Наверное, именно отражение лица её сумасшествия толкнуло Еву в пропасть. И имя этой пропасти — боль.
Как только она почувствовала это всем своим телом, когда голову будто распирает, шею и грудь жжёт, она закричала. Впервые искренне и громко, от души, которой не было. И вот теперь она сторонний наблюдатель: её руки и ноги наносят удары Давиду с такой силой, что конечности ломаются, как веточки.
— А я, — говорит мужской голос её губами, — отправлю тебя домой! Передай нашим «привет».
Рука Евы проламывает грудь Давида и с лёгкостью выдёргивает рёбра.
А теперь ужас, страх, адреналин затопили Еву. Она не понимает, но чувствует. Так много и сразу!
— Хватит! — орёт она, — Остановись!
Но нет, её руки не останавливаются, и как только добрались до живого сердца…
— Нет! — крик перешёл в сиплое дыхание, потому что сердце уже билось в её руках, а тело лежало у ног.
Ни Ева, ни эта душа не могли представить, что, как только они окажутся едины, для неё откроется весь мир чувств.
Прода от 16.11.2025, 18:56
ГЛАВА 12
Боль пронзала тело Евы в каждом месте, куда обрушился удар, но эта боль была лишь эхом по сравнению с бурей, что терзала её нутро. В руках её, словно горячий уголь, покоилось ещё тёплое сердце.
– Что… что ты наделал? – прошептала Ева.
Лицо её, бледное от ужаса, было испачкано кровью, а на губах ощущался её металлический привкус. Знай она наверняка, что это за вкус, тут же свалилась.
– Спас мир от очередной твари.
Один рот произнёс два разных голоса: один дрожал, как натянутая струна, готовая оборваться, другой – твёрдый и равнодушный, словно камень.
– Мир? Ты спас мир? Ты убил человека! – завопила Ева, и не выдержав больше тепла сердца, выронила его из рук, то упало с глухим звуком.
– И что?! – вдруг сорвался двойной голос, – Плевать на этот мир! Я спас себя! Разве это не равноценно?
– Ты… ты уже мёртв! – крикнула Ева, и какая-то сила дёрнула её к стене, чтобы кулак обрушился на кирпич.
Трещины змеились по стене от удара, и Ева почувствовала боль, но такая она была незначительная, что глаза её наполнились слезами ужаса.
– Заткнись! – прорычал он, – Я здесь, я жив! И только благодаря мне ты ещё дышишь! Так скажи спасибо и захлопни свой рот!
Ему было тяжело в этом теле, переполненном чужими эмоциями. От их гнёта он мог свалиться без сил, но ярость от этого хаоса в душе клокотала в нём, требуя выхода.
Ева замолчала, но по её щекам продолжали течь горячие слёзы истерики. Оказалось, что в этом теле скрывалось нутро, ранимое, как крыло бабочки. Он уже пожалел, что стал проводником её чувств. Ему нужна была власть над телом, полный контроль, а не эта душераздирающая драма.
– Прекрати это! – взревел он, хватаясь за длинные растрёпанные волосы, – Он не умер! Через пару лет вернётся. Так что давай, детка, соберись!
– Давид… вернётся?
Цокнув языком, он понял: она боялась не за Двенадцать часов, вселившегося в Давида, а за самого Давида.
– Да, – солгал он, – Убить вселившуюся душу можно только вместе с телом. Но тело смертного… оно переродится.
Слова его такие глупые, что даже не смешно, словно псевдобуддийский бред.
– Ты солгал мне, ублюдок! – закричала Ева, – И сейчас врёшь!
У него раскалывалась голова. Давно его черепная коробка не трещала из-за женщины.
– Тогда да, солгал. Но сейчас – нет. Какой смысл мне врать сейчас?
За время их разговора они метались по разгромленному ресторану, словно искали собеседника. И наконец нашли его – в зеркале. Там стояла Ева, а за её спиной – уродливая душа мужчины, чьё лицо впервые не было скрыто. От этого зрелища по спине пробежал ледяной холодок.
Глаза Евы лихорадочно изучали его: впалые глазницы, один глаз закрыт, у другого порвано верхнее веко, разорванные губы, следы зубов на щеках, а над правой бровью зияла дыра, обнажая кость. Она видела его кости.
Зажмурившись до цветных пятен перед глазами, Ева замотала головой. Лучше было, когда она могла списать всё на безумие.
– Что? Такой уродливый? – злобно усмехнулся он, – Нет, открой глаза и посмотри на меня красавца. Ну давай же, ты же такая смелая! Посмотри в мои глаза, когда-то они были красивыми. Посмотри на эти губы, когда-то они были яркими, как спелая вишня. Моя кожа была светла и упруга, как шёлк. Я был таким молодым и красивым! Посмотри же на меня!
– Говорил, что не знаешь, кто ты такой. И здесь солгал?
– Не знаю - это правда, – ответил голос, – Но я помню себя живым.
Живым? Ева, чьи знания ограничивались книгами и фильмами, могла лишь строить догадки о том, кто он.
– Ты демон, – уверенно прошептала она.
Усмешка расплылась на губах Евы. Самой ей не хватило бы на это сил.
– Глупышка, – прошелестел холодный голос, – Ты же слышала, моё имя Без четверти три. Но если тебе так проще, то я буду демоном.
И Ева вспомнила, как Давид действительно назвал его Без четверти три, а сам он отправил его домой. И передать привет «нашим». Кто они, эти «наши»?
– Четырнадцать сорок пять? – Ева открыла глаза. За эти минуты ничего не изменилось. – А он… Полдень? Что это вообще значит? И почему ты выглядишь так, будто тебя обглодали собаки?
Он удивился – она попала в самую точку.
– Не Полдень, – поправил он, – а Двенадцать часов. И я не четырнадцать сорок пять, я – Без четверти три, запомни. И это значит, что это наше время. Когда-нибудь я покажу тебе, но когда ты успокоишься.
На самом деле ему стало легче дышать. В голове Евы теперь роились вопросы, а не только раздирающая паника и страх. От этого вонючий воздух казался слаще.
– Но почему именно время?
– Потому что мы умерли в это время. Значит, оно принадлежит нам. Но не бери в голову, – он повернулся и двинулся к выходу, – У нас есть дела.
– Стой! – выкрикнула Ева, и он резко застыл, словно налетел на невидимую стену. Из его горла вырвалось хриплое рычание, – Ты не можешь уйти вот так.
Вот так? Он и забыл, что на его руках кровь, на лице и одежде – всё то, что должно быть внутри человека.
– А ты права, – цокнул он и облизался, – Где тут можно найти одежду?
– У Давида должна быть сменка, – отозвалась Ева. Это так порадовало мужчину, что ему уже не хотелось вырвать себе (точнее, ей) язык.
– Ладно, – расслабился он, – веди меня.
По разгромленному ресторанчику уже расползался запах крови. Стойкий и терпкий на языке, но сложный для простого человека. За стойкой лежали два тела: одно обезображено, у другого сердце валялось в ногах. Эта деталь немного растрогала мужчину, и он смягчился ещё больше. Даже позволил Еве помыться, точнее, обтереться мокрыми тряпками. Его даже не злило, что она до жжения тёрла руки и лицо. Он дал ей возможность «смыть» с себя грязь. Такая забавная, даже милая.
Теперь у него было хорошее настроение.
Прода от 20.11.2025, 19:44
ГЛАВА 13
– Николаевич, да ты достал! – проворчал старший следователь, командир группы, – Это уже пятая за… две улицы!
Николаевич, за две затяжки, умудрился вдуть половину сигареты, дрожа от пронизывающего ветра у входа в ресторанчик. Его напарник и начальник в одном лице, Владлен Владимирович, ждать не стал, бросив коллегу под мелкой моросью.
Чикнув напоследок окурком в лобовое стекло проезжающей машины, Николаевич вошёл в забегаловку, где его тут же пригвоздило к стене трупной вонью.
– Чтоб мне провалиться, – пробормотал он, зажимая нос воротником куртки. Когда их группу направили сюда, говорили, что будет бойня, но к трупным запахам он так и не привык.
Развороченный ресторан, два трупа и рой мушек в воздухе.
– Дерьмо, – процедил он сквозь зубы, пробираясь между желтыми маячками улик, – Я на это не нанимался. Срань господня!
Не выдержав, отвернулся.
Девушка в маске вскинула тонкую черную бровь, наблюдая за ним. Она сидела на корточках возле трупа, в синих перчатках, с пробиркой и ватной палочкой в руках.
– Только блевать не надо, – монотонно попросила она следователя, пока тот судорожно дышал в воротник.
– А как тут, мать твою, не блевать? – огрызнулся он. – Нет, Таня, я не по этой части, – намекнул на неё и повернулся к эксперту. – Ну скажи, сколько этим «красавцам»?
Татьяна Федоровна, невозмутимая, поднялась и огляделась по сторонам. Казалось, ни засохшая на стенах кровь, ни мушки, ни тошнотворный запах не трогали её.
– Дня три, от силы четыре, в лаборатории точно скажу.
Владлен Владимирович стоял посреди зала, пытаясь охватить картину целиком, лишь головой вертел из стороны в сторону.
– А ты чего молчишь? Догадки есть? – спросил Николаевич, которого бесило его непробиваемое спокойствие.
Старший пропустил вопрос мимо ушей, разглядывая кровавый след костяшек, от которого тянулись мелкие трещины по стене. Это тупик. Не верилось, что такое могла сотворить человеческая рука.
– А я скажу, что мы имеем, – не унимался Николаевич, – Одну честную проститутку, с добровольными показаниями, ту же проститутку, гнувшую железные прутья, одну массовую бойню в элитном ночном клубе и теперь вот это. Как вам, похоже на правду?
– Бред это все, – отозвался старший, – Не могла одна девка такое устроить. Покрывает кого-то .
– А может у неё шизофрения, – добавила судмедэксперт, – Мы же видели запись с камеры, там раздвоение налицо.
– Теперь у нас фантастические психи, – шмыгая носом, усмехнулся Николаевич, – Силушка у них, видать, богатырская… Эй!
Он окликнул команду судмедэкспертов. Среди них был совсем молодой паренёк в маске, который с выпученными глазами смотрел на трупы и не мог пошевелиться.
Таня заметила его и тут же махнула рукой, приказывая отойти. Но парня словно к земле пригвоздило, глаза уже слезились. В тишине было слышно, как он с трудом сглатывает. Кадык у него подозрительно дёрнулся.
– Отойди от «красавца», – приказал Николаевич, и до парня наконец дошло.
Он сделал несколько шагов назад и тут же наступил на что-то скользкое. У Тани вырвался сдавленный визг, Николаевич заорал отборным матом, у Владимировича глаза полезли на лоб, а парень рухнул назад, прямо рядом с трупом.
– Не двигайся! – прокричала Таня, но было поздно.
Рука парня опустилась во вскрытую грудную клетку, и он в ужасе уставился на скользкое нечто – сердце.
Вместо слов парня вырвало прямо в маску. Николаевич отреагировал мгновенно, схватив его за шиворот и оттащив от улик.
– Срань господня! – взревел следователь, – Я сейчас тебе все это обратно в глотку затолкаю, дебил, блядь!
– Спокойно! – заорала Таня, – Замрите все! Не дёргайтесь!
Она представила, сколько улик уже испорчено и сколько ещё испортят. Кого-то от одного вида рвоты уже начинало подташнивать.
– Кто набрал этих олухов на дело? – не унимался Николаевич.
– Студенты, – как можно спокойнее объяснил Владимирович, – Управление навязало.
– Твою же мать, – пробормотал Николаевич. Он все ещё держал парнишку за шиворот. – В жопу это дерьмо! Я на эту хрень не нанимался… Вали подыши!
Эта практика, вероятно, станет для парня лучшей и последней жизни.
Группа экспертов боялась пошевелиться, лишь наблюдая за двумя следователями: один сдержанно переживал микроинфаркт, другой никак не мог заткнуться, проклиная работу и идиотов.
Ресторан был закрыт уже несколько дней. Обнаружить трупы удалось лишь благодаря подросткам из окрестных дворов, которые, выпив немного пива, почувствовали прилив храбрости. Они взломали замок и пробрались в ресторан. Они же и сообщили о трупах, трезвые как стёклышко.
– Зачем ты бойню в клубе сюда приплёл? – вдруг спросил Владимирович матерящегося напарника.
– А тебе что, не понятно? Почерк один: голыми руками проломленные кости, оторванные конечности. Говорю тебе, это одного поля ягоды. Вот, Тань, скажи, чисто теоретически, может человек вырвать сердце?
– Чисто теоретически можно, но если вскрыть грудную клетку, – объяснила она, обходя лужу рвоты и с каким-то сердечным трепетом опуская сердце в контейнер со льдом, – А у него она не вскрыта, а проломлена, и, скорее всего, руками. В лаборатории скажу точнее.
– Из подозреваемых – одна худосочная проститутка, которая испарилась, – усмехнулся Владимирович.
– Ну вот и все. Мы даже проститутку упустили, чего уж там.
– Она сумасшедшая, – доказывала Татьяна, – Уверяла, что голыми руками расплющила череп. Ребята, я уверена, она свидетель, а не убийца.
– А то, что этого «свидетеля» пули не берут, тебя не смущает? – спросил Владимирович.
– Очередной лабораторный мутант, – махнул рукой Николаевич, – тебя такое устроит?
– Да пошёл ты, – отмахнулся от напарника.
– А что такого, – не унимался тот. – Ну вот скажите, почему никто не объявляет её в розыск? Потому что секретно.
– Ты дурак? – спросила Федоровна, – Не отвечай мне.
– Ладно, вот тебе ещё теория – демон вселился.
Таня отмахнулась. Владимирович отодвинул стул и сел за столик, чтобы достать личное дело Евы.
– Самойлова Ева, отчество отсутствует, тридцать три года, проституцией занимается легально с девятнадцати лет, налоги платит, как честный человек. Мать – Самойлова Лидия Петровна, умерла в сорок восемь, незадолго до семнадцатилетия Евы. За всю жизнь нигде не засветилась.
– Я читал её дело, – сел рядом Николаевич, – Обычная девка, придраться не к чему. Ещё улики есть, кроме этих «красавцев»?
Татьяна вместе с командой продолжала паковать улики в контейнеры и пакеты.
– Женская одежда, вся в крови, и видео с камер напротив.
– Да, негусто, – пробормотал Владимирович.
Николаевич снова закурил, его глаза изучающе скользили по трупам. Несмотря на вспыльчивость и приступы идиотизма, в его голове ничего не складывалось.
– Допустим, она прикончила сердечника…
– Это владелец ресторана, – подсказала Таня.
– Так сразу и не скажешь. Но что со вторым?
– У него только ножевые.
– Кто даже в больном уме, – спросил Владимирович, – будет срезать с человека мясо?
Это был хороший вопрос, на который напрашивался один ответ – псих.
– Демон, – усмехнулся Николаевич, на что получил злобный взгляд Владимировича. – Если мои версии дерьмо, выдвини свою.
Старший следователь не порол горячку, пытаясь собрать картинку целиком. У него были соображения о возможной группе сатанистов, но то видео из участка… Из-за этого ничего не клеилось.
Владлен Владимирович откинулся на стуле, потер переносицу. Голова гудела от этой каши из трупов, проституток и проломленных черепов. Раздвоение, мутанты, демоны – что за чушь они тут несут? Ему нужно было что-то конкретное, за что можно зацепиться.
– Ладно, – выдохнул он, – давайте отбросим мистику. Что у нас есть по факту? Два трупа, убитые разным способом. Один – владелец ресторана, второй… кто второй?
– Ни документов, ни отпечатков. Только мясо, - ответила Таня, не отрываясь от работы.
Николаевич затянулся сигаретой, выпустил дым в потолок.
– К примеру, второй просто свидетель, – предположил он. – Зачем тогда измываться?
Владимирович спрятал бумаги в папку с чётким чувством, что даже на полпроцента не продвинулся.
– Ладно, – сказал он коллегам. – Заканчивайте с уликами. Николаевич, поезжай в участок, проверь все записи с камер. Может, что-то найдём. Таня, жду результаты экспертизы. Надеюсь, хоть на какой-то ответ на эту муть.
