ЗАМЕТКИ ПРО «РУССКУЮ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЮ» И ОСВОБОЖДЕННЫЙ РЖЕВ
Вместо предисловия
Я попросил своего бывшего коллегу и хорошего товарища Муратова Петра опубликовать в интернете мой опус про Ржев и особенно заметки про интеллигенцию (наболело!). Тем более, юбилей Победы - так хочется внести посильную лепту! Но сразу оговорюсь, дискутировать я ни с кем не собираюсь: без толку, так как «русская интеллигенция», в своем большинстве, понятия не имеет, как «цивилизованные» страны делают мировую политику.
Для этого надо почитать книги Ноэла Чомски, а они в России совсем не переводились. Вот, к примеру, «интеллигенты» парятся из-за Крыма, дескать, не по правилам, нехорошо, не «по-эвропэйски», а подноготной-то вообще не понимают. Не историческая, но текущая правдивая информация о методах «цивилизованных» стран из-за катавасии с Украиной в России сейчас вполне доступна - достаточно посмотреть российский первый канал (я регулярно смотрю его здесь в Штатах). Однако «интеллигенты» воспринимают эту информацию исключительно, как пропаганду. А вот к Ноэлу они бы, пожалуй, прислушались: как-никак американец, да ещё и еврей, прекрасно разбирающийся в огромном фактическом материале, уважаемый, кристально честный человек с незапятнанной репутацией. К сожалению, он совсем состарился и больше не пишет. Однако книги его не устарели, так как дела вершатся по-старому. Сейчас в США с ним можно сравнить разве что Рона Пола. Он баллотировался в президенты, сейчас тоже на пенсии, но активно реагирует на события, организовал интернет-институт, имеет кучу последователей. По МНЕ понятным причинам, вы там в России о них и не слышали (кстати в Англии тоже: я проверил у своих товарищей). Мировая система огульного промывания мозгов работает как часы, вопиющие детали о том как это делается - у Ноэла.
Однажды, несколько лет назад, будучи в Твери, я зашел в книжный магазин и сразу же обратил внимание на книгу бывшего офицера Вермахта Хорста Гроссмана «Ржевский кошмар глазами немцев», Яуза-Пресс, 2010. Книга стояла «в развороте», как одна из самых ходовых. Поспрашивал своих товарищей - действительно книга весьма читаемая.
Ржев, недалеко от Твери (в те времена - Калинина), был ключевым военным форпостом, за который шли упорные, тяжелейшие, кровопролитные бои. Об этих событиях поэт Александр Твардовский написал пронзительное по своей силе стихотворение «Я убит подо Ржевом» («…Фронт горел, не стихая, / Как на теле рубец. / Я убит и не знаю, / Наш ли Ржев наконец?..»). Да, Ржевская операция - не самый лучший пример полководческого таланта маршала Г. К. Жукова.
Однако других книг про войну в том магазине (с весьма обширным ассортиментом) не было видно, будто бы вся война прошла в интерпретации Гроссмана. Подумалось, может быть книги о победах Красной Армии воспринимаются как пропаганда и не сильно востребованы? И в России есть широкий круг читателей, которым пришлась по душе эта книга – отсюда и коммерческий успех?
Я не против книги Гроссмана, невредно ознакомиться с фактами и сентенциями с «другой стороны». Хотя читать её мне было нелегко. Стыд у автора отсутствует напрочь, наоборот книга преисполнена гордости и даже пафоса за Вермахт - сами убедитесь в её одиозности. Интересно, что интернет-издание есть только на русском языке (!), даже не на немецком. На английский язык книга вообще не переводилась. Окончательно меня добила заключительная фраза: «Немецкий солдат непобеждённым покинул поле сражения подо Ржевом». Ни отнять, ни прибавить: «есть чем гордиться!». Вот о нём-то, немецком солдате, и пойдёт речь ниже. И станeт ясно, откуда взялась ужасающая разница в гражданских потерях между Германией и СССР. Так и напрашивается фраза «принижающая роль Красной Армии», хотя её роль в победе вроде бы и не оспаривается. Здесь другое: победить-то победили, но как-то по-глупому, через горы трупов.
Почему-то именно эта мысль так нравится «русским интеллигентам», ну и, по понятным причинам, активно муссируется на западе. Очень хорошо, что недавно Петр Муратов (прим.: речь идет об очерке «Про военные потери (рассуждения дилетанта — любителя истории)») обобщил статистические данные о потерях с обеих сторон, и, в целом, наши военные (не общие!) потери не выглядят неоправданно большими, в сравнении с немецкими. Однако при сравнении потерь мирного населения СССР и Германии - разница колоссальная: сколько нашего народа сгинуло!
Интересно, что почти за четверть века жизни в Англии и США я ни разу не натыкался на подобные книги о неудачах английской или американской армий, хотя трагических эпизодов у них было предостаточно. Это вовсе не из-за цензуры, а потому что на издании такой книги деньги не сделаешь: они не востребованы, не та читательская аудитория. Могу себе представить, каким ничтожным тиражом разошлась бы в Англии книга, написанная, к примеру, японским офицером, о сдаче Сингапура или в США о высадке на Гвадалканал или о неудачах в боях на Филиппинах.
Спрашивается, чем же «русская интеллигенция» так отличается от читателей других стран? Понятия «интеллигенция» в США, пожалуй, нет. Есть образованные люди, есть не очень, есть те, кто пытается разобраться в событиях, и есть те, которым на всё плевать. Я знаком, в основном, с учёными - биологами и физиками - из разных стран, сказать, что это «интеллигенция» можно с большой натяжкой. Отличие в том, что в США ни один эмигрант не ругает свою родину, откуда бы он ни был. Стыдно и противно смотреть, как «интеллигентные» пост-советские эмигранты в открытую неуважительно относятся к России. И таких экс-россиян, как минимум, половина. Но неужели Россия хуже Китая, Индии, Пакистана или Латинской Америки? Мы жили в Англии — даже там далеко не «ах!». Не связано ли такое поведение с тем, что в самой России и принижение заслуг Красной Армии, и приравнивание Сталина к Гитлеру, и негативное отношение к своему правительству (во все времена, включая царские) так популярно в среде «русской интеллигенции»? И не потому ли повсеместно готовившаяся мировая коммунистическая революция победила лишь в одной «отдельно взятой стране»?
Думается, главное отличие «русских интеллигентов» в том, что они ставят себя выше своего народа, а, по-возможности, себя к нему вообще не причисляют. Хотя откуда-то знают, что ему, народу, нужно. Им это душу греет, возвышает в собственных глазах и в глазах их товарищей. Не пойму, чему там возвышаться: идеи-то все заимствованы извне. В своей маниакальной тяге всё время говорить, а то и действовать, в пику, супротив руководству страны, они, «интеллектуалы-мыслители», не замечают, как откровенно «хавают» подброшенное, подсунутое чужое. Как зачастую легко «клюют» и попадаются на крючок банальной враждебной пропаганды. Но, поди ж ты, как приятно осознавать: вечная оппозиция, значимо, жизнь прожита не зря. Долгое время это считалось хорошим тоном, хотя в последнее время, вроде бы, пошло на убыль. Однако вряд ли исчезнет совсем: хроническая болезнь, ахиллесова пята России. И нередко, благодаря этим записным «умникам», получается так, что уже и не помнит «мир спасенный, мир вечный, мир живой Серёжку с Малой Бронной и Витьку с Моховой»... Это воистину уникальное явление, такого нигде (нигде!) в мире больше нет!
Как-то на книжном развале в Сан-Диего мне попалась на глаза книга американского журналиста Эдгара Сноу «People on our side». Дословный перевод “Люди на нашей стороне”, но литературно перевести название можно как “Наши союзники” или “Те кто за нас”. Книга включает заметки автора о поездках по СССР, Китаю, Индии, Монголии и Бирме во время Второй мировой войны. Стиль довольно необычный, очевидно автор стремился как можно более достоверно задокументировать увиденное и, похоже, намеренно не подвергал свои записки последующей литературной обработке. Потому и мы решили не «причесывать» перевод в угоду литературной гладкости. Приведенный ниже отрывок из этой книги был направлен мною в газету города Ржева для публикации к 65-летию Победы. Но опубликован он, увы, не был. Может быть, шершавый стиль военного дневника тяжело воспринимался и не годился для газеты. А, может, были какие-то другие причины, мне трудно понять.
Неужели нас, давно живущих за границей, очерк Э. Сноу о Ржеве глубоко тронул, а россиян нет? Как многим может нравится книга бывшего офицера Вермахта Гроссмана? Интересно, догадались ли в России переиздать к юбилею Победы, например, книгу британского журналиста Александра Верта «Россия в войне. 1941—1945». — М.: Прогресс, 1967? У меня она есть на английском языке в американском издании - великолепная книга, мой сын (прим.: живет за рубежом с четырехлетнего возраста) с огромным интересом прочитал ее от корки до корки. Однако, по понятным причинам, книги Верта в интернете нет, а вот Гроссмана — пожалуйста. Хорошо хоть, что, благодаря интернету, есть альтернативные способы обсуждения и с той, и с этой стороны, и теми, кто за нас, и кто против.
Чтобы как-то повлиять и на противоположную сторону, и на подрастающее поколение, надо не просто в очередной раз переиздавать мемуары Жукова или других отечественных авторов. Было бы замечательно переиздать того же Верта к 70-летию Победы или перевести что-то новое солидное, объективно написанное в нашу пользу. К примеру, у меня есть фотоантология Второй мировой войны, изданная в США в 70-х годах - там аж три альбома про СССР, причем не только фотографии, более половины объема издания - текст. Совсем не хуже, чем у Верта, но по-другому. Наши «интеллигенты», увы, прислушиваются только к тому, что звучит извне – в этом их суть, так они, «интеллигенты», задуманы. Что ж, можно и извне. Слава Богу, во всех странах есть думающие и честные авторы, и наряду с Гроссманом надо переводить и их.
Александр Беляев, США, 2015 г.
РЖЕВ
Я поехал во Ржев через 2-3 дня после его освобождения Красной Армией. Издали город казался не затронутым войной. Вблизи же он был похож на театральную декоpацию: один фасад, а за ним ничего. Стены, в основном, стояли, но за исключением стен всё было сожжено, подорвано или разрушено снарядами. Всё в руинах кроме нескольких домиков, в одном из которых я и остановился. Выйдя на улицу, я услышал, как кто-то на баяне исполнял песню «Дорогая моя Москва». Было настолько трогательно слышать эту музыку на грустных, мертвых улицах, что я пошёл на её звуки и познакомился с музыкантом - веснушатым светловолосым тринадцатилетним пареньком по имени Виктор Волков. Он напоминал типичного американского мальчика, наверное, потому что был очень похож на моего племянника Джонни Сноу. Там же были его мать и дед, Александр Волков - ветеран русско-японской войны. Там же была и девочка-сирота Маякова Лена.
Эти четверо были из числа двухсот уцелевших жителей Ржева, насчитывавшего до войны 65 тысяч (!) человек. Мой рассказ пойдет именно о Лене, так как для меня она олицетворяет бессмысленные страдания, постигшие миллионы мирных жителей. Внезапно оказавшиеся в немецком тылу, они, в отличиe oт Пани и Лизы (прим.: девочки-партизанки из предыдущего рассказа), не способны были воевать, но и не смогли избежать оккупации.
Лена была одета в грязное клетчaтое ситцевое платье, полинявшую красную кофту, залатанные чулки и разбитые туфли. Это была её единственная одежда. Личико девочки выглядело привлекательным, но голова - слишком большой для её истощённого тела. Красивые, но запавшие чёрные глаза, всё её лицо, заострённое от скорби и страданий, могло бы принадлежать сорокалетней женщине. В тринадцатилетнем возрасте Лена потеряла почти всех близких и всё, что ей было дорого.
Немцы оккупировали Ржев в октябре 1941 года и стояли в нём до марта 1943. До их прихода Лена училась в четвёртом классе школы, ныне разрушенной. Она была активной пионеркой в своем классе, из которого выжили лишь она и Виктор. Виктор заметил её бродящей по улицам после ухода немцев и привёл в побитый осколками дом своих родителей.
Вновь и вновь расправляя складки своего грязного ситцевого платьица, Лена смотрела на меня своими огромными глaзами и говорила длинными предложениями, которые захватывали её дыхание, прерываемыми длинными паузами. Её отец и мать до войны были на хороших должностях, неплохо зарабатывали, вполне достаточно, чтобы купить небольшой дом. С ними жила Ленина бабушка. Потом на дом упала бомба, частично его разрушив. Но Лена не пострадала, так как находилась в подвале с мамой. Затем немцы вошли во Ржев и заняли дом, частично починив его. Хозяев поселили в одну из комнат, они должны были работать на немцев - убирать в их комнатах, обстирывать и чистить им сапоги.
- Я полагаю, они вас кормили?
- Нет, они нам ничего не давaли, но мы готовили суп из их объедков и картофельных очисток .
- А как немцы с вами обращались?
- Как с нами обращались? Они не говорили по-русски и только кричали на нас, так что нам оставалось лишь догадываться, чего они хотели.
- Неужели не было ни одного немца, пожалевшего тебя? Неужели хотя бы раз они не дали тебе конфету или чего-то вкусного?
Лена надолго задумалась, а затем посмoтрела на меня и отрицательно покачалa головой.
- Большой офицер, живший с нами, каждый день ел ассорти из иностранной коробки. Однажды, принеся ему сапоги, я попросила конфету, но он лишь выставил меня за дверь. В следующий раз, когда я его попросила, ударил меня по голове.
Вскоре Ленина бабушка заболела тифом. Все больницы в городе были закрыты. Через несколько дней она умерла, немцы приказали её тут же похоронить. Отец и мать тоже были больны, но им пришлось зимней ночью отвезти тело на кладбище. Лена пошла с ними. Когда они вернулись, отец слёг в бреду и тоже вскоре умер. Лена помогла матери отвезти его на холодное страшное кладбище.
Затем немцы выгнали их из дома, и они отправились в деревню к маминой сестре. Вскоре и мать с дочерью слегли с тифом. Они попали в небольшую деревенскую больницу, которая пока не была закрыта.
- Я была в больнице 8 дней, - сказала Лена своим приятным печальным голосом. - Всё, что было поесть - это сто грамм хлеба в день. Как только я смогла ходить, мама отправила меня к тёте. Однако оказалось, что их уже угнали всей семьёй в Германию. Так что я вернулась назад в город к маминому брату. У него было семеро детей, все спали в одной комнате, потому что в доме стояли немцы, но дядя меня приютил.
- А как же мать?
- Примерно через неделю я встретила на улице женщину, которая сказала мне, что моя мама умерла... - в первый раз за всё время Лениного речитатива её глаза наполнились слезами.
Я обнял её, у меня самого стоял комок в горле, и мы оба смотрели в пустоту комнаты. Все окна были разбиты и заколочены досками, за исключением одного стекла. Через него проникал слабый серый свет, бледное солнце русской весны. На подоконнике лежала открытая книга Гоголя старого издания, в переплёте из полинявшей светлой кожи.
Я думал, что её читал старик, но это был Виктор, дедушка сказал, что неграмотен. В углу висела большая начищенная икона Девы Марии с младенцем.
Вместо предисловия
Я попросил своего бывшего коллегу и хорошего товарища Муратова Петра опубликовать в интернете мой опус про Ржев и особенно заметки про интеллигенцию (наболело!). Тем более, юбилей Победы - так хочется внести посильную лепту! Но сразу оговорюсь, дискутировать я ни с кем не собираюсь: без толку, так как «русская интеллигенция», в своем большинстве, понятия не имеет, как «цивилизованные» страны делают мировую политику.
Для этого надо почитать книги Ноэла Чомски, а они в России совсем не переводились. Вот, к примеру, «интеллигенты» парятся из-за Крыма, дескать, не по правилам, нехорошо, не «по-эвропэйски», а подноготной-то вообще не понимают. Не историческая, но текущая правдивая информация о методах «цивилизованных» стран из-за катавасии с Украиной в России сейчас вполне доступна - достаточно посмотреть российский первый канал (я регулярно смотрю его здесь в Штатах). Однако «интеллигенты» воспринимают эту информацию исключительно, как пропаганду. А вот к Ноэлу они бы, пожалуй, прислушались: как-никак американец, да ещё и еврей, прекрасно разбирающийся в огромном фактическом материале, уважаемый, кристально честный человек с незапятнанной репутацией. К сожалению, он совсем состарился и больше не пишет. Однако книги его не устарели, так как дела вершатся по-старому. Сейчас в США с ним можно сравнить разве что Рона Пола. Он баллотировался в президенты, сейчас тоже на пенсии, но активно реагирует на события, организовал интернет-институт, имеет кучу последователей. По МНЕ понятным причинам, вы там в России о них и не слышали (кстати в Англии тоже: я проверил у своих товарищей). Мировая система огульного промывания мозгов работает как часы, вопиющие детали о том как это делается - у Ноэла.
Однажды, несколько лет назад, будучи в Твери, я зашел в книжный магазин и сразу же обратил внимание на книгу бывшего офицера Вермахта Хорста Гроссмана «Ржевский кошмар глазами немцев», Яуза-Пресс, 2010. Книга стояла «в развороте», как одна из самых ходовых. Поспрашивал своих товарищей - действительно книга весьма читаемая.
Ржев, недалеко от Твери (в те времена - Калинина), был ключевым военным форпостом, за который шли упорные, тяжелейшие, кровопролитные бои. Об этих событиях поэт Александр Твардовский написал пронзительное по своей силе стихотворение «Я убит подо Ржевом» («…Фронт горел, не стихая, / Как на теле рубец. / Я убит и не знаю, / Наш ли Ржев наконец?..»). Да, Ржевская операция - не самый лучший пример полководческого таланта маршала Г. К. Жукова.
Однако других книг про войну в том магазине (с весьма обширным ассортиментом) не было видно, будто бы вся война прошла в интерпретации Гроссмана. Подумалось, может быть книги о победах Красной Армии воспринимаются как пропаганда и не сильно востребованы? И в России есть широкий круг читателей, которым пришлась по душе эта книга – отсюда и коммерческий успех?
Я не против книги Гроссмана, невредно ознакомиться с фактами и сентенциями с «другой стороны». Хотя читать её мне было нелегко. Стыд у автора отсутствует напрочь, наоборот книга преисполнена гордости и даже пафоса за Вермахт - сами убедитесь в её одиозности. Интересно, что интернет-издание есть только на русском языке (!), даже не на немецком. На английский язык книга вообще не переводилась. Окончательно меня добила заключительная фраза: «Немецкий солдат непобеждённым покинул поле сражения подо Ржевом». Ни отнять, ни прибавить: «есть чем гордиться!». Вот о нём-то, немецком солдате, и пойдёт речь ниже. И станeт ясно, откуда взялась ужасающая разница в гражданских потерях между Германией и СССР. Так и напрашивается фраза «принижающая роль Красной Армии», хотя её роль в победе вроде бы и не оспаривается. Здесь другое: победить-то победили, но как-то по-глупому, через горы трупов.
Почему-то именно эта мысль так нравится «русским интеллигентам», ну и, по понятным причинам, активно муссируется на западе. Очень хорошо, что недавно Петр Муратов (прим.: речь идет об очерке «Про военные потери (рассуждения дилетанта — любителя истории)») обобщил статистические данные о потерях с обеих сторон, и, в целом, наши военные (не общие!) потери не выглядят неоправданно большими, в сравнении с немецкими. Однако при сравнении потерь мирного населения СССР и Германии - разница колоссальная: сколько нашего народа сгинуло!
Интересно, что почти за четверть века жизни в Англии и США я ни разу не натыкался на подобные книги о неудачах английской или американской армий, хотя трагических эпизодов у них было предостаточно. Это вовсе не из-за цензуры, а потому что на издании такой книги деньги не сделаешь: они не востребованы, не та читательская аудитория. Могу себе представить, каким ничтожным тиражом разошлась бы в Англии книга, написанная, к примеру, японским офицером, о сдаче Сингапура или в США о высадке на Гвадалканал или о неудачах в боях на Филиппинах.
Спрашивается, чем же «русская интеллигенция» так отличается от читателей других стран? Понятия «интеллигенция» в США, пожалуй, нет. Есть образованные люди, есть не очень, есть те, кто пытается разобраться в событиях, и есть те, которым на всё плевать. Я знаком, в основном, с учёными - биологами и физиками - из разных стран, сказать, что это «интеллигенция» можно с большой натяжкой. Отличие в том, что в США ни один эмигрант не ругает свою родину, откуда бы он ни был. Стыдно и противно смотреть, как «интеллигентные» пост-советские эмигранты в открытую неуважительно относятся к России. И таких экс-россиян, как минимум, половина. Но неужели Россия хуже Китая, Индии, Пакистана или Латинской Америки? Мы жили в Англии — даже там далеко не «ах!». Не связано ли такое поведение с тем, что в самой России и принижение заслуг Красной Армии, и приравнивание Сталина к Гитлеру, и негативное отношение к своему правительству (во все времена, включая царские) так популярно в среде «русской интеллигенции»? И не потому ли повсеместно готовившаяся мировая коммунистическая революция победила лишь в одной «отдельно взятой стране»?
Думается, главное отличие «русских интеллигентов» в том, что они ставят себя выше своего народа, а, по-возможности, себя к нему вообще не причисляют. Хотя откуда-то знают, что ему, народу, нужно. Им это душу греет, возвышает в собственных глазах и в глазах их товарищей. Не пойму, чему там возвышаться: идеи-то все заимствованы извне. В своей маниакальной тяге всё время говорить, а то и действовать, в пику, супротив руководству страны, они, «интеллектуалы-мыслители», не замечают, как откровенно «хавают» подброшенное, подсунутое чужое. Как зачастую легко «клюют» и попадаются на крючок банальной враждебной пропаганды. Но, поди ж ты, как приятно осознавать: вечная оппозиция, значимо, жизнь прожита не зря. Долгое время это считалось хорошим тоном, хотя в последнее время, вроде бы, пошло на убыль. Однако вряд ли исчезнет совсем: хроническая болезнь, ахиллесова пята России. И нередко, благодаря этим записным «умникам», получается так, что уже и не помнит «мир спасенный, мир вечный, мир живой Серёжку с Малой Бронной и Витьку с Моховой»... Это воистину уникальное явление, такого нигде (нигде!) в мире больше нет!
Как-то на книжном развале в Сан-Диего мне попалась на глаза книга американского журналиста Эдгара Сноу «People on our side». Дословный перевод “Люди на нашей стороне”, но литературно перевести название можно как “Наши союзники” или “Те кто за нас”. Книга включает заметки автора о поездках по СССР, Китаю, Индии, Монголии и Бирме во время Второй мировой войны. Стиль довольно необычный, очевидно автор стремился как можно более достоверно задокументировать увиденное и, похоже, намеренно не подвергал свои записки последующей литературной обработке. Потому и мы решили не «причесывать» перевод в угоду литературной гладкости. Приведенный ниже отрывок из этой книги был направлен мною в газету города Ржева для публикации к 65-летию Победы. Но опубликован он, увы, не был. Может быть, шершавый стиль военного дневника тяжело воспринимался и не годился для газеты. А, может, были какие-то другие причины, мне трудно понять.
Неужели нас, давно живущих за границей, очерк Э. Сноу о Ржеве глубоко тронул, а россиян нет? Как многим может нравится книга бывшего офицера Вермахта Гроссмана? Интересно, догадались ли в России переиздать к юбилею Победы, например, книгу британского журналиста Александра Верта «Россия в войне. 1941—1945». — М.: Прогресс, 1967? У меня она есть на английском языке в американском издании - великолепная книга, мой сын (прим.: живет за рубежом с четырехлетнего возраста) с огромным интересом прочитал ее от корки до корки. Однако, по понятным причинам, книги Верта в интернете нет, а вот Гроссмана — пожалуйста. Хорошо хоть, что, благодаря интернету, есть альтернативные способы обсуждения и с той, и с этой стороны, и теми, кто за нас, и кто против.
Чтобы как-то повлиять и на противоположную сторону, и на подрастающее поколение, надо не просто в очередной раз переиздавать мемуары Жукова или других отечественных авторов. Было бы замечательно переиздать того же Верта к 70-летию Победы или перевести что-то новое солидное, объективно написанное в нашу пользу. К примеру, у меня есть фотоантология Второй мировой войны, изданная в США в 70-х годах - там аж три альбома про СССР, причем не только фотографии, более половины объема издания - текст. Совсем не хуже, чем у Верта, но по-другому. Наши «интеллигенты», увы, прислушиваются только к тому, что звучит извне – в этом их суть, так они, «интеллигенты», задуманы. Что ж, можно и извне. Слава Богу, во всех странах есть думающие и честные авторы, и наряду с Гроссманом надо переводить и их.
Александр Беляев, США, 2015 г.
РЖЕВ
Глава из книги американского журналиста Эдгара Сноу “Люди на нашей стороне”, 1944 года издания. Edgar Snow, People on our side, 1944.
Я поехал во Ржев через 2-3 дня после его освобождения Красной Армией. Издали город казался не затронутым войной. Вблизи же он был похож на театральную декоpацию: один фасад, а за ним ничего. Стены, в основном, стояли, но за исключением стен всё было сожжено, подорвано или разрушено снарядами. Всё в руинах кроме нескольких домиков, в одном из которых я и остановился. Выйдя на улицу, я услышал, как кто-то на баяне исполнял песню «Дорогая моя Москва». Было настолько трогательно слышать эту музыку на грустных, мертвых улицах, что я пошёл на её звуки и познакомился с музыкантом - веснушатым светловолосым тринадцатилетним пареньком по имени Виктор Волков. Он напоминал типичного американского мальчика, наверное, потому что был очень похож на моего племянника Джонни Сноу. Там же были его мать и дед, Александр Волков - ветеран русско-японской войны. Там же была и девочка-сирота Маякова Лена.
Эти четверо были из числа двухсот уцелевших жителей Ржева, насчитывавшего до войны 65 тысяч (!) человек. Мой рассказ пойдет именно о Лене, так как для меня она олицетворяет бессмысленные страдания, постигшие миллионы мирных жителей. Внезапно оказавшиеся в немецком тылу, они, в отличиe oт Пани и Лизы (прим.: девочки-партизанки из предыдущего рассказа), не способны были воевать, но и не смогли избежать оккупации.
Лена была одета в грязное клетчaтое ситцевое платье, полинявшую красную кофту, залатанные чулки и разбитые туфли. Это была её единственная одежда. Личико девочки выглядело привлекательным, но голова - слишком большой для её истощённого тела. Красивые, но запавшие чёрные глаза, всё её лицо, заострённое от скорби и страданий, могло бы принадлежать сорокалетней женщине. В тринадцатилетнем возрасте Лена потеряла почти всех близких и всё, что ей было дорого.
Немцы оккупировали Ржев в октябре 1941 года и стояли в нём до марта 1943. До их прихода Лена училась в четвёртом классе школы, ныне разрушенной. Она была активной пионеркой в своем классе, из которого выжили лишь она и Виктор. Виктор заметил её бродящей по улицам после ухода немцев и привёл в побитый осколками дом своих родителей.
Вновь и вновь расправляя складки своего грязного ситцевого платьица, Лена смотрела на меня своими огромными глaзами и говорила длинными предложениями, которые захватывали её дыхание, прерываемыми длинными паузами. Её отец и мать до войны были на хороших должностях, неплохо зарабатывали, вполне достаточно, чтобы купить небольшой дом. С ними жила Ленина бабушка. Потом на дом упала бомба, частично его разрушив. Но Лена не пострадала, так как находилась в подвале с мамой. Затем немцы вошли во Ржев и заняли дом, частично починив его. Хозяев поселили в одну из комнат, они должны были работать на немцев - убирать в их комнатах, обстирывать и чистить им сапоги.
- Я полагаю, они вас кормили?
- Нет, они нам ничего не давaли, но мы готовили суп из их объедков и картофельных очисток .
- А как немцы с вами обращались?
- Как с нами обращались? Они не говорили по-русски и только кричали на нас, так что нам оставалось лишь догадываться, чего они хотели.
- Неужели не было ни одного немца, пожалевшего тебя? Неужели хотя бы раз они не дали тебе конфету или чего-то вкусного?
Лена надолго задумалась, а затем посмoтрела на меня и отрицательно покачалa головой.
- Большой офицер, живший с нами, каждый день ел ассорти из иностранной коробки. Однажды, принеся ему сапоги, я попросила конфету, но он лишь выставил меня за дверь. В следующий раз, когда я его попросила, ударил меня по голове.
Вскоре Ленина бабушка заболела тифом. Все больницы в городе были закрыты. Через несколько дней она умерла, немцы приказали её тут же похоронить. Отец и мать тоже были больны, но им пришлось зимней ночью отвезти тело на кладбище. Лена пошла с ними. Когда они вернулись, отец слёг в бреду и тоже вскоре умер. Лена помогла матери отвезти его на холодное страшное кладбище.
Затем немцы выгнали их из дома, и они отправились в деревню к маминой сестре. Вскоре и мать с дочерью слегли с тифом. Они попали в небольшую деревенскую больницу, которая пока не была закрыта.
- Я была в больнице 8 дней, - сказала Лена своим приятным печальным голосом. - Всё, что было поесть - это сто грамм хлеба в день. Как только я смогла ходить, мама отправила меня к тёте. Однако оказалось, что их уже угнали всей семьёй в Германию. Так что я вернулась назад в город к маминому брату. У него было семеро детей, все спали в одной комнате, потому что в доме стояли немцы, но дядя меня приютил.
- А как же мать?
- Примерно через неделю я встретила на улице женщину, которая сказала мне, что моя мама умерла... - в первый раз за всё время Лениного речитатива её глаза наполнились слезами.
Я обнял её, у меня самого стоял комок в горле, и мы оба смотрели в пустоту комнаты. Все окна были разбиты и заколочены досками, за исключением одного стекла. Через него проникал слабый серый свет, бледное солнце русской весны. На подоконнике лежала открытая книга Гоголя старого издания, в переплёте из полинявшей светлой кожи.
Я думал, что её читал старик, но это был Виктор, дедушка сказал, что неграмотен. В углу висела большая начищенная икона Девы Марии с младенцем.
