«Мы слишком привязываемся к человеку, придумывая ему ласковые имена. Люди приходят и уходят, а горечь утраты остается», — учила она. Она не доверила бы Максу мыть полы в гараже или подстригать газон за воротами особняка. Мама вырастила нас, троих дочерей, без мужа, а когда мир рухнул, она не собиралась что-то менять. «Пережили апокалипсис, проживем и без мужика», — поговаривала она. Судьба посмеялась над ее высокомерием. Макс, потерявший семью, нашел подход к бизнесвумен через нас, ее детей. Он нянчился с маленькой Труди, играл со Сью, рассказывал нам сказки и подшивал одежду. Сделавшись импульсивным, он частенько заводился и ссорился по мелочам. После грандиозной ссоры из-за щипцов для орехов мама прогнала его, и тут-то ему воздалось сторицей — мы встали на его сторону. Через год она не представляла жизни без Макса, а щипцы пригодились на кухне для колки мидий, нежели для завивки волос. Наш приемный папа так и не догадался, что встречается с женщиной, чье отредактированное лицо видел бессчетное количество раз на обложках всевозможных журналов.
Мембрана из рыбьей кожи на примитивном барометре вздувалась день ото дня — Стена уверенно направляется в нашу сторону. Ее изогнутый край угрожающе нарастает на горизонте.
Солнечные затмения повторялись ежедневно в полдень. Их продолжительность заметно увеличилась. Макс предположил, что это околоземный астероид из пояса Койпера по добыче полезных ископаемых. Возможно, он потерял управление и болтается в космосе.
Дика набожно предупредила о грядущем апокалипсисе. Интересно, а что тогда мы пережили десять лет назад?
Покинув на рассвете Меридиан, напоролись на свежую стоянку трупоедов. Неужто, находясь в трех кварталах от ослабленных людей, не способных к сопротивлению, они не заметили нас? Три дня назад я не могла отделаться от ощущения тревоги, что за нами следят. Поделилась с Чаком опасениями, но он был слишком слаб, чтобы что-то предпринять.
Подгоняемые страхами и пережитым ужасом, преодолели миль пятнадцать. На горизонте замаячили бесконечные просторы Алабамы — такие же безжизненные степи и уцелевшие обрывки трасс, соединяющие разрушенные города. Известная по прошлым скитаниям карта местности обрывками вырисовывалась у меня в голове. До Таскалузы дойдем, не заблудимся, а далее — как-нибудь до Бирмингема и Атланты.
Встали лагерем меж параллельных кирпичных стен. Типичное сельское сооружение, некогда служившее складом, амбаром или фермой по разведению протеиновых насекомых.
Уединиться не получилось. Брюс присел рядом, благодарил меня за спасенную жизнь. Мы разговаривали на его родном испанском с мексиканским наречием, которому я случайно обучилась у сиделки. Мама наняла Мариту по рекомендации, знакомые отговорили ее от няньки-робота. Женщина, родом из Мехико, превосходно владела английским, но частенько болтала сама с собой на своем родном языке. Как же она переполошилась, когда в два годика я неожиданного затараторила по-испански.
Брюс казался добродушным, но когда я попросила оставить меня, он тотчас изменился. Холодно спросил, почему я избегаю его. Неужто сложно догадаться, что у меня умерла сестра и мне необходимо побыть одной? Я напомнила ему о его скорби по любимой девушке:
— Мне больно за то, что судьба была несправедлива к тебе, к твоей семье и близким…
— Я позабочусь о тебе! Не Зак. Ему нужен только sexo! — Его тон прибрел жесткость. — Я не отдам тебя. Ты принадлежишь мне!
— Брюс, пойми, отношения не строятся на желании и чувствах одного.
— Но ты заботилась о bebe как о нашем!
— Я старалась выходить вашего сына. Это был дружественный порыв, не более. Я не стремилась заменить собой Миру. Брюс, ты неплохой друг, не более.
— Какая разница? Любовь не спасет мир.
Он ткнул пальцем в пустоту, как бы показывая: смотри, ничего больше нет — мир не будет прежним, тебе не найти никого лучше меня. В его словах не было обреченности; напротив, он торжествовал от моей — как ему виделось — безвыходности. «Размножайтесь и наполняйте Землю», — поговаривала Дика, но сама не стремилась забеременеть, утверждая, что у нее слишком узкий таз, и она в третьем поколении ребенок из искусственной утробы.
Брюс неожиданно ожесточился. Больно схватил, но я вырвала руку, утопив ее в складках одежды. Он разозлился пуще прежнего, без конца твердя: «Te quiero», что значит «ты мне нравишься». Он попытался обнять меня. Я вскочила, отпрянула. Он тоже поднялся и, прежде чем уйти, сказал:
— Я не оступлюсь, и Заку тебя не отдам.
Половина пути до Атланты пройдена. Завтра доберемся до Таскалузы — в прошлом богатого города с химической промышленностью. Его развалины стоят на отравленных грунтовых водах, но мы пересечем их с приличным запасом воды.
До наступления темноты нас ждали рутинные дела: охота и собирательство. Мама и Труди отправились расставлять ловушки на грызунов. Зак убежал собирать углепластик, а Макс надеялся отыскать запасное колесо для тачки — в низинах полно скопившегося хламья.
Брюс воспользовался затишьем. Макс уже дал ему совет: по-хорошему сбавить обороты, но тот продолжал навязывал свою близость, только делал это без лишних свидетелей. Когда я штопала куртку, он подошел сзади и схватил меня за талию. Я отпихнула его. Вскочила. Рядом со мной лежал рюкзак Фроди, из которого торчал кухонный нож. Выдернув лезвие, направила его на Брюса. Он засмеялся, наигранно подняв руки, а я продолжала целиться в него. Подоспевший Фроди забрал из моих рук трясущийся нож и прогнал Брюса. Тот покинул лагерь.
Стейси, стоявшая в стороне, подскочила со своим колким поучением:
— Совет лучшей подруги: не нравится, когда лапают, выбери Чака. Он ревнивый и не позволит обижать тебя. Да и кому захочется делить такую милую мордашку?
— Кто звал старого вояку? — Заспанный Чак вылез из палатки. Не предполагала, что отсутствие рук компенсируется хорошим слухом.
— Рассказывала Дори, что настоящий мужчина без женщины как без рук.
— Да что лесбуха в этом шарит? С моим сыном-то пошуршать нормально не можешь, а советы раздаешь.
— Конечно не могу. Где мне с малолеткой тягаться? У вашего сынка на нее портянки колом стоят.
— У тебя постоянно кто-то виноват: то Дори, то Лисбет. Благодаря твоим стараниям она увольняшку получила. Завистливая сука! Отравила ей жизнь!
— Мы были счастливы, а Зак совратил мою невинную подруженьку.
— И ты отомстила ей, подсунув объедки. Сделала из нее щипача!
Стейси побагровела. Ей бросили в лицо правду, о которой все догадывались: Лисбет — не воровка.
— Не я выгнала ее из общины, — заявила она.
— Конечно нет. Но ты посодействовала.
Словесную перепалку неожиданно оборвали вопли взъерошенного Стикса. Клубок окровавленной шерсти выпрыгнул из ниоткуда. Он порычал на Фроди, но мигом переключился на Дику, которая безучастно бродила поблизости. Когда она впервые появилась у нас, он показательно облаял ее, демонстрируя свое неуважение к чужакам. На сей раз пес не гавкал, а прицельно набрасывался, выбирая для клыков место помягче. Девушка рассекала воздух битой. Чем более рьяно она размахивала, тем ожесточеннее становились нападки. Убей она животное, и мы пропали бы. Чак был беспомощен что-либо предпринять, а Стейси не осмелилась пресечь бесчинство своего питомца.
— Дори, не стой как идиотка! — прогремела она.
Я позвала пса по имени, но мой голос утонул в заливистом лае. Поймать собаку за огрызок поводка не получилось.
Фроди кинул Стиксу обглоданную кость. Его внимание рассеялось. Дика, воспользовавшись моментом, сиганула за наши спины.
Первым на скулеж прибежал Зак, ходивший где-то поблизости. Мама и Труди побросали мышеловки и вернулись в лагерь позже. Макс подоспел незадолго до появления Брюса.
Я гладила рычащую морду, пока хозяйка заботливо смывала запекшуюся кровь с шерстяных складок. Косая рана была небольшой, но очень болезненной. Ее ровные края поддались обработке. Лишь бы не загноилась!
— Обо что же ты зацепился? — приговаривала я во время перевязывания, поглаживая жесткую шерсть.
— Его будто ножом полоснули, — ответила собачница. — Или метнули чем-то острым: копьем или стрелой. С рождения ни единой царапинки, а тут бац — и бочина разодрана до самых ребер!
Фроди припомнил, что пес прибежал из оврага, залегавшего в полумиле от лагеря.
— Трупоеды? — спросил Макс.
Мы обошли широкую низину, заваленную острыми железяками. Нашелся второй конец поводка, болтавшийся на ржавом пруте, а рядом — лужица крови.
— Дори верно бормочет, — сказал Зак. — Стикс постарел, плохо видит. Кто его хотел порешить? Если, конечно, кто-то не настолько голоден, чтобы приготовить из него собачью отбивную…
— Что за намеки? — вскипел Фроди.
— Я никого не прессую. Ты ж вроде не ешь собачатину… или ветчинку? Да, помню, свинину не ешь, но человечина подходит. И собачатина тоже.
— Я был поблизости, когда Стикс прибежал.
— Ты мог увести псину подальше, где его скулеж не услышат, привязать, чиркнуть ножичком и припереться обратно. И нашли бы животинку обескровленную. А потом: «Ой! Несчастный случай, машина задавила! Я деликатненько разделаю, чтобы мяско не пропало». Напомнить, кто предложил зажарить сеструху Дори?
— Мелкий ты говнюк! Тебя тоже не было.
— И что? И Макса не было, и Труди, и Марты, и Брюса. Но обжора-то ты!
— Чревоугодие — грех, — вставила Дика.
— Отбой, заморыши! — оборвал Чак. — Представление закончилось. Займитесь работой!
Железобетонные руины Таскалузы в дымном мареве выглядели парящими в пространстве кубами. Ночь застала бы нас среди покосившихся каменных джунглей с их зловещим безмолвием, а Стейси неустанно верещала бы о своем плохом предчувствии и мертвых духах.
Встали лагерем в нескольких милях от города. Обогнем его в светлое время суток.
Очередь дозора выпала Заку. Мне не спалось, но и составлять ему компанию я не спешила. Лежала и ворочалась с боку на бок. Отвернулась, повернулась, — а Зака и след простыл, будто испарился. Подумалось, что живот прихватило, у нас это обычное явление. Уже и костер прогорел, а его все не видать. Заволновалась, но звать не стала, чтобы никого не разбудить. Вдруг разыгрывает?
Ушла в темноту, держась дорожной борозды. Костер исчез за ухабами, а я все шла и аукала. Ступала в бездну, проваливаясь в выбоины и спотыкаясь. Когда зашла совсем далеко, решила повернуть обратно, чтобы лагерь разбудить. Неожиданно услышала вдалеке приглушенный писк. Это был он.
Зак, боясь пошевелиться, стоял в темноте на краю обширного провала.
— Как ты здесь очутился? — почему-то шепотом спросила я.
— Я что-то услышал и пошел позырить, кто тут шляется. Заблудился, а по звездам ориентироваться не умею.
— А что не разбудил?
— Здесь опасно. Двинули копытами, — он схватил меня за руку, и мы побрели в спящий лагерь. Я невольно провела пальцем по шероховатости его шрама. Сдается мне, он заметил.
Когда вернулись, он попросил никому не говорить о произошедшем. Он не имел права самовольно покидать пост, за что понес бы наказание. Он спросил, сколько стоит мое молчание. Мне и в голову не пришло бы что-то требовать. Я поклялась держать язык за зубами, хотя вовсе не собиралась болтать.
Отправила его спать, взяв дежурство на себя. Все равно не спалось.
На рассвете обнаружились многочисленные грязевые следы. Утреннее солнце подсушило их до ржавой корочки. К счастью, никто не придал этому значения, иначе пришлось бы объясняться, когда мы успели так наследить. А наследили мы на удивление много, будто целая армия прошла.
В тысяче ярдах от лагеря, где мы с Заком блуждали, в земле чернел рваный пролом. Обвалившиеся подземные этажи парка аттракционов, какие строили близ городов, образовывали колодец. Сырое дно устилал ржавый металлолом, со стен свисала корявая арматура с островками бетона, налипшего, будто комья глины на корни деревьев. Спуститься по покатым плитам и стальным лианам на нижние ярусы не составило бы труда. В подземных пещерах огромного развлекательного комплекса могло бы найтись множество полезных вещей, но мы спешно прошли мимо.
Порванные полусферы силосов хромированным блеском освещали путь сквозь развалины производственного района Таскалузы.
Солнце нещадно лило желтый свет. Крохотная искра, и наши темные одежды полыхнули бы ярким факелом. Вода в бутылях, прикрытых плотной тканью, буквально закипала. От такой воды, обжигающей язык, пить хотелось еще больше. Стикс держался в тени тележки, свесив тяжелую морду, и дышал часто-часто.
Ежедневное затмение было дольше обычного. День ото дня его продолжительность увеличивается. Стейси пересмотрела свое отношение к уже не редкому явлению природы, прозвав его «милостью небес». В этот раз насладиться дарованной «милостью» в полной мере не удалось: мы продолжили идти без остановок, чтобы поскорее преодолеть останки промышленной периферии.
Обычно я внимательно смотрю под ноги, но тут споткнулась о торчащий из земли кусок полиэтилена. Настоящего полиэтилена! Биополиэтилен уже исчез из природы, а этот был старый, добротный, пылился у кого-нибудь на чердаке лет пятьдесят. Предложила его сжечь.
— От углепластика тошнит, а этот еще хуже. Оставь себе, вдруг пригодится, — отозвался Стилски-старший.
Положила находку в рюкзак. Стейси предложила обменять его на осколок зеркала. Зачем мне оно, когда у меня свое имеется?
— Чак, почему Дорианне достаются лучшие вещи? — закипела она. Назревал скандал. Тогда я расстегнула рюкзак и вытащила находку:
— Забирай.
— Что хочешь взамен?
— Ничего.
— Я передумала. На хрен мне он сдался?!
Когда укладывала полиэтилен, Стейси заметила дневник, но промолчала. Когда ей стукнет в голову приподнять себе настроение очередным скандалом, она обязательно припомнит…
Брюс, притихший, второй день подряд волочился в хвосте. О нашем разладе узнала вся община, но появились и плюсы: Зак стал относиться ко мне более внимательно и, к счастью, с расспросами не приставал.
Старинные здания небольшой этажности почти не пострадали, в отличие от делового центра Бирмингема, растекшегося в холмы из каменных глыб. Главным образом досталось пригороду — о легких постройках напоминали колодцы от ливневой канализации. В одну из таких ям провалилось колесо тележки. Макс, матерясь, собирал разлетевшиеся бутылки, а потом долго чинил ось.
На сходке договорились переждать в Бирмингеме конец марта. Стена замедлилась, а мы так стремительно маршировали, что почти уперлись в ее западную дугу. За ней, примерно в неделе пути, простираются руины Атланты.
Мы заняли трехэтажный дом, возведенный лет двести назад, каменная кладка которого выдержала многократный натиск стихии. Со второго этажа до земли, будто крытый мостик, перекинулся мятый железнодорожный вагон. Он так удачно протаранил фасад, что смотрелся вполне естественно, как по задумке архитектора. Третий этаж лишился крыши и арок оконных проемов, отчего здание приобрело облик крепостной стены с бойницами средневекового замка. До сих пор мы избегали строений, но сейчас выбирать не приходилось, да и крепкая кладка будет понадежнее открытой местности.
Члены отряда «Бронь» перегородили входные двери огромными блоками с торчащей арматурой, окна надежно заколотили, а железнодорожный вагон завалили поломанной мебелью, что нашлась в доме.
Мембрана из рыбьей кожи на примитивном барометре вздувалась день ото дня — Стена уверенно направляется в нашу сторону. Ее изогнутый край угрожающе нарастает на горизонте.
Солнечные затмения повторялись ежедневно в полдень. Их продолжительность заметно увеличилась. Макс предположил, что это околоземный астероид из пояса Койпера по добыче полезных ископаемых. Возможно, он потерял управление и болтается в космосе.
Дика набожно предупредила о грядущем апокалипсисе. Интересно, а что тогда мы пережили десять лет назад?
Глава - 22 марта
Покинув на рассвете Меридиан, напоролись на свежую стоянку трупоедов. Неужто, находясь в трех кварталах от ослабленных людей, не способных к сопротивлению, они не заметили нас? Три дня назад я не могла отделаться от ощущения тревоги, что за нами следят. Поделилась с Чаком опасениями, но он был слишком слаб, чтобы что-то предпринять.
Подгоняемые страхами и пережитым ужасом, преодолели миль пятнадцать. На горизонте замаячили бесконечные просторы Алабамы — такие же безжизненные степи и уцелевшие обрывки трасс, соединяющие разрушенные города. Известная по прошлым скитаниям карта местности обрывками вырисовывалась у меня в голове. До Таскалузы дойдем, не заблудимся, а далее — как-нибудь до Бирмингема и Атланты.
Встали лагерем меж параллельных кирпичных стен. Типичное сельское сооружение, некогда служившее складом, амбаром или фермой по разведению протеиновых насекомых.
Уединиться не получилось. Брюс присел рядом, благодарил меня за спасенную жизнь. Мы разговаривали на его родном испанском с мексиканским наречием, которому я случайно обучилась у сиделки. Мама наняла Мариту по рекомендации, знакомые отговорили ее от няньки-робота. Женщина, родом из Мехико, превосходно владела английским, но частенько болтала сама с собой на своем родном языке. Как же она переполошилась, когда в два годика я неожиданного затараторила по-испански.
Брюс казался добродушным, но когда я попросила оставить меня, он тотчас изменился. Холодно спросил, почему я избегаю его. Неужто сложно догадаться, что у меня умерла сестра и мне необходимо побыть одной? Я напомнила ему о его скорби по любимой девушке:
— Мне больно за то, что судьба была несправедлива к тебе, к твоей семье и близким…
— Я позабочусь о тебе! Не Зак. Ему нужен только sexo! — Его тон прибрел жесткость. — Я не отдам тебя. Ты принадлежишь мне!
— Брюс, пойми, отношения не строятся на желании и чувствах одного.
— Но ты заботилась о bebe как о нашем!
— Я старалась выходить вашего сына. Это был дружественный порыв, не более. Я не стремилась заменить собой Миру. Брюс, ты неплохой друг, не более.
— Какая разница? Любовь не спасет мир.
Он ткнул пальцем в пустоту, как бы показывая: смотри, ничего больше нет — мир не будет прежним, тебе не найти никого лучше меня. В его словах не было обреченности; напротив, он торжествовал от моей — как ему виделось — безвыходности. «Размножайтесь и наполняйте Землю», — поговаривала Дика, но сама не стремилась забеременеть, утверждая, что у нее слишком узкий таз, и она в третьем поколении ребенок из искусственной утробы.
Брюс неожиданно ожесточился. Больно схватил, но я вырвала руку, утопив ее в складках одежды. Он разозлился пуще прежнего, без конца твердя: «Te quiero», что значит «ты мне нравишься». Он попытался обнять меня. Я вскочила, отпрянула. Он тоже поднялся и, прежде чем уйти, сказал:
— Я не оступлюсь, и Заку тебя не отдам.
Глава - 23 марта
Половина пути до Атланты пройдена. Завтра доберемся до Таскалузы — в прошлом богатого города с химической промышленностью. Его развалины стоят на отравленных грунтовых водах, но мы пересечем их с приличным запасом воды.
До наступления темноты нас ждали рутинные дела: охота и собирательство. Мама и Труди отправились расставлять ловушки на грызунов. Зак убежал собирать углепластик, а Макс надеялся отыскать запасное колесо для тачки — в низинах полно скопившегося хламья.
Брюс воспользовался затишьем. Макс уже дал ему совет: по-хорошему сбавить обороты, но тот продолжал навязывал свою близость, только делал это без лишних свидетелей. Когда я штопала куртку, он подошел сзади и схватил меня за талию. Я отпихнула его. Вскочила. Рядом со мной лежал рюкзак Фроди, из которого торчал кухонный нож. Выдернув лезвие, направила его на Брюса. Он засмеялся, наигранно подняв руки, а я продолжала целиться в него. Подоспевший Фроди забрал из моих рук трясущийся нож и прогнал Брюса. Тот покинул лагерь.
Стейси, стоявшая в стороне, подскочила со своим колким поучением:
— Совет лучшей подруги: не нравится, когда лапают, выбери Чака. Он ревнивый и не позволит обижать тебя. Да и кому захочется делить такую милую мордашку?
— Кто звал старого вояку? — Заспанный Чак вылез из палатки. Не предполагала, что отсутствие рук компенсируется хорошим слухом.
— Рассказывала Дори, что настоящий мужчина без женщины как без рук.
— Да что лесбуха в этом шарит? С моим сыном-то пошуршать нормально не можешь, а советы раздаешь.
— Конечно не могу. Где мне с малолеткой тягаться? У вашего сынка на нее портянки колом стоят.
— У тебя постоянно кто-то виноват: то Дори, то Лисбет. Благодаря твоим стараниям она увольняшку получила. Завистливая сука! Отравила ей жизнь!
— Мы были счастливы, а Зак совратил мою невинную подруженьку.
— И ты отомстила ей, подсунув объедки. Сделала из нее щипача!
Стейси побагровела. Ей бросили в лицо правду, о которой все догадывались: Лисбет — не воровка.
— Не я выгнала ее из общины, — заявила она.
— Конечно нет. Но ты посодействовала.
Словесную перепалку неожиданно оборвали вопли взъерошенного Стикса. Клубок окровавленной шерсти выпрыгнул из ниоткуда. Он порычал на Фроди, но мигом переключился на Дику, которая безучастно бродила поблизости. Когда она впервые появилась у нас, он показательно облаял ее, демонстрируя свое неуважение к чужакам. На сей раз пес не гавкал, а прицельно набрасывался, выбирая для клыков место помягче. Девушка рассекала воздух битой. Чем более рьяно она размахивала, тем ожесточеннее становились нападки. Убей она животное, и мы пропали бы. Чак был беспомощен что-либо предпринять, а Стейси не осмелилась пресечь бесчинство своего питомца.
— Дори, не стой как идиотка! — прогремела она.
Я позвала пса по имени, но мой голос утонул в заливистом лае. Поймать собаку за огрызок поводка не получилось.
Фроди кинул Стиксу обглоданную кость. Его внимание рассеялось. Дика, воспользовавшись моментом, сиганула за наши спины.
Первым на скулеж прибежал Зак, ходивший где-то поблизости. Мама и Труди побросали мышеловки и вернулись в лагерь позже. Макс подоспел незадолго до появления Брюса.
Я гладила рычащую морду, пока хозяйка заботливо смывала запекшуюся кровь с шерстяных складок. Косая рана была небольшой, но очень болезненной. Ее ровные края поддались обработке. Лишь бы не загноилась!
— Обо что же ты зацепился? — приговаривала я во время перевязывания, поглаживая жесткую шерсть.
— Его будто ножом полоснули, — ответила собачница. — Или метнули чем-то острым: копьем или стрелой. С рождения ни единой царапинки, а тут бац — и бочина разодрана до самых ребер!
Фроди припомнил, что пес прибежал из оврага, залегавшего в полумиле от лагеря.
— Трупоеды? — спросил Макс.
Мы обошли широкую низину, заваленную острыми железяками. Нашелся второй конец поводка, болтавшийся на ржавом пруте, а рядом — лужица крови.
— Дори верно бормочет, — сказал Зак. — Стикс постарел, плохо видит. Кто его хотел порешить? Если, конечно, кто-то не настолько голоден, чтобы приготовить из него собачью отбивную…
— Что за намеки? — вскипел Фроди.
— Я никого не прессую. Ты ж вроде не ешь собачатину… или ветчинку? Да, помню, свинину не ешь, но человечина подходит. И собачатина тоже.
— Я был поблизости, когда Стикс прибежал.
— Ты мог увести псину подальше, где его скулеж не услышат, привязать, чиркнуть ножичком и припереться обратно. И нашли бы животинку обескровленную. А потом: «Ой! Несчастный случай, машина задавила! Я деликатненько разделаю, чтобы мяско не пропало». Напомнить, кто предложил зажарить сеструху Дори?
— Мелкий ты говнюк! Тебя тоже не было.
— И что? И Макса не было, и Труди, и Марты, и Брюса. Но обжора-то ты!
— Чревоугодие — грех, — вставила Дика.
— Отбой, заморыши! — оборвал Чак. — Представление закончилось. Займитесь работой!
Глава - 24 марта
Железобетонные руины Таскалузы в дымном мареве выглядели парящими в пространстве кубами. Ночь застала бы нас среди покосившихся каменных джунглей с их зловещим безмолвием, а Стейси неустанно верещала бы о своем плохом предчувствии и мертвых духах.
Встали лагерем в нескольких милях от города. Обогнем его в светлое время суток.
Очередь дозора выпала Заку. Мне не спалось, но и составлять ему компанию я не спешила. Лежала и ворочалась с боку на бок. Отвернулась, повернулась, — а Зака и след простыл, будто испарился. Подумалось, что живот прихватило, у нас это обычное явление. Уже и костер прогорел, а его все не видать. Заволновалась, но звать не стала, чтобы никого не разбудить. Вдруг разыгрывает?
Ушла в темноту, держась дорожной борозды. Костер исчез за ухабами, а я все шла и аукала. Ступала в бездну, проваливаясь в выбоины и спотыкаясь. Когда зашла совсем далеко, решила повернуть обратно, чтобы лагерь разбудить. Неожиданно услышала вдалеке приглушенный писк. Это был он.
Зак, боясь пошевелиться, стоял в темноте на краю обширного провала.
— Как ты здесь очутился? — почему-то шепотом спросила я.
— Я что-то услышал и пошел позырить, кто тут шляется. Заблудился, а по звездам ориентироваться не умею.
— А что не разбудил?
— Здесь опасно. Двинули копытами, — он схватил меня за руку, и мы побрели в спящий лагерь. Я невольно провела пальцем по шероховатости его шрама. Сдается мне, он заметил.
Когда вернулись, он попросил никому не говорить о произошедшем. Он не имел права самовольно покидать пост, за что понес бы наказание. Он спросил, сколько стоит мое молчание. Мне и в голову не пришло бы что-то требовать. Я поклялась держать язык за зубами, хотя вовсе не собиралась болтать.
Отправила его спать, взяв дежурство на себя. Все равно не спалось.
Глава - 25 марта
На рассвете обнаружились многочисленные грязевые следы. Утреннее солнце подсушило их до ржавой корочки. К счастью, никто не придал этому значения, иначе пришлось бы объясняться, когда мы успели так наследить. А наследили мы на удивление много, будто целая армия прошла.
В тысяче ярдах от лагеря, где мы с Заком блуждали, в земле чернел рваный пролом. Обвалившиеся подземные этажи парка аттракционов, какие строили близ городов, образовывали колодец. Сырое дно устилал ржавый металлолом, со стен свисала корявая арматура с островками бетона, налипшего, будто комья глины на корни деревьев. Спуститься по покатым плитам и стальным лианам на нижние ярусы не составило бы труда. В подземных пещерах огромного развлекательного комплекса могло бы найтись множество полезных вещей, но мы спешно прошли мимо.
Порванные полусферы силосов хромированным блеском освещали путь сквозь развалины производственного района Таскалузы.
Солнце нещадно лило желтый свет. Крохотная искра, и наши темные одежды полыхнули бы ярким факелом. Вода в бутылях, прикрытых плотной тканью, буквально закипала. От такой воды, обжигающей язык, пить хотелось еще больше. Стикс держался в тени тележки, свесив тяжелую морду, и дышал часто-часто.
Ежедневное затмение было дольше обычного. День ото дня его продолжительность увеличивается. Стейси пересмотрела свое отношение к уже не редкому явлению природы, прозвав его «милостью небес». В этот раз насладиться дарованной «милостью» в полной мере не удалось: мы продолжили идти без остановок, чтобы поскорее преодолеть останки промышленной периферии.
Обычно я внимательно смотрю под ноги, но тут споткнулась о торчащий из земли кусок полиэтилена. Настоящего полиэтилена! Биополиэтилен уже исчез из природы, а этот был старый, добротный, пылился у кого-нибудь на чердаке лет пятьдесят. Предложила его сжечь.
— От углепластика тошнит, а этот еще хуже. Оставь себе, вдруг пригодится, — отозвался Стилски-старший.
Положила находку в рюкзак. Стейси предложила обменять его на осколок зеркала. Зачем мне оно, когда у меня свое имеется?
— Чак, почему Дорианне достаются лучшие вещи? — закипела она. Назревал скандал. Тогда я расстегнула рюкзак и вытащила находку:
— Забирай.
— Что хочешь взамен?
— Ничего.
— Я передумала. На хрен мне он сдался?!
Когда укладывала полиэтилен, Стейси заметила дневник, но промолчала. Когда ей стукнет в голову приподнять себе настроение очередным скандалом, она обязательно припомнит…
Брюс, притихший, второй день подряд волочился в хвосте. О нашем разладе узнала вся община, но появились и плюсы: Зак стал относиться ко мне более внимательно и, к счастью, с расспросами не приставал.
Глава - 27 марта
Старинные здания небольшой этажности почти не пострадали, в отличие от делового центра Бирмингема, растекшегося в холмы из каменных глыб. Главным образом досталось пригороду — о легких постройках напоминали колодцы от ливневой канализации. В одну из таких ям провалилось колесо тележки. Макс, матерясь, собирал разлетевшиеся бутылки, а потом долго чинил ось.
На сходке договорились переждать в Бирмингеме конец марта. Стена замедлилась, а мы так стремительно маршировали, что почти уперлись в ее западную дугу. За ней, примерно в неделе пути, простираются руины Атланты.
Мы заняли трехэтажный дом, возведенный лет двести назад, каменная кладка которого выдержала многократный натиск стихии. Со второго этажа до земли, будто крытый мостик, перекинулся мятый железнодорожный вагон. Он так удачно протаранил фасад, что смотрелся вполне естественно, как по задумке архитектора. Третий этаж лишился крыши и арок оконных проемов, отчего здание приобрело облик крепостной стены с бойницами средневекового замка. До сих пор мы избегали строений, но сейчас выбирать не приходилось, да и крепкая кладка будет понадежнее открытой местности.
Члены отряда «Бронь» перегородили входные двери огромными блоками с торчащей арматурой, окна надежно заколотили, а железнодорожный вагон завалили поломанной мебелью, что нашлась в доме.
