Глава 1. Сторож зверю моему
Звезды на черном — проседь, ни огонька во мгле. Девушка гонит осень, девушка вся в весне. Осень — считать итоги, время алкать потерь, перешагнуть пороги, снова захлопнуть дверь.
Волны тревожат небо, с неба летит звезда, я не закинул невод — ты мне сказала «да». А по весне надежды, мерно мурлычет кот. Стоит сомкнуть мне вежды — кровью наполнен рот, рвутся опять гранаты. Хватит смотреть назад! Сделанное солдатом — пропуском прямо в ад. Ровно за миг до смерти бьется ночи хрусталь, вы мне совсем не верьте, мне вас уже не жаль. Ласка голодных пальцев — мой бесприютен бог, брежный оскал останцев — злобных зверей чертог...
За ночь сгорели звезды, за ночь моим зверям ты, дорогая, прочно выбрала егеря. Знаешь, себе прощенья я все равно не дам, но, к твоему смущенью, я припаду к ногам, я поцелую небо и обниму зарю, я вновь поверю в небыль и прошепчу: «Люблю».
Глава 2. Мои корабли, или Слушая Сурганову
Как сказать обо всем, что вскипает в крови?
Чтоб летели и плыли мои корабли!
Как тот мир очертить,
Где живет моя боль?..
Там я счастлив с тобой.
Где найти мне причал для моих кораблей,
Чтобы бились в корму волны южных морей?
Как построить тот город,
Что умер давно?..
Это просто кино.
Тесен мир без любви и без сказок о нем,
Всё мы знаем, слепцы, но давно не живем.
«Город жив, город мертв!»
Прокричит воронье…
Улыбнется солнце мое.
Глава 3. Хризолитовой страсти
Я хотел бы из вереска свить для тебя века,
Я бы преданным соколом подле тебя кружил…
Хризолитовой страсти испит до конца бокал,
Развалился мой мир, что сложил для тебя из лжи.
Перелетные птицы прощально взмахнут крылом,
Летних сладостных грез прогорают дотла костры.
Мертвым дымом и горечью полон отныне дом,
Перламутровой памятью вереска сны остры.
Зелень вешняя ельника снова приманит взгляд,
Медным истовым мороком косы мелькнут твои,
Рдеет алым огнем ярких губ пред грозой закат —
Не забыть, не собрать мне осколки былой любви.
Я шагаю навстречу студеным и злым ветрам,
От печалей и бед укрывает тебя иной,
В небесах из циркония плачет моя звезда…
Моя боль и любовь остаются навек со мной.
Глава 4. Я весь ушел
Я все унес,
Одежду и доспехи.
Я весь ушел! Нельзя мне оставлять
Ни вздоха, ни любви своей печать.
Но будто сам себе отрезал веки…
А где-то спорят паруса с ветрами,
А где-то горны все трубят — в поход!..
Но соли полон искривленный рот,
И горечь
Памяти моей терзает
Теперь тебя,
Оставленную в ночь.
Теперь меня…
И вовсе в мире нет.
Я весь ушел — ты провожала взглядом.
Я весь ушел.
Я весь…
Остался рядом.
Глава 5. Клепсидра Дома Волка
Мир за моей могилой полон тьмою,
В нем бесконечно всполохи теней
Скрежещут в стекла жалобой немою,
Впускают равнодушность стылых дней.
Тьму просто запустить, открыв ей окна
Обломком перебитого крыла…
Снаружи осень. Видимо, продрогла
Душа без солнца: тихо прилегла,
Укуталась чернильным одеялом,
Стирая вехи, мысли и дела…
Клепсидра дома Волка помолчала
И новый круг привычно начала.
Глава 6. Ангелу радуги
Под глухими оконцами мертвой зимы —
Город-страх, город-сон, город призраков, он
Ширит стены внутри и снаружи тюрьмы,
Город проклят и сам от себя отлучен.
Черно-белой печатью помазаны лбы,
В черно-белых понятиях прячется ад,
И никто здесь не знает соцветья судьбы,
И дорога вперед — лишь дорога назад.
Я возьму себе в крылья обломки церквей
И уйду в свой последний безумный полет,
И не будет на свете восхода алей,
И душа моя радугой в небе замрет.
Глава 7. Не-колыбельная
Земля, покрытая хрусталем, и мы с тобой словно не живем…
Волной взлетит не моя беда, в печальном небе сгорит звезда. Не колыбельная — рев и вой, все бури мира — над головой. И расцветает чертополох, ведь плачет где-то скиталец-бог, и ты попросишь его спасти, в дороге к вечности на пути. И я приведу его с тех мест, где лишь вороны живут окрест. И приютишь ты его, меня, и хватит тебе на двоих огня.
Ребенок в люльке сосет ладонь. Чужой? Теперь уже мой и твой.
Глава 8. Прощальное
Усталый август к осени бредет
По волнам из дождей, штормов и града…
Визгливой флейтой жизнь сыграет: «Надо»,
Сольется небо стылым медом с сот…
Земля чужда беспечностью полей,
Что отдали себя людскому плугу,
Она идет по замкнутому кругу,
Из года в год, печальней и быстрей.
Мой мрачен день, а ночь, увы, горька,
И звездный свет не скажет, в самом деле,
Что мы с тобой исправить не сумели,
Как холодна прощальная рука…
Глава 9. В каждом волке
Говорил мне когда-то дед:
«В каждом волке живет собака».
Я не верил, рычал в ответ,
Зверя рвал, обожая драку.
Сам отдал место главаря!
За любовь, что теребит душу.
Мне твой добрый и нежный взгляд
Больше стаи и воли нужен.
Сладок утренний бег вдвоем
По земле, раскидавшей снеги,
Мир ночной лаской напоен,
А волчата с тобою — пеги…
Ничего, если не сдержу
Жизнь, что рвется за край устало,
Ничего, если уложу
Я врагов — за тебя и малых.
А собачья моя любовь,
Сберегая небесной тенью,
Пусть однажды придет и вновь
Склонит голову на колени.
Глава 10. Забытое имя
Под рукой твоей плакал искристый снег,
Уносил мое имя слезами рек,
Прятал в пене обманной дурной молвы
Посреди оглушительной тишины.
Ты забыла начало, истерла след
От любви и печали, тоски и бед,
Но однажды звериным своим чутьем
Ты услышишь, почуешь имя мое,
Теплым бархатом ночи и ласкою дней,
Как булат оно прочно, шелков нежней,
Донесет его крыльями синих птиц,
Ты узнаешь меня средь похожих лиц,
И тогда ты простишь, что прощать нельзя,
И тогда реки вновь потекут в моря,
Полыхнет вдруг ледник и растает твердь,
Смерти нет: ведь любить, значит, умереть.
А ты будешь смелей, чем сто храбрецов,
А я страхам своим загляну в лицо,
Одиноких ночей разгоню испуг
И приму твой Грааль из дрожащих рук…
Только ветер упал перед нами ниц,
И давно перебили всех синих птиц.
Глава 11. Обреченный
Пальцы вновь сожмут клинок,
По тебе заплачет боль,
Кровью прорастет цветок
Обреченных на любовь.
Мягкий, как перина, мох,
Синь безгрешна и чиста,
Режет горло каждый вздох,
Осень запоет с листа
Про восторг крылатых дней,
Про бесстыдство жарких снов…
Не было любви сильней,
Чем моя к тебе любовь.
Если бы я только знал
Оборотный лик луны…
Я бы все равно искал
Голос твой средь тишины,
Я бы все равно испил
Яду из твоих цветов,
Я бы все равно закрыл
Веки всех твоих врагов.
Паутину горьких слез
С лика твоего сниму,
Я тебе венок принес
Не во сне, а наяву.
Ветры унесут вуаль,
Выпьют память обо мне,
Обреченном на печаль,
Ты найдешь себя в весне.
Глава 12. Наверное, могу
Пора уже, наверное, решать,
Как обозначить то, что с нами было,
Назвать, забыть, как я к тебе спешила.
Повязки наживую надо рвать.
Пусть я еще, наверное, люблю
Тобой на мне прочерченные раны,
И зимние холодные туманы,
И ветры, что давно одна ловлю.
Ведь я еще, наверное, смогу
Уйти в весну по запаху полыни,
Расправить крылья в той глубокой сини,
Что ждет меня на дальнем берегу.
И я уже, наверное, пойду
В стынь марта посреди янтарных сосен,
Осколки неба в лужах пусть уносят
Весенним ветром — зимнюю мечту.
Глава 13. Сердце Мира
(к роману "Темное пламя")
Пленница игр Домов
В мороке тяжких снов.
«Выбор твой стар и нов!» —
Птицей взовьется лира.
Бед и потерь не счесть.
Лживых улыбок лесть,
Смертной обиды месть —
Как палача секира.
Ядом вскипает кровь
Но выручают вновь
Преданность, честь, любовь!
И воссияет новь
Пламенем — Сердце мира.
Глава 14. Правдивая история Елены Прекрасной, Ивана-царевича и серого волка
— У Ивана-царевича рученьки белы,
Кудри — золото, взор — незабудок синей
Отчего же ты ныне, прекрасная дева
С злого серого волка не сводишь очей?
— Больше птицы ценнее царевичу злато
В самоцветах уздечка — прекрасней коня
В чем, скажи, перед небом душа виновата
Раз тебе лишь шепнуть пожелала: «Твоя»?..
Облик старый, забытый я раз только принял,
Забирая царевну от мамок своих.
В чащу леса позвал и назвал свое имя,
Отдал деву — и сердце затихло на миг.
Отслужил, и не раз, как положено толком.
Не смотри, ни любовью, ни счастьем маня…
Поцелуй… и царевна — волчицей за волком
Убежала. Жар-птицу, златого коня
До цара Берендея сын младший доставил.
Птица в клетке грустит, конь из стойла нейдет,
А Елена Прекрасная против всех правил
С серым волком на воле счастливо живет.
Глава 15. Однажды
Меня однажды примет пустота.
Параметрами заданного круга
Преодолею я земную муку,
И станет мне единственной подругой —
Всеведуща, хрустальна и чиста —
Меня однажды примет пустота.
Я вижу в снах, где сердце обнажала,
В ней боли нет, лишь неги покрывало
Моей души, мятущейся устало.
Пушистей меха, холоднее льда —
Меня однажды примет пустота.
На радугу в безумии обмена
Возьму я серость шелкового плена,
Живые мне простят мою измену,
А мертвые разверзнут вновь уста…
Глава 16. Мне больно
Мне больно, когда ссорятся друзья. По сердцу словом, как ножом по коже — важна лишь истина, и глас чужой ничтожен. Нет, это мир пустой, он лишь похожий на тот, где счастлива была когда-то я!
В могиле саван иль осколок льда? Так истина в объятьях тьмы мертвеет. Здесь правы все, но каждый все ж правее, и руна-кровь пролитая чернеет вражды и ненависти. Это — навсегда.
Вы правы, вы все так ужасно правы! До выжженной земли и мертвецов на ней, до сломанных сердец, расколотых цепей, до проведенных в одиночку серых дней и разнесенной горечи отравы!
Друзья! Вы в разных лагерях. «Так с кем же ты?» — твердят со всех сторон. Позвольте мне спокойно выйти вон! Гулять по свету и считать ворон.
В чужих джихадах крылья потеряв, я стала бить, не замечая ран, я научилась принимать удар — но как же быть, коль стал врагом ты сам…
Глава 17. Зовите меня без...
Зовите меня без цветов и букетов,
Карманы мои прохудились давно.
Зато подарю вам кипящее лето
Иль яростных звезд расстелю полотно.
Могу рассказать о сонетах и рондо,
Газель и рубаи готов разделить.
Мне денег отдайте за это немного,
Чтоб братьям с недельку-другую прожить.
Богач ли бедняк? Я купаюсь в рассветах,
Небесных коней погоняя рукой,
Камеди рябиновой как-то отведав
Смущаю торговцев уютный покой.
Я все потерял, ни хором нет, ни злата,
Презрительно смотрит былая родня,
Не сын и не брат, в спину - холод булата,
И я позабыл, что есть дом у меня.
Ворваться бы в мир ослепительной сини…
Но тянут на дно тяжким грузом грехи,
Мой друг, улыбнись, пусть беда нас покинет,
А ветер свернется в ладонях моих.
Глава 18. Больше добра для доброго бога, или Песенка казненного менестреля
Больше добра для доброго бога!
Зло сотворят без вас.
Глупое знамя, знаю, убого,
Пара забытых фраз!
Через осколки чести и долга
Легче попасть во власть,
Козыри треф в рукаве у подонков,
Есть лишь добро у нас.
Дайте же, дайте добра на донце!
Что я тебя учу...
Если не можешь зажечь ты солнце —
То подари свечу.
Глава 19. Пепельному солнцу февраля
Меж голых веток небосвод
Прозрачно дышит покаяньем,
И растворяются желанья,
И тихо снег вокруг идет.
Твердит о вечном синь теней —
Обманчивый узор на белом —
Я покорюсь тебе, и телом
Пусть стану старше, а нежней…
Тебе я плакалась о лете,
Ты позовешь его, но жаль,
Что не увидишь, как засветит
Капель над талою водой;
Подснежников шальная хмарь
Прогалины собой закроет…
Так короток твой век, февраль!
Гуляли долго мы вдвоем,
Год притаился здесь на старте,
В последний день с тобой умрем…
И только я воскресну в марте.
Глава 20. Снежинки, или Читая Йейтса
Снежинки…
Греза в сентябре,
Морозным цветом ранит небо.
И в эту призрачную небыль
Я добегу по ним к тебе.
Пройду я
По твоим мечтам,
Что клал мне под ноги когда-то.
Забыв про холод и утраты,
Я не сомну их, не отдам.
Я только…
Пусть еще хоть раз!..
Щеки твоей коснусь улыбкой.
Туман раздуют тало-зыбкий
Ветра любимых темных глаз.
И заметут мои следы,
И унесут мои надежды!..
Останусь я одна как прежде,
Среди колючей пустоты.
Пусть режут ноги кромки льдинок,
Я снежный соберу букет.
Мечты прекрасней в мире нет,
Быть может, нет…
И половинок.
Глава 21. Взлечу
Миры скрутились, поля безмолвны,
Распались пеплом венки, короны.
Упали цепи, молчат святые,
Клонить на небо не стану выи.
И вновь взметнется стрелой дорога,
И я познаю другого бога,
И я под сердцем взлелею крылья.
Иная небыль — вернее были…
От несвободы никем, я солью,
Я птицей света, я песней вольной
Взлечу удачей…
Но мама плачет.
Вернусь под утро в родную дачу.
Глава 22. Мгновения серебра
Чернильной глади — брызги серебра.
В ночной полет — к сверкающим объятьям!
Там, может быть, сумею распознать я,
Что значит «рано», «поздно» и «пора».
Скрипит песок, волна шипит, дразня,
О смысле жизни думать явно рано,
Когда с тобой я, радостный и пьяный,
Брожу, прибоя пену шевеля.
И поздно думать, нужен или нет,
Нам на двоих проложены дороги.
Морские боги, холодны и строги,
Задумчиво посмотрят нам вослед…
Неважно будет, август или май,
Стремителен был путь мой или долог,
Когда набросит небо темный полог
На то, что здесь увидел невзначай.
Глава 23. Мечтаю о потере (короткая пьеса в стихах)
Один из Лугнасадов в конце Темной эпохи...
Мерэнн:
О мой король, сегодня Лугнасад,
А вы опять — иль вновь — печальны.
О мой король, пустое говорят,
Простите, я узнала вашу тайну.
Майлгуир:
Волчица, что ты знаешь о судьбе?
Что знаешь ты, дитя, о злых потерях?
Жизнь, как всегда, глуха к мольбе,
Я позабыл, как чувствовать и верить.
Мерэнн:
О мой король, взгляните, вот трава!
Она увянет осенью, но снова
Весной холмы покроет, а листва
Окрасить ветви голые готова!
Майлгуир:
Раз так, то видно, я усталый дуб,
Засохший уж сто лет как кряду.
Он черным вихрям и метели люб,
А ждет лишь молнии в награду.
Мерэнн:
О мой король, взгляните, вот побег!
Раз жив он, то не мертво древо.
Вот плющ обвил его, и даже снег,
Что лег на пряди, не мешает телу
Вновь ощутить огонь и трепет губ,
Вновь задышать не воздухом — грозою.
О мой король, простите, я уйду…
Майлгуир:
Ты слишком дерзко говоришь со мною!
Зачем тревожишь память и покой?
Мэренн:
Затем, что я люблю — и сердцем и рукой,
Затем, что я мечтаю о потере
что будет завтра, но сегодня — верю,
Вы, мой король — вы мой.
Глава 24. Цезарь, в твоих стенах
Цезарь, в твоих стенах
Вечно идет война!..
С галлами в прошлом сечь —
Цезарь готовит речь.
Тень от усталых плеч
Тянет в тиши возлечь…
Власти удел не нов:
Друг твой предать готов.
Смерть сторожит улов
В городе городов.
Цезарь, в твоих стенах
Вечно идет война!..
Тибра легка вода,
В мутных волнах — беда!
Холоден бег времён,
Пылью покрылся трон.
Мерою всех утрат
Выжил один трактат.
И по твоим словам
Учится мальчуган.
Цезарь, в твоих стенах
Вечно идет война!..
Примечание: "Записки..." Гая Юлия Цезаря обладают простым легким стилем и до сих пор используются для обучения латинскому языку.
