Строения их дерева — материал дешевый, потому что в достатке. Таких куриных кабаков на территории лагеря — три, на сто-сто десять человек. Сейчас численность содержанок сильно превышается из-за детей — рожденных женских особей. Самых пригодных, по заключению врачей, еще можно отправить в заведение для чистых, но что делать с остальными? Пускай Духи разбираются, раз решили нагнать на местный город такое проклятье в виде девочек-новорожденных.
Деревянные столы длинными рядами, плотно-плотно стоят в помещение столовой. Множество женщин сидят и без желания поглощают еду не лучшего качества. Не потому, что безумно голодны. Просто они знают, что каждый день им требуются силы.
Пока одна партия содержанок «трапезничает», остальные ожидают на улице, не стреляя взглядами в хмурое утреннее небо. Они уже давно не поднимают головы.
— Но… — ей так жаль. Ей правда жаль. Девушка с редкими волосами, собранными в косичку, растерянным взглядом скачет с куска хлеба, протягиваемого ей мужчиной-смотрителем, на девчушку с непривычно светлыми зелеными глазами, у которой он забирает еду. На вид ей лет пять, она не успела еще закрепить в своем сознании устои здешнего мира, но что-то внутри просит ее умолчать. Такая юная, а уже понимает — лучше держать в себе.
— Бери. От тебя больше толку, чем от нее, — и нет, это не забота. Это указ, основанный на простой истине — девушка своей работой принесет больше пользы, поэтому ей требуются силы. А девчонка… От нее нет толку.
Искренняя вина отражается в глазах молодой содержанки, не смеющей спорить со смотрителем. Она дрожащей от голода рукой забирает ломтик хлеба, обратив лишь короткий взгляд на молчаливую девчонку, уткнувшуюся в тарелку с разваренной крупой. Тянет ложку в рот, уже в таком возрасте задумываясь о своей непригодности, поэтому смиренно принимает лишения еды. Эта девушка принесет больше пользы. Пускай кушает.
Смотритель отходит к порогу, строгим взглядом окидывая помещение, и дергает висящий у двери колокольчик, звон которого разрывает тишину. Время вышло. Содержанки поднимаются с лавок, забирая с собой посуду: тарелку, ложку и стакан — дабы отнести обратно в кабаки для сна и спрятать под кроватями.
Девчонка мелкими неуклюжими от слабости шажками спешит за остальными. Их водят попарно. Каждую группу сопровождает мужчина.
После завтрака содержанки, зная о своих рабочих обязанностях, отправляются кто в поле, собирать урожай, пахать грядки, кто к реке, стирать вещи, ловить рыбу, кто в котельную, лопатами грести уголь, чтобы в городе была теплая вода. Работу находят для всех. Неважно, какого возраста содержанка.
Неодобрительный хмык слетает со сжатых губ пожилого мужчины, стоящем на пороге небольшого здания — местное управление, следящее за порядком. Он удерживает между пальцев небольшую бумажку, заляпанную грязью, выражение лица такое, будто ему в ладонь впихнули кабаний навоз. И в который раз фыркает, как бы намекая смотрителю одной из колоний, что ему неохота брать содержанку к себе. А мужчина-смотритель остается внешне грозным, сообщая очевидное строгим тоном:
— Она вполне сильная, чтобы полы драить, — ему необходимо куда-то спихнуть эту девчонку, чтобы без дела не шлялась, иначе надзиратель получит выговор. В прошлом месяце, например, она кормила скот. Вся трудовая деятельность отмечена в этой мятой бумажке, которую мужик сгибает, окинув светловолосую девчонку недоброжелательным взглядом:
— Непригодная? — с неприязнью косится на мужчину. — Духи прокляли её мать бездетностью, а ты суешь мне эту заразу под нос?
А собеседник остается невозмутимым и суровым:
— При отборе на данную должность это ключевое, на что обращают внимание? — ему надоедает церемониться. — Кода ей стукнет 16, тогда и тверди о непригодности, а пока вот, — железной палкой давит девчонке в спину, чтобы та сделала шаг к старому солдату из местной полиции. — С пылу с жару, — сам ненароком избегает телесного контакта. А то вдруг, проклятье и на него перейдет.
Старик только и успевает, что в грязь плюнуть. Смотритель разворачивается и спешно шагает патрулировать содержанок из своей колонии. Представитель охран порядка опускает хмурый взгляд на трудовое дело девчонки, после смерив макушку её опущенной головы тяжелым взглядом.
Здание местного управления порядком внешне выглядит гораздо лучше, чем иные строения лагеря, а внутри так вообще поражает воображение. Девочка пытается не отвлекаться на изучение портретов, что висят на покрытых светлой краской стенах. Она сидит на корточках у ведра с водой, выжимает тряпку, еле стискивая её ткань несколькими поворотами слабых рук, после чего привстает, ладонями придавив серую тряпку к паркету. И медленно двигается вперед, часто опадая на разодранные коленки. На лице проскальзывает выражение боли, но это секундное явление. Эмоции в данной ситуации — не товарищ. Девочка продолжает вести тряпку вперед, по коридору, пока сбоку от неё не распахивается тяжелая дверь, заставив ребенка остановиться и присесть на колени, чтобы с опущенной головой, проявляя уважения, пропустить мужчину в строгом костюме, который разбирает какие-то бумаги. Даже не бросает взгляд на девчонку, остановившись возле неё и протянув одну ногу. Девочка поднимает глаза, замечая на его черной туфле капли грязи, и осторожно смахивает их кончиком тряпки, затем вновь опустив голову. Мужчина оценивает проделанную работу — и продолжает свой путь.
Грязная вода расплескивается. Девчонка с неподвижной мимикой лица старательно удерживает тяжелое ведро в руках, шагая по тропе к реке, дабы промыть тряпку. Босые ноги тонут в ледяной грязевой жиже. Небо над головой отдает коричневатыми оттенками, ветер поднимается нешуточный, сегодня будет гроза, от которой, конечно, город защищен куполом, а что же территория лагеря? Деревянные строения серьезно потреплет, возможно ветер сдерет парочку крыш.
Идет вдоль неровной земляной тропинки и обращает взгляд на минующую её запряженную карету, из окна которого выглядывает смуглое упитанное личико молодой девушки, с интересом рассматривающей окрестности.
— Погляди, — идущие впереди женщины, одна из которых в руках сжимает ведра с водой, останавливаются, провожая взглядом карету. — Заморская? — она шепчет, но девчонка всё хорошо слышит, не сводя взгляда с отдаляющегося транспортного средства. — Небось к богатому господину едет.
— Да-а, — мечтательно протягивает вторая собеседница, удержав на плече небольшой стог сена. — Везет, — и они продолжают идти, сутуля спины, а с другой стороны тропы с таким же интересом наблюдают за каретой взрослая женщина, удерживающая дочь, лет двенадцати, за локоть. Всё это время мать что-то вещает ей, но русая девчонка с ведром в руках обращает на них внимание только сейчас, уцепившись за слова женщины:
— Запомни, — она опускает строгий взгляд на дочь, вдалбливая в её сознание простую истину. — Если есть тот, кто покровительствует над тобой, значит, твоя душа не будет знать бед. Тебя вот заберут скоро. Тебе повезло, — кивает, поправляя на голове дочери прозрачный лоскуток ткани — это поверье, мол, Духи таким образом защищают чистых от прокаженных.
— Молись Духам, чтобы они в нужный момент наполнили тебя мужской энергетикой — и ты воспроизвела господину сына, — мать никак не угомонится, продолжает внедрять дочери нравоучения, ладонью поглаживая по плечу. Берет за руку. Продолжают идти, но, заприметив девчонку через дорогу, мать притягивает к себе своего ребенка, принявшись шептать молитву губами. Боится, что проклятье коснется её дочери.
Словно непригодные — носители вируса.
Девочка с ведром не провожает их взглядом. Она молча продолжает идти к реке, а с неба начинает накрапывать дождь.
К вечеру погода ухудшается. Черное небо стреляет в землю яркими молниями, вспышки будоражат, а вибрация ощущается сквозь деревянную поверхность кровати. Содержанки не успевают принять душ после ужина, расходятся по койкам грязными, потными, но усталость помогает закрыть глаза на вонь, стоящую в кабаке.
Темнота. Непроглядный мрак. Сквозь забитые ставнями окна не проникает свет от вспышек молний, окрепший дождь барабанит по деревянным строениям, стены трещат. Неестественное молчание нависает над кроватями. Будто ни одна из содержанок не отдается сну, продолжая угнетенно размышлять о своей жизни.
И девчонка не спит. Лежит на боку, ладонями цепляя твердую колкую подушку, набитую сеном. Взгляд пронзает мрак, сознание молчит. Ни единой мысли. Совершенно пустой разум, словно она еще полностью не осознает окружающей реальности.
Пальцами медленно скользит к груди, нащупав под влажной тканью ночной рубашки небольшой кулон в виде голубой капли. Сдавливает его, напряженно пытаясь восстановить в голове образ родной женщины.
Пускай, больше и не вспомнит черт лица своей матери.
Но благодаря кулону Эйрин точно будет знать, что она у неё была.
ГЛАВА 2
Каждую неделю из города вывозят отходы, которые необходимо вынести за границу высокой железной стены, защищающей жителей от сущностей, проживающих в дремучем лесу. Скидывать отходы разного вида в местное озеро проблематично и чревато последствиями, но вопрос был решен, когда численность содержанок вдруг превысила норму пару десятков лет назад. С тех пор тех, кто отмечен непригодностью, в сопровождении двух вооруженных патрульных, выводят за территорию, в лес. Тропа лежит через чащу к болоту, которое обнаружил один из путников, как раз таки предложив сбрасывать ненужное в плотную на вид заросшую субстанцию. В ту, что втянуло на дно его коня, словно зыбучие пески. Опасное и гиблое место. Зеленоватый туман, обволакивающий искривленные деревья, разносит неприятный запах тухлости. Сами границы болота неопределенны. Неизвестно, когда тебе «посчастливится» ступить не на твердую кочку, а провалиться в слизь, на поверхности которой множество масленых кругов. Создается впечатление, что болото медленно расширяется, занимая всё больше площади, втягивая в себя стволы и корни. Небо в том месте не разглядеть. Ветви странным образом спутаны друг с другом. Кора зарастает слоем мха. Ни единой живности вокруг. И неестественная, какая-то фальшивая тишина.
На дворе неспокойный из-за ударов грома вечер. Небезопасно в такую неладную погоду покидать огражденную территорию, тем более отправляться в лес, который даже при свете дня остается поглощенным во мрак. Какой-то необычный. Живой. Довольно часто патрульные и путники рассказывают байки о том, как они наблюдали формирование темноты в некие облики, очерченные, но до сих пор ни одному из свидетелей не удалось рассмотреть, что именно призрачные создание ночи из себя представляют.
Чернеющее небо вспышками озаряется в стороне горизонта. На город вновь обрушится свирепый ураган, не позволяя жителям оправиться от предыдущего дождя, сопровождающий его ветер покосил несколько деревянный строений, оставив без крыши бару кабаков. Но, несмотря на очевидное приближение непогоды, никто не задумывается об отмене вылазки в лес. Такая неспокойная ситуация наоборот поможет скрыть от чужих глаз очередное нарушение закона.
Сборы проходят без волнений. Обычно смотрители совместно друг с другом заранее составляет список имен. За день до поступления в лагерь городских отходов. Содержанок выбирают по ряду признаков: их пригодность, трудоспособность и возраст. Женщин забирают без шума. Приходят за ними до ужина, уводят в небольшое строение, где пахнет протухшей едой и людскими отходами, всё расфасовано по мешкам и уложено в небольшие ящики с ручками, которые должны помочь содержанкам удобнее держать груз. Конечно, подобное не поддается разгласке, но женщины, хоть и не запоминают лиц соседок по кабаку, изредка подмечают, что безымянные личности пропадают. Вот так, в один миг. А их кровати занимают новенькие. Но никто об этом не говорит, страшась в один день так же внезапно пропасть, бесследно.
Городские отходы доставляют в небольшое строение, с тонкими стенами и низким потолком. На деле — это простой деревянный каркас, лишенный прочности, поэтому во время сильных дождей его с легкостью сносит. Одно небольшое помещение не оборудовано для содержания пахучих отходов, ни о каких морозильных камерах не может идти речи. Ящики с мешками расставляют вдоль стены, в несколько рядов. Над ними безумно мечутся мелкие мошки, при любом удобном случае они садятся на открытые участки кожи людей, кусая и выпивая кровь, оттого мужчины постоянно хлопают себя по щекам и лбам, сильнее натягивая на себя капюшоны.
Стены трещат. Одинокая лампа над головой мерцает приторно-синим цветом.
Интересно, что она сможет унести своими крошечными ручками? Девчонка безэмоционально смотрит под ноги. С каждым днем голод сильнее лишает работоспособности и рассудка, отчего ребенок напоминает психически больного человека. Растение, без блеска в зеленых глазах. Волосы уже давно не способна распустить. Косичка обросла грязью, а от морозной осенней погоды затвердела. Лицо пыльное после работы. Стоит в шеренге вместе со старушками и парочкой совсем юных девушек. На затылках оставлена метка непригодности. Головы у всех опущены, будто в легком поклоне, безжизненные взгляды устремлены в грязь под ногами. Человек шесть, больше двое патрульных незаметно вывести не смогут. Мужчины в форме стоят у деревянных лавок, собирая оружие, проверяя количество патронов. Девчонка остается лишенной вроде как естественного интереса. Поднимает глаза, наблюдая за подготовкой мужчин к выходу в лес. Неужели в чаще так опасно? Поэтому содержанки обычно не возвращаются? Потому что у них нет оружия?
Приглашенный сотрудник охраны порядка проводит перекличку, сверяя список имен с присутствующими, после чего каждой лично выдается груз с отходами. При этом мужчины заметно морщатся, не перенося вонь, а у девушек уже давно отбито обоняние. Запахи они, кажется, не различают. Послушно и молча принимают ящики, отходя обратно к стене.
Приходит очередь единственного ребенка. Никто не станет запоминать имена, проще дать особи номер, состоящий из принадлежности к колонии и номера койки. Мужчина изгибает брови, невольно склонившись над макушкой ребенка, чтобы оценить его рост, и стреляет взглядом на свой журнал, находя причину. Что ж, весомая. Даже старцы не смогли ничего сделать с проклятьем, поработившим эту особь. Что-то с каждым годом всё больше прокаженных детей. Надо поднять тревожащий вопрос на Совете.
Выдает ей крупный ящик. Девчонка тоненькими руками берет его, стараясь оторвать от земли. Не проявляет эмоций, чувствуя, как плечные суставы ответно ноют, издавая неприятное похрустывание. И мужчина убеждается: непригодная, да еще и хилая такая. Без толку таких держать. Девчонка еле оттаскивает ящик к стене, встав в ряд с другими. Ответственный от управления бросает взгляд на патрульных. Те надевают через плечи ружья, слабым кивком головы дают понять — они готовы выходить.
Колокол тревожным звоном призывает смотрителей отвести колонии к столовой — отличная возможность миновать улицу, избежав излишнего внимания. Один из патрульных идет впереди, другой замыкает парный строй, постоянно подталкивая девчонку ногой, ведь та отстает, таща за собой тяжелый груз.
