ПРОЛОГ
– Подойди ко мне!
Последний из рода Дуана стоял перед Зельдхиллом. Уродливое лицо треснуло кривой улыбкой. От прежней изысканной, холеной красоты остались разве густые, отливающие медью волосы. Пустой рукав, засунутый за пояс, обрисовывал плечо потерянной руки, зато на запястье второй висел на цепочке магический медальон. Его, Зельдхилла, жизнь и смерть…
– Я сказал, подойди ко мне! – голос княжича дрогнул от гнева. – Я приказываю тебе сейчас, немедля!
Подчиняться желания не было, но властные слова не оставляли выбора, и Зельдхилла толкнуло в спину его же клятвой.
– Хорошо! Хорошо же. Если бы отец это видел!.. – зло рассмеялся княжич. – Ты-ы-ы, ты-ы-ы виноват в его смерти, но ты наш с потрохами и без потрохов.
Рука Дроуна с покачивающимся у запястья медальоном обратилась в сторону Вейни.
– Убей ее!
Сердце Зельдхилла беспомощно дрогнуло.
– Он хочет сломать тебя, – Вейни не отрывала от него взгляда серебристых глаз. – Не поддавайся! Держись!
– Ваше мнение, княжна, как водится, оригинально, но никого из присутствующих не волнует. Уходите немедленно и не возвращайтесь, – произнес Зельдхилл четко, раздельно, вкладывая в слова весь остаток силы.
Вейни еле заметно качнула головой. Упрямая девчонка! Как смеет она не подчиняться ему, магу равновесия! Как может?..
– Убей ее, слышишь! – сорвался на визг Дроун. – Сейчас же, Зельдхилл, немедленно!
Удвоенный приказ тяжелил воду. Никогда еще морская стихия так не давила на мага. Никогда еще оковы клятвы так туго не сходились по рукам и ногам. Пусть этот княжич третий в роду, но… больше никого не осталось. Материальный залог данного когда-то слова поблескивал красным в руке Дроуна, завладевая Зельдхиллом.
От исполнения прямого приказа мага ничто не может удержать. Ничто, кроме одного.
Небольшая плата за равновесие Океании и – теперь-то можно признаться – за жизнь любимой ши-саа.
– Вы меня всегда поражали, княжич, вот этой своей непроходимой дремучестью.
«Я достаю кинжал, чтобы убить Вейни», – шептали губы, и руки подчинялись словам.
– Не понимал и, видимо, уже не пойму, где пролегает предел возможного невежества. В стремлении уничтожить все, что не попадает в границы вашего ограниченного мирка, вы напоминаете мне своих добрых друзей, ледяных дикарей ши-айс.
Мысли и слова создавали завесу, за которую никому не пробиться. Зельдхилл повернул волнистый клинок в сторону вздрогнувшей Вейни, опять переживающей из-за него.
– Существует лишь маленькое препятствие, способное перерасти в неодолимое. Правда, не уверен, что вы оцените, но не откажу себе в удовольствии объяснить напоследок…
– Да замолкнешь ты наконец?! – не выдержал Дроун.
– Очень скоро, княжич. Очень скоро, – Зельдхилл пошевелил кинжалом, словно примериваясь к удару. – Благодарю вас на добром и нужном слове.
Когда все это началось – то, что заканчивается сейчас у ледяной границы? Когда Зельдхилла вызвали в столицу Океании? Или когда два тысячелетия назад он первый раз увидел наследника Балора? Или – падал он мыслями в далекое прошлое – когда он потерял все, чем дорожил, все, что любил, и все, во что верил?
– Зельдхилл, нет! – вскричала Вейни.
Холод магического кинжала коснулся груди.
ГЛАВА 1. Зельдхилл. Достойна борьбы
Жизнь всегда казалась Зельдхиллу достойной борьбы, но наступил момент, когда он едва не изменил своему твердому убеждению. Тогда, пятнадцать тысяч лет назад, Зельдхилл из деревушки Белый Риф, что рождала и воспитывала светлых магов, истекал кровью на песчаной дорожке у порога собственного дома. Лежал навзничь, часто-часто дышал и тщетно пытался вытащить застрявшее в груди лезвие. Слева, меж ребер, где у обычных фоморов находится сердце, торчал ледяной кинжал. Обмороженные руки раз за разом соскальзывали с рукоятки, и сердце, расположенное посреди груди, продолжало судорожно биться. Зельдхилл хрипло стонал от натуги и боли, но вытащить лезвие и прекратить агонию не мог. Он жаждал умереть. К чему жить, если все, кто был ему дорог, все, с кем он вырос, погибли?
Охваченный инеем во время ледяной атаки, справа от Зельдхилла с грохотом обвалился отцовский дом. Ши-айс будто знали, когда напасть: маги Белого Рифа только завершили большой заказ для князя Дуана. Потратив все силы, они смогли противопоставить необузданной мощи дикарей лишь несколько водяных преград и собственные руки. А маги, как известно, не воины.
Вырвавшаяся из погибших магия с трудом втиснулась в одного Зельдхилла, наполнив его до краев. Его то прошибал пот, то лихорадило, но сознание оставалось ясным. Кинжал плотно застрял в груди, и по всему выходило, что молодого мага ждет медленная и мучительная смерть.
Зельдхилл с трудом повернул голову на жалобный скрип: теперь тяжко и медленно рушился его собственный дом. Дом, построенный им для семьи с горячей любовью и завидным старанием.
Сквозь муку, сковавшую душу и тело, пробилась мысль: у его жены и дочери будет свой склеп. Ныне весь Белый Риф превратился в одну большую могилу. Лишь Зельдхиллу не повезло со смертью.
Два дня назад его отослали к Дуану, князю Теплого моря, передать червонное золото на оправу созданного белыми магами амулета. А когда Зельдхилл спохватился, что позабыл рекомендательное письмо, и вернулся с полдороги, то понял, что опоздал.
Деревня, вспоротая ледяной атакой, лежала в руинах, на белых дорожках синели трупы. Зельдхилл помчался к жене и дочери в безумной надежде, что они живы – его дом и дом отца чудом уцелели среди всеобщего хаоса. Он еще пытался поймать хоть намек на пульсацию жизни, не желая принимать ужасную реальность.
Он ворвался в дом, кинулся к двум распростертым телам и остолбенел от увиденного. Перекошенное страданием личико дочери, сжавшей в кулачках сорванную с материнской шеи нитку рассыпавшегося жемчуга. Широко открытые мертвые глаза жены, всегда радовавшие живым блеском.
Зельдхилл пал на колени, но тут же поднялся: в горниле его души отчаяние мгновенно переплавилось в ненависть. Он выскочил наружу – догнать, убить, уничтожить! – и не заметил притаившегося за дверью врага.
Когда солнечный луч коснулся закрытых век, Зельдхилл услышал голоса.
– Проверьте тут все.
– Одни трупы.
– Смотрите, этот еще дышит!..
– Неужели кто-то жив?
– Осторожнее, мой князь! Мы не знаем, что там произошло, не так ли?
– Ах да, мы же не зна-а-аем.
В самом звучании фразы Зельдхилл различал фальшивые ноты, но не мог разгадать смысла лживой мелодии.
– Тогда можно… – начал князь и замолчал.
Долгое молчание прерывалось лишь фырканьем коньков. Наконец прозвучал голос князя:
– Да, это будет верное решение, к тому же милосердное. Последний из рода Белого Рифа заслуживает моего внимания. Кажется, это тот самый Зельдхилл, что должен был прибыть к моему двору? Вот к чему приводит непослушание.
Послышался шорох, словно кто-то соскочил с конька, звякнула боевая сбруя, затем раздались тревожные возгласы и свист обнажаемого оружия.
– Отставить! Я все решил! Грациони, не мешай, – донесся до Зельдхилла голос князя.
Грациони – стременной маг князя Теплого моря, припомнил Зельдхилл.
– Заклинаю вас темным Ллиром, не подходите слишком близко! – запричитал Грациони. – Здесь не осталось ни единой живой души. Бестолковый мажонок наверняка впитал силу всего рода! Он вот-вот взорвется!
– Уймись, Грациони! – приказал князь и внезапно смягчил тон: – Ты меня слышишь, маг Белого Рифа?
Зельдхилл с трудом разлепил веки: над ним склонился сам князь Дуан. Медные волосы, яркие голубые глаза, печальная улыбка.
– Слышу, – выдавил Зельдхилл.
– Вижу, твое положение затруднительно. Я буду рад помочь юному дарованию, – князь светло улыбнулся, словно рядом не лежали трупы. – Но если я выдерну кинжал, сила рода тебя немедля поглотит.
– Откуда… вы… знаете?
– Я князь, я знаю обо всем в своих водах, – Дуан принял сочувственный вид, погладил Зельдхилла по черным волосам. – И я тоже маг, правда, самую малость. Я произнесу клятву, а ты просто согласишься с ней! Договорились? Это будет быстро, и тебе сразу станет легче…
Князь говорил, говорил, но Зельдхилл не слушал, мысли его были далеко...
Белый Риф широко раскинулся по дну, много прославленных семей трудилось здесь на благо родного Теплого моря и Океании. Маги были привязаны клятвой к старшему рода, что держало их силу в узде, одновременно давая свободу воли.
Доселе не случалось такого, чтобы исчезал в Океании целый Риф! Зельдхилл не знал, на что ему решиться, чем аукнется его согласие. Отец подсказал бы – но отца больше нет… Может, промолчать? А кто поквитается за убитых?
Чужая клятва обвивала запястья, ласкала сладостью победы над смертью, готовая сомкнуться железными оковами. Зельдхилл с тревогой ощущал ее коварную силу. Да что он за маг, если не найдет лазейку?!
Дуан выдернул клинок из раны Зельдхилла и тряхнул его за плечо:
– …подчиняться, защищать и хранить, и что здоровье Дуана и его потомков будет всегда стоять выше моего, сколько бы ни длился их род! Ну! Давай, клянись! Ты же загибаешься! – вышло брезгливо и раздраженно, словно князь Теплого моря досадовал на то, что даром тратит время на умирающего.
– Клянусь, – выдавил Зельдхилл, и его жизнь с этого момента перестала принадлежать ему.
Вначале сам Дуан, обладавший зачатками магии, и его стременной маг лечили Зельдхилла. И не столько от телесной раны, сколько от душевной муки.
Последний маг Белого Рифа приходил в себя долго и трудно. Прошлое не отпускало его.
Когда Зельдхилл задерживал взгляд на очередной книге – думал, как здорово будет обсудить ее с отцом; когда смотрел на розовый жемчуг – прикидывал, подойдет ли он к нежной коже его любимой; если глядел на юную фоморку – тревожился о том, что его дочь серьезна не по годам. В такие моменты безнадежная тоска накатывала с новой силой. Ночью он вновь жил среди тех, кого любил, а поутру осознание потери пронзало сердце не хуже ледяного клинка ши-айс.
Князь захаживал, многословно радовался успехам и сочувствовал неудачам. Проводил рукой по седым волосам Зельдхилла – мысли разглаживались вслед за прядями, а невыносимая боль потери немного стихала. Но вот с магией у мага не ладилось. Пытаясь начаровать примитивную воронку для перемещения, Зельдхилл содеял такой круговорот, который еле смог усмирить; создавая светящихся мальков для ночника, вызвал чудовищную зубастую рыбину из своих кошмаров. Пришлось выпустить ее на глубину в надежде, что ее сожрут более хищные собратья.
Он потерял силу? Да нет, она полыхала в руках сумасшедшей мощью. Так что же с ним такое? Зельдхилл спрашивал стременного мага, но тот отмахивался, похоже, ревнуя князя к новой игрушке.
И Зельдхилл попробовал вплетать тень в свои светлые заклинания. Впечатление было новым, необыкновенным, расширяющим горизонты и в то же время грозящим большими неприятностями: темной силы старались избегать не зря. Темные влияли на Океанию с ее неосвещенной стороны, не всегда однозначно плохой, но редко когда хорошей.
Зельдхилл решил вернуться к белой силе – и первым же заклинанием защиты разнес свои покои. Разъяренный Грациони примчался первым. Следом явился и Дуан, чем-то весьма довольный. Признанный мастер светлой магии распекал неумеху на все лады, а князь объявил, что отдает Зельдхилла в ученики темному магу. Темному!
Выбора ему не оставили, но теперь Зельдхилл был согласен на все, даже продать душу самому Ллиру, древнему богу моря. Настолько ужасала собственная беспомощность.
Наставник носил гордое имя Блэклин, с наслаждением изводил своих учеников и ненавидел что-либо объяснять дважды. Но Зельдхилл продолжал задавать вопросы и плохо управлялся с темным даром. «Занудный простачок» и «книжная мокрица», как утверждал Блэклин, был слишком пресным и бесцветным для настоящего темного мага.
Исходя из путаных и цветистых речей ментора, Зельдхилл вывел разницу между собой и истинно темными: этим магам полагалось жить коротко и ярко, не гнушаться ничем, колдовать во зло и умирать в ненасытном пламени.
Учил Блэклин ночами, ибо днями беспробудно промывал свою жизнь в бутылке – учил невразумительно и беспорядочно, так что спасением Зельдхилла стали книги. Запретные древние книги, доступные ученику великого мага. Целые дни Зельдхилл проводил в придворной библиотеке. Временами старый осьминог выпроваживал его домой. Как будто у мага был дом!
На собрание светлых магов ученика темного не допустили. На собрание темных Зельдхилл не пошел сам: Блэклин посмеялся и предупредил, что «надоедливого светляка» там тоже не ждут.
Зельдхилл еще яростнее занялся учебой. Он отправил свою боль в бездну, в мир-под-водой – и душа омертвела. Жить стало проще и легче. Но рыбы по-прежнему дохли в его руках, а белые заклинания темнели.
В одно прекрасное утро Зельдхилл, оглядев в зеркале привычные мешки под глазами и скорбно сжатые губы, решил посмотреть, какой это зуб вдруг разболелся. Рот открылся непривычно широко. Маг увидел безобразную акулью пасть и попятился. Вторым рядом пробивались игольчатые зубы, а позади Зельдхилла виднелась темная тень. Он протер зеркальную поверхность камня, но ничего не изменилось: зубы лезли частоколом, тень кривлялась, силы таяли с каждой минутой.
Зельдхилл еле добрел до обители Блэклина.
– Тень – это хорошо, – похлопал его по спине учитель и показал свои зубы в оскале: рот его расширился до невероятных пределов, затем с клацаньем захлопнулся. – Приглядывай за ней, заучка рогатая. Как только начнет пропадать – питайся чужими жизнями и чужой магией. Иначе сдохнешь.
Зельдхилл по-настоящему испугался. Так и не заметишь, как окончательно перейдешь на сторону зла.
Его притягивали обе силы. Прощать, как наставляли заветы белых, он не мог, творить зло, как требовали темные, не хотел… Разве можно простить то, что сделали с его домом? Разве можно вести себя так, как вели темные маги, становясь похожими на ши-айс, диких ледяных фоморов?
Зельдхилл всю ночь проворочался на своей постели и задремал лишь под утро…
Снился ему собственный дом, которого он не видел много лет, и дерево, что глава семьи присмотрел уже очень давно. Можно было использовать камень, но для того, что он задумал, дерево, а именно – черное дерево, которое занесло на Белый Риф очередным штормом, подходило больше всего.
Он скруглил оба конца, удаляя ненужные занозы, удивляясь, насколько соскучился по любимому делу! Прошелся жесткой шкурой акулы, выравнивая поверхность, рассчитал середину и прорубил конусообразное отверстие под камень, что стоял на заднем дворе его дома.
Гемма, с любопытством наблюдавшая за отцом, опять терла лоб, пытаясь нащупать, проклюнулись ли на такой умной голове рожки.
Зельдхилл взгромоздил бревно на камень и порадовался своей точности. Оно стояло ровно, и даже легкое течение не шевелило его. Гемма тут же забралась на край – и он опустился под ее весом. Зельдхилл улыбнулся, качнул другую сторону – и хохочущая дочь взлетела вверх.
– Я хочу пройти! Хочу пройти-и-и!
– Хорошо, но иди осторожно! Надо блюсти равновесие везде и во всем.
Зельдхилл медленно поднял свой край бревна, осторожно опустив противоположный. Гемма, покачивая разведенными в стороны руками, прошла от края до середины качелей. Бревно встало параллельно дну. Дочка взглянула радостно, помахала ручкой – и тут же слетела вниз. Зельдхилл еле успел поймать ее.
