Это случилось на третий день пути: стыдно признаться -- я заблудился, хотя тропа, ведущая к соседнему городку, лежала прямо передо мной, не обещая неприятностей. Можно, конечно, обвинить во всём накрывший лес внезапный туман, взяться которому, в общем-то, было неоткуда -- дождя не было уже больше двух недель. Но я ругал свою задумчивость, сбившую опытного следопыта с правильного пути.
И на то были причины: принятое решение -- навсегда оставить ремесло наёмника и вернуться домой -- честно говоря, не было окончательным. Когда двадцать лет провёл в постоянных сражениях за чужие интересы, волнуясь лишь о том, чтобы вовремя выплатили жалование, большую часть которого я всегда отсылал матери. Когда живёшь, ни о ком, кроме неё, не беспокоясь и никому не доверяя, надеясь лишь на себя, и на то, что старые раны, имевшие неприятное свойство воспаляться в самый неподходящий момент, на этот раз не подведут -- трудно решиться в одночасье изменить жизнь.
Не удивительно, что мне было о чём подумать… Неизвестно, в какую глушь завели отставного вояку печальные мысли о попусту потраченном времени, если бы нога не запнулась о торчащий корень большого дерева, а лоб -- получил хорошую затрещину толстой веткой, от которой искры посыпались из глаз.
Охнув, я отвёл душу, матеря себя и чёртову деревяшку, так не вовремя выросшую на пути, и только тогда заметил, что через окружившую дымку не видно даже пальцев вытянутой руки -- сплошное «молоко»… Сплюнув, попытался поискать тропу, но, быстро убедившись в бесполезности трепыхания, решил просто сесть под неласковым деревом, пережидая непонятный туман. Ведь не мог же он держаться вечно…
Но проверить это предположение не успел -- что-то тяжёлое опустилось на затылок, и белая пелена вокруг быстро сменилась чёрной мглой…
Думаю, беспамятство продлилось не слишком долго -- ресницы дрогнули, пропуская к глазам слабый свет, проникавший через довольно высокие, а, главное, зарешеченные окошки на обшарпанной серой стене. Вокруг столпились какие-то люди, и мне не понравилось угрюмое выражение их лиц.
Первым делом проверив меч, конечно же, его не обнаружил, как и припрятанного в сапоге кинжала. Настроение было -- хуже некуда, да и затылок трещал от боли -- неудивительно, что я не слишком вежливо поприветствовал собравшееся «общество»:
-- Что уставились, уроды? Брать у меня нечего, поживы не будет…
Эти слова, кажется, на них подействовали, во всяком случае, большинство, потеряв к вновь прибывшему интерес, зашуршало в направлении стен, где и уселось с обиженным и разочарованным видом.
-- А что они хотели? Я им не шут на ярмарке, чтобы развлекать… -- в голову пришла хорошая, но запоздалая мысль, что не стоило соглашаться отнести письма чёртова бюргера в соседний городок. Позарился, болван, на пару серебряных монет. Надо было отказаться -- не пришлось бы тащиться через этот поганый лес со всеми вытекающими последствиями…
Однако, пора было вставать, и, несмотря на головокружение, я со стоном приподнялся на локтях. Грязный и, надо признать, тяжёлый сапог опустился на грудь, прекратив слабые попытки к сопротивлению. Это оказался бесшумно подошедший здоровенный мужчина разбойничьего вида с широким неглупым лицом и острым ножом, которым он с явным удовольствием пощекотал горло бывшего наёмника:
-- Очухался, парень? Не егози, хочешь жить -- слушайся меня. А будешь выделываться -- быстро отправишься в гости к «злобному духу». Что уставился? Как думаешь, где ты сейчас? В его храме, дубина, -- он противно хохотнул, и выглянувший из-за его плеча худой тип с прилизанными волосами и вытянутым «лошадиным» лицом довольно ухмыльнулся, окинув «жертву» оценивающим взглядом.
Меня чуть не вывернуло от его похотливых глаз, и, не сдержавшись, я на пальцах показал, куда он может идти со своими гнусными мыслишками. Тот понял и сразу скис, что, похоже, понравилось вожаку этой человеческой стаи. Ещё громче захохотав, бугай с ножом убрал ногу с груди и вместе с «прилипалой» покинул дом с решётками на окнах. Во всяком случае, громко хлопнула какая-то дверь…
Судя по тому, как затихли, опустив головы, люди у стены, никто из них не хотел связываться с «главным», и рассчитывать на помощь в этом месте не приходилось. Я снова попытался встать, но сил почему-то не было, а ещё страшно хотелось пить…
Совсем молоденькая девочка с милым личиком, карими глазами и красивыми тёмными косами решительно подошла и, молча присев на корточки, подняла мою голову, приложив к губам глиняную бутыль:
-- Пейте, вы с самого утра здесь лежите. Мы с Шаманкой думали, что уже не очухаетесь…
И пока я с жадностью глотал тёплую солоноватую воду, она продолжила:
-- Меня зовут Эрин, вместе с тётей я шла на ярмарку в соседний город. Это было больше недели назад. С нами было много людей, некоторых из них я знала, других видела в первый раз. Сначала всё было хорошо, но потом появился странный туман. Голова закружилась, и мы все потеряли сознание, а очнулись уже здесь. Шаманка сказала, в этом доме когда-то очень давно было святилище древней богини. А теперь злой дух приходит и каждую ночь убивает одного из нас…
От услышанного я поперхнулся водой, чуть не подавившись, с недоверием глядя на серьёзное, бледное личико девчушки. Она обречённо вздохнула, продолжив свой невероятный рассказ:
-- Тётя погибла одной из первых, потом другие… Скоро никого не останется, -- её голосок задрожал, а глаза наполнились ужасом. Но в них не было слёз.
Я пытался переварить услышанное, но не мог или не хотел ей верить:
-- Что за глупости… Духи, убийства -- какая-то чушь. Да она, наверное, бредит, -- и уверенно сказал:
-- Ладно, разберёмся, что тут происходит. Спасибо, что напоила… А теперь помоги встать, детка -- не хочется лежать у всех на виду. Зови меня Го…
Она послушно подставила плечо, и, кряхтя, я потихоньку добрался до стены, плюхнувшись на подстилку из соломы рядом с неопрятного вида старухой, улыбнувшейся мне щербатым ртом:
-- Наконец-то и ты пожаловал, служивый. Уж заждалась… -- и она игриво подмигнула, накручивая седой волос на палец, отчего я почему-то смутился, покраснев как мальчишка. Тут ещё живот призывно заурчал, напоминая, что с самого утра не видел ни крошки. Старую кокетку это очень развеселило -- она вдруг залилась неприятным каркающим смехом, демонстрируя свой некрасивый, практически беззубый рот, и, ткнув в плечо костлявым пальцем, что-то прошептала Эрин на ухо. Та улыбнулась, согласно кивнув.
Закончилась наше знакомство совершенно неожиданно -- ненормальная внезапно ударила меня колотушкой по лбу и, смеясь, спряталась за Эрин. Это было больно и стыдно… захотелось немедленно прибить мерзкую ведьму, но девочка уцепилась за рукав старой куртки:
-- Не злись, Го, прости её -- Шаманка старая и больная, да и с головой у неё не всё в порядке. Но она единственная, кто здесь меня жалеет. Никому ведь нет дела до сироты…
Старуха перестала смеяться, её глаза погрустнели, а сморщенные бесцветные губы отчётливо произнесли:
-- Проклятые демоны… -- и, словно забыв о нас, она побрела куда-то вглубь полутёмного помещения. Эрин беззвучно заплакала и, достав из дорожного мешка лепёшку, протянула её мне. Я отломил небольшой кусок, вгрызаясь в давно зачерствевший хлеб, показавшийся проголодавшемуся человеку безумно вкусным, когда внезапно чья-то тень метнулась к нам и, вырвав мешок из рук девочки, попыталась сбежать…
Тщедушный мужичок в рванье противно ныл, когда, догнав и дав воришке пинка, я швырнул его на пол. Однако там он не задержался, быстро скрывшись за приоткрытой дверью. От благодарной улыбки Эрин на душе стало ещё тоскливее, и, глядя, как она прячет остатки лепёшки, спросил:
-- Неужели все эти люди так и сидят здесь, покорно ожидая гибели, даже не пытаясь сбежать?
Она покачала головой:
-- Нет, конечно -- несколько человек вышли за ворота. Видишь ли, дом окружен стеной, и днём во дворе вполне безопасно, а вот ночью… Там есть колодец, да воды осталось очень мало; в пристройке нашли ящик с овощами и немного муки. Каждый день лепёшки делят на всех, но запасов становится всё меньше, и скоро не только незнакомый дух будет нас убивать. Однажды сильным надоест делиться со слабыми…
Я сжал зубы:
-- А что стало с теми, кто ушёл?
Эрин вытерла слёзы:
-- На следующий день мы нашли тела во дворе, вернее, части тел. Это было ужасно -- кожа и кости…
В горле словно застрял ком, и пришлось её остановить:
-- Не продолжай, я всё понял…
Разговор надолго прервался: Эрин тихо вздыхала, монотонно рассказывая о других пленниках этого ужасного места. Делая вид, что слушаю её, сквозь снова накатившую дрёму и не заметил, как и в самом деле уснул. Сказались, наверное, усталость и многолетняя солдатская привычка засыпать при первой возможности и в любом месте…
Когда же снова открыл глаза -- уже приближался вечер, Эрин поделилась со мной яблоком, подавлено сообщив, что в храме осталось всего девять человек, включая нас с Шаманкой.
Я пересчитал прижавшихся к стене людей:
-- Не понимаю, кажется, днём их было гораздо больше…
Девочка наклонилась, испуганно зашептав:
-- Несколько человек пытались спорить с Хемом, тем здоровым разбойником, установившим здесь свои порядки. Он заставил их выйти во двор, и, видишь, уже темнеет, а до сих пор никто не вернулся. Страшно даже подумать, что там произошло…
Её красивые, несчастные глаза, казалось, заглядывали в душу, голосок жалобно звенел:
-- Не отдавай меня ему, пожалуйста, Го. Он так смотрит… Лучше уж пусть злой дух убьёт, чем этот негодяй…
Промолчав, отвёл взгляд, потому что не привык давать обещания, если не был уверен, что смогу их исполнить... И девчонка сникла, спрятав голову в колени. Я встал, стыдясь своей нерешительности, и, чтобы не смотреть ей в глаза, взяв огрызок свечи, пошёл вдоль стены, разглядывая неясные, едва проступавшие сквозь грязь и потрескавшуюся штукатурку рисунки. Хотя разобрать их сейчас при тусклом освещении было почти невозможно, показалось, что это повторяющееся изображение странного зверя с вытянутым телом и большими чёрными глазами.
-- Вот снова эта чудная «морда», а тут тварь, кажется, кого-то пожирает… Что за… и опять глаза, такие большие, почти человеческие. Наверное, так они себе представляли «злого духа». И как только тебя, солдат, угораздило ввязаться во всё это…
Громкий окрик «вожака»:
-- Вернись на место, новенький, или я укорочу твой любопытный нос! -- застал меня врасплох.
Мерзавец достал из-за пояса большой нож, выразительно трогая его лезвие, словно проверяя -- хорошо ли оно заточено. Уже знакомый неприятный парень подхалимски захихикал, и, чтобы не провоцировать драку, скрепя сердце, я подчинился. Эрин сидела с отрешённым лицом, поджав под себя ноги. Рядом с ней пристроилась безумная Шаманка с растрёпанными седыми космами -- она перебирала нанизанные на веревку разноцветные камушки, что-то бормоча себе под нос. А когда я подошёл, хмыкнула, обнажая остатки гнилых зубов:
-- Не бойся этого дурака, он только грозит ножом, но драться совсем не умеет. А вот парень рядом с ним -- опасен. Прикончи его первым, служивый, ты можешь. Тебе же не впервой убивать…
Схватив за руку, старуха внезапно притянула меня к себе: хорошо знакомый кинжал быстро перекочевал из складок её тряпья в раскрытую ладонь бывшего солдата. Спрятав так вовремя вернувшееся к хозяину оружие за спину, я чертыхнулся, прислушиваясь к грохоту обрадованного сердца…
Шаманка придвинулась ещё ближе, сверля пристальным, наводящим ужас взглядом чёрных глаз. Попытка оттолкнуть ведьму с треском провалилась -- она не позволила этого сделать, поразив недюжинной силой и на мгновение заставив почувствовать себя муравьём, рискнувшим сдвинуть гору.
-- Сегодня мой черёд уйти… Следи за девочкой, служивый, только она поможет тебе выбраться из ловушки. И решайся, наконец, если, конечно, хочешь жить. Убей этих двоих, иначе завтра печальная участь ждет и тебя, и Эрин.
«Вожак» остановился напротив нас:
-- Чем это вы тут занимаетесь -- заговор плетёте? Хотите, наверное, как сегодняшние умники проветриться за ворота? Могу помочь… Нет? Тогда сидите тихо, а то «злой дух» придёт и по вашу душу раньше времени. Эй ты, недотрога, поднимай свою тощую задницу и иди за мной. Есть разговор. Пошевеливайся, или предпочитаешь, чтобы я прикончил тебя прямо здесь? Вот и умница, всем хочется пожить хотя бы лишний день… Вставай, не копайся, ещё и удовольствие получишь…
Я повернулся к помертвевшей Эрин. Её карие глаза почернели, а розовые пухлые губы сжались в бледную узкую полоску над дрожащим подбородком.
В душе разлилась давно забытая боль:
-- Сколько ей? Не больше двенадцати… Останься сестрёнка жива, ей было бы столько же… -- и, схватив девочку за руку, заставил сесть. Сам удивился, как спокойно сейчас звучал мой голос:
-- Сиди, детка, и ничего не бойся. А ты, урод, проваливай, а то не буду ждать «злого духа» -- придушу, пикнуть не успеешь. И ни прилипала, ни твой ср…ный нож тебе не помогут.
Это произвело примерно то впечатление, на которое я и рассчитывал. Два придурка загоготали, и, глядя, как они тряслись, заливаясь истеричным смехом, бывший наёмник, прошедший более дюжины больших и маленьких войн, привычно ударил серебристым лезвием любимого кинжала сначала в горло тощего, заставив его захлебнуться собственной кровью. И, не дожидаясь, пока толстяк сообразит, что происходит, нанёс ему удар ногой в пах. А как только тот согнулся, тонко заверещав, схватил за волосы, хладнокровно перерезав горло…
Эрин смотрела на это неприятное зрелище остекленевшим взглядом, а безумная старуха радостно захлопала в ладоши, разбивая страшную тишину своим каркающим смехом…
Молча оттащил обоих в противоположный угол помещения, не обращая внимания на то, как уцелевшие пленники этого странного места жмутся друг к другу, с непонятным любопытством косясь в нашу сторону. Мне было плевать на них -- прикрыл тела рваньем, что свешивалось с покрытых паутиной окон, и вернулся на место, сев у стены недалеко от плачущей девчушки. Утешить её было нечем, да и, честно говоря, не хотелось этого делать. Я даже не пошевелился, когда она встала и, пристроившись рядом, положила свою голову на плечо «спасителя».
Ночь прошла спокойно, и, к собственному изумлению, я даже задремал. Возникшее было сначала желание остаться на посту, дождавшись очередного нападения «духа», растаяло само собой, уступив самой обыкновенной усталости.
Утром меня растормошила перепуганная Эрин:
-- Проснись, Го! Шаманка мертва…
Я медленно сосчитал до десяти, чтобы не сорваться, когда девочка показала рукой на противоположное окно -- старуха висела почти под самым потолком. Цепь, сломавшая её грязную шею, была закреплена на балке -- сделать это без большой лестницы -- просто невозможно. Неужели и в самом деле проклятый дух резвится? Однако, у него определённо должны быть сильные ноги и руки, чтобы забраться на такую верхотуру, да ещё с телом бедной сумасшедшей женщины… Правда, насчёт её невменяемости я сильно сомневался.
Оставшиеся в живых сгрудились в кучу, тихо обсуждая очередную смерть. Я разглядывал их с подозрением:
-- Они, похоже, уже смирились с неизбежным -- трое мужчин, двое из которых почти старики, и мальчишка лет десяти -- ни одному из них не по зубам устроить такое представление.
И на то были причины: принятое решение -- навсегда оставить ремесло наёмника и вернуться домой -- честно говоря, не было окончательным. Когда двадцать лет провёл в постоянных сражениях за чужие интересы, волнуясь лишь о том, чтобы вовремя выплатили жалование, большую часть которого я всегда отсылал матери. Когда живёшь, ни о ком, кроме неё, не беспокоясь и никому не доверяя, надеясь лишь на себя, и на то, что старые раны, имевшие неприятное свойство воспаляться в самый неподходящий момент, на этот раз не подведут -- трудно решиться в одночасье изменить жизнь.
Не удивительно, что мне было о чём подумать… Неизвестно, в какую глушь завели отставного вояку печальные мысли о попусту потраченном времени, если бы нога не запнулась о торчащий корень большого дерева, а лоб -- получил хорошую затрещину толстой веткой, от которой искры посыпались из глаз.
Охнув, я отвёл душу, матеря себя и чёртову деревяшку, так не вовремя выросшую на пути, и только тогда заметил, что через окружившую дымку не видно даже пальцев вытянутой руки -- сплошное «молоко»… Сплюнув, попытался поискать тропу, но, быстро убедившись в бесполезности трепыхания, решил просто сесть под неласковым деревом, пережидая непонятный туман. Ведь не мог же он держаться вечно…
Но проверить это предположение не успел -- что-то тяжёлое опустилось на затылок, и белая пелена вокруг быстро сменилась чёрной мглой…
Думаю, беспамятство продлилось не слишком долго -- ресницы дрогнули, пропуская к глазам слабый свет, проникавший через довольно высокие, а, главное, зарешеченные окошки на обшарпанной серой стене. Вокруг столпились какие-то люди, и мне не понравилось угрюмое выражение их лиц.
Первым делом проверив меч, конечно же, его не обнаружил, как и припрятанного в сапоге кинжала. Настроение было -- хуже некуда, да и затылок трещал от боли -- неудивительно, что я не слишком вежливо поприветствовал собравшееся «общество»:
-- Что уставились, уроды? Брать у меня нечего, поживы не будет…
Эти слова, кажется, на них подействовали, во всяком случае, большинство, потеряв к вновь прибывшему интерес, зашуршало в направлении стен, где и уселось с обиженным и разочарованным видом.
-- А что они хотели? Я им не шут на ярмарке, чтобы развлекать… -- в голову пришла хорошая, но запоздалая мысль, что не стоило соглашаться отнести письма чёртова бюргера в соседний городок. Позарился, болван, на пару серебряных монет. Надо было отказаться -- не пришлось бы тащиться через этот поганый лес со всеми вытекающими последствиями…
Однако, пора было вставать, и, несмотря на головокружение, я со стоном приподнялся на локтях. Грязный и, надо признать, тяжёлый сапог опустился на грудь, прекратив слабые попытки к сопротивлению. Это оказался бесшумно подошедший здоровенный мужчина разбойничьего вида с широким неглупым лицом и острым ножом, которым он с явным удовольствием пощекотал горло бывшего наёмника:
-- Очухался, парень? Не егози, хочешь жить -- слушайся меня. А будешь выделываться -- быстро отправишься в гости к «злобному духу». Что уставился? Как думаешь, где ты сейчас? В его храме, дубина, -- он противно хохотнул, и выглянувший из-за его плеча худой тип с прилизанными волосами и вытянутым «лошадиным» лицом довольно ухмыльнулся, окинув «жертву» оценивающим взглядом.
Меня чуть не вывернуло от его похотливых глаз, и, не сдержавшись, я на пальцах показал, куда он может идти со своими гнусными мыслишками. Тот понял и сразу скис, что, похоже, понравилось вожаку этой человеческой стаи. Ещё громче захохотав, бугай с ножом убрал ногу с груди и вместе с «прилипалой» покинул дом с решётками на окнах. Во всяком случае, громко хлопнула какая-то дверь…
Судя по тому, как затихли, опустив головы, люди у стены, никто из них не хотел связываться с «главным», и рассчитывать на помощь в этом месте не приходилось. Я снова попытался встать, но сил почему-то не было, а ещё страшно хотелось пить…
Совсем молоденькая девочка с милым личиком, карими глазами и красивыми тёмными косами решительно подошла и, молча присев на корточки, подняла мою голову, приложив к губам глиняную бутыль:
-- Пейте, вы с самого утра здесь лежите. Мы с Шаманкой думали, что уже не очухаетесь…
И пока я с жадностью глотал тёплую солоноватую воду, она продолжила:
-- Меня зовут Эрин, вместе с тётей я шла на ярмарку в соседний город. Это было больше недели назад. С нами было много людей, некоторых из них я знала, других видела в первый раз. Сначала всё было хорошо, но потом появился странный туман. Голова закружилась, и мы все потеряли сознание, а очнулись уже здесь. Шаманка сказала, в этом доме когда-то очень давно было святилище древней богини. А теперь злой дух приходит и каждую ночь убивает одного из нас…
От услышанного я поперхнулся водой, чуть не подавившись, с недоверием глядя на серьёзное, бледное личико девчушки. Она обречённо вздохнула, продолжив свой невероятный рассказ:
-- Тётя погибла одной из первых, потом другие… Скоро никого не останется, -- её голосок задрожал, а глаза наполнились ужасом. Но в них не было слёз.
Я пытался переварить услышанное, но не мог или не хотел ей верить:
-- Что за глупости… Духи, убийства -- какая-то чушь. Да она, наверное, бредит, -- и уверенно сказал:
-- Ладно, разберёмся, что тут происходит. Спасибо, что напоила… А теперь помоги встать, детка -- не хочется лежать у всех на виду. Зови меня Го…
Она послушно подставила плечо, и, кряхтя, я потихоньку добрался до стены, плюхнувшись на подстилку из соломы рядом с неопрятного вида старухой, улыбнувшейся мне щербатым ртом:
-- Наконец-то и ты пожаловал, служивый. Уж заждалась… -- и она игриво подмигнула, накручивая седой волос на палец, отчего я почему-то смутился, покраснев как мальчишка. Тут ещё живот призывно заурчал, напоминая, что с самого утра не видел ни крошки. Старую кокетку это очень развеселило -- она вдруг залилась неприятным каркающим смехом, демонстрируя свой некрасивый, практически беззубый рот, и, ткнув в плечо костлявым пальцем, что-то прошептала Эрин на ухо. Та улыбнулась, согласно кивнув.
Закончилась наше знакомство совершенно неожиданно -- ненормальная внезапно ударила меня колотушкой по лбу и, смеясь, спряталась за Эрин. Это было больно и стыдно… захотелось немедленно прибить мерзкую ведьму, но девочка уцепилась за рукав старой куртки:
-- Не злись, Го, прости её -- Шаманка старая и больная, да и с головой у неё не всё в порядке. Но она единственная, кто здесь меня жалеет. Никому ведь нет дела до сироты…
Старуха перестала смеяться, её глаза погрустнели, а сморщенные бесцветные губы отчётливо произнесли:
-- Проклятые демоны… -- и, словно забыв о нас, она побрела куда-то вглубь полутёмного помещения. Эрин беззвучно заплакала и, достав из дорожного мешка лепёшку, протянула её мне. Я отломил небольшой кусок, вгрызаясь в давно зачерствевший хлеб, показавшийся проголодавшемуся человеку безумно вкусным, когда внезапно чья-то тень метнулась к нам и, вырвав мешок из рук девочки, попыталась сбежать…
Тщедушный мужичок в рванье противно ныл, когда, догнав и дав воришке пинка, я швырнул его на пол. Однако там он не задержался, быстро скрывшись за приоткрытой дверью. От благодарной улыбки Эрин на душе стало ещё тоскливее, и, глядя, как она прячет остатки лепёшки, спросил:
-- Неужели все эти люди так и сидят здесь, покорно ожидая гибели, даже не пытаясь сбежать?
Она покачала головой:
-- Нет, конечно -- несколько человек вышли за ворота. Видишь ли, дом окружен стеной, и днём во дворе вполне безопасно, а вот ночью… Там есть колодец, да воды осталось очень мало; в пристройке нашли ящик с овощами и немного муки. Каждый день лепёшки делят на всех, но запасов становится всё меньше, и скоро не только незнакомый дух будет нас убивать. Однажды сильным надоест делиться со слабыми…
Я сжал зубы:
-- А что стало с теми, кто ушёл?
Эрин вытерла слёзы:
-- На следующий день мы нашли тела во дворе, вернее, части тел. Это было ужасно -- кожа и кости…
В горле словно застрял ком, и пришлось её остановить:
-- Не продолжай, я всё понял…
Разговор надолго прервался: Эрин тихо вздыхала, монотонно рассказывая о других пленниках этого ужасного места. Делая вид, что слушаю её, сквозь снова накатившую дрёму и не заметил, как и в самом деле уснул. Сказались, наверное, усталость и многолетняя солдатская привычка засыпать при первой возможности и в любом месте…
Когда же снова открыл глаза -- уже приближался вечер, Эрин поделилась со мной яблоком, подавлено сообщив, что в храме осталось всего девять человек, включая нас с Шаманкой.
Я пересчитал прижавшихся к стене людей:
-- Не понимаю, кажется, днём их было гораздо больше…
Девочка наклонилась, испуганно зашептав:
-- Несколько человек пытались спорить с Хемом, тем здоровым разбойником, установившим здесь свои порядки. Он заставил их выйти во двор, и, видишь, уже темнеет, а до сих пор никто не вернулся. Страшно даже подумать, что там произошло…
Её красивые, несчастные глаза, казалось, заглядывали в душу, голосок жалобно звенел:
-- Не отдавай меня ему, пожалуйста, Го. Он так смотрит… Лучше уж пусть злой дух убьёт, чем этот негодяй…
Промолчав, отвёл взгляд, потому что не привык давать обещания, если не был уверен, что смогу их исполнить... И девчонка сникла, спрятав голову в колени. Я встал, стыдясь своей нерешительности, и, чтобы не смотреть ей в глаза, взяв огрызок свечи, пошёл вдоль стены, разглядывая неясные, едва проступавшие сквозь грязь и потрескавшуюся штукатурку рисунки. Хотя разобрать их сейчас при тусклом освещении было почти невозможно, показалось, что это повторяющееся изображение странного зверя с вытянутым телом и большими чёрными глазами.
-- Вот снова эта чудная «морда», а тут тварь, кажется, кого-то пожирает… Что за… и опять глаза, такие большие, почти человеческие. Наверное, так они себе представляли «злого духа». И как только тебя, солдат, угораздило ввязаться во всё это…
Громкий окрик «вожака»:
-- Вернись на место, новенький, или я укорочу твой любопытный нос! -- застал меня врасплох.
Мерзавец достал из-за пояса большой нож, выразительно трогая его лезвие, словно проверяя -- хорошо ли оно заточено. Уже знакомый неприятный парень подхалимски захихикал, и, чтобы не провоцировать драку, скрепя сердце, я подчинился. Эрин сидела с отрешённым лицом, поджав под себя ноги. Рядом с ней пристроилась безумная Шаманка с растрёпанными седыми космами -- она перебирала нанизанные на веревку разноцветные камушки, что-то бормоча себе под нос. А когда я подошёл, хмыкнула, обнажая остатки гнилых зубов:
-- Не бойся этого дурака, он только грозит ножом, но драться совсем не умеет. А вот парень рядом с ним -- опасен. Прикончи его первым, служивый, ты можешь. Тебе же не впервой убивать…
Схватив за руку, старуха внезапно притянула меня к себе: хорошо знакомый кинжал быстро перекочевал из складок её тряпья в раскрытую ладонь бывшего солдата. Спрятав так вовремя вернувшееся к хозяину оружие за спину, я чертыхнулся, прислушиваясь к грохоту обрадованного сердца…
Шаманка придвинулась ещё ближе, сверля пристальным, наводящим ужас взглядом чёрных глаз. Попытка оттолкнуть ведьму с треском провалилась -- она не позволила этого сделать, поразив недюжинной силой и на мгновение заставив почувствовать себя муравьём, рискнувшим сдвинуть гору.
-- Сегодня мой черёд уйти… Следи за девочкой, служивый, только она поможет тебе выбраться из ловушки. И решайся, наконец, если, конечно, хочешь жить. Убей этих двоих, иначе завтра печальная участь ждет и тебя, и Эрин.
«Вожак» остановился напротив нас:
-- Чем это вы тут занимаетесь -- заговор плетёте? Хотите, наверное, как сегодняшние умники проветриться за ворота? Могу помочь… Нет? Тогда сидите тихо, а то «злой дух» придёт и по вашу душу раньше времени. Эй ты, недотрога, поднимай свою тощую задницу и иди за мной. Есть разговор. Пошевеливайся, или предпочитаешь, чтобы я прикончил тебя прямо здесь? Вот и умница, всем хочется пожить хотя бы лишний день… Вставай, не копайся, ещё и удовольствие получишь…
Я повернулся к помертвевшей Эрин. Её карие глаза почернели, а розовые пухлые губы сжались в бледную узкую полоску над дрожащим подбородком.
В душе разлилась давно забытая боль:
-- Сколько ей? Не больше двенадцати… Останься сестрёнка жива, ей было бы столько же… -- и, схватив девочку за руку, заставил сесть. Сам удивился, как спокойно сейчас звучал мой голос:
-- Сиди, детка, и ничего не бойся. А ты, урод, проваливай, а то не буду ждать «злого духа» -- придушу, пикнуть не успеешь. И ни прилипала, ни твой ср…ный нож тебе не помогут.
Это произвело примерно то впечатление, на которое я и рассчитывал. Два придурка загоготали, и, глядя, как они тряслись, заливаясь истеричным смехом, бывший наёмник, прошедший более дюжины больших и маленьких войн, привычно ударил серебристым лезвием любимого кинжала сначала в горло тощего, заставив его захлебнуться собственной кровью. И, не дожидаясь, пока толстяк сообразит, что происходит, нанёс ему удар ногой в пах. А как только тот согнулся, тонко заверещав, схватил за волосы, хладнокровно перерезав горло…
Эрин смотрела на это неприятное зрелище остекленевшим взглядом, а безумная старуха радостно захлопала в ладоши, разбивая страшную тишину своим каркающим смехом…
Молча оттащил обоих в противоположный угол помещения, не обращая внимания на то, как уцелевшие пленники этого странного места жмутся друг к другу, с непонятным любопытством косясь в нашу сторону. Мне было плевать на них -- прикрыл тела рваньем, что свешивалось с покрытых паутиной окон, и вернулся на место, сев у стены недалеко от плачущей девчушки. Утешить её было нечем, да и, честно говоря, не хотелось этого делать. Я даже не пошевелился, когда она встала и, пристроившись рядом, положила свою голову на плечо «спасителя».
Ночь прошла спокойно, и, к собственному изумлению, я даже задремал. Возникшее было сначала желание остаться на посту, дождавшись очередного нападения «духа», растаяло само собой, уступив самой обыкновенной усталости.
Утром меня растормошила перепуганная Эрин:
-- Проснись, Го! Шаманка мертва…
Я медленно сосчитал до десяти, чтобы не сорваться, когда девочка показала рукой на противоположное окно -- старуха висела почти под самым потолком. Цепь, сломавшая её грязную шею, была закреплена на балке -- сделать это без большой лестницы -- просто невозможно. Неужели и в самом деле проклятый дух резвится? Однако, у него определённо должны быть сильные ноги и руки, чтобы забраться на такую верхотуру, да ещё с телом бедной сумасшедшей женщины… Правда, насчёт её невменяемости я сильно сомневался.
Оставшиеся в живых сгрудились в кучу, тихо обсуждая очередную смерть. Я разглядывал их с подозрением:
-- Они, похоже, уже смирились с неизбежным -- трое мужчин, двое из которых почти старики, и мальчишка лет десяти -- ни одному из них не по зубам устроить такое представление.
