Мать и старик были религиозны, а дети атеисты. В комнате ничего не было за исключением нескольких раскачанных стульев и грубого дощатого стола. Остальную часть дома занимали солдаты Красной Армии. Они входили и выходили, не задерживаясь. Им прихoдилось слышать подобные рассказы множество раз.
- Как была жизнь у дяди? Кормили ли вас немцы?
- Я устроилась на дорожные работы, носила камни и кирпичи.
- Платили ли вам немцы?
- Они давали нам муки раз в неделю, примерно полкило. Я ещё ела объедки, но у меня часто болел живот.
После начала русского наступления, когда Красная Армия приблизилась ко Ржеву, немцы выгнали из города почти всех жителей, переживших зиму. Лениного дядю вместе с остальными угнали на запад, но она спрятaлась и каким-то образом умудрилась выжить. За два дня до того как покинуть город, немцы загнали оставшихся русских в единственную уцелевшую в городе церковь. На этот раз Лена послушалась. Тех, кто возражал или пытался бежать, убивали на месте.
Трудно поверить рассказу Лены, но я поверил из-за того, что увидел своими глазами этим утром. На одной из улиц с непролазной грязью, стояло несколько относительно неповреждённых домов, и мы с русскими офицерами их проверили. В одном из домов мы увидели кошмарную сцену, где вся семья была убита. Сам дом не пострадал от бомбёжек, но все шкафы и ящики были открыты и содержимое разбросанно по полу, картины разбиты, мебель сломана или опрокинута - искали ценности.
Первой была мать, замёрзший труп которой блокировал узкую прихожую. Её голова была плоской с одной стороны возможно из-за удара прикладом. В гостиной на софе лежало полуголое тело мальчика с приятными чертами лица, очень светлыми волосами и широко открытыми голубыми глазами. Он был истощён от болезни, и его деформированная рука вряд ли была толще кости. В его груди и голове я насчитал семь аккуратных пулевых отверстий, он был расстрелян в упор. За ним за загородкой были тела двоих меньших детей, почти обнимавших друг друга. Они были убиты тем же способом, а в следующей комнате лежало тело ещё одной женщины, также застреленной «суперменом». Прямо напротив через улицу была другая такая же сцена, где в спальне была убита старая женщина, а дом разграблен. Со слов русских, на другой улице были найдены трупы семьи Садовых. Отец и мать были застрелены, дочь заколота, сын застрелен в правый глаз. Другая восемнадцатилетняя дочь была изнасилована и задушена, рядом пятимесячная девочка была застрелена в голову.
Лена видела, как застрелили старую женщину возле её дома. Она была больна и yмоляла не гнать её в церковь - вероятная причина, по которой нацисты убили и многих других. Повсеместно отступавшие немцы загоняли мирных жителей в здания и взрывали их минами замедленного действия. Бойцы Красной Армии разминировали церковь, в которую нацисты загнали Лену и ещё 150 жителей. С её слов, под грохот взрывов, она провела в церкви три дня и три ночи. Наутро внезапно настала тишина, и она впервые более чем за год увидела русского солдата. Лена выбежала на улицу, обняла его и со всех ног побежала к своему дому. Ранее дом чудом уцелел, и был занят немцами, хотя всё вокруг было разрушено.
- И что оказалось, Лена?
- Ничего не осталось, - сказала она, странно улыбаясь, с глазами полными удивления. - Совсем ничего не осталось, немцы всё сожгли, покидая дом.
Таков был рассказ Лены, а, скорее, его бледное описание, которое было мне по силам.
Что же касается Виктора и его семьи, они до сих пор были бы в плену у немцев, если бы не смекалка его матери. Пока мы разговаривали, она стояла, облокотившись на стул, с тяжёлым равнодушным лицом, но теперь заговорила. В свои 36 она преждевременно состарилась. Как и Лена, за год она пережила 20 лет. На ней также было дешёвое ситцевое красное платье с рисунком и драный зелёный свитер, но я заметил, что она хорошо одевала Виктора: у того было пальто с меховым воротником и валенки.
Она рассказала, что её муж и брат воевали в Красной Армии. Другой семнадцатилетний брат был угнан в Германию. Мать Виктора работала почтовым работником. Как и большинство населения, не успела эвакуироваться. Немцы поселили её семью в одну из комнат и заставили себе прислуживать. Есть не давали, она ела картофельные очистки и временами выменивала вещи на еду в деревне. Каждый раз, когда она возвращалась во Ржев, немцы забирали большую часть еды прежде чем пустить её в город.
- А как же те, у кого не было ничего на обмен?
- Oни голодали или отправлялись в Германию на работы.
Женщина продолжала:
- За несколько недель до возвращения Красной Армии немцы начали угонять всех жителей Ржева по Смоленской дороге. Была слякоть, наши валенки насквозь промокли. Большинство людей были больны или ослаблены голодом, среди нас - тысячи стариков и детей. Многие умерли прямо на дороге. И у моего отца, и у сына поднялась высокая температура. Мы умоляли немцев разрешить нам остаться, но они продолжали гнать нас вперёд. Накoнец, нам удалось выскользнуть из колонны и спрятаться в кустарнике неподалеку от деревни Коробейнич. Каждый раз когда немцы к нам приближались, мы кричали: «Тиф!», и они уходили. Так мы прятались примерно десять дней, до прихода Красной Армии в Коробейнич. Увидев первого русского солдата, мы встали на колени и, плача, обняли его.
Перевод Александра и Людмилы Беляевых
Сан-Диего, Калифорния, США, 2010 г.
- Как была жизнь у дяди? Кормили ли вас немцы?
- Я устроилась на дорожные работы, носила камни и кирпичи.
- Платили ли вам немцы?
- Они давали нам муки раз в неделю, примерно полкило. Я ещё ела объедки, но у меня часто болел живот.
После начала русского наступления, когда Красная Армия приблизилась ко Ржеву, немцы выгнали из города почти всех жителей, переживших зиму. Лениного дядю вместе с остальными угнали на запад, но она спрятaлась и каким-то образом умудрилась выжить. За два дня до того как покинуть город, немцы загнали оставшихся русских в единственную уцелевшую в городе церковь. На этот раз Лена послушалась. Тех, кто возражал или пытался бежать, убивали на месте.
Трудно поверить рассказу Лены, но я поверил из-за того, что увидел своими глазами этим утром. На одной из улиц с непролазной грязью, стояло несколько относительно неповреждённых домов, и мы с русскими офицерами их проверили. В одном из домов мы увидели кошмарную сцену, где вся семья была убита. Сам дом не пострадал от бомбёжек, но все шкафы и ящики были открыты и содержимое разбросанно по полу, картины разбиты, мебель сломана или опрокинута - искали ценности.
Первой была мать, замёрзший труп которой блокировал узкую прихожую. Её голова была плоской с одной стороны возможно из-за удара прикладом. В гостиной на софе лежало полуголое тело мальчика с приятными чертами лица, очень светлыми волосами и широко открытыми голубыми глазами. Он был истощён от болезни, и его деформированная рука вряд ли была толще кости. В его груди и голове я насчитал семь аккуратных пулевых отверстий, он был расстрелян в упор. За ним за загородкой были тела двоих меньших детей, почти обнимавших друг друга. Они были убиты тем же способом, а в следующей комнате лежало тело ещё одной женщины, также застреленной «суперменом». Прямо напротив через улицу была другая такая же сцена, где в спальне была убита старая женщина, а дом разграблен. Со слов русских, на другой улице были найдены трупы семьи Садовых. Отец и мать были застрелены, дочь заколота, сын застрелен в правый глаз. Другая восемнадцатилетняя дочь была изнасилована и задушена, рядом пятимесячная девочка была застрелена в голову.
Лена видела, как застрелили старую женщину возле её дома. Она была больна и yмоляла не гнать её в церковь - вероятная причина, по которой нацисты убили и многих других. Повсеместно отступавшие немцы загоняли мирных жителей в здания и взрывали их минами замедленного действия. Бойцы Красной Армии разминировали церковь, в которую нацисты загнали Лену и ещё 150 жителей. С её слов, под грохот взрывов, она провела в церкви три дня и три ночи. Наутро внезапно настала тишина, и она впервые более чем за год увидела русского солдата. Лена выбежала на улицу, обняла его и со всех ног побежала к своему дому. Ранее дом чудом уцелел, и был занят немцами, хотя всё вокруг было разрушено.
- И что оказалось, Лена?
- Ничего не осталось, - сказала она, странно улыбаясь, с глазами полными удивления. - Совсем ничего не осталось, немцы всё сожгли, покидая дом.
Таков был рассказ Лены, а, скорее, его бледное описание, которое было мне по силам.
Что же касается Виктора и его семьи, они до сих пор были бы в плену у немцев, если бы не смекалка его матери. Пока мы разговаривали, она стояла, облокотившись на стул, с тяжёлым равнодушным лицом, но теперь заговорила. В свои 36 она преждевременно состарилась. Как и Лена, за год она пережила 20 лет. На ней также было дешёвое ситцевое красное платье с рисунком и драный зелёный свитер, но я заметил, что она хорошо одевала Виктора: у того было пальто с меховым воротником и валенки.
Она рассказала, что её муж и брат воевали в Красной Армии. Другой семнадцатилетний брат был угнан в Германию. Мать Виктора работала почтовым работником. Как и большинство населения, не успела эвакуироваться. Немцы поселили её семью в одну из комнат и заставили себе прислуживать. Есть не давали, она ела картофельные очистки и временами выменивала вещи на еду в деревне. Каждый раз, когда она возвращалась во Ржев, немцы забирали большую часть еды прежде чем пустить её в город.
- А как же те, у кого не было ничего на обмен?
- Oни голодали или отправлялись в Германию на работы.
Женщина продолжала:
- За несколько недель до возвращения Красной Армии немцы начали угонять всех жителей Ржева по Смоленской дороге. Была слякоть, наши валенки насквозь промокли. Большинство людей были больны или ослаблены голодом, среди нас - тысячи стариков и детей. Многие умерли прямо на дороге. И у моего отца, и у сына поднялась высокая температура. Мы умоляли немцев разрешить нам остаться, но они продолжали гнать нас вперёд. Накoнец, нам удалось выскользнуть из колонны и спрятаться в кустарнике неподалеку от деревни Коробейнич. Каждый раз когда немцы к нам приближались, мы кричали: «Тиф!», и они уходили. Так мы прятались примерно десять дней, до прихода Красной Армии в Коробейнич. Увидев первого русского солдата, мы встали на колени и, плача, обняли его.
Перевод Александра и Людмилы Беляевых
Сан-Диего, Калифорния, США, 2010 г.
