– Спасибо, затопили уже? – на ходу спросила я и не дождавшись подтверждения побежала к заднему двору обнявшись с одеялами, баней уже пахло, хотя меня не было буквально пары часов, тем не менее она еще не нагрелась, поэтому, включив бойлер на нагрев я добежала до машины, вытащила из сумок свежее белье, одежду и метнулась в душ. Горячая вода через несколько секунд обожгла мой затылок и тепло прокатилось по телу, то и дело мой взгляд опускался на кольцо, его цвет снова поменялся и на этот раз стал практически изумрудным: “Какой странный камень, точно не александрит,” – подумала я и в эту же секунду палец обожгло с такой силой, будто тысячи чертей поджаривали его на сковородах. Я не удержала вскрика и тут же закрыла рот руками. Боль прошла через секунду, но каждая косточка в руке продолжала ныть. Кольцо не снималось, я тянула, тянула, пыталась его стащить, но оно будто вросло невидимыми болтами в мою кость. Взяла немного шампуня, намылила палец и попыталась скрутить золотой ободок, кольцо не поддалось ни на миллиметр.
       – Ах ты, сучий потрох, какого лешего?! – я не удержалась от восклицания, хотя и так никогда не удерживалась от восклицаний, ругани практически по любому поводу. Аня всегда говорила, что я хабалистая. Я пыталась еще лет пять назад откорректировать свое поведение, но работа-таки доконала окончательно. Смирившись, я уселась прямо на подложку в душевой. – Не снимается и ладно, а то что жжет – аллергия на металл, вероятно, может в сплав что добавили.
       После душа, очень быстро переодевшись во все чистое и сухое, я вышла во двор, дошла до машины и закурила первую за несколько часов сигарету, усталость навалилась тяжелой плитой на плечи и шею. Дым не пошел, курить, как ни странно совсем не хотелось, а вот выпить и просто лечь спать хотелось нестерпимо. Но тут от дома донесся запах чего-то непередаваемо вкусного. “Константин все же готовит ужин моей мечты, ах, ну почему таких хороших мужчин делали и воспитывали так давно”, – вздохнула я и потянулась в дом на запах. В гостиной стояла кутерьма, на полу три совсем юные девушки расставляли советский сервиз прямо на застеленную кружевную скатерть, я хотела было возмутиться, а потом вспомнила, что все эти ажурные фарфоровые тарелочки всегда пылились в серванте и доставали их только по особенным случаям, а особенных случаев было мало: то урожай, то зима, то скотина, бабушке и собрать-то нас по-нормальному было некогда. С кухни донесся обеспокоенный крик какого-то парня:
       – Девочки, пора котлеты переворачивать, ну где вы?
       – На дне ада, – пробурчала одна из них, но все же встала с колен и понеслась на кухню.
       – Беспомощные, Юра, ты как передвигаешься-то без помощи вообще?! – вторила ей тоном громче вторая.
       Я оглядела всю эту компанию, вспомнила себя в их возрасте, почувствовала запах июля и поняла, что мое такое беззаботное время совсем-совсем далеко и точно больше не вернется.
       – Аврора, вы присаживайтесь, – подал свой голос Константин, вставая с кресла, – я пойду проверю плов в духовке, вы сегодня наша гостья, а мы на хозяйстве.
       Старик поплелся в кухню, а ребята наперебой начали мне представляться, само собой имен я с первого раза не запомнила. Сногсшибательного брюнета, что открыл мне дверь звали Дмитрием, бурчащая блондинка, оставшаяся с тарелками – Лена, как моя мама, вторая девчонка с длинными гладкими волосами цвета воронова крыла назвалась Ариной. Пока они собирали на импровизированный стол я отзвонилась Ане и сказала, что задержусь на ночь, хорошо высплюсь, ведь впереди были еще сутки пути до Зеркального. Студентов было семеро, Константин и я, мест бы не хватило на всех, но я обратила внимание, что ребята вполне себе подготовленные и в углу гостиной уже лежали надувные матрасы, один из таких я и планировала позаимствовать на ночь для себя. Ребята суетились, по одному приносили блюда из кухни и расставляли на полу как для турецкого завтрака: пиала с крупными оливками, пиала с огурчиками, пиала с маринованными перцами и брынзой и целое блюдо с петрушкой и кинзой.
              – Одна из наших девчонок, та, которая сейчас на кухне, к нам из Турции приехала и последние десять лет там жила, – ухмыльнулся Дима, – вот прививает нам культуру потребления.
              – Понятно, всегда мечтала пожить хотя бы немного в Стамбуле, – сказала я, – но я его знаю только по сериалам и боюсь, что реальность меня разочарует, да так и случится, скорее всего.
              – Это ты так боишься разочарований, что просто не делаешь? По-моему – это ошибка мышления, – сказала Арина, и даже несколько надменно посмотрела на меня. “Какие мудрые детки пошли”, – подумала я и принялась высушивать волосы полотенцем.
              – Я максималистка, возможно по-этому. Хочу объяснить, – начала я, – не смогу смотреть на бедных детей за поворотом у красивого здания. Я слышала от многих, что их там ужасающе много. Понимаю, что и в нашей стране не без этого. Но когда это бревно в своем глазу оно и не заметно вовсе. Для меня сейчас Турция – это сказка с красивыми мужчинами и женщинами, любовью какой-то очень страстной, великолепными пейзажами. Пусть пока так и остается, пока я не научусь мириться с людской глупостью и несправедливостью вокруг.
              Константин прошел с кухни с большой чугунной утятницей в руках, поставил ее на журнальный столик и поднял на меня какие-то совсем уставшие глаза:
       – В некотором я с тобой согласен, вы родились в довольно жуткую эпоху, хотя и стоит вспомнить, что принадлежите вы к роду homo и этому роду всегда не очень везло.
       Девчонки звонко засмеялись, а я решила подхватить рассуждения:
       – Действительно, почему мы должны быть удачливее или почему наша жизнь должна быть комфортнее, чем у тех кто жил в эпоху великой чумной эпидемии, варфоломеевскую ночь или во времена сожжения старообрядцев. Так что ли?
       – А что не так? – Дима был серьезен, – Наш вид не предназначен для долгой и счастливой жизни, не предназначен под выживание в случае сахарного диабета, аутоимунки и даже обычного аппендицита. Мать-природа мудра, заботлива и экономна, да только к человечеству вообще. В конечном итоге наша Земля имеет цель убить тебя. В любом случае мы, как и все виды животных, населяющих планету после смерти имеем более прикладное применение, чем при жизни, наши трупы минерализируются, питают почву, проливаются водой. Удобрение, и только. Хотя и не справедливо.
       – Да, – я кивнула задумчиво и оглядела эту стайку совсем еще молодых ребят.
       Они почти все собрались на полу вокруг импровизированного стола. Одного возраста, одного культурного кода, такие одинаковые и разные одновременно. Незамутненные, что-ли, так забавно было за ними наблюдать, разница в возрасте небольшая, но ощущалась практически на физическом уровне.
       – Человечество за всю пятитысячную историю прожило без войны всего двести пятьдесят лет, какие могут быть разговоры о справедливости, гуманизме? – тихо вымолвил низковатый парень, сидящий у двери.
       – А после сорок пятого года двадцать пять дней, – подтвердила студентка из Турции, – сложно думать, что кто-то еще способен на настоящее гуманное отношение. Сейчас мы пришли к тому, что люди делятся не на расы, нации, а на хороших и плохих.
              – Есть старый миф о первой сросшейся бедренной кости среди найденных останков древнего человека, – сказала я, – мне очень хочется верить, что это действительно первый признак зарождающегося гуманизма. Мы действительно выросли в очень смутное время, я захватила девяностые, вы – пандемию и начинающуюся третью мировую. Не знаю чем закончит жизнь наше поколение, но очень жаль, что мы всё меньше можем быть уверены в достойном ее окончании.
              На секунду ребята замолчали, странный разговор вышел, но я более чем уверена, что далеко не все человечество, живущее сейчас среди множества локальных конфликтов по всему земному шару, думает о грядущем, так как думали об этом мы тогда.
              – Ну что вы такие грустные, господа студенты, – Константин сел на край дивана и поднял стакан с домашним вином, судя по запаху из кружки, которая в эту же секунду оказалась у меня в руках, – завтра вы познакомитесь с раскопками Страны городов, древнего города Аркаима, Южно Уральской Троей, по заверениям всяких разных экстрасенсов чуть ли не колыбелью цивилизаций и родиной Заратустры. Я вам обещаю увлекательнейшее путешествие, а пока давайте что ли традиционно байки на ночь травить, кто первый?
              Байки – это то, что я точно любила. Иногда мы с дедом или бабушкой сидели до трех часов ночи и они мне рассказывали славянские сказки, иногда легенды и мифы Древней Греции или Рима. Так удивительно, я выросла в такой доброй и дружной семье, солнечный и добрый отец, понимающий дед, женщины у нас, конечно, с характером паскудным, но друг друга мы нежно любили и ценили. Почему все семьи не такие?
              – Чур первая! – провозгласила я, – Завтра у меня сложный путь, расскажу и спать пойду, с вами весело, но дом остается в вашем распоряжении, не поломайте мне тут ничего, а лучше почините. Список оставлю завтра утром.
              – Да у нас мальчики такие рукастые, что ты вернешься в добитый дом – это точно, – рассмеялась Арина и как-то очень неодобрительно взглянула на Диму. Между ними явно летали искры и воздух наверняка им казался таким густым, что можно было ложкой перемешивать.
       – Ладно, слушайте. Байки – это интересно! – Как бы я не хотела спать – оставаться одной мне было немного страшно, грыз какой-то червячок и кольцо снова приковывало мой взгляд, – Может, ужасные истории?
       Ребята молчаливо согласились, и я начала свою, мне ее еще мать деда рассказывала. Она у меня деревенская была и много чем страшным потчевала перед сном. Не знаю, правда, зачем мне страшные сказки на ночь рассказывать было, ведь утром я проснуться не могла и с кровати сползти, а ночью мне всегда казалось, что я демона тульским пряником могу убить – столько силищи было в детском организме. Бабка Ксеня говорила, что история эта произошла в верховьях Волги, откуда родом ее мать была, и рассказывала я ее обычно словами бабушки, почти ничего не заменяя:
       – Когда мать моей прабабки была беременна первым из восьми детей, случилась в их деревне такая история. Жил был там светлокудрый кузнец Иван, молодой да ретивый. Само собой, женихом он был нарасхват. Ну, девицы-то молодые все на него заглядывались. И Манька, дочь купца старого, и Авдотья, дочь кулака, – ребята удобнее усаживались, обхватив подушки, и остальные тоже затихли и прислушались, – и даже Дарья. Девушкой она была старше самого Ивана, хоть и всего на несколько весен, овдовела рано: и полугода с мужем не прожила и, как говорят, извела его. У нее матушка была травницей или колдуньей – сейчас-то уже никто точно не скажет. Начали говорить, что видели Ивана на сеновале с Дарьей или за камышами у Волги. Ну, – я обвела всех взглядом, – понятно же вам, что они там делали, подробностей не нужно?
       – Нет, не надо. Мы поняли. Не такие уже и дети, – проворчал Диман.
       – Тогда я продолжаю. Да, любились они там без устали. Родители Ивана прознали про это и решили его женить. Отправились по рукам бить с родителями Авдотьи. Красивой девка была, только болтливой очень, запили ее в итоге. Волосы, что пшеница золотая, до колен спускались, глаза синие-синие, нос курносый, маленький и упрямо вздернутый. По сравнению с Дарьей, конечно, даже в этом проигрывала. У Дарьи красота была холодной, кожа бледная, как та чашка на столе, волосы черные на прямой пробор и кудри, будто каждый день их накручивала на папильотки. Глаза карие и вокруг ресницы густые и короткие, как у белочки. Прознала она, что любимого ее собрались отдать другой женщине, знала, что супротив родителей своих он не пойдет, и задумала колдовство страшное. Дождалась полной луны, собрала трав и зелья сварила. И напоила его, когда в амбар он к ней известно зачем пришел. Перед свадьбой самой у Ивана случился припадок: выбежал на улицу и понесся к дарьиному дому, а та, знать, стоит и смотрит на него с дороги, ухмыляется. Родители пытались удержать его, но вырывался Иван все время, волосы рвал на себе и голосил на всю деревню. Страшно было, но на постое с обозом гостил старый шаман уральский и сказал, что надо на Ивана беременной девке хомут от лошади надеть, и в нем же клятвы Авдотье на свадьбе говорить, тогда сойдет заклятье. Согласилась на обряд мать моей прабабки. Так и сделали. В тот же день Дарья кинулась в воду волжскую и утопла. С тех пор никто ее и не видал, – я выдержала паузу, закусила бутербродом и сделала большой глоток вина.
       – И это конец что ли? – спросил низкорослый блондин в дальнем углу.
       – Нет, не конец. С тех пор никто ее не видал, кроме Ивана. Повадился он на Волгу ходить да на дудочке играть, тоска по Дарье его так и не отпустила. Так и выманил ее из воды, на колени она ему села, руками обвила шею да позвала с собой в омут. Русалкой стала она, а этой же ночью Иван пришел к Авдотье и сказал, чтоб не искали его, чтоб жить начала сама хорошо и любимого себе нашла. Сказал, что все хорошо у него, с Дарьей живут на дне реки в дворце из речных ракушек. И водяной его принял и обещал не умерщвлять окончательно. Пожелал Иван Авдотье счастья и наказал никому об этом визите не говорить. Но жена его не послушала и тут же побежала матери рассказывать, а тут у нее язык и отнялся, а потом и дух вышибло. Умерла она там же у ног матери за болтливость свою.
       – Ты сейчас хочешь сказать, что ты во все это веришь? – ухмыльнулась турчанка.
       – Ну, вообще – не верю. Но истории такие – страх как люблю. Да и вообще - сказки, как явление, сами по себе очень интересные. Вы знали, например, что самая ранняя версия Золушки обнаружена еще на древнеегипетских папирусах, а после появилось множество версий этого “бродячего сюжета” из поколения в поколение и культуру. Эх, – я встала и прошлась в сторону низкорослого парня, – хорошо с вами, но я, с вашего позволения или займу свою комнату или возьму один из ваших матрасов и пойду спать.
       – Что вы, что вы, Аврора, – возмутился мой новый арендатор, – конечно, сегодняшнюю ночь мы уступим вам ваши удобства. Проводить наверх?
       – Спасибо, не нужно. Все было очень вкусно, надеюсь увидимся еще с вами, ребята. Удачи вам в ваших изысканиях и Ad cogitandum et agendum homo natus est. – я салютовала студентам, которые наверняка еще не дошли по программе обучения до крылатых латинских выражений, потому что сразу после моей последней фразы турчанка полезла гуглить что же я сказала.
       Через несколько минут, уже валяясь на пушистой перине, такой обволакивающей как кокон, я старалась призвать хотя бы каплю спокойствия. Правая рука лежала на покрывале, кольцо будто тянуло ее в мою грудную клетку, давило на нее. Я предприняла еще одну безуспешную попытку его снять. Не поддалось. Сон не шел и я решила написать единственному человеку в моем окружении, который верил в сверхъестественное, лучшей подруге, человеку, с которым я планировала уже через пару ночей отплясывать под Леонтьева и приговаривать, что больше такой музыки не пишут: “Что делать, если ты нашел золотое кольцо на кладбище, надел его и оно теперь не снимается?” Прошло несколько мучительных минут и телефон неприятно пискнул: “С ума сошла? Никогда нельзя ничего забирать с кладбища! Так и беды покойника перейти могут! Спать ложись!”.