-- Тоже мне, королева! -- соседка захлопнула дверь у меня перед носом и сделала это с такой силой, что из стены вывалился кусок штукатурки. В растерянности я потопталась у порога, обдумывая, что же мне теперь делать. Ясно одно: домой сегодня не попасть -- Марта опять не в духе…
С самого начала это была плохая идея -- снимать квартиру на двоих с человеком, которого толком даже не знала. А когда «узнала», было уже поздно. Хозяйка квартиры потребовала деньги за полгода вперёд и уехала за границу, а мне пришлось выживать в уже оплаченном жилье. Вернее, выживали меня, и довольно успешно.
Когда Марте, так звали обидчицу, нужно было привести кого-то к себе, она сначала вежливо просила пару часиков погулять, а потом, видя мою бесхребетность, стала и вовсе выставлять из дома, делая это, как сегодня, по-хамски. О, боже, как же я от всего устала… Целый день на ногах, а теперь после работы даже отдохнуть негде.
Я присела на корточки у двери, прижавшись к ней спиной в обнимку с видавшей лучшие времена старой сумкой, и стала думать, к кому бы из подруг напроситься переночевать. Осень, октябрь, ветер, дождь, не было сил в очередной раз гулять по улицам.
На лестнице послышались голоса, кто-то возвращался домой, чертыхаясь и ругая так не вовремя сломавшийся лифт. Пришлось встать и, смахнув слезы рукавом пальто, медленно брести вниз. Мне было стыдно в очередной раз выслушивать сочувствующие слова от соседей, и, сделав весёлое лицо, я поздоровалась с бабой Катей, тащившей за собой хнычущего внука.
-- Здравствуй, Асенька, -- бодро откликнулась на приветствие старушка, -- погулять собралась, на ночь-то глядя?
Я не ответила, бегом выскакивая из подъезда. И что некоторым людям неймётся? Так и норовят залезть в чужую жизнь и рассмотреть её под лупой, а лучше -- под микроскопом, чтобы уж наверняка ничего не упустить. Тоска… Вдвойне тоска, потому что дождь на улице усилился, а мой зонтик окончательно сломался. Остановившись под козырьком подъезда, я обречённо смотрела на растущие прямо на глазах лужи.
Кто-то подошёл ко мне. Растерянно подняв голову, столкнулась взглядом с невзрачным молодым парнем, чей хриплый голос выдавал в нём заядлого курильщика:
-- Скажите, Вы, случайно, не знаете Марту из тринадцатой квартиры?
-- Ещё бы, я там живу.
-- Так вы Марта? -- то ли удивился, то ли обрадовался человек.
Я хотела возразить, что он ошибся, но испугалась, увидев его холодные и пустые глаза. Последнее, что услышала:
-- Ничего личного, прости.
Что-то кольнуло меня в грудь, и сразу стало трудно дышать. Я пыталась крикнуть:
-- Помогите! -- но губы не слушались. Голова закружилась, и меня бросило навстречу мокрому асфальту...
Не знаю, сколько я пробыла без сознания, но, открыв глаза, тут же поспешно зажмурилась, чтобы только не видеть собственное тело, лежащее в луже с беспомощно раскинутыми руками. Рядом мокла моя любимая старая сумка...
А когда всё-таки решилась взглянуть, двое мужчин в форменных куртках уже укладывали мою бездыханную тушку на носилки, унося её к машине скорой помощи, припаркованной рядом с домом. При этом они сильно ругали дождь и меня, решившую умереть именно в их смену. Довершали картину мелькающие синие маячки полицейской машины.
Не сразу поняла, что смотрю на это безобразие сверху -- конечно, начнёшь тормозить, когда в грудь бьют непонятно чем, а, сообразив, не закричала от ужаса. Как ни странно, но в тот момент я испытывала только любопытство. Мне было легко-легко, ничегошеньки не болело, даже уставшие за день ноги. А ещё -- я умела летать, и это было потрясающе! Плевать мне было на Марту и на пришедшего расправиться с ней, но так лопухнувшегося недоумка…
Тело погрузили в машину, и мы двинулись, видимо, в больницу: скорая помощь своим ходом, а я следом за ней -- своим, то есть легко и быстро полетела, что-то напевая под нос. Дождь и ветер мне совершенно не мешали.
В больнице с интересом наблюдала за тем, что проделывали со мной местные доктора, и, скажу честно, это было мало похоже на действие врачей скорой помощи в известном американском сериале. Наши медики работали как-то вяло, без огонька и, похоже, слегка скучали.
Но всё было не так уж и плохо. В конце концов, меня определили в палату, увешав какими-то трубками -- значит, я была жива, а это уже кое-что…
Полетав немного над собой и убедившись, что пока ничего не меняется, выпорхнула в пустой коридор.
-- Понятно, это же реанимация, -- сообразила, спустившись на этаж ниже, где оказалось ненамного многолюднее. Мне это не понравилось, и я пошла в загул по больнице, надеясь по пути увидеть что-нибудь стоящее. В приемном отделении, несмотря на позднее время, толпились люди. Они дружно наседали на медсестру в окошке, тряся перед её носом какими-то бумажками, а она довольно успешно от них отбивалась. Знакомая малоинтересная сцена вызвала у меня зевоту, и, развернувшись, неожиданно услышала скрипучий старческий голос:
-- Ну чего варежку-то разинула, растяпа! Раззевалась она тут…
Я повертела головой в поисках вредной бабульки, но голос меня опередил:
-- К тебе, летунья, обращаюсь. И нечего на меня пялиться, спускайся, присаживайся рядом, поболтаем…
Теперь я её увидела: маленькая сухонькая старушенция в белом платочке и больничном халате сидела на стуле в коридоре, приглашающе помахивая мне рукой. Рядом с ней было полно свободных мест, и я приземлилась на соседний стул:
-- Здравствуйте, бабушка!
-- Какая я тебе бабушка, тоже мне, внучка нашлась, зови меня тётя Маша. Ну, что молчишь, язык прикусила? -- агрессивно накинулась странная бабка. Теперь она уже не казалась мне привлекательной собеседницей, и заставив пожалеть о своём скоропалительном решении посидеть и поболтать с ней.
-- Э…тётя Маша, я -- Ася, вот, летаю тут, а почему Вы меня видите? -- промямлила, совершенно не представляя, что ещё сказать.
-- Почему, почему, тоже мне почемучка, а сама-то как думаешь? -- огрызнулась вредная бабка и, не дождавшись моего ответа, продолжила, -- потому что я такая же, как ты, дурёха! Застряла между жизнью и смертью, во второй реанимации лежу. Мои ненормальные внуки никак не хотят отключить меня от аппарата, вот и кукую здесь, в одиночестве. Жду, когда им надоест сорить деньгами, и смогу спокойно уйти в рай…
-- Ага, как же, в рай с таким-то характером… Да по тебе самое жаркое пекло плачет… -- подумала, побоявшись сказать вслух и сочувственно кивая. Тётя Маша посмотрела на меня с подозрением, но я ответила ей таким честным взглядом, что, похоже, она поверила.
Старушка замолчала, задумавшись о чём-то своём, а я, воспользовавшись передышкой, стала осматриваться, ища пути к отступлению. И тут она снова меня огорошила:
-- Ась, а ты их уже видела? -- шёпотом заговорщика, планирующего государственный переворот, спросила тётя Маша.
-- Кого? -- удивилась я.
-- Кого, кого, ну что ты за человек, всё-то тебе объяснять приходится -- ловцов душ, конечно!
Я стерпела очередное бабкино хамство, поскольку разговор начинал принимать интересный оборот.
-- Тёть Маш, я же новенькая, меня только сегодня привезли, ещё не в курсе. Расскажите, кто такие эти «ловцы», -- заканючила жалобным голосом. Бабке, видимо, понравилось моё самоунижение, она хмыкнула и уже более благодушно пояснила:
-- Ловцы душ, Аська, это такие твари, что приходят в наш мир и утаскивают с собой любую душонку, не сумевшую от них спрятаться. Я тут уж больше трёх месяцев обретаюсь, такого понасмотрелась, тебе и в страшном сне не привидится! Ловцы эти похожи на здоровущих мужиков, в руках у них особые верёвки с петлёй на конце, чтобы на шею, значит, набрасывать и с собой тащить…
-- И куда же они бедные души тащат? -- запищала я от страха не своим голосом.
-- Куда, куда -- опять закудыкала, да почём я знаю… Может, в чистилище, а может, и ещё куда.
Я притихла в ужасе, представляя, как на мою тонкую шейку набрасывают страшную верёвку, и сглотнула. Но тут в голове что-то щёлкнуло, наверное, сработал переключатель с «доверчивой дурочки» на «не такая уж и дурёха»». Вспомнила недавно виденный фильм, в котором были точно такие же «ловцы душ» и, причём, с верёвками.
Подозрительно взглянув на бабку, ехидно произнесла:
-- Тётя Маша, это вы мне фильм пересказываете? Не стоит, я его уже смотрела, и совсем недавно.
Бабка смутилась, фыркая:
-- Ну и что, может, и фильм. Посиди, поскучай тут в одиночестве, и не такое придумаешь, -- голос звучал так расстроенно, что на минутку мне даже стало её жаль.
Мы помолчали, провожая взглядом одинокого больного, шаркающего тапками по полутёмному коридору. Неожиданно тётя Маша встрепенулась, найдя, видимо, новую тему для разговора:
-- Слушай, Ась, а тебя-то каким ветром к нам занесло?
-- Попутным, -- вздохнула я и, поскольку делать было совершенно нечего, поделилась своей грустной историей с любопытной бабулей. Она оживилась, слушая мой рассказ, и радостно его комментировала, в основном непечатными выражениями. Особенно рассердила её моя соседка Марта, из-за которой я, собственно, и пострадала. Бабка проявила недюжинную фантазию, изобретая способы расправы с ней, и это меня насмешило.
-- И чего, скажи на милость, ты улыбаешься? Совсем девка глупая, как я посмотрю. До тебя ещё не дошло, что ты там, на койке, помираешь из-за этой заразы. Что жизнь твоя молодая того -- уходит, не вернёшь? Эх, ладно я, мне уж пора, а ты-то, только жить начинаешь. Не цените вы, молодые, жизнь, вот она от вас и убегает…
Голос бабки стал грустным, и показалось, что она по-настоящему меня жалеет, а я уж и забыла, как это бывает. И так вдруг самой себя жалко стало, что скривилась и заплакала -- ведь вредная бабка права, жизнь моя висит на волоске, а я тут как бабочка порхаю…
-- Ну, Ася, перестань, не сдавайся так быстро, может, ещё и обойдётся, -- начала подбадривать меня тётя Маша. -- Ты же вон какая молодая, крепкая; справишься.
И она укоризненно посмотрела на меня и даже похлопала по плечу. Я вздрогнула:
-- Тёть Маш, а почему я тебя чувствую? Привидения же…
-- Привидения? Какие же мы привидения? -- и она хрипло рассмеялась, -- живые ещё. Души мы с тобой, человеческие души. Или ты атеистка и в нас не веришь? -- она снова рассмеялась, словно ворона прокаркала.
Я тяжело вздохнула, подумав:
-- Ещё полчаса назад была ты, Ася, беззаботной, лёгкой душой, летала себе, никого не трогала. А встретила её, и теперь словно груз на спину положили, так тяжело, не знаю, смогу ли встать. Надо уходить отсюда, и как можно быстрее, пока совсем не придавило.
-- Эй, угрюмая, ты чего задумала-то, зачем встаешь? Не уходи, всё равно нам из этой больницы хода нет, привязаны мы к телам-то. Ну, лети, лети, всё одно вернёшься, -- услышала я вдалеке обиженный бабкин голос. Я демонстративно закрыла уши ладонями, полетев к выходу из больницы.
Слова тёти Маши меня здорово напугали. Неужели и правда здесь застряла? Значит, это не я за своим телом летела, а оно душу на верёвочке тянуло? Расстроенно притормозила у стеклянных дверей, за которыми всё также лил дождь.
Две медсестры из ночной смены, смеясь, курили под козырьком, обсуждая кого-то из врачей. Одна, с волосами ярко-малинового цвета и такой необъятной грудью, что халат принципиально на ней не застёгивался, очень живо изображала перед своей подругой какую-то пантомиму. Вторая «сестричка», похожая на бледную тень известной актрисы, хихикала, икая, наверное, от смеха, постоянно вздёргивая свои нарисованные брови.
Я немножко понаблюдала за ними, мысленно собираясь с силами:
-- Попробовать, что ли, пройти через дверь на улицу или остаться здесь? А если не получится? Да ладно, рискну…
И…прошла. Радостно вскрикнув, облетела пару победных кругов вокруг фонарного столба, опять остановившись. А теперь-то куда? И не значит ли то, что мне так легко удалось проскочить наружу, что связь души с телом ослабевает, и я близка к смерти?
Ах, бабка, бабка… Заронила ты семя сомнения в моём незрелом разуме. Но от природы, видно, я была достаточно легкомысленной, раз решила не думать о грустном, и, возможно, в последний раз прогуляться по городу. Тем более, что ночью ещё ни разу этого не делала. К сожалению, это значило, что и парня-то у меня не было и, наверное, никогда уже не будет. Ну вот, опять…
Я встряхнулась, как собака под дождём, хотя он меня словно не замечал -- шёл себе мимо, и полетела по ночным улицам. Красотища-то какая -- огни рекламы со всех сторон, мелькающие фары машин, прохожие под разноцветными зонтами, летящая в порывах ветра листва и такая огромная луна в просветах облаков…
Почему же я раньше не замечала всего этого? Из дома на работу, с работы домой в переполненном автобусе. И это все радости жизни… Нет, сейчас оторвусь по полной программе!
Что я и сделала: заглянула в несколько ресторанов, о которых раньше и не мечтала. Нырнула в клуб, хотя там не понравилось -- слишком громкая музыка и народ всё больше какой-то нетрезвый. Побывала на выставке современного искусства, от души посмеявшись над странными каракулями в рамках и почесав голову, пытаясь понять инсталляции, но так и не смогла.
А вернувшись на улицу, ходила по бортикам уже выключенных на зиму фонтанов, прыгала по лужам, не боясь испачкать пальто. В городской парк не пошла -- там темно, фонари работают через один, подозрительные личности шастают, брр…
Дальше слетала на последний сеанс в кино, между прочим, совершенно бесплатно, посмотрела фильм, усевшись на заднем ряду и безумно завидуя целующимся парочкам. Ещё немного побродила, тьфу, полетала по никогда не засыпающему городу и думала, думала, думала…
О чём? Да о том, как прекрасна жизнь, которую я не ценила. Я же так молода и многого ещё не видела, как же отчаянно мне хотелось жить -- надеюсь, что поняла это не слишком поздно. И, задрав голову к темному небу, закричала:
-- Эй, есть там кто-нибудь? Верните меня назад в тело, немедленно! Ну, пожалуйста…
Но никто не откликнулся на мой вопль. Понурив голову, полетела назад в больницу: захотелось самой посмотреть, как там у меня дела. Добравшись без проблем, быстро пролетела по уже знакомым коридорам. Не увидев тётю Машу на привычном месте, моё сердце, или что-там есть у души, заныло. Неужели она ушла совсем или только сменила дислокацию? А вот и моя палата -- я лежу на кровати, приборы светятся, видно, ещё дышу…
Мне стало немного легче. До этого дня я сама с собой, вроде, не разговаривала, но сегодня…
-- Давай, просыпайся, соня, операция же прошла успешно, сама слышала, как доктора переговаривались. Не подведи, пожалуйста, очнись, Ася, твоя глупая душа здесь, совсем рядом…
Меня словно магнитом потянуло к телу, и я провалилась во тьму. Пришла в себя, едва приоткрыв щёлки глаз -- долго привыкала к свету и к тому, что вокруг меня всё двоится. Прибежала сестра, та, что с малиновыми волосами, и поставила укол, а через день меня уже перевели в общую палату.
Я поправлялась на удивление быстро и была просто счастлива, стараясь не замечать боли. Главное -- жива, а остальное можно потерпеть, но тут произошло кое-что невероятное...
Ко мне пришла посетительница, а я, вообще-то, никого не ждала. Это оказалась Марта, соседка. Она принесла с собой огромный букет цветов, тут же отобранный дежурной сестрой, и много разных фруктов, которых мне пока нельзя было есть.
С самого начала это была плохая идея -- снимать квартиру на двоих с человеком, которого толком даже не знала. А когда «узнала», было уже поздно. Хозяйка квартиры потребовала деньги за полгода вперёд и уехала за границу, а мне пришлось выживать в уже оплаченном жилье. Вернее, выживали меня, и довольно успешно.
Когда Марте, так звали обидчицу, нужно было привести кого-то к себе, она сначала вежливо просила пару часиков погулять, а потом, видя мою бесхребетность, стала и вовсе выставлять из дома, делая это, как сегодня, по-хамски. О, боже, как же я от всего устала… Целый день на ногах, а теперь после работы даже отдохнуть негде.
Я присела на корточки у двери, прижавшись к ней спиной в обнимку с видавшей лучшие времена старой сумкой, и стала думать, к кому бы из подруг напроситься переночевать. Осень, октябрь, ветер, дождь, не было сил в очередной раз гулять по улицам.
На лестнице послышались голоса, кто-то возвращался домой, чертыхаясь и ругая так не вовремя сломавшийся лифт. Пришлось встать и, смахнув слезы рукавом пальто, медленно брести вниз. Мне было стыдно в очередной раз выслушивать сочувствующие слова от соседей, и, сделав весёлое лицо, я поздоровалась с бабой Катей, тащившей за собой хнычущего внука.
-- Здравствуй, Асенька, -- бодро откликнулась на приветствие старушка, -- погулять собралась, на ночь-то глядя?
Я не ответила, бегом выскакивая из подъезда. И что некоторым людям неймётся? Так и норовят залезть в чужую жизнь и рассмотреть её под лупой, а лучше -- под микроскопом, чтобы уж наверняка ничего не упустить. Тоска… Вдвойне тоска, потому что дождь на улице усилился, а мой зонтик окончательно сломался. Остановившись под козырьком подъезда, я обречённо смотрела на растущие прямо на глазах лужи.
Кто-то подошёл ко мне. Растерянно подняв голову, столкнулась взглядом с невзрачным молодым парнем, чей хриплый голос выдавал в нём заядлого курильщика:
-- Скажите, Вы, случайно, не знаете Марту из тринадцатой квартиры?
-- Ещё бы, я там живу.
-- Так вы Марта? -- то ли удивился, то ли обрадовался человек.
Я хотела возразить, что он ошибся, но испугалась, увидев его холодные и пустые глаза. Последнее, что услышала:
-- Ничего личного, прости.
Что-то кольнуло меня в грудь, и сразу стало трудно дышать. Я пыталась крикнуть:
-- Помогите! -- но губы не слушались. Голова закружилась, и меня бросило навстречу мокрому асфальту...
Не знаю, сколько я пробыла без сознания, но, открыв глаза, тут же поспешно зажмурилась, чтобы только не видеть собственное тело, лежащее в луже с беспомощно раскинутыми руками. Рядом мокла моя любимая старая сумка...
А когда всё-таки решилась взглянуть, двое мужчин в форменных куртках уже укладывали мою бездыханную тушку на носилки, унося её к машине скорой помощи, припаркованной рядом с домом. При этом они сильно ругали дождь и меня, решившую умереть именно в их смену. Довершали картину мелькающие синие маячки полицейской машины.
Не сразу поняла, что смотрю на это безобразие сверху -- конечно, начнёшь тормозить, когда в грудь бьют непонятно чем, а, сообразив, не закричала от ужаса. Как ни странно, но в тот момент я испытывала только любопытство. Мне было легко-легко, ничегошеньки не болело, даже уставшие за день ноги. А ещё -- я умела летать, и это было потрясающе! Плевать мне было на Марту и на пришедшего расправиться с ней, но так лопухнувшегося недоумка…
Тело погрузили в машину, и мы двинулись, видимо, в больницу: скорая помощь своим ходом, а я следом за ней -- своим, то есть легко и быстро полетела, что-то напевая под нос. Дождь и ветер мне совершенно не мешали.
В больнице с интересом наблюдала за тем, что проделывали со мной местные доктора, и, скажу честно, это было мало похоже на действие врачей скорой помощи в известном американском сериале. Наши медики работали как-то вяло, без огонька и, похоже, слегка скучали.
Но всё было не так уж и плохо. В конце концов, меня определили в палату, увешав какими-то трубками -- значит, я была жива, а это уже кое-что…
Полетав немного над собой и убедившись, что пока ничего не меняется, выпорхнула в пустой коридор.
-- Понятно, это же реанимация, -- сообразила, спустившись на этаж ниже, где оказалось ненамного многолюднее. Мне это не понравилось, и я пошла в загул по больнице, надеясь по пути увидеть что-нибудь стоящее. В приемном отделении, несмотря на позднее время, толпились люди. Они дружно наседали на медсестру в окошке, тряся перед её носом какими-то бумажками, а она довольно успешно от них отбивалась. Знакомая малоинтересная сцена вызвала у меня зевоту, и, развернувшись, неожиданно услышала скрипучий старческий голос:
-- Ну чего варежку-то разинула, растяпа! Раззевалась она тут…
Я повертела головой в поисках вредной бабульки, но голос меня опередил:
-- К тебе, летунья, обращаюсь. И нечего на меня пялиться, спускайся, присаживайся рядом, поболтаем…
Теперь я её увидела: маленькая сухонькая старушенция в белом платочке и больничном халате сидела на стуле в коридоре, приглашающе помахивая мне рукой. Рядом с ней было полно свободных мест, и я приземлилась на соседний стул:
-- Здравствуйте, бабушка!
-- Какая я тебе бабушка, тоже мне, внучка нашлась, зови меня тётя Маша. Ну, что молчишь, язык прикусила? -- агрессивно накинулась странная бабка. Теперь она уже не казалась мне привлекательной собеседницей, и заставив пожалеть о своём скоропалительном решении посидеть и поболтать с ней.
-- Э…тётя Маша, я -- Ася, вот, летаю тут, а почему Вы меня видите? -- промямлила, совершенно не представляя, что ещё сказать.
-- Почему, почему, тоже мне почемучка, а сама-то как думаешь? -- огрызнулась вредная бабка и, не дождавшись моего ответа, продолжила, -- потому что я такая же, как ты, дурёха! Застряла между жизнью и смертью, во второй реанимации лежу. Мои ненормальные внуки никак не хотят отключить меня от аппарата, вот и кукую здесь, в одиночестве. Жду, когда им надоест сорить деньгами, и смогу спокойно уйти в рай…
-- Ага, как же, в рай с таким-то характером… Да по тебе самое жаркое пекло плачет… -- подумала, побоявшись сказать вслух и сочувственно кивая. Тётя Маша посмотрела на меня с подозрением, но я ответила ей таким честным взглядом, что, похоже, она поверила.
Старушка замолчала, задумавшись о чём-то своём, а я, воспользовавшись передышкой, стала осматриваться, ища пути к отступлению. И тут она снова меня огорошила:
-- Ась, а ты их уже видела? -- шёпотом заговорщика, планирующего государственный переворот, спросила тётя Маша.
-- Кого? -- удивилась я.
-- Кого, кого, ну что ты за человек, всё-то тебе объяснять приходится -- ловцов душ, конечно!
Я стерпела очередное бабкино хамство, поскольку разговор начинал принимать интересный оборот.
-- Тёть Маш, я же новенькая, меня только сегодня привезли, ещё не в курсе. Расскажите, кто такие эти «ловцы», -- заканючила жалобным голосом. Бабке, видимо, понравилось моё самоунижение, она хмыкнула и уже более благодушно пояснила:
-- Ловцы душ, Аська, это такие твари, что приходят в наш мир и утаскивают с собой любую душонку, не сумевшую от них спрятаться. Я тут уж больше трёх месяцев обретаюсь, такого понасмотрелась, тебе и в страшном сне не привидится! Ловцы эти похожи на здоровущих мужиков, в руках у них особые верёвки с петлёй на конце, чтобы на шею, значит, набрасывать и с собой тащить…
-- И куда же они бедные души тащат? -- запищала я от страха не своим голосом.
-- Куда, куда -- опять закудыкала, да почём я знаю… Может, в чистилище, а может, и ещё куда.
Я притихла в ужасе, представляя, как на мою тонкую шейку набрасывают страшную верёвку, и сглотнула. Но тут в голове что-то щёлкнуло, наверное, сработал переключатель с «доверчивой дурочки» на «не такая уж и дурёха»». Вспомнила недавно виденный фильм, в котором были точно такие же «ловцы душ» и, причём, с верёвками.
Подозрительно взглянув на бабку, ехидно произнесла:
-- Тётя Маша, это вы мне фильм пересказываете? Не стоит, я его уже смотрела, и совсем недавно.
Бабка смутилась, фыркая:
-- Ну и что, может, и фильм. Посиди, поскучай тут в одиночестве, и не такое придумаешь, -- голос звучал так расстроенно, что на минутку мне даже стало её жаль.
Мы помолчали, провожая взглядом одинокого больного, шаркающего тапками по полутёмному коридору. Неожиданно тётя Маша встрепенулась, найдя, видимо, новую тему для разговора:
-- Слушай, Ась, а тебя-то каким ветром к нам занесло?
-- Попутным, -- вздохнула я и, поскольку делать было совершенно нечего, поделилась своей грустной историей с любопытной бабулей. Она оживилась, слушая мой рассказ, и радостно его комментировала, в основном непечатными выражениями. Особенно рассердила её моя соседка Марта, из-за которой я, собственно, и пострадала. Бабка проявила недюжинную фантазию, изобретая способы расправы с ней, и это меня насмешило.
-- И чего, скажи на милость, ты улыбаешься? Совсем девка глупая, как я посмотрю. До тебя ещё не дошло, что ты там, на койке, помираешь из-за этой заразы. Что жизнь твоя молодая того -- уходит, не вернёшь? Эх, ладно я, мне уж пора, а ты-то, только жить начинаешь. Не цените вы, молодые, жизнь, вот она от вас и убегает…
Голос бабки стал грустным, и показалось, что она по-настоящему меня жалеет, а я уж и забыла, как это бывает. И так вдруг самой себя жалко стало, что скривилась и заплакала -- ведь вредная бабка права, жизнь моя висит на волоске, а я тут как бабочка порхаю…
-- Ну, Ася, перестань, не сдавайся так быстро, может, ещё и обойдётся, -- начала подбадривать меня тётя Маша. -- Ты же вон какая молодая, крепкая; справишься.
И она укоризненно посмотрела на меня и даже похлопала по плечу. Я вздрогнула:
-- Тёть Маш, а почему я тебя чувствую? Привидения же…
-- Привидения? Какие же мы привидения? -- и она хрипло рассмеялась, -- живые ещё. Души мы с тобой, человеческие души. Или ты атеистка и в нас не веришь? -- она снова рассмеялась, словно ворона прокаркала.
Я тяжело вздохнула, подумав:
-- Ещё полчаса назад была ты, Ася, беззаботной, лёгкой душой, летала себе, никого не трогала. А встретила её, и теперь словно груз на спину положили, так тяжело, не знаю, смогу ли встать. Надо уходить отсюда, и как можно быстрее, пока совсем не придавило.
-- Эй, угрюмая, ты чего задумала-то, зачем встаешь? Не уходи, всё равно нам из этой больницы хода нет, привязаны мы к телам-то. Ну, лети, лети, всё одно вернёшься, -- услышала я вдалеке обиженный бабкин голос. Я демонстративно закрыла уши ладонями, полетев к выходу из больницы.
Слова тёти Маши меня здорово напугали. Неужели и правда здесь застряла? Значит, это не я за своим телом летела, а оно душу на верёвочке тянуло? Расстроенно притормозила у стеклянных дверей, за которыми всё также лил дождь.
Две медсестры из ночной смены, смеясь, курили под козырьком, обсуждая кого-то из врачей. Одна, с волосами ярко-малинового цвета и такой необъятной грудью, что халат принципиально на ней не застёгивался, очень живо изображала перед своей подругой какую-то пантомиму. Вторая «сестричка», похожая на бледную тень известной актрисы, хихикала, икая, наверное, от смеха, постоянно вздёргивая свои нарисованные брови.
Я немножко понаблюдала за ними, мысленно собираясь с силами:
-- Попробовать, что ли, пройти через дверь на улицу или остаться здесь? А если не получится? Да ладно, рискну…
И…прошла. Радостно вскрикнув, облетела пару победных кругов вокруг фонарного столба, опять остановившись. А теперь-то куда? И не значит ли то, что мне так легко удалось проскочить наружу, что связь души с телом ослабевает, и я близка к смерти?
Ах, бабка, бабка… Заронила ты семя сомнения в моём незрелом разуме. Но от природы, видно, я была достаточно легкомысленной, раз решила не думать о грустном, и, возможно, в последний раз прогуляться по городу. Тем более, что ночью ещё ни разу этого не делала. К сожалению, это значило, что и парня-то у меня не было и, наверное, никогда уже не будет. Ну вот, опять…
Я встряхнулась, как собака под дождём, хотя он меня словно не замечал -- шёл себе мимо, и полетела по ночным улицам. Красотища-то какая -- огни рекламы со всех сторон, мелькающие фары машин, прохожие под разноцветными зонтами, летящая в порывах ветра листва и такая огромная луна в просветах облаков…
Почему же я раньше не замечала всего этого? Из дома на работу, с работы домой в переполненном автобусе. И это все радости жизни… Нет, сейчас оторвусь по полной программе!
Что я и сделала: заглянула в несколько ресторанов, о которых раньше и не мечтала. Нырнула в клуб, хотя там не понравилось -- слишком громкая музыка и народ всё больше какой-то нетрезвый. Побывала на выставке современного искусства, от души посмеявшись над странными каракулями в рамках и почесав голову, пытаясь понять инсталляции, но так и не смогла.
А вернувшись на улицу, ходила по бортикам уже выключенных на зиму фонтанов, прыгала по лужам, не боясь испачкать пальто. В городской парк не пошла -- там темно, фонари работают через один, подозрительные личности шастают, брр…
Дальше слетала на последний сеанс в кино, между прочим, совершенно бесплатно, посмотрела фильм, усевшись на заднем ряду и безумно завидуя целующимся парочкам. Ещё немного побродила, тьфу, полетала по никогда не засыпающему городу и думала, думала, думала…
О чём? Да о том, как прекрасна жизнь, которую я не ценила. Я же так молода и многого ещё не видела, как же отчаянно мне хотелось жить -- надеюсь, что поняла это не слишком поздно. И, задрав голову к темному небу, закричала:
-- Эй, есть там кто-нибудь? Верните меня назад в тело, немедленно! Ну, пожалуйста…
Но никто не откликнулся на мой вопль. Понурив голову, полетела назад в больницу: захотелось самой посмотреть, как там у меня дела. Добравшись без проблем, быстро пролетела по уже знакомым коридорам. Не увидев тётю Машу на привычном месте, моё сердце, или что-там есть у души, заныло. Неужели она ушла совсем или только сменила дислокацию? А вот и моя палата -- я лежу на кровати, приборы светятся, видно, ещё дышу…
Мне стало немного легче. До этого дня я сама с собой, вроде, не разговаривала, но сегодня…
-- Давай, просыпайся, соня, операция же прошла успешно, сама слышала, как доктора переговаривались. Не подведи, пожалуйста, очнись, Ася, твоя глупая душа здесь, совсем рядом…
Меня словно магнитом потянуло к телу, и я провалилась во тьму. Пришла в себя, едва приоткрыв щёлки глаз -- долго привыкала к свету и к тому, что вокруг меня всё двоится. Прибежала сестра, та, что с малиновыми волосами, и поставила укол, а через день меня уже перевели в общую палату.
Я поправлялась на удивление быстро и была просто счастлива, стараясь не замечать боли. Главное -- жива, а остальное можно потерпеть, но тут произошло кое-что невероятное...
Ко мне пришла посетительница, а я, вообще-то, никого не ждала. Это оказалась Марта, соседка. Она принесла с собой огромный букет цветов, тут же отобранный дежурной сестрой, и много разных фруктов, которых мне пока нельзя было есть.
