвела всех взглядом, – понятно же вам, что они там делали, подробностей не нужно?
– Нет, не надо. Мы поняли. Не такие уже и дети, – проворчал Диман.
– Тогда я продолжаю. Да, любились они там без устали. Родители Ивана прознали про это и решили его женить. Отправились по рукам бить с родителями Авдотьи. Красивой девка была, только болтливой очень, запили ее в итоге. Волосы, что пшеница золотая, до колен спускались, глаза синие-синие, нос курносый, маленький и упрямо вздернутый. По сравнению с Дарьей, конечно, даже в этом проигрывала. У Дарьи красота была холодной, кожа бледная, как та чашка на столе, волосы черные на прямой пробор и кудри, будто каждый день их накручивала на папильотки. Глаза карие и вокруг ресницы густые и короткие, как у белочки. Прознала она, что любимого ее собрались отдать другой женщине, знала, что супротив родителей своих он не пойдет, и задумала колдовство страшное. Дождалась полной луны, собрала трав и зелья сварила. И напоила его, когда в амбар он к ней известно зачем пришел. Перед свадьбой самой у Ивана случился припадок: выбежал на улицу и понесся к Дарьиному дому, а та, знать, стоит и смотрит на него с дороги, ухмыляется. Родители пытались удержать его, но вырывался Иван все время, волосы рвал на себе и голосил на всю деревню. Страшно было, но на постое с обозом гостил старый шаман уральский и сказал, что надо на Ивана беременной девке хомут от лошади надеть, и в нем же клятвы Авдотье на свадьбе говорить, тогда сойдет заклятье. Согласилась на обряд мать моей прабабки. Так и сделали. В тот же день Дарья кинулась в воду волжскую и утопла. С тех пор никто ее и не видал, – я выдержала паузу, закусила еще одним бутербродом и сделала большой глоток.
– И это конец что ли? – спросила блондинка в дальнем углу.
– Нет, не конец. С тех пор никто ее не видал, кроме Ивана. Повадился он на Волгу ходить да на дудочке играть, тоска по Дарье его так и не отпустила. Так и выманил ее из воды, на колени она ему села, руками обвила шею да позвала с собой в омут. Русалкой стала она, а этой же ночью Иван пришел к Авдотье и сказал, чтоб не искали его, чтоб жить начала сама хорошо и любимого себе нашла. Сказал, что все хорошо у него, с Дарьей живут на дне реки в дворце из речных ракушек. И водяной его принял и обещал не убивать. Пожелал Иван Авдотье счастья и наказал никому об этом визите не говорить. Но жена его не послушала и тут же побежала матери рассказывать, а тут у нее язык и отнялся, а потом и дух вышибло. Умерла она там же у ног матери за болтливость свою.
– Ты сейчас хочешь сказать, что ты во все это веришь? – ухмыльнулась одна из одногруппниц Ленки.
– Ну, вообще – не верю. Но истории такие – страх как люблю.
– Да, увлекательно. Тут на Урале немного в другое верят в деревнях, не скажу, что не интереснее, – сказал Константин.
– А во что тут верят? – спросил Дима.
– Ну вот, с духами общаются. В некоторых деревнях даже тотемы остались. Верят, что даже у холмов есть глаза и душа. Не знаю, шаманов сейчас настоящих и не осталось, наверное, клюква одна да шарлатаны, – ухмыльнулся Константин.
– Константин, ты скажи – у тебя семья есть? – Диман несколько серьезнее задал это вопрос, чем наверняка сам планировал.
– Ну, вообще есть. Дочь есть. Считается семьей?
– Так-то да, считается. А сам ты во что веришь?
Константин на секунду задумался, как будто не хотел давать нам ключи от счастья или не хотел рассказывать своих секретов.
– Я верю в то, что несколько нетипично для всех известных ныне религий. Мое понимание существования близко к колесу сансары.
– Это как? – навострила я уши.
– Ну, скажем так, я был бы не прочь вырваться с Земли.
– Ты так говоришь, будто жизнь на Земле – это тюрьма.
Константин медленно кивнул:
– Тюрьма, может быть, даже хуже.
– Даже не хочу в это верить, – меня передернуло, и кольцо ответило мне приятной теплотой, молчаливо соглашаясь.
– Я думаю, что те, кто думает не так, никогда не выберутся.
Все замолчали. Я примерно понимала, на каких учениях основывалась его собственная теория мироустройства, но моя человеческая и приспособленческая натура не хотела иметь что-то общее с этим. Да и жить по большому счету мне нравилось – вот никогда ничего не имела против реинкарнации. Даже в рыбку.
– Я пойду покурю, кто со мной? – вставая, позвала я. Жутко не хотелось оставаться одной, да и тему я выбрала не очень позитивную.
– Я составлю тебе компанию, – Ленка вскочила с места и увернулась от поцелуя Димы. Весело что-то мне защебетала и потащила на веранду.
Гроза ушла, дождь еще немного накрапывал, и в пелене можно было разглядеть соседский дом. Нарядный и высокий, с ажурно вырезанным деревом. Все равно было темно, и редкие фонари плохо освещали улицу. Кольцо немного кольнуло, когда я сделала первую затяжку.
– Почему ты не принимаешь знаки внимания Димы? – спросила я и облокотилась на перила. Ленка немного смутилась и, покачнувшись на пятках, сделала шаг в сторону, затем принялась расхаживать взад и вперед, прямо как наш начальник колхоза, закинув руки за спину.
– Ну, я как-то не планирую в ближайшее время с кем-нибудь встречаться. Да и люблю другого.
– О-оо, – протянула я.
– Но он никогда мне взаимностью не ответит. Он женат, – и тут же, вскинув руку в предупреждающем жесте: – Ничего не говори! Я сама все знаю: это аморально и так далее. Но сердцу не прикажешь. У них и детей нет, она не может. Но он все равно ее любит беззаветно. Это заметно по тому, как бережно держит за руку, помогая выйти из машины, открывает дверь и угощает едой в столовой.
– Спасибо, – горячо поблагодарила я и метнулась за сумкой с вещами в машину. Ливень снова меня намочил, я ощутила, как правая кеда хлюпает от набранной воды. По пути отзвонилась Ленке и объяснила, как доехать до барака, попросила заехать в магазин за питьевой водой и чем-нибудь вкусненьким на въезде в село с их стороны. Дождь стал легче, уже можно было разглядеть, что происходит вокруг, но я все равно попросила позвонить, если вдруг они завязнут в грязи, хотя дорога от раскопа к селу была посыпана щебнем, и это могло им и не грозить. Было в сердце какое-то неясное волнение, словно предчувствие беды.
Горячий душ меня мигом согрел, я смогла отмыть волосы и немного постирать грязные коленки джинс. То и дело взгляд цеплялся за кольцо, теперь я была абсолютно уверена в том, что это именно александрит. Камень менял цвет в искусственном освещении, переливался множеством мелких граней. Смотрел на меня. Это ощущение подглядывания появилось после того, как горячая вода окутала и приласкала меня. И не отпускало до того момента, когда я его впервые с огромным трудом сняла уже через месяц после тех событий. Тогда, купаясь под теплыми каплями, я запоздало понимала, что кольцо это страшное. Хотя я и не страдала религиозными предрассудками, не верила в магию или потусторонние миры, но этот камень навевал на меня ужас с каждой минутой, пока я оставалась одна и не была занята каким-либо делом или разговором. Пока ехала, лихорадочно вспоминая маршрут, пока говорила с Константином, кольцо меня не трогало и не волновало. Я осталась один на один с собой и полностью и безвозвратно сдалась паническому страху к украшению. Тогда я впервые попыталась его снять – золотой ободок ни на миллиметр не сдвинулся с пальца. Тянула и тянула, достала гидрофильное масло для снятия макияжа и обильно нанесла на палец. Ничего, словно приросло креплениями к кости, а не к коже.
– Что ты там застряла? – послышалось за дверью, и тут же: – Мы заходим, – и дверь в душевую комнату беспардонно открылась, запуская в небольшую комнатку стайку из шести девчонок. – Так, кто не стесняется, купаемся по двое – так быстрее согреемся.
Ленка раздавала распоряжения, и мне пришлось быстро смыть остатки масла, потому что она уже разделась и закинула одну ногу в душевую кабинку.
– Я не помешаю? – она хихикнула и встала ко мне настолько близко, что я смогла разглядеть каждую веснушку на ее вздернутом носе. Ну, понятно, что с таким нарушением границ я не могла мириться, поэтому тут же запустила следующую девушку без каких-либо комплексов. Насухо вытерлась полотенцем, пытаясь балансировать на своих мокрых кедах, не одевая их, потому что пол, казалось, был еще холоднее. Тут же одела новые джинсы, свежую футболку и теплые шерстяные носки, которые мне связала еще бабушка. В них можно было ходить прямо по полу, а кеды я закинула на батарею, чуть протерев, джинсы разместила рядом, футболка в принципе осталась сухой под моей курткой, но ее я постирать не успела.
– Я пока пойду, – сказала я.
– Ты иди, иди, мальчишки решили не ходить в душ, а переодеваются так. Мы заехали в магазин, спроси там у Димана, где лежит пакет, – она отвернулась к потоку воды и громко, не стесняясь, потерла свое лицо, причмокивая. – Ах, как же хорошо, как же удачно.
Остальные ей вторили, девчонки стояли, весело болтая. Я минула их, аккуратно открыла дверь, чтобы в щель невозможно было что-либо увидеть, подозревая, что кто-то из парней обязательно подглядывает, и не удивилась, когда увидела Вову.
– Вот, спермотоксикозник, ну пошел! – весело крикнула я и в шутку огрела его полотенцем.
– Сумасшедшая! Чего такого-то? – Вовка подпрыгнул на месте, пытаясь закрыть лицо руками.
– Ну, давай, сядем, и я расскажу о том, что такое личные границы человека, – я постаралась сохранить сердитое выражение лица, но Вова так густо покраснел, что улыбка сама собой растянулась на моем лице.
– Давай лучше ты нам поможешь приготовить на стол, – сказал Диман и помахал рукой у дальней стены, приглашая. – Константин, где у тебя тут кухня?
Я сначала не заметила старика, а он сидел в желтом кресле у телевизора, такой сухой как хворостина, сначала мне показалось, что он выглядит моложе. Сейчас при ярком свете многочисленных ламп я поняла, что ему не менее восьмидесяти лет, если не все девяносто. Кожа серая, мучнистая и тонкая такая, что дотронешься до щеки – порвать можно.
– Вы уже перешли на «ты», – констатировала я.
– А чего ты удивляешься, Аврора, я хоть и старик, да все же с молодежью предпочитаю на равных общаться, – ухмыльнулся Константин. – Вы берите провизию и идите по коридору, а справа – дверь красная на кухню. Там только холодильник сломался, поэтому то, что нужно охладить, вы несите на веранду.
Я сразу взяла пакет из алкогольного магазина и потащила на веранду, в комнате к тому моменту столпилась вся наша группа, а это около двадцати человек. И как-то сразу стало душно, тяжело от этого гомона голосов и смеха. Руку тянул вниз не только пакет, но и кольцо, и я решила проветриться. Дверь-сетка хлопнула за мной, и я огляделась. В дальнем углу стояла Наталья, сосредоточенным взглядом рассматривая всполохи грозы на горизонте. Она равнодушно посмотрела на меня, впрочем, как и всегда:
– Спасибо вам за помощь, такая огромная ответственность – каждый год возить эту свору неуправляемых детишек на практику, но в этот раз нам повезло.
– И то верно, повезло так повезло, – я снова покосилась на кольцо. – Как думаете, долго еще дождь будет идти?
– Я стою тут уже минут двадцать, и ни одной звезды не увидела, темно, дождь обложной, видимо, и интернет тут не работает – не могу посмотреть карту осадков. Но гроза ушла в ту сторону.
Я проследила ее взгляд и постаралась не отводить глаз от всполохов молний. Не знаю, что я боялась там увидеть, но явно ощутила потеплевшее кольцо и горячую кровь, хлынувшую от правой руки по всему телу. Мурашки затопили всю спину и поднялись по позвоночнику к затылку. Встряхнув головой и стараясь прогнать плохое предчувствие, я поставила пакет и пошла снова в комнату к ребятам. Там уже кипела бурная деятельность, девчонки расставляли бокалы прямо на пол, раскладывали тарелки с порезанными сырами, колбасой и фруктами. Ленка забежала в комнату со стороны кухни с подносами, заваленными бутербродами с черным хлебом, шпротой и огурцом. Я сразу почувствовала их вкус на языке и поняла, насколько была голодна. В компании ребят я почти ничего не ощущала, и теплота в руке сразу отступила, и дышать стало спокойнее, проще. Несколько раз я пыталась дозвониться до Ани, но ее телефон был вне зоны доступа. Я оставила ряд сообщений на голосовую почту в надежде, что уже завтра она мне перезвонит, и я попытаюсь отделиться от группы уже сейчас. Настроение путешествовать у меня пропало. Вообще настроение пропало. Тем временем на часах электронные цифры сменились на полночь, и я непроизвольно зевнула, даже не успев прикрыть рот рукой. Наскоро закинув в рот третий или четвертый бутерброд, я запила его виски с колой. Спать уже хотелось неимоверно, но напиток меня взбодрил.
– Скажи, Аврора, а что ты больше всего любишь: кушать или спать? – спросила Лена.
– Ну, в данный момент спать, а обычно я люблю кушать больше, – довольно протянула я.
– А что ты выберешь: медленная и мучительная смерть от рака или смерть любимого человека? – следом задал вопрос Ярик.
– Это какая-то викторина? – не удержавшись, задала вопрос я.
– Нет. Это такой опрос, когда мы берем нового человека в компанию, – ухмыльнулся Вова и встал с пола, чтобы долить мне в стакан коктейль. На полу разлеглись мои новые товарищи, остальные кучковались по сторонам и в наш разговор не встревали, обсуждая что-то свое. Со своего места голос подал Константин, и беседа остальных тоже потекла оживленнее:
– Я бы однозначно выбрал долгую и мучительную смерть от рака, но рядом с любимым человеком, – он хмыкнул себе в бороду, провел по ней пальцами чуть более задумчиво, чем обычно. – Вот вы, ребята, у вас же еще вся жизнь впереди, и поездка какая интересная. Зачем вы о грустном заговорили, давайте лучше байки травить, а?
– Байки – это интересно! – сказала я и спустилась на пол к остальным ребятам. Как бы я не хотела спать – оставаться одной мне было страшно. – Может, страшные истории?
Ребята молчаливо согласились, и я начала свою, мне ее еще прабабка рассказывала. Она у меня деревенская была и много чем страшным потчевала меня перед сном. Не знаю, правда, зачем мне страшные сказки на ночь рассказывать было, ведь утром я проснуться не могла и с кровати сползти, а ночью мне всегда казалось, что я демона тульским пряником могу убить – столько силищи было в детском организме. Бабка Ксеня говорила, что история эта произошла в верховьях Волги, откуда родом ее мать была, и рассказывала я ее обычно словами бабушки, почти ничего не заменяя:
– Когда мать моей прабабки была беременна первым из восьми детей, случилась в их деревне такая история. Жил был там светлокудрый кузнец Иван, молодой да ретивый. Само собой, женихом он был нарасхват. Ну, девицы-то молодые все на него заглядывались. И Манька, дочь купца старого, и Авдотья, дочка кулака, – ребята удобнее усаживались, обхватив подушки, и остальные тоже затихли и прислушались, – и даже Дарья. Девушкой она была старше самого Ивана, хоть и всего на несколько весен, овдовела рано: и полугода с мужем не прожила и, как говорят, извела его. У нее матушка была травницей или колдуньей – сейчас-то уже никто точно не скажет. Начали говорить, что видели Ивана на сеновале с Дарьей или за камышами у Волги. Ну, – я обвела всех взглядом, – понятно же вам, что они там делали, подробностей не нужно?
– Нет, не надо. Мы поняли. Не такие уже и дети, – проворчал Диман.
– Тогда я продолжаю. Да, любились они там без устали. Родители Ивана прознали про это и решили его женить. Отправились по рукам бить с родителями Авдотьи. Красивой девка была, только болтливой очень, запили ее в итоге. Волосы, что пшеница золотая, до колен спускались, глаза синие-синие, нос курносый, маленький и упрямо вздернутый. По сравнению с Дарьей, конечно, даже в этом проигрывала. У Дарьи красота была холодной, кожа бледная, как та чашка на столе, волосы черные на прямой пробор и кудри, будто каждый день их накручивала на папильотки. Глаза карие и вокруг ресницы густые и короткие, как у белочки. Прознала она, что любимого ее собрались отдать другой женщине, знала, что супротив родителей своих он не пойдет, и задумала колдовство страшное. Дождалась полной луны, собрала трав и зелья сварила. И напоила его, когда в амбар он к ней известно зачем пришел. Перед свадьбой самой у Ивана случился припадок: выбежал на улицу и понесся к Дарьиному дому, а та, знать, стоит и смотрит на него с дороги, ухмыляется. Родители пытались удержать его, но вырывался Иван все время, волосы рвал на себе и голосил на всю деревню. Страшно было, но на постое с обозом гостил старый шаман уральский и сказал, что надо на Ивана беременной девке хомут от лошади надеть, и в нем же клятвы Авдотье на свадьбе говорить, тогда сойдет заклятье. Согласилась на обряд мать моей прабабки. Так и сделали. В тот же день Дарья кинулась в воду волжскую и утопла. С тех пор никто ее и не видал, – я выдержала паузу, закусила еще одним бутербродом и сделала большой глоток.
– И это конец что ли? – спросила блондинка в дальнем углу.
– Нет, не конец. С тех пор никто ее не видал, кроме Ивана. Повадился он на Волгу ходить да на дудочке играть, тоска по Дарье его так и не отпустила. Так и выманил ее из воды, на колени она ему села, руками обвила шею да позвала с собой в омут. Русалкой стала она, а этой же ночью Иван пришел к Авдотье и сказал, чтоб не искали его, чтоб жить начала сама хорошо и любимого себе нашла. Сказал, что все хорошо у него, с Дарьей живут на дне реки в дворце из речных ракушек. И водяной его принял и обещал не убивать. Пожелал Иван Авдотье счастья и наказал никому об этом визите не говорить. Но жена его не послушала и тут же побежала матери рассказывать, а тут у нее язык и отнялся, а потом и дух вышибло. Умерла она там же у ног матери за болтливость свою.
– Ты сейчас хочешь сказать, что ты во все это веришь? – ухмыльнулась одна из одногруппниц Ленки.
– Ну, вообще – не верю. Но истории такие – страх как люблю.
– Да, увлекательно. Тут на Урале немного в другое верят в деревнях, не скажу, что не интереснее, – сказал Константин.
– А во что тут верят? – спросил Дима.
– Ну вот, с духами общаются. В некоторых деревнях даже тотемы остались. Верят, что даже у холмов есть глаза и душа. Не знаю, шаманов сейчас настоящих и не осталось, наверное, клюква одна да шарлатаны, – ухмыльнулся Константин.
– Константин, ты скажи – у тебя семья есть? – Диман несколько серьезнее задал это вопрос, чем наверняка сам планировал.
– Ну, вообще есть. Дочь есть. Считается семьей?
– Так-то да, считается. А сам ты во что веришь?
Константин на секунду задумался, как будто не хотел давать нам ключи от счастья или не хотел рассказывать своих секретов.
– Я верю в то, что несколько нетипично для всех известных ныне религий. Мое понимание существования близко к колесу сансары.
– Это как? – навострила я уши.
– Ну, скажем так, я был бы не прочь вырваться с Земли.
– Ты так говоришь, будто жизнь на Земле – это тюрьма.
Константин медленно кивнул:
– Тюрьма, может быть, даже хуже.
– Даже не хочу в это верить, – меня передернуло, и кольцо ответило мне приятной теплотой, молчаливо соглашаясь.
– Я думаю, что те, кто думает не так, никогда не выберутся.
Все замолчали. Я примерно понимала, на каких учениях основывалась его собственная теория мироустройства, но моя человеческая и приспособленческая натура не хотела иметь что-то общее с этим. Да и жить по большому счету мне нравилось – вот никогда ничего не имела против реинкарнации. Даже в рыбку.
– Я пойду покурю, кто со мной? – вставая, позвала я. Жутко не хотелось оставаться одной, да и тему я выбрала не очень позитивную.
– Я составлю тебе компанию, – Ленка вскочила с места и увернулась от поцелуя Димы. Весело что-то мне защебетала и потащила на веранду.
Гроза ушла, дождь еще немного накрапывал, и в пелене можно было разглядеть соседский дом. Нарядный и высокий, с ажурно вырезанным деревом. Все равно было темно, и редкие фонари плохо освещали улицу. Кольцо немного кольнуло, когда я сделала первую затяжку.
– Почему ты не принимаешь знаки внимания Димы? – спросила я и облокотилась на перила. Ленка немного смутилась и, покачнувшись на пятках, сделала шаг в сторону, затем принялась расхаживать взад и вперед, прямо как наш начальник колхоза, закинув руки за спину.
– Ну, я как-то не планирую в ближайшее время с кем-нибудь встречаться. Да и люблю другого.
– О-оо, – протянула я.
– Но он никогда мне взаимностью не ответит. Он женат, – и тут же, вскинув руку в предупреждающем жесте: – Ничего не говори! Я сама все знаю: это аморально и так далее. Но сердцу не прикажешь. У них и детей нет, она не может. Но он все равно ее любит беззаветно. Это заметно по тому, как бережно держит за руку, помогая выйти из машины, открывает дверь и угощает едой в столовой.
