Рёв бьющейся о камни воды почти полностью заглушал другие звуки, но я всё равно прокричал, глядя в бледное лицо любимой, забыв, что мы говорим на разных языках:
-- Потерпи немножко, я переброшу тебя через этот проход, просто расслабься. Почти добрались, держись…
Пока я, захлёбываясь и пытаясь преодолеть безжалостный напор взбесившейся стихии, со стоном перекидывал её внезапно потяжелевшее тело через спасительную щель, Алана смотрела глазами, полными непередаваемого ужаса, и, только оглянувшись назад, понял причину этого -- словно смеющийся разинутый рот, надо мной повис гребень огромной волны.
Я даже не успел испугаться, последняя мысль:
-- Алана… -- разбилась о камни вместе с хрупким человеческим телом…
Чей-то ненатуральный, чересчур жизнерадостный смех и громкие голоса достучались, наконец, и до меня: сжав подушку, я зашвырнул её в сторону орущих, разрывавших на части похмельную голову звуков. Но промахнулся. Пришлось со стоном сползать сначала с дивана на пол, а потом, кое-как встав на ноги, брести к так и не выключенному телевизору.
По дороге я дважды споткнулся: сначала о Ромку, прикорнувшего прямо под ёлкой в обнимку со своей новой подружкой, имени которой не запомнил. А потом и о Дениса, сладко посапывавшего на подстилке моего пса Лео. К счастью, ни Лео, ни родители, отдыхавшие сейчас в Карелии у родных, не видели этого вопиющего безобразия, и слава Богу.
Заходить в собственную спальню, чтобы проверить остальных гостей, я не стал -- сами разберутся. Сразу пошёл в ванную и после прохладного душа и пары таблеток аспирина, наконец, решился посмотреть на себя в зеркало:
-- Да уж… Ну ничего, бывало и хуже, время ещё раннее -- и семи нет -- прогуляюсь по снежку, полегчает…
На улице, к счастью, сильного мороза не было. Как, впрочем, и прохожих, что закономерно -- Новый год, нормальные люди отсыпаются, а ненормальные... Что поделать, не каждый же день тебе ломает кости гигантская волна… К слову, это было больно.
Ну что за жизнь? Я совершенно не помнил, как вчера мы с ребятами отмечали праздник -- а этот жуткий сон, хоть ты тресни, не выходил из головы. Задрал лицо к тёмному, отливавшему синевой небу и начал, как в детстве, ловить ртом редкие снежинки. А почему бы и нет? Всё равно никто не видит…
Рядом прошуршал шинами автобус, и две тоненькие фигуры пробежали мимо, спеша на остановку, но всё равно опоздали. Я их проигнорировал, продолжая своё странное занятие, пока не услышал, как одна из девиц со смехом обратилась ко мне:
-- С Новым годом! Не боитесь простудиться?
Сердце странно вздрогнуло, и, приготовившись к очередному разочарованию, я не спеша поднял взгляд. Капюшон её куртки был отброшен на спину, редкие снежинки, кружась, падали на длинные, распущенные по плечам волосы. Большие тёмные глаза смотрели с удивлением, а эти розовые губы… Губы, вкус которых ещё не успел забыть…
Голос захрипел, и я почувствовал, что заливаюсь краской, словно робкий первокурсник:
-- Алана?
Девушка тоже смутилась, неуверенно покачав головой:
-- Кажется, Вы ошиблись…
Я подошёл к ней, и она не отодвинулась, с интересом заглядывая мне в глаза. Снег заскрипел под колёсами подъехавшего автобуса, и вторая девчонка, заскочив в него, крикнула:
-- Лана, ты что застряла? Едешь или нет?
Знакомый звонкий голос рассмеялся:
-- Не обижайся, Лёля! Передай ребятам -- приеду чуть позже.
Мы вместе проводили взглядами отъехавший автобус. Я чувствовал себя полным идиотом, впервые не зная, что сказать. Но она вдруг наклонилась, прошептав возле уха:
-- Ты совсем не изменился, Каи…
У меня как будто остановили сердце:
-- Я не Каи.
И снова этот волшебный смех разбил в дребезги мою хрупкую защиту:
-- Знаю, так как тебя зовут, незнакомец?
-- Лёша…
Она зачем-то пригладила воротник моей куртки и, покраснев, обожгла щёку горячим дыханием:
-- Я рада, что ты остался жив, Лёша, и спасибо, что спас…
Руки, дрожа, сжали её маленькие пальчики:
- Но как такое возможно? Это же -- просто сон…
Она пожала плечами, не отводя сияющих глаз:
-- Сама не знаю, но не хочу тебя снова потерять. А ты?
-- Потерпи немножко, я переброшу тебя через этот проход, просто расслабься. Почти добрались, держись…
Пока я, захлёбываясь и пытаясь преодолеть безжалостный напор взбесившейся стихии, со стоном перекидывал её внезапно потяжелевшее тело через спасительную щель, Алана смотрела глазами, полными непередаваемого ужаса, и, только оглянувшись назад, понял причину этого -- словно смеющийся разинутый рот, надо мной повис гребень огромной волны.
Я даже не успел испугаться, последняя мысль:
-- Алана… -- разбилась о камни вместе с хрупким человеческим телом…
Чей-то ненатуральный, чересчур жизнерадостный смех и громкие голоса достучались, наконец, и до меня: сжав подушку, я зашвырнул её в сторону орущих, разрывавших на части похмельную голову звуков. Но промахнулся. Пришлось со стоном сползать сначала с дивана на пол, а потом, кое-как встав на ноги, брести к так и не выключенному телевизору.
По дороге я дважды споткнулся: сначала о Ромку, прикорнувшего прямо под ёлкой в обнимку со своей новой подружкой, имени которой не запомнил. А потом и о Дениса, сладко посапывавшего на подстилке моего пса Лео. К счастью, ни Лео, ни родители, отдыхавшие сейчас в Карелии у родных, не видели этого вопиющего безобразия, и слава Богу.
Заходить в собственную спальню, чтобы проверить остальных гостей, я не стал -- сами разберутся. Сразу пошёл в ванную и после прохладного душа и пары таблеток аспирина, наконец, решился посмотреть на себя в зеркало:
-- Да уж… Ну ничего, бывало и хуже, время ещё раннее -- и семи нет -- прогуляюсь по снежку, полегчает…
На улице, к счастью, сильного мороза не было. Как, впрочем, и прохожих, что закономерно -- Новый год, нормальные люди отсыпаются, а ненормальные... Что поделать, не каждый же день тебе ломает кости гигантская волна… К слову, это было больно.
Ну что за жизнь? Я совершенно не помнил, как вчера мы с ребятами отмечали праздник -- а этот жуткий сон, хоть ты тресни, не выходил из головы. Задрал лицо к тёмному, отливавшему синевой небу и начал, как в детстве, ловить ртом редкие снежинки. А почему бы и нет? Всё равно никто не видит…
Рядом прошуршал шинами автобус, и две тоненькие фигуры пробежали мимо, спеша на остановку, но всё равно опоздали. Я их проигнорировал, продолжая своё странное занятие, пока не услышал, как одна из девиц со смехом обратилась ко мне:
-- С Новым годом! Не боитесь простудиться?
Сердце странно вздрогнуло, и, приготовившись к очередному разочарованию, я не спеша поднял взгляд. Капюшон её куртки был отброшен на спину, редкие снежинки, кружась, падали на длинные, распущенные по плечам волосы. Большие тёмные глаза смотрели с удивлением, а эти розовые губы… Губы, вкус которых ещё не успел забыть…
Голос захрипел, и я почувствовал, что заливаюсь краской, словно робкий первокурсник:
-- Алана?
Девушка тоже смутилась, неуверенно покачав головой:
-- Кажется, Вы ошиблись…
Я подошёл к ней, и она не отодвинулась, с интересом заглядывая мне в глаза. Снег заскрипел под колёсами подъехавшего автобуса, и вторая девчонка, заскочив в него, крикнула:
-- Лана, ты что застряла? Едешь или нет?
Знакомый звонкий голос рассмеялся:
-- Не обижайся, Лёля! Передай ребятам -- приеду чуть позже.
Мы вместе проводили взглядами отъехавший автобус. Я чувствовал себя полным идиотом, впервые не зная, что сказать. Но она вдруг наклонилась, прошептав возле уха:
-- Ты совсем не изменился, Каи…
У меня как будто остановили сердце:
-- Я не Каи.
И снова этот волшебный смех разбил в дребезги мою хрупкую защиту:
-- Знаю, так как тебя зовут, незнакомец?
-- Лёша…
Она зачем-то пригладила воротник моей куртки и, покраснев, обожгла щёку горячим дыханием:
-- Я рада, что ты остался жив, Лёша, и спасибо, что спас…
Руки, дрожа, сжали её маленькие пальчики:
- Но как такое возможно? Это же -- просто сон…
Она пожала плечами, не отводя сияющих глаз:
-- Сама не знаю, но не хочу тебя снова потерять. А ты?
