Полет продолжался несколько часов. Мне оставалось только смотреть в иллюминатор, разглядывая белоснежные пушистые облака, и гадать, что происходит на территории, которую мы пролетали. Безусловно, наш путь пролегал через земли, контролируемые войсками, но армия противника чересчур стремительно продвигалась вглубь государства. Война длилась около полугода и все более приобретала затяжной и кровопролитный характер.
Мои охранники, сидевших в соседних креслах, хмурились, читая последние новости в своих передатчиках. Каждый из них иногда отрывался от изучения материалов и бросал на меня недовольный обвиняющий взгляд. Да, таких как я, пифий-предсказательниц, в народе перестали «любить» после начала войны. До этого времени мы были в почете и уважении на протяжении нескольких столетий, став одновременно привилегированным, но в тоже время закрытым кланом. Только пифии могли быть служителями в храмах великих богов Фатума и Святозары, приносить жертвы Чернобогу и просить его о милости. Предсказательницы присутствовали на всех государственных праздниках, где любой желающий мог узнать свою будущую судьбу. Пифий привлекали к военной службе, используя пророческий дар и чутье в спецоперациях. Но внезапно начавшаяся война и последовавшие за ней первые поражения вкупе с отзывом всех пифий из храмов, резко пошатнули веру в нас. Верховная Пифия – Амата собрала всех предсказательниц в Весте, городе-храме, расположенном на севере страны, строго настрого запретив делиться своими предчувствиями с простыми смертными. Амата была уверена: презрение и обида людей не могли сравниться с гневом богов, который мог обрушиться на нас. Именно Верховная Пифия, которая видела и понимала больше остальных, считала вспыхнувшую войну сложным, но необходимым испытанием. Лишь изредка Амата отправляла некоторых из нас в храмы, расположенные на территории боевых действий, для совершения церемоний. Она полагала, что это позволит успокоить население и принесет в их сердца надежду на лучшее. Но пифии, вернувшиеся после таких коротких «командировок», утверждали обратное. Рассказывали о том, как сложно было оказаться среди воинов, обреченных умереть; о том, как желали предупредить командование о предстоящих боях, но побоялись нарушить приказ Аматы. Шепотом по ночам делились друг с другом историями о разделенных войной влюбленных парах и целых семьях. Сожалея, что многие из них так и не смогут воссоединиться…
А я, напротив, невзирая на предостережения «сестер», рвалась выбраться из серых стен Весты, наполненной запахом древних книг и знаний о прошлом и грядущем. Находясь среди предсказательниц на протяжении долгих томительных месяцев, мечтала вырваться из места временного заточения хотя бы ненадолго. Зная, как сложно будет оказаться среди военных, все же сумела отвоевать у Аматы дозволение на «командировку». Поэтому недолгая по времени поездка показалась мне чудом. Как последняя в пятерке сильнейших пифий государства, я была слишком ценна и важна из-за своего дара. Правительство сохранило за «Советом оракул», как называли нас, особый статус в надежде, что Амата нарушит провозглашенный ранее «принцип невмешательства». Хмурые взгляды и затаенные обиды- то единственное, что могло позволить себе население в отношении нашей пятерки. Обращение без дозволения, бранные слова и ругательства, попытки срыва церемоний в храмах – с этим во время поездки столкнуться мне не пришлось. Стеклянный белый взгляд, применяемый во время нахождения среди огромного количества людей, пугал даже моих охранников. Это был единственный шанс отгородиться от мельтешащих картинок чужих судеб и видений, которые сливались в нескончаемый поток информации, заглушая посторонние звуки. Нет, более я не теряла сознания во время церемоний, а охрана не подпускала людей слишком близко. По мнению «старших сестер» и Аматы я была слишком молода для своего дара, поэтому в потайном кармане моего платья до сих пор хранился порошок, способный затуманить разум на несколько часов, позволяя воспаленному сознанию отдохнуть. Мне было разрешено принимать это средство в исключительных случаях, а все оставшееся время приходилось рисовать, перенося на бумагу картины вероятного будущего. Во время поездки листы из альбома горели в священном огне храмов, чтобы никто кроме богов не мог увидеть даже фрагмента видений.
Голос пилота отвлек от созерцания облаков. И пусть известие о необходимости скорейшего приземления на ближайшей военной базе, не стало для меня новостью, все внутри напряглось от неприятного предчувствия. Безусловно, я знала, что двигатель в самолете барахлит, и рано или поздно пилоту придется отклониться от маршрута. Ирония судьбы заключалась в том, что база, где нам пришлось приземлиться и запросить помощь, через несколько дней превратится в «мясорубку» людских тел и надежд. Бои за территорию радиусом в десятки километров будут продолжаться ровно сто пятьдесят дней, сопровождаясь ожесточенным кровопролитием и потерями с обеих сторон…
Сразу после приземления я предупредила пилотов и механиков, чтобы они отказались от дозаправки самолета. Для убедительности собственных слов пришлось назвать населенный пункт, в котором мы сможем через сутки пополнить запасы горючих материалов и еды. И сумела настоять на отказе команды трапезничать в общей столовой, благо у всех нас еще оставались сухпайки. Не могла добавить, что скоро здесь начнется осада, и припасы будут необходимы военным…
На аэродроме меня приветствовали начальник базы и два его заместителя: сухо и кратко, как истинные представители военного сословия, не любящие терять время впустую. Они сопроводили меня до комнаты одного из офицеров, наспех подготовленную для приема «высоких гостей» и синхронно выдохнули, услышав, что мы улетим до заката солнца.
Оставшись в комнате в присутствии собственной охраны, устало присела на стул и прикрыла глаза, сдерживая эмоции внутри. Стеклянный взгляд не помогал, и мне требовалась вся сила воли, чтобы провести церемонию в небольшом храме Фатума. Проходя мимо одетых в форму солдат и офицеров, я четко видела каждого из них в том виде, в котором они предстанут перед богами после смерти. Смертельные раны сияли особым цветом, открывая моему взору внутренности; тем, кому суждено будет погибнуть от взрыва гранаты, выглядели так, словно их тела были разрезаны белыми полосками на несколько частей. Сгоревшие в огне выглядели намного страшнее: обугленные черепа и торчащие кости, при виде которых к горлу подкатывала тошнота. Начальник базы, на которого я старалась не смотреть всю дорогу до комнаты, погибнет именно такой мучительной смертью на сотый день противостояния, а его заменит раненный в грудь, но выживший второй заместитель. Первый зам погибнет через две недели…
Открыв глаза, в испуге выронила сумку, которую до этого держала в руках. Мой проклятый дар показал, как будет выглядеть помещение после очередного боя: лежащие на полу солдаты, следы крови повсюду и брошенное оружие, которое некому поднять…Едва сумела добежать до уборной, где провела следующие полчаса…
Мои руки тряслись, тело заходилось в мелкой дрожи, и пришлось призвать все свое самообладание, чтобы убедить обеспокоенных охранников в том, что я способна выполнить свой долг. Не скоро нога другой предсказательницы вступит в небольшой храм этой военной базы, и моей обязанностью было принести жертву Чернобогу. Кто знает, может быть кровь пифии утолит жажду бога войны, и он все же смилостивится?
До самого храма меня вновь сопровождал начальник базы, напряженный и молчаливый. Вряд ли он догадывался о тех противоречиях и сомнениях, которые терзали мою душу. Ах, как же мне хотелось нарушить правила пифий и запрет Аматы! Предупредить, чтобы командование прислало им подкрепление, способное переломить ход событий и избежать кровопролития. Но я знала, что в подобном случае Фатум все равно заберет жизни тех, кому суждено умереть, а меня покарает через страдания самых дорогих и близких людей…
Когда на чаше весов оказывается судьба любимых, мысли о всеобщем благе отодвигаются на задний план. По этой причине пифиям рекомендуют не заводить семью, вот только влюбляться запретить не могут…
Храм был забит до отказа: скамеек в нем установлено не было, и солдаты стояли, разделенные на длинные колонны, почти до самого святилища, в котором уже горел огонь. Статуи божеств в подобных храмах не устанавливались, поэтому их изображения украшали внутренние стены. Потолок рассмотреть не удалось, но я знала, что там должны быть выгравированы девизы о воинской доблести и чести, а также обязательный постулат о предопределенности судьбы. Воины расступились передо мной в оглушающей тишине, испытующе всматриваясь в черты моего лица и оглядывая церемониальное одеяние.
Да, я действительно не походила на своих величественных «старших сестер» хотя бы потому, что была молоденькой девушкой среднего роста и хрупкого телосложения. Тем не менее, ранее смогла прослужить в военном ведомстве в составе оперативной молодежной группы, выполняющей спецзадания, несколько лет. Пока Фатум не наделил меня даром, предвещающим катастрофы. И тогда мне пришлось стать Акаей, одной из пяти великих Оракулов, оставив позади свою прежнюю жизнь…
Запах благовоний, треск поленьев в огне и видения будущих смертей сплелись в разноцветный причудливый кокон, отгородивший меня от находившихся в храме людей. Слова древних молитв слетали с языка автоматически, а руки в это время расстегивали сложные застежки на верхней мантии с капюшоном. Оставшись в тонкой и практически невесомой шелковой тунике, скинула босоножки, ступая на холодный камень босыми ногами. Распущенные волосы струились по плечам и спине до самых колен в соответствии с правилами церемониала, но скорее служили помехой, поскольку постоянно лезли на лицо, закрывая обзор.
Холодное лезвие ножа разрезало кожу руки, оставляя длинный болезненный след. Ручейки крови начали быстро стекать вниз, устремляясь к священному огню. Жар от него становился нестерпимым, но я по-прежнему не убирала руку, наблюдая, как густые капли меняют окраску огня от огненно-красного в темно-вишневый .
В этот момент словно проваливаюсь в новое видение. Я лежу на спине, ощущая спиной мокрую землю, а капли дождя больно хлестают меня по лицу. Больно в районе груди, и из-за этого я не могу подняться. Внезапно понимаю, что хмурое серое небо над головой - последнее, что я вижу в своей недолгой жизни, и боль захлестывает меня с новой силой.
Прихожу в себя на холодном полу храма и вижу витиеватую надпись на потолке: «TEMPUS FUGIT, ACTERNITAS MANET» (Латинская пословица: «Время летит, вечность остается неизменной»). Нахожу в себе силы встать и завершить церемонию. Прошу бога войны не оставлять воинов и шепотом благодарю Фатума за увиденное ранее, едва сдерживая слезы. В голове крутятся размышления о предначертанной судьбе и неотвратимом течении времени. Мне очень страшно и совсем не хочется умирать, как не хочется возвращаться в Весту…но Фатум запустил обратный отсчет, позволяя насладиться последними днями моей жизни.
Я более не вижу перед собой окровавленные трупы и частично-обрушившиеся здания, когда покидаю храм и направляюсь к самолету. Не слышу обращения охранников и начальника базы, чьи голоса перекрывает мой собственный внутренний голос. Неужели вот так я закончу свои дни? На сырой земле под дождем от пулевого ранения? Не стану счастливой?
- Тебе нужно перевязать рану как можно быстрее.
Оборачиваюсь на голос, и у меня перехватывает дыхание. Живой и невредимый. Солнечный парень, чья золотистая аура затапливает своим теплом окружающих. Любимый…
- Дан!- делаю шаг навстречу и замираю.
Ведь я с самой нашей первой встречи знала, что мы не будем вместе…
Он подходит ближе и, не дожидаясь разрешения, начинает вытирать кровь на руке сложенной в несколько раз армейской рубашкой. Его руки действуют уверенно и в тоже время нежно, словно он боится причинить мне боль.
- Прости, ничего не было под рукой нормального. – Злой прищур зеленых глаз.- Не буду спрашивать, зачем ты резала руку, но бинты хотя бы можно было приготовить! Ты оставила кровавую дорожку от самого храма! Я думал, ты снова в обморок грохнешься! Катя!
- Вам следует извиниться за неподобающее поведение перед Акаей и удалиться, - мои охранники надвигаются на Дана, и приходится вмешаться.
Объяснить, что мы вместе служили, и парень не оскорбил меня. Охрана немного успокаивается, но не оставляет нас, оставаясь на небольшом расстоянии позади.
- Сейчас не лучшее время, чтобы помогать пифии, - говорю тихо, стараясь не смотреть Дану в глаза.
- А я влюбленный безумец, так что мне плевать, кто и что подумает.
Вскидываю голову, напряженно вглядываясь в его глаза. Он не должен любить меня! Да, у нас было несколько упоительных ночей, наполненных тихим шепотом признаний и страстными прикосновениями, но это было так давно….
- Дан…
- Тебе нужно обработать рану и перевязать ее. - Парень критично осматривал мою руку. – Кровь остановилась, но порез очень глубокий. Давай я тебя в медчасть отведу.
- Не нужно, - поспешно одергиваю руку, - в самолете есть аптечка, так что перевяжу сама.
- Катя…
- И вообще: ты помог пифии после церемонии. – Перевожу разговор на другую тему. - По правилам я должна вознаградить тебя. Хочешь узнать свою будущую судьбу?
- Знаешь, - он усмехнулся, - я возненавидел все предсказания с тех самых пор, как влюбился в девушку, а она предпочла поверить собственным видениям.
Он был прав. Знание, что мы не будем вместе, слишком сильно укоренилось в моем сознании. Парень уговаривал меня насладиться настоящим, а я слишком сильно боялась будущей боли от расставания. И приняла решение, что между нами не будет романтических отношений.
Время летит, вечность остается неизменной.
- Котенок, не вздумай извиняться. – Парень слабо улыбнулся. – Тебя выбрала сама судьба, но… черт, Катя…
Он стянул с себя рубашку, оставшись в нательной майке, и осторожно накинул мне на плечи. Его длинные пальцы мягко коснулись моих волос, провели по лицу и остановились в миллиметре от губ.
- Я люблю тебя. Не важно, кто ты и где находишься. Даже то, что сама Верховная Амата не позволила жениться на тебе, ничего не меняет. – Его голос опускается до шепота. - Буду жить или нет, не важно. Эта чертова война рано или поздно закончится, но я буду любить тебя. Живой или мертвый. Я буду любить тебя.
- Ты увидишь своих родных и проживешь долгую жизнь, Дан.
Пальцы парня накрывают мои губы:
- Катя, - и в голосе слышится укор.
- Ты отчаянный, Дан, и будешь лезть в самое пекло, но ты будешь жить.
- Мы еще увидимся?
Простой вопрос, а Дан смотрит мне в глаза, не убирая своей руки. И ложь срывается легко во имя того, чтобы он дышал, жил, радовался и был счастливым.
-Конечно.
Мои охранники, сидевших в соседних креслах, хмурились, читая последние новости в своих передатчиках. Каждый из них иногда отрывался от изучения материалов и бросал на меня недовольный обвиняющий взгляд. Да, таких как я, пифий-предсказательниц, в народе перестали «любить» после начала войны. До этого времени мы были в почете и уважении на протяжении нескольких столетий, став одновременно привилегированным, но в тоже время закрытым кланом. Только пифии могли быть служителями в храмах великих богов Фатума и Святозары, приносить жертвы Чернобогу и просить его о милости. Предсказательницы присутствовали на всех государственных праздниках, где любой желающий мог узнать свою будущую судьбу. Пифий привлекали к военной службе, используя пророческий дар и чутье в спецоперациях. Но внезапно начавшаяся война и последовавшие за ней первые поражения вкупе с отзывом всех пифий из храмов, резко пошатнули веру в нас. Верховная Пифия – Амата собрала всех предсказательниц в Весте, городе-храме, расположенном на севере страны, строго настрого запретив делиться своими предчувствиями с простыми смертными. Амата была уверена: презрение и обида людей не могли сравниться с гневом богов, который мог обрушиться на нас. Именно Верховная Пифия, которая видела и понимала больше остальных, считала вспыхнувшую войну сложным, но необходимым испытанием. Лишь изредка Амата отправляла некоторых из нас в храмы, расположенные на территории боевых действий, для совершения церемоний. Она полагала, что это позволит успокоить население и принесет в их сердца надежду на лучшее. Но пифии, вернувшиеся после таких коротких «командировок», утверждали обратное. Рассказывали о том, как сложно было оказаться среди воинов, обреченных умереть; о том, как желали предупредить командование о предстоящих боях, но побоялись нарушить приказ Аматы. Шепотом по ночам делились друг с другом историями о разделенных войной влюбленных парах и целых семьях. Сожалея, что многие из них так и не смогут воссоединиться…
А я, напротив, невзирая на предостережения «сестер», рвалась выбраться из серых стен Весты, наполненной запахом древних книг и знаний о прошлом и грядущем. Находясь среди предсказательниц на протяжении долгих томительных месяцев, мечтала вырваться из места временного заточения хотя бы ненадолго. Зная, как сложно будет оказаться среди военных, все же сумела отвоевать у Аматы дозволение на «командировку». Поэтому недолгая по времени поездка показалась мне чудом. Как последняя в пятерке сильнейших пифий государства, я была слишком ценна и важна из-за своего дара. Правительство сохранило за «Советом оракул», как называли нас, особый статус в надежде, что Амата нарушит провозглашенный ранее «принцип невмешательства». Хмурые взгляды и затаенные обиды- то единственное, что могло позволить себе население в отношении нашей пятерки. Обращение без дозволения, бранные слова и ругательства, попытки срыва церемоний в храмах – с этим во время поездки столкнуться мне не пришлось. Стеклянный белый взгляд, применяемый во время нахождения среди огромного количества людей, пугал даже моих охранников. Это был единственный шанс отгородиться от мельтешащих картинок чужих судеб и видений, которые сливались в нескончаемый поток информации, заглушая посторонние звуки. Нет, более я не теряла сознания во время церемоний, а охрана не подпускала людей слишком близко. По мнению «старших сестер» и Аматы я была слишком молода для своего дара, поэтому в потайном кармане моего платья до сих пор хранился порошок, способный затуманить разум на несколько часов, позволяя воспаленному сознанию отдохнуть. Мне было разрешено принимать это средство в исключительных случаях, а все оставшееся время приходилось рисовать, перенося на бумагу картины вероятного будущего. Во время поездки листы из альбома горели в священном огне храмов, чтобы никто кроме богов не мог увидеть даже фрагмента видений.
Голос пилота отвлек от созерцания облаков. И пусть известие о необходимости скорейшего приземления на ближайшей военной базе, не стало для меня новостью, все внутри напряглось от неприятного предчувствия. Безусловно, я знала, что двигатель в самолете барахлит, и рано или поздно пилоту придется отклониться от маршрута. Ирония судьбы заключалась в том, что база, где нам пришлось приземлиться и запросить помощь, через несколько дней превратится в «мясорубку» людских тел и надежд. Бои за территорию радиусом в десятки километров будут продолжаться ровно сто пятьдесят дней, сопровождаясь ожесточенным кровопролитием и потерями с обеих сторон…
Сразу после приземления я предупредила пилотов и механиков, чтобы они отказались от дозаправки самолета. Для убедительности собственных слов пришлось назвать населенный пункт, в котором мы сможем через сутки пополнить запасы горючих материалов и еды. И сумела настоять на отказе команды трапезничать в общей столовой, благо у всех нас еще оставались сухпайки. Не могла добавить, что скоро здесь начнется осада, и припасы будут необходимы военным…
На аэродроме меня приветствовали начальник базы и два его заместителя: сухо и кратко, как истинные представители военного сословия, не любящие терять время впустую. Они сопроводили меня до комнаты одного из офицеров, наспех подготовленную для приема «высоких гостей» и синхронно выдохнули, услышав, что мы улетим до заката солнца.
Оставшись в комнате в присутствии собственной охраны, устало присела на стул и прикрыла глаза, сдерживая эмоции внутри. Стеклянный взгляд не помогал, и мне требовалась вся сила воли, чтобы провести церемонию в небольшом храме Фатума. Проходя мимо одетых в форму солдат и офицеров, я четко видела каждого из них в том виде, в котором они предстанут перед богами после смерти. Смертельные раны сияли особым цветом, открывая моему взору внутренности; тем, кому суждено будет погибнуть от взрыва гранаты, выглядели так, словно их тела были разрезаны белыми полосками на несколько частей. Сгоревшие в огне выглядели намного страшнее: обугленные черепа и торчащие кости, при виде которых к горлу подкатывала тошнота. Начальник базы, на которого я старалась не смотреть всю дорогу до комнаты, погибнет именно такой мучительной смертью на сотый день противостояния, а его заменит раненный в грудь, но выживший второй заместитель. Первый зам погибнет через две недели…
Открыв глаза, в испуге выронила сумку, которую до этого держала в руках. Мой проклятый дар показал, как будет выглядеть помещение после очередного боя: лежащие на полу солдаты, следы крови повсюду и брошенное оружие, которое некому поднять…Едва сумела добежать до уборной, где провела следующие полчаса…
Мои руки тряслись, тело заходилось в мелкой дрожи, и пришлось призвать все свое самообладание, чтобы убедить обеспокоенных охранников в том, что я способна выполнить свой долг. Не скоро нога другой предсказательницы вступит в небольшой храм этой военной базы, и моей обязанностью было принести жертву Чернобогу. Кто знает, может быть кровь пифии утолит жажду бога войны, и он все же смилостивится?
До самого храма меня вновь сопровождал начальник базы, напряженный и молчаливый. Вряд ли он догадывался о тех противоречиях и сомнениях, которые терзали мою душу. Ах, как же мне хотелось нарушить правила пифий и запрет Аматы! Предупредить, чтобы командование прислало им подкрепление, способное переломить ход событий и избежать кровопролития. Но я знала, что в подобном случае Фатум все равно заберет жизни тех, кому суждено умереть, а меня покарает через страдания самых дорогих и близких людей…
Когда на чаше весов оказывается судьба любимых, мысли о всеобщем благе отодвигаются на задний план. По этой причине пифиям рекомендуют не заводить семью, вот только влюбляться запретить не могут…
Храм был забит до отказа: скамеек в нем установлено не было, и солдаты стояли, разделенные на длинные колонны, почти до самого святилища, в котором уже горел огонь. Статуи божеств в подобных храмах не устанавливались, поэтому их изображения украшали внутренние стены. Потолок рассмотреть не удалось, но я знала, что там должны быть выгравированы девизы о воинской доблести и чести, а также обязательный постулат о предопределенности судьбы. Воины расступились передо мной в оглушающей тишине, испытующе всматриваясь в черты моего лица и оглядывая церемониальное одеяние.
Да, я действительно не походила на своих величественных «старших сестер» хотя бы потому, что была молоденькой девушкой среднего роста и хрупкого телосложения. Тем не менее, ранее смогла прослужить в военном ведомстве в составе оперативной молодежной группы, выполняющей спецзадания, несколько лет. Пока Фатум не наделил меня даром, предвещающим катастрофы. И тогда мне пришлось стать Акаей, одной из пяти великих Оракулов, оставив позади свою прежнюю жизнь…
Запах благовоний, треск поленьев в огне и видения будущих смертей сплелись в разноцветный причудливый кокон, отгородивший меня от находившихся в храме людей. Слова древних молитв слетали с языка автоматически, а руки в это время расстегивали сложные застежки на верхней мантии с капюшоном. Оставшись в тонкой и практически невесомой шелковой тунике, скинула босоножки, ступая на холодный камень босыми ногами. Распущенные волосы струились по плечам и спине до самых колен в соответствии с правилами церемониала, но скорее служили помехой, поскольку постоянно лезли на лицо, закрывая обзор.
Холодное лезвие ножа разрезало кожу руки, оставляя длинный болезненный след. Ручейки крови начали быстро стекать вниз, устремляясь к священному огню. Жар от него становился нестерпимым, но я по-прежнему не убирала руку, наблюдая, как густые капли меняют окраску огня от огненно-красного в темно-вишневый .
В этот момент словно проваливаюсь в новое видение. Я лежу на спине, ощущая спиной мокрую землю, а капли дождя больно хлестают меня по лицу. Больно в районе груди, и из-за этого я не могу подняться. Внезапно понимаю, что хмурое серое небо над головой - последнее, что я вижу в своей недолгой жизни, и боль захлестывает меня с новой силой.
Прихожу в себя на холодном полу храма и вижу витиеватую надпись на потолке: «TEMPUS FUGIT, ACTERNITAS MANET» (Латинская пословица: «Время летит, вечность остается неизменной»). Нахожу в себе силы встать и завершить церемонию. Прошу бога войны не оставлять воинов и шепотом благодарю Фатума за увиденное ранее, едва сдерживая слезы. В голове крутятся размышления о предначертанной судьбе и неотвратимом течении времени. Мне очень страшно и совсем не хочется умирать, как не хочется возвращаться в Весту…но Фатум запустил обратный отсчет, позволяя насладиться последними днями моей жизни.
Я более не вижу перед собой окровавленные трупы и частично-обрушившиеся здания, когда покидаю храм и направляюсь к самолету. Не слышу обращения охранников и начальника базы, чьи голоса перекрывает мой собственный внутренний голос. Неужели вот так я закончу свои дни? На сырой земле под дождем от пулевого ранения? Не стану счастливой?
- Тебе нужно перевязать рану как можно быстрее.
Оборачиваюсь на голос, и у меня перехватывает дыхание. Живой и невредимый. Солнечный парень, чья золотистая аура затапливает своим теплом окружающих. Любимый…
- Дан!- делаю шаг навстречу и замираю.
Ведь я с самой нашей первой встречи знала, что мы не будем вместе…
Он подходит ближе и, не дожидаясь разрешения, начинает вытирать кровь на руке сложенной в несколько раз армейской рубашкой. Его руки действуют уверенно и в тоже время нежно, словно он боится причинить мне боль.
- Прости, ничего не было под рукой нормального. – Злой прищур зеленых глаз.- Не буду спрашивать, зачем ты резала руку, но бинты хотя бы можно было приготовить! Ты оставила кровавую дорожку от самого храма! Я думал, ты снова в обморок грохнешься! Катя!
- Вам следует извиниться за неподобающее поведение перед Акаей и удалиться, - мои охранники надвигаются на Дана, и приходится вмешаться.
Объяснить, что мы вместе служили, и парень не оскорбил меня. Охрана немного успокаивается, но не оставляет нас, оставаясь на небольшом расстоянии позади.
- Сейчас не лучшее время, чтобы помогать пифии, - говорю тихо, стараясь не смотреть Дану в глаза.
- А я влюбленный безумец, так что мне плевать, кто и что подумает.
Вскидываю голову, напряженно вглядываясь в его глаза. Он не должен любить меня! Да, у нас было несколько упоительных ночей, наполненных тихим шепотом признаний и страстными прикосновениями, но это было так давно….
- Дан…
- Тебе нужно обработать рану и перевязать ее. - Парень критично осматривал мою руку. – Кровь остановилась, но порез очень глубокий. Давай я тебя в медчасть отведу.
- Не нужно, - поспешно одергиваю руку, - в самолете есть аптечка, так что перевяжу сама.
- Катя…
- И вообще: ты помог пифии после церемонии. – Перевожу разговор на другую тему. - По правилам я должна вознаградить тебя. Хочешь узнать свою будущую судьбу?
- Знаешь, - он усмехнулся, - я возненавидел все предсказания с тех самых пор, как влюбился в девушку, а она предпочла поверить собственным видениям.
Он был прав. Знание, что мы не будем вместе, слишком сильно укоренилось в моем сознании. Парень уговаривал меня насладиться настоящим, а я слишком сильно боялась будущей боли от расставания. И приняла решение, что между нами не будет романтических отношений.
Время летит, вечность остается неизменной.
- Котенок, не вздумай извиняться. – Парень слабо улыбнулся. – Тебя выбрала сама судьба, но… черт, Катя…
Он стянул с себя рубашку, оставшись в нательной майке, и осторожно накинул мне на плечи. Его длинные пальцы мягко коснулись моих волос, провели по лицу и остановились в миллиметре от губ.
- Я люблю тебя. Не важно, кто ты и где находишься. Даже то, что сама Верховная Амата не позволила жениться на тебе, ничего не меняет. – Его голос опускается до шепота. - Буду жить или нет, не важно. Эта чертова война рано или поздно закончится, но я буду любить тебя. Живой или мертвый. Я буду любить тебя.
- Ты увидишь своих родных и проживешь долгую жизнь, Дан.
Пальцы парня накрывают мои губы:
- Катя, - и в голосе слышится укор.
- Ты отчаянный, Дан, и будешь лезть в самое пекло, но ты будешь жить.
- Мы еще увидимся?
Простой вопрос, а Дан смотрит мне в глаза, не убирая своей руки. И ложь срывается легко во имя того, чтобы он дышал, жил, радовался и был счастливым.
-Конечно.
