Пролог. В Москве, в чужой квартире!
Галя металась по чужой квартире, проклиная все на свете. Так плохо ей никогда не было. Она всегда строила планы на будущее и всегда старалась быть лучшей во всем, твердо идя к намеченной цели. В ее годы стать главным бухгалтером московского института, пусть и водного хозяйства, было не так-то просто. На Галя сумела. Она умела также водить машину, она неплохо — все думали, что хорошо, но она знала, что это не так — владела английским языком. И даже научилась стрелять из ружья! Порядок у нее дома, по словам младшей сестры, отъявленной разгильдяйки, наводился словно сам собой, а готовила она не хуже, чем в ресторане. Вообще-то, по мнению знакомых мужчин, много лучше. И муж у нее тоже должен быть самым лучшим. Самым надежным! Учитель, к примеру, или врач. И когда она встретила Лукашина… Он показался ей воплощением всех ее желаний. Интеллигент, тихий, скромный. Возможно, даже слишком. «Тюфяк!» — иногда говорила она про себя, когда он в очередной раз удерживался от желания целовать ее, провожая до дома. Но в Новый Год мечты сбываются — и этот должен был стать особенным. И все почти произошло!
«Я могла встречать его в Суздале, в монастыре, — вертелось у нее в голове. — или в Останкинской башне. Туда, кстати, еще можно успеть, повертеться», — хихикнуло в голове. Но вертеться ей хотелось только с Лукашиным.
Ну нет, ее золотая рыбка от нее не уйдет. Это просто помутнение — она расскажет ему, как у них все было хорошо, и Женя вернется. Не может не вернуться, ведь тогда… Галя не додумала, что именно «тогда», но порадовалась, что хранила деньги не в Сбербанке — поди, достань их сейчас оттуда! — а у себя дома, в старом чулке. Ее дом находился не так далеко от внезапно ставшей чужой и ненавистной квартиры Лукашина.
Галя глотнула еще рюмку коньяка — для храбрости. И разбила рюмку — на удачу. Хотя она никогда не била посуду. А еще она никогда не летала и всегда боялась самолетов. Вернее, боялась упасть.
Она оглядела новое платье, купленное за бешеные деньги в комиссионке как раз для «захомутания Лукашина», посмотрела в зеркало — ей ответила решительным взглядом сирена с распущенными волосами и лишь немного покрасневшими глазами… Пушистый белый мех шубки и цветастый платок довершили гардероб. Она решила не переодеваться. «Мы еще посмотрим, кто чья невеста!» Галя не собиралась лишаться того, на что потратила два года своей жизни, из-за глупого поворота судьбы. А что Лукашин все еще у этой крашеной стервы, она не сомневалась. Как и то, что та женщина наверняка стерва и наверняка крашеная.
Забежав домой и предупредив сестру, Галя поспешила в аэропорт, благо, с такси повезло, хоть и не в ее привычках было тратить деньги попусту. Из квартиры Лукашина она прихватила столь любимый Женей салат из крабов, а ключ и правда оставила на столе. Слово надо держать! Скромный шедевр кулинарии ждал своего часа в пластиковой упаковке, в обычном пакете, а сверху на этот обычный, прочный, но совершенно некрасивый полиэтиленовый мешок был накинут фирменный. Для красоты.
Вскоре она смотрела на Москву уже из иллюминатора. Ее ждали успех, Женя и холодный Ленинград.
Глава 1. На полу в Ленинграде
— Пожалуйста, пристегните ремни, мы проходим небольшую зону турбулентности. Может немного потрясти.
Стюардесса была сама вежливость, но у Гали сразу сдали нервы. Она знала, знала, что этим все закончится! Даже замок заклинило, и он клацкнул со второго раза, так сильно тряслись руки. Ее взору тут же представился упавший самолет, взрыв в лесу, ей показался голенький малыш, звавший маму! А когда внезапно дернуло и они резко ухнули вниз, ее, до боли вцепившуюся в ручки кресла, мотнуло вперед и приложило головой о спинку переднего сиденья так, что на секунду потемнело в глазах. Женщины закричали, свет замигал, но после толчков и шатаний все выровнялось. Только голова еще гудела от удара, но Галя решила не обращать снимания на подобные мелочи. Шишка, правда, намечалась знатная, но густые и пышные волосы — Галина гордость — должны были полностью скрыть небольшую травму от восхищенного — и никак иначе! — взгляда Лукашина. Салат пережил местный катаклизм не менее мужественно, чем Галя. Как они приземлились, она не заметила…
— Третья улица Строителей, дом — двадцать пять, квартира — двенадцать!
Известный адрес, который должен был принадлежать только столице Советского Союза, а никак не слякотному Ленинграду, прозвучал знакомой музыкой, гимном, с которым все должно получиться.
Молодой таксист особо не расспрашивал, все внимание уделяя дороге. Машин в Городе-На-Неве было совсем мало, и они постоянно буксовали — в новогоднюю ночь шел мягкий, пушистый снег, на который было приятно смотреть из окна машины и по которому совершенно невозможно было ехать. Только юзом.
— Скоростью, скоростью дорабатывай! — не выдержала Галя очередного виража, на что водитель, злорадно тормознув, выскочил и распахнул ее дверь:
— Выходи! Сама дойдешь, ножками, раз умная такая! Выучили на свою голову, облысели все! Во-о-он твой дом, — он махнул рукой. — Чай, не королевна, раз баранку крутишь… Два рубля пятьдесят копеек.
Галя, решив не отвечать наглому водителю, бросила два рубля, подхватила салат и поспешила вперед.
— А пятьдесят копеек? — завопил ей вслед водитель.
— Удержала за вежливость! — крикнула Галя, все больше увязая в каше из мокрого снега.
Ветер сбивал с ног, и она дважды останавливалась, переводя дух и костеря вредного водителя.
— А дом, и правда, точно такой же, — пробормотала она, заходя в подъезд.
Это, конечно, совершенно не могло послужить оправданием Лукашину, но придавало меньший уровень бредовости его рассказу о таком же доме, о такой же квартире в другом городе, где он оказался после дружеской выпивки в бане. Она, может быть, даже поверит — или сделает вид, что поверит, — что ее Женечка тут оказался совершенно случайно.
Лифт приветливо распахнул перед ней двери, но Галя решила подняться по лестнице. Еще застрять не хватало!
Но вышло не так уж и складно. На одном из пролетов ей навстречу кинулась огромная собака, Галя ахнуть не успела. Лохматый ком сбил с ног, Галя вскрикнула, увидев рядом сверкнувшие клыки чудовища, и уже вообразила себя на полу в Ленинграде с порванным горлом, как пес начал радостно лизать ей щеки, жарко дыша в лицо.
— Простите, пожалуйста, он вообще-то вежливый, — раздался голос испуганного хозяина, вцепившегося за поводок. — Джим как только красивую женщину увидит, так удержаться от поцелуев не может.
— Ничего, спасибо, что не убил, — слабо вымолвила Галя, поднимаясь и вытирая лицо.
— Заходите к нам в гости — его хозяин тоже любит красивых женщин! — раздалось вслед.
Она решила не отвечать. Ха, даже если бы здесь жила — обходила бы любвеобильную парочку десятой дорогой!
Препятствия оказались незначительные, но ощутимые. Пакет с салатом под лапами слюнявого чудовища слегка помялся, что не должно было сказаться на вкусе — все же не торт. А переложить все равно придется. Салат являлся важным оружием в битве за Лукашина с сучкой, известной только по голосу — но несомненно крашеной! — решившей ухватить подвернувшийся шанс. Ее шанс.
Собравшись с силами и духом, Галя позвонила в знакомую дверь, пожалев о том, что ключ оставила на столе у Лукашина. Можно было открыть самой. Бред Жени об одинаковых квартирах приобретал все более внятные очертания.
Дверь отворила полная добродушная женщина с аккуратной прической. Она приветливо улыбнулась Гале.
— Вы, верно, с работы? Что-то я вас не упомню. Но у Нади столько подруг…
— Да-да, я к Наде, — не растерялась Галя. Имя соперницы было известно, что уже много. — Можно зайти?
— А ее нет. Она уже уехала на аэродром. И как…
Что «и как», Гале расслышать не удалось: внезапно все помутилось перед глазами, а когда она пришла в чувство, то обнаружила себя на незнакомой по мебели, но знакомой по форме кухне.
— Простите, я…
— Вам стало нехорошо. Я прямо испугалась. Попейте чайку, станет легче, — с сочувствием в голосе сказала хозяйка, и Галя едва не расплакалась.
— Надя уехала… не в Москву? — осторожно спросила она, очень надеясь, что ошиблась.
— Так вы уже все знаете! Вот она, дочкина благодарность! Все, все уже знают, а мне какую-то записку глупую оставила и ни слова не сказала! Просыпаюсь, а ее и след простыл. «Мама, ты можешь считать меня легкомысленной, но я должна лететь к нему. Он очень милый. И очень добрый. И кажется, я на самом деле люблю его». Этот Женя мне тоже очень понравился, он ведь пробыл у нас всю ночь и пел для меня. И вы знаете, мне показалось, он ее тоже любит! Ой, вот вы плачете, и я перечитываю и плачу…
…Метель на ленинградской улице завывала все сильнее, и Гале казалось, что поземка заметает все ее мечты и планы - все, что она построила за эти годы, — заметает ее саму, хороня в этом северном мрачном городе, где все было белым и серым.
Мама этой самой Нади не отпустила ее, пока не напоила чаем. Галя теперь была ей благодарна. Куда идти? Обратно в аэропорт?
Нет города, достаточно хорошего, нет отношений, достаточно надежных… Женя не полетел к ней в Москву тогда. Он остался в этом доме и с этой женщиной. И теперь эта летит к нему домой. В любимую Москву, внезапно тоже показавшуюся Гале предательницей. Там Женя, наверное, уже обнимает эту самую Надю. Влюбленный Женя — влюбленную Надю. А нелюбимой Гале достанется салат из крабов. Так стоит ли гнаться за худшим разочарованием?
Сугроб рядом с ней внезапно зашевелился, превратившись в основательно занесенного снегом мужчину. С него упала шапка, а появившаяся из белой каши рука схватила ее руку, а Галя почему-то даже не испугалась.
— Мы п-перестали делать большие ха-а-рoшие глуп-пости! Мы п-перестали лазить в окна к любимым женщинам!
— Некоторые не перестали, — ответила Галя снежному человеку и разрыдалась.
Глава 2. Надежда
Мужчина, засыпанный снегом, был мертвецки пьян. Галя, всхлипнув последний раз, вытерла слезы — долго переживать было не в ее характере. Просто она как-то сразу поверила той женщине, а потеря цели для Гали была страшнее, чем потеря жениха, пусть и приятного во всех отношениях, с мировой мамой, престижной профессией и удобной квартирой в самом центре Москвы.
Снежный человек, если судить по простой, но добротной одежде, не был простым алкашом, как поначалу показалось Гале. И выглядел он очень несчастным и очень замерзшим. Шапка и волосы слиплись, спина была покрыта корочкой льда. Галя потянула его за руку, и мужчина, пошатнувшись, окончательно выпал из сугроба.
— Оставьте меня, н-н-наконец! Что вы меня все время роняете! Может, я х-х-хочу… замерзнуть и умереть…
— Это успеется, — подбодрила его Галя, вдруг поняв, что этому незнакомому мужчине куда хуже, чем ей. — Зачем торопиться? У вас наверняка родные есть — вам их не жалко?
— Жалко, не жалко, к-какая теперь разница? У меня и невеста есть, Наденька. Вернее, была. И я хотел ее показать родителям. Сегодня. Я обещал. С третьей улицы строителей двадцать пять квартира двенадцать… Они придут и расстроятся...
Это было слишком для Гали. Разбрасываться такими прекрасными женихами? Ну что взять с этих заносчивых ленинградок, уверенных, что именно тут пуп земли и столица России!
— А знаете что? Будет вам невеста. Это не вы случайно Ипполит?
— Й-я. У меня и паспорт есть! А откуда в-вы…
Вытащенный из кармана паспорт упал в снег. Галя подняла его, посмотрела прописку и улыбнулась.
— Очень приятно с вами познакомиться, Ипполит.
Что же… Пусть хоть кому-то сегодня будет хорошо.
На улице долго никого не было, и первое проезжающее такси Галя, преисполненная решимости, остановила, бросившись наперерез. Машина, яростно бибикнув, тормознула, все же толкнув Галю в снег.
— Да что же вы делаете? — закричал испуганный водитель, поднимая ее из снега. — Девушка, вы с ума сошли?
— Помогите, прошу. Жениху совсем плохо, а вокруг ни души, — полузадушенно пробормотала Галя, засыпанная снегом не меньше, чем незнакомый Ипполит, бормочущий издалека что-то про ботиночки на тонкой подошве.
— Не на остановке мы не сажаем. Но раз вы такая отчаянная… А куда ехать-то?
— Домой, — и Галя назвала свой и Ипполитов адрес.
— К-куда вы меня тащите? — пробормотал поднятый Ипполит, подпираемый с двух сторон девушкой и водителем.
— Навстречу вашему счастью, — буркнул водитель, завистливо посмотрев на Галю.
В теплом нутре Волги Ипполит пришел в себя настолько, чтобы еще не протрезветь, но уже начать говорить связно. По дороге Галя успела узнать все про баню, про три возвращения Ипполита, про наглого московского гостя, бреющегося его бритвой, про брошенную в снегу машину, про добрый русский народ, что в трудную минуту может подогреть и обобрать, про стареньких родителей, которым он всем обязан и которых опять подвел, про то, что нельзя влюбиться за один день, про загранкомандировку, а заодно — про вредного соседа, который казан требует, а двадцать рублей второй год отдать не может.
— Девушка, вы меня простите, но совести у вас нет. Как вам не стыдно! Выгнать такого хорошего человека, — сказал водитель, не оборачиваясь. — Видно, это он мокрый от слез.
— Это моя непростительная ошибка, — ослепительно улыбнулась Галя, и водитель, не удержавшись, ответил улыбкой, а Ипполит, положив голову ей на плечо, протянул:
— На-аденька!
Глава 3. Дома, или Первые гости
Ипполит очнулся лишь на втором этаже совершенно типичной новостройки, которая в равной степени могла принадлежать как солнечной Москве-Столице, так и хмурому Городу-На-Неве.
Водитель, поддавшись уговорам Гали, помогал, поддерживая Ипполита с одной стороны, а сама Галя — с другой.
Бедный, замерзший, вымоченный в слезах и снегу страдалец, казалось, не слишком-то хорошо понимал, кто все эти люди и что он среди них делает.
— Сюда, — сверившись в памяти с номером квартиры, указала Галя на дверь.
Дверь тоже была до такой степени похожа на ее московскую, что Галино «дежа вю» очень захотело ущипнуть хозяйку за руку или, еще лучше, чиркануть по ней чем-нибудь для надежности. Но Ипполит занимал все мысли и силы.
Тот отбросил держащие его руки и попытался самостоятельно устоять на ногах. Он уставился на дверь, недовольно сопя — почему та до сих пор не открылась? Потом, видно, машинально, нащупал ключи в кармане, вытащил, но отдавать никому не собирался. Впрочем, дверь ему поддаваться не собиралась тоже, несмотря на грозно сведенные у переносицы брови и поджатые дужкой губы. Может, потому, что он никак не мог попасть в замочную скважину?
— Здесь тугой замок, я знаю такие, — после очередного пасса Галя по привычке решила взять дело в свои руки.
Но не тут-то было!
— П-попрошу не указывать!
Ипполит отвечал голосом, которым очень хорошо строить всех на плацу и одновременно признаваться в любви, и Галя, поддавшись очарованию, явственно прозвучавшему в полупьяном командном надрыве, неожиданно согласилась:
— Да-да, конечно, милый.
Подождала, пока он поковыряется еще немного, пробормочет: «Руки замерзли!» — и сам сунет ей ключи. Возясь с замком, она негромко объясняла:
— Вот смотрите: надо сначала немножко вверх подать, а затем уже повернуть. А замок лучше смазать. Потом.
Дверь распахнулась так легко, словно все это время только и ждала, пока Галя приложит к ней ручки и перешагнет порог.
