ПРОЛОГ
Четыре утра — час волка, когда ночь сдает стражу дню.
Шустрая гаичка выпила каплю дождя, сверкающую в чаше из желто-бурого листа; чем-то встревоженная, прислушалась. Но лес молчал, лишь звонкоголосый птичий гам нарушал тишину. Успокоенная, пичужка пробежала по тоненькой веточке, перевернулась и повисла, раскачиваясь вниз головой. Ковер из вереска накрыл лазурное небо в легких перышках облаков, а прямо перед ней неведомо откуда появилась волчья морда. Лобастая, блестящая, черная — такого же цвета, как шапочка на голове у гаички. Волк этот был гораздо крупнее обычного зверя, а глаза у него были человечьи. Темно-стальные, недобрые глаза. Пташка оцепенела от ужаса в ожидании немедленной смерти, однако зверь ничего не сделал, даже не зарычал, лишь втянул носом воздух.
Гаичка вспорхнула и унеслась в чащу, а волк порысил дальше, через розово-лиловое море, и пропал так же бесшумно, как появился. Лишь роса опадала по его следам, да бирюзовые в шоколадных прожилках и оранжевых крапинках бабочки взлетали там, где он проходил, трепетали в чистом небе, а затем присаживались обратно.
Зверь миновал пустошь, пролесок, сделал широкую петлю, обходя человеческое поселение, и сморщил нос, пересекая лимонно-желтое поле.
Когда к аромату цветов, прелых листьев и тяжести людского духа стал примешиваться запах гари, волк припустил что есть мочи, не разбирая дороги, через бурелом, молодой березняк и заросли ракиты. В один невероятно длинный прыжок зверь одолел синюю ленту реки, добежал до свежего пожарища и замер. Обошел то, что не так давно было домом, поскреб землю на пригорке, заскулил, а затем взвыл так отчаянно, что у живущих поблизости волосы поднялись дыбом. Люди бросились прикрывать ставни и затворять двери, приговаривая:
— Берегитесь! Волк пришел. Волк!..
ГЛАВА 1. Бабушка и пирожки
Брат выбрал красивое место для дома — на склоне холма в излучине реки… Фиолетово-черный узел боли и смерти висел теперь над пепелищем, да хрипло каркали вороны, слетаясь со всех сторон в поисках поживы. Даже кости двух существ прогорели в золу. Ни следа от Мэрвина и от галатки, непонятно кем ему приходившейся. Не вернуть из мира теней ушедшие души.
Было трое братьев, осталось двое. Его небольшая семья сократилась на треть, а Мидир даже не мог сейчас скорбеть — не было времени, не имел права.
Он втянул тягучую влагу земли, прелую стынь болота и запахи людей. Медлить нельзя: к бывшему дому брата спешили охотники, только не за ланью или кабаном. Странно, что не взяли собак. Эх, приветить бы как следует, только…
Только тот, слабый, родной запах не оборвался. Кто-то сидел возле пепелища, долго сидел, а потом побрел к селению. Именно побрел: так устало петлял след. Мидир поспешил туда же. Скоротав путь волком, он вернул себе облик ши у околицы, поправил черный плащ и короткий кинжал, развязал кожаный ремешок, распуская заплетенную для боя косу. Выделяться он будет все равно: высокий, черноволосый, среброглазый — ши красивы, как немногие среди людей — только вопросов вызовет меньше. Можно было бы обернуться птицей, но птица не почует след. В облике ши Мидир чуял хуже, чем в зверином, однако родную кровь ощущал явственно. Особенно когда она пролилась!
В несколько шагов он добежал до околицы, где разошедшиеся подлетки пинали лежащего. Мидир отшвырнул драчунов в стороны, опустился на колени и приложил ладони к голове мальчишки, вливая силу и возвращая его к жизни. Светлые пушистые волосы заляпаны кровью, чистое лицо с прямым носом и правильными чертами было похоже и не похоже на лицо старшего брата. Тут веки открылись — и в светло-серых глазах плеснулось волнение, неверие, а затем такое счастье, что у Мидира сжалось сердце.
— О… тец? — еле выговорил мальчишка, и узнавание тут же сменилось яростью и болью. Глаза его закатились. Мидир сдернул плащ и обернул им ребенка. Кончики острых ушей торчали из светлых прядей, испачканных кровью.
— Ублюдок! Демон! Отдай его нам! — раздались несмелые, но дерзкие голоса.
Волчий король поднял голову, зарычал, показывая вытянувшиеся в оскале звериные зубы. Сверкнул желтизной глаз, и подлетков как ветром сдуло. Догонять и рвать за то, что подняли руку на родную кровь, Мидиру хотелось сильно. Но, как и многие свои желания, он отложил это на потом.
— Ты не он! — прохрипел пришедший в себя мальчишка. — Почему ты не он?!
Он, отбросив руку Мидира поднялся самостоятельно, хоть и на дрожащих ногах; поднял упавший с плеч плащ, встряхнул его, аккуратно сложил — чуть ли не по складочкам — и протянул опешившему волчьему королю. Поглядывал малец зло, и это было хорошо. Как злость, так и то, что он был жив. Эту невероятную удачу, пойманную за хвост, Мидир отпускать не собирался.
Неожиданно обретенный родич поправил старенькую одежду, кое-где аккуратно зашитую, по большей части свежепорванную, и произнес холодновато-вежливо:
— Благодарю за помощь, фейри, но я бы справился и сам. От пары синяков еще никто не умирал. А отец говорил: не отвечай ударом на удар.
Мидир еле сдержался от цитирования прямо противоположных заповедей Благого Слова, которое повторяло проповеди друидов, но спорить не стал.
— Боюсь спрашивать, кто вы, — продолжил мальчишка, — но, видимо, должен.
— Знаешь, что ши не врут?
— Наслышан немного, — попытался он усмехнуться, но разбитые губы слушались плохо. — Врать не врете, только изворачиваться больно ловки.
— Я — Мидир, владыка Благих земель Нижнего Мира, король Дома Волка. Мэрвин был моим братом. Как зовут тебя?
— Джаред, — без особой радости обронил тот. Наверняка и вовсе бы не сказал, только оскорблять спросившего не желал.
— Так звали твоего деда, — он дернул плечом. — А Самхейнов на твоем веку сколько миновало?
— Немного осталось до шестнадцати.
— Немного — это сколько? — Мидир не удержал ползущую вверх бровь: по всем приметам, полуволчонок был совсем мал.
— Пять зим, — вызывающе задрал малец подбородок и прищурился: — Разве это много для ши?
Копыта коней вздымали пыль на дорогах: охотники спешили по душу его племянника, пока тот жонглировал словами. И ведь если «да» не скажет, не увести его в Благие земли. Закон един на все миры: ши обладают магией, а люди — правом не дать ею воспользоваться.
— Я могу прямо сейчас увести тебя в Нижний мир, — произнес волчий король.
— С чего вы взяли, что я уйду с вами? — дернул плечом мальчишка, однако тут же поправился: — То есть, простите, не вижу необходимости покидать землю моих родителей.
Мидир вздохнул. По упрямству Джаред очень даже походил на всю королевскую семью и еще, как Мэрвин, окатывал при несогласии излишней вежливостью и холодным высокомерием.
— Здесь тебя ждет лишь смерть. Я чую запах погони, что идет по твоим следам. Ты понял бы сам, имей хоть немного опыта. Ты — волк, пусть и наполовину.
— Я не волк! — мальчишка сорвался, крикнул отчаянно. — Никогда им не был и не буду!
— Но и не человек тоже, — Мидир поднял руки в примиряющем жесте, обосновывая свои слова фактами, как обычно при разговоре с Мэрвином. — Иначе тебя не забрасывали бы камнями. Хочешь, чтобы я догнал и убил этих наглецов? По нашему закону я обязан это сделать.
— Нет! — прозвучал новый отчаянный крик, но без испуга. — Отец правильно говорил: вы чудовища!
Старший брат умудрялся усложнять жизнь Мидиру даже в Верхнем, даже из мира теней и не присутствуя лично. Тратить время на разговоры было в высшей степени расточительно, острый волчий слух уже без напряжения улавливал перестук копыт. Но другого пути не существовало: характер Джаред выказывал истинно волчий.
— Что еще говорил твой отец?
— Что у меня родня в Нижнем, но доверять ей нельзя, — сказал Джаред и подозрительно нахмурился.
Мидир медленно выдохнул, однако спокойствие сегодня ходило иными дорогами, чем сам владыка Нижнего мира. Мало того, что Мэрвин промолчал о новой семье, так еще и настроил сына против старой!
— И я очень хотел бы поспорить с ним об этом. Очень хотел бы! Но уже не могу! Не могу! — рявкнул он. Джаред не думал пугаться, и Мидир мгновенно остыл сам. — Хорошо, в Нижний мы не пойдем, но отсюда нам уйти придется. Слушай меня внимательно. Сейчас здесь появятся те, кто хочет твоей смерти.
— Откуда вы знаете?!
— Мы, хоть и схожи с людьми обликом, называемся волками не просто так. Я говорил уже: я их чую, они все ближе. Посмотришь на них внимательно и, может быть, узнаешь, кто приходил в дом твоего отца.
— Но… они узнают меня! — Джаред опешил, растерялся, как обычный ребенок. — И я не успею ничего сказать вам…
— Не узнают. — Мидир хотел потрепать ребенка по волосам, но передумал: слишком диким и неприрученным выглядел волчонок. — Мало того, вскорости ты не узнаешь ни меня, ни себя. Ничего не бойся.
— Я ничего не боюсь. Даже смерти, — произнес Джаред и поджал тонкие губы. — Может, и не стоит мне никуда идти…
Мидира передернуло.
— Не боишься смерти, потому что не думаешь! Смерть — финал жизни, он должен чего-то да стоить! Всегда!
Мальчишка шваркнул разбитым носом, стер кровь с виска и глядел все так же равнодушно-спокойно светло-серыми, очень чистыми глазами.
— Времени у нас все меньше, как и у меня доводов, — холодно произнес Мидир. — Но подумай сам: хотел ли отец твоей смерти? Хотела ли смерти твоя мать?
— Друиды говорят, я встречусь с ними там, в ином мире. Вдруг это правда? — спросил Джаред тихо и упрямо, как может говорить ребенок, верящий в волшебные сказки.
— Я не знаю, куда попадают души людей, но где обитают умершие ши… фейри, мне известно. Там нет ничего, кроме холода и тьмы. Твоя душа не узнает своих близких. Только живя, ты сможешь сберечь память о них.
Мальчишка опустил голову, словно пыль под ногами за околицей захолустного поселения была чем-то интересным, помолчал, определенно что-то решая для себя, и глянул исподлобья:
— А зачем вам знать тех, кто был у моего отца?
— Потому что они причастны, — Мидир оскалился, не в силах удержать проявление чувств. — Потому что я найду их всех! Я спрячу тебя в надежном месте и пройду по их следу!
Желтый блеск глаз Мидира не испугал внимательно слушавшего Джареда. Волчий король спрятал вылезшие от ярости клыки и продолжил:
— Я не трону их семьи, как поступил бы в Нижнем, потому что это не понравилось бы твоему отцу. Но каждый, кто отдал приказ, каждый, кто виновен — умрет. Или ты надеешься на правосудие Манчинга? Попробуешь просить о заступничестве людей?
— Я пробовал! Я ходил к судье, — понурился Джаред. — Он сказал, что это разбойники и ничего нельзя сделать. Друиды… они любили отца, но они не могут вмешаться. Все твердят о равновесии, о гармонии, о невмешательстве и непротивлении. Я знаю об этом, но отца убили! Убили! Не время искать гармонию!
Мальчик вдруг показался Мидиру истинным волком. Хотя бы потому, что напомнил его самого в далеком-далеком детстве — столь схожи оказались рассуждения.
— Значит, на людскую справедливость надежды нет. Ты знаешь мои намерения. Твое слово, Джаред.
Мальчишка набрал воздух в тощую грудь, вскинул серые волчьи глаза и произнес после воистину королевской паузы:
— Я промолчу… дядя.
— Можешь называть меня Мидир, — обрадовался волчий король. — Приступим к божественному воздаянию! Отец учил тебя обращаться?
— Что? — недоуменно свел светлые брови Джаред.
Первое обращение всегда болезненно, и не дело начинать его с чуждого образа. Тем более превращаться в зверя на глазах у стайки недорослей, подглядывающих из-за изгороди, явно не стоило, поэтому волчий король отвел Джареда подальше от смертных. Молодой ельник показался Мидиру родным, по колким иглам провел рукой и Джаред, а затем отвлекся на желтые, пахучие свечки поздних цветов. Мидир развернул мальчишку к себе, опустился на одно колено, взял в руки пыльные узкие кисти и произнес:
— Смотри мне в глаза.
Сила привычно потекла через ладони, Мидир подтолкнул Джареда во второй облик. Осторожно, чтобы не остановить сердце. Образ светловолосого мальчика поплыл, затуманился, и вот уже белый волчонок рявкнул испуганно, вцепился в плечо. Ерунда, заживет. Звереныш понюхал кровь, виновато лизнул руку, совершенно успокоился и поплыл чертами, подчиняясь воле мага и принимая новый облик однажды виденной Мидиром девочки. Собственный вид изменить проще и быстрее, и через пару ударов сердца на опушке леса стояли девчонка в красном плаще и бабушка с двумя корзинками.
Очень вовремя.
Четверо охотников на добрых конях появились на лесной дороге. Рыжеволосые, как большинство галатов, крепко сбитые, в боевом доспехе, при луках и мечах.
— Мальчишку не видели? Бледный такой, худой, уши ублюдочные. Не пробегал? Малышня сказала, с демоном сюда ушел!
— Да вроде там что-то мелькнуло, демон, не демон, не поручусь, — махнула рукой старушка в сторону леса. — Далече только, вы уж сделайте милость, догоняйте, коли вам так надобно! Может, и ровню себе отыщете!
Девочка рассмеялась, прикрываясь ладошкой. Охотник направил коня на обоих: да и старушка слишком языкаста. Конь вперед не шел, фыркал, мотая головой.
— Уж не нарушил ли что этот мальчик? — склонила голову старушка, привлекая внимание к себе. — Может, и награда за его поимку есть? А то бы разжиться одежками новыми да приданым для пигалицы.
— Награда есть, да не про твою честь, старая карга! — рявкнул главный.
— За живого-то дороже, вот и ищем… — добавил второй, чуть поуже в плечах, и осекся от взгляда главного. Третий молчал, словно языка лишился.
Старушечье лицо сморщилось от улыбки, она протянула корзинку с пирожками:
— Свою награду вы завсегда сыщете, а покуда угощайтесь. Путь вам предстоит неблизкий, и чем закончится, ведомо только старым богам.
— Можно? — спросил ближайший к корзинке всадник, самый худой и, видимо, самый голодный. — С ночи же в седле, и не ели…
— Ну что смотришь? Бери, раз дают! — недовольно ответил главный. — Отравишь — вернусь по твою душу! — сурово произнес для бабушки.
— Далече будет, — ответила та с достоинством. — Не всякий ретивый конь до нашей глуши доскачет. Лучше я к вам наведаюсь, мил человек, может, еще гостинчиков каких принесу… Куда путь-то держите?
— Все тебе доложи, — фыркнул главный и тронул коня.
Полетевшая следом за охотниками любопытная гаичка проводила ускакавших вершников взглядом, чивикнула и вернулась в лес.
— Беда, Мидир. Никого я не узнал, — понурилась девочка, когда улеглась пыль, поднятая копытами коней.
— Это ничего, милочка, ничего, — ответила старушка. — Зато я их теперь знаю.
Девочка захихикала и уселась на землю
— А знаешь, как они вкусно пахнут? — прищурилась старушка.
— Кто, пирожки? — сквозь смех спросила девочка.
— Наши охотнички. Как те, кто знает больше, чем говорит. Придется с другими гостинцами к ним наведаться, раз уж пирожки не понравились… «Ублюдочные уши», значит, — нарочито ласково повторила старушка.
— Эй, Мидир, ты чего? — подскочила девочка. — Отпусти их!
— Ты права, милочка, конечно, я их отпущу. Сначала поймаю, а потом обязательно отпущу! Сколько людей хватит для следа? — все с той же милой улыбкой сказала старушка и произнесла низким голосом Мидира, меняясь обратно в образ очень сердитого ши: — Думаю, одного достаточно!
— Эй! А я? А мне как отсюда вылезти? — недовольно потрясла льняным платьем девочка и притопнула красным башмачком. — Я не хочу больше быть девчонкой!
