Джед хлебнул из кружки и радостно захлопал в ладоши:
-- Ты тысячу раз прав, друг! Он такой, наш Дани -- золотой парень вырос. А что насчёт весельчака Сима? Какие тайны прячет в душе старшенький?
Отец отвёл взгляд в сторону, и мне это не понравилось: сердце забарабанило в плохом предчувствии, и кружка с вином выскользнула из дрогнувшей руки, выплеснув содержимое на плащ.
На этот раз голос отца звучал не так уверенно:
-- О, Сим… Весёлый и добродушный, скрывающий свою гордость и острый ум за внешней горячностью и вспыльчивостью юности. Он очень осторожен и самолюбив, маскируя показным легкомыслием точно выверенный расчёт. Твой старший сын мстителен и очень опасен, друг. Мне непонятны его мотивы, но… прости, я подозреваю его в самом страшном…
Никто из нас не ожидал услышать подобное… Дан от неожиданности чуть не захлебнулся вином и громко раскашлялся, не в силах остановить сотрясающие тело спазмы. Джед мгновенно протрезвел, побелев сильнее самого чистого снега на горных перевалах, а растерявшийся Сим испуганно заглядывал в лица друзей и родных, словно надеясь услышать от нас, что всё это лишь неудачная, глупая шутка ещё не выздоровевшего человека…
Отец с каменным лицом подбрасывал ветви в и без того полыхавший костёр, и только я, не выдержав потрясения, вскочил на ноги, крича:
-- Зачем ты так, отец? Сим ни в чём не виноват… Умоляю, скажи, что ошибся…
Джед, показав рукой на траву у костра, произнёс внезапно охрипшим голосом:
-- Сядь на место, Алан, и не вмешивайся в дела старших, мы сами разберёмся, -- казалось, его лицо этой летней ночью замёрзло от порыва невидимого ледяного ветра, -- объяснись, Лорд Бар -- я никому не позволю бросаться подобными обвинениями в адрес сына… Чем ты подтвердишь свои дерзкие слова?
Отец так и не поднял на него глаз, словно то, что он говорил, причиняло ему невыносимую боль:
-- Скажи, Лорд Джед, я когда-нибудь ошибался или лгал тебе? Нет? Очень трудно это говорить, но мои суждения всегда основывались на фактах, хотя на этот раз их и немного. Но прежде всего я опытный разведчик, друг… думаю, вряд ли после сегодняшней ночи ты станешь меня так называть.
Теперь в голосе Джеда звенела сталь, он уже взял себя в руки:
-- Ближе к делу, Лорд Бар.
Кивнув, отец медленно встал. Его холодные, словно покрытые изморозью глаза смотрели в пустоту, руки медленно ломали тонкий прутик, подкармливая жадный огонь:
-- Хоть я и недавно в лагере, с первого же дня наслышан об известной «проблеме» -- все кому не лень обсуждают возможного шпиона, строя собственные догадки -- от повара до командиров небольших отрядов. Побродив и поговорив с людьми, а знакомых у меня здесь много, невольно задумался -- кто же этот неуловимый враг?
Он близок к штабу, значит, это кто-то из Избранных -- только они могут видеть секретные документы. И их не так уж много… Чтобы передавать сведения, предателю, -- отец поморщился, словно само это слово причиняло ему боль, -- нужно незаметно выбираться из лагеря. У штабных офицеров нет такой возможности, они просиживают штаны в палатке Наместника, не отходя от него ни на шаг. Зато я знаю одного толкового мага, принимающего участие во всех совещаниях, у которого дети как простые разведчики ходят в рейды. А там легко затеряться, назначив встречу нужному человеку…
Джед фыркнул:
-- Притянуто за уши… Даже слушать смешно -- враг мог сговориться с любым разведчиком и передавать сведения через него. Почему ты подозреваешь именно моего сына?
Отец вздохнул:
-- Я умею сопоставлять факты, Джед. К тому же, начальник разведки -- мой старый приятель, он показал записи участников рейда. Только Сим последние полгода выходил в дозор каждый раз накануне наших предполагаемых атак, и по донесениям -- не морщись, ты же знаешь, что везде есть стукачи -- постоянно куда-то отлучался, всегда без объяснений, отшучиваясь... Его, увы, часто видели с чужаками, и я тут ни при чём. За твоим старшеньким уже давно «присматривают», он под подозрением не только у меня, Джед. Не удивлюсь, если завтра за ним придут…
Я в ужасе смотрел на несчастное лицо Джеда и помрачневшее -- Сима. Дан подошёл к брату и обнял за плечи:
-- Сим, братишка, умоляю -- очнись! Почему ты молчишь? Я знаю, кое в чём Бар прав -- ты и в самом деле очень гордый, но сейчас не время играть в обиженного. Ответь ему, это всё очень серьёзно, твоя жизнь в опасности… ты ведь не замешан ни в чём таком, правда?
Но Симон молчал, на губах его играла непривычно грустная, полная печальной иронии ухмылка. Неожиданно он поднял на меня наполненные слезами глаза -- в них было столько боли и обречённости, словно мой старший названый брат уже сдался, приняв свою страшную участь. А ещё я прочитал в них немой упрёк:
-- Почему ты молчишь, Ал? Я же столько раз спасал тебя от беды, а на что ты готов ради друга?
И я не выдержал, снова вскочив на ноги:
-- Мне всё равно, что вы о нём думаете, я уверен -- Симон ни в чём не виноват, и мы должны ему помочь. Скоро очередной рейд с разведчиками -- наброшу на себя полог невидимости и пойду за ними следом. В лесу пригоню к отряду зверя пострашнее, благо здесь этого добра полным-полно. Создав точное подобие Симона, натравлю на него чудовище, так чтобы все это видели -- зверюга утащит «тело» в чащу, пока настоящий Сим краем леса проберётся к реке, а там по течению доплывёт до устья, к ближайшей гавани. Корабли с беженцами уходят в плаванье к побережью Второго материка -- на чужбине нашего брата никто не найдёт…
Обрадованный Дан всплеснул руками и, порывшись в своей котомке, достал увесистый кошель, сунув его в руки брата:
-- Держи, здесь всё, что я скопил -- мечтал, наивный дурак, однажды вместе с тобой отправиться в путешествие… Беги, Сим, когда-нибудь я приеду на Второй континент, и мы обязательно встретимся. Просто пообещай мне дожить до этого дня…
Симон покорно кивнул, обняв брата, и, шепнув ему что-то на ухо, убрал деньги в походную котомку. После чего поклонился сидящему у костра, словно на сотню лет постаревшему отцу, и, даже не взглянув в сторону замершего Бара, подошёл ко мне. Сердце в груди стучало так яростно, словно собиралось в любой момент разорваться. Печальный Сим протянул руку, нежно коснувшись моей щеки, и прошептал настолько тихо, что сквозь нарастающий шум в ушах я уловил только обрывки его фраз:
-- … Всегда любил тебя, Ал, как младшего братишку… Понимаю… Держись… не вини отца…
Меня качало как на волнах, и, не расслышав его последние слова, усилием воли я заставил себя прочитать исцеляющее заклинание.
-- Не вздумай разрываться, сволочь, -- шептал ноющему сердцу, пробираясь следом за уходящим в дозор отрядом разведчиков, среди которых был и Сим, -- надо ему помочь, только это сейчас имеет значение, с остальным разберусь позже…
Через некоторое время, сбросив отнимавшую последние силы «невидимость», я по собственным следам возвращался в лагерь, очень надеясь не наткнуться на часового. И, хотя мне полностью удалось выполнить задуманное, проводив Сима до самой реки, в душе почему-то не было радости. Только убедившись, что, зацепившись за подходящий «плывун», он движется в правильном направлении, я повернул назад, но в гудящей голове, не отпуская, крутилась мысль:
-- Надо вспомнить, что же он сказал на прощание, я же видел, как шевелились его губы. Почему мне кажется, что это важно, очень важно…
И как часто бывает, нужное воспоминание пришло, когда до нашей палатки оставалось всего несколько шагов. Без сил опустившись на сырую траву под деревом и откинув голову, я прислонился спиной к гладкому стволу, глядя сквозь слёзы, как розовый рассвет потихоньку завоёвывает большую часть неба. И, глотая горько-солёную влагу, всхлипывал, обращаясь к себе, потому что больше поговорить об этом было не с кем:
-- Он догадался, обо всём догадался, Ал… Прав был отец, говоря, что Сим всегда был очень умным, только прикидываясь весёлым простачком. Ты меня раскусил, братец -- всё верно, это я принёс несчастье и разлад в вашу дружную семью, испортив всем жизнь. Я передавал сведения врагу в обмен на обещание освободить отца из плена. Из-за меня умирали люди…Твой названый братишка -- и есть тот самый мерзкий предатель, убить которого мечтал каждый из вас. И почему, зная об этом, ты не выдал настоящего виновника, не стал защищаться от обвинений отца, устроившего тебе ловушку?
Теперь меня душил нервный смех:
-- А потому… Говоришь, любил как брата? Это же смешно -- за что можно любить такого неудачника?
Я уже не смеялся, вспоминая, как шевелились его губы, складываясь в страшное:
-- Понимаю и прощаю тебя, Ал…
Вытащив из-за пояса нож, как сумасшедший с остервенением снова и снова бросал его в сырую чавкающую землю:
-- Да что ты понимаешь… Я настолько любил отца, что пошёл на предательство, лишь бы сохранить ему жизнь. Мне и в голову не приходило, что, защищая сына, он решится на такую подлость. Может, его околдовали проклятые Шаманы, отняв разум? Мой, якобы, кристально честный отец -- ненавижу тебя, ненавижу!
Лезвие ножа жалобно звякнуло, ломаясь пополам -- это немного успокоило смятение в измученной душе, и, вцепившись руками в траву, я вновь закрыл мокрые веки:
-- Прости меня, Сим… Наверное, правду говорят, что даже маленькое зло притягивает большое несчастье. И как мне теперь жить, как смотреть в глаза Дану и Джеду? Смогу ли я когда-нибудь простить нас обоих -- и себя, и отца -- ответивших предательством на доброту друзей? Или придётся всю оставшуюся жизнь нести этот позорный крест…
Кто знает…
-- Ты тысячу раз прав, друг! Он такой, наш Дани -- золотой парень вырос. А что насчёт весельчака Сима? Какие тайны прячет в душе старшенький?
Отец отвёл взгляд в сторону, и мне это не понравилось: сердце забарабанило в плохом предчувствии, и кружка с вином выскользнула из дрогнувшей руки, выплеснув содержимое на плащ.
На этот раз голос отца звучал не так уверенно:
-- О, Сим… Весёлый и добродушный, скрывающий свою гордость и острый ум за внешней горячностью и вспыльчивостью юности. Он очень осторожен и самолюбив, маскируя показным легкомыслием точно выверенный расчёт. Твой старший сын мстителен и очень опасен, друг. Мне непонятны его мотивы, но… прости, я подозреваю его в самом страшном…
Никто из нас не ожидал услышать подобное… Дан от неожиданности чуть не захлебнулся вином и громко раскашлялся, не в силах остановить сотрясающие тело спазмы. Джед мгновенно протрезвел, побелев сильнее самого чистого снега на горных перевалах, а растерявшийся Сим испуганно заглядывал в лица друзей и родных, словно надеясь услышать от нас, что всё это лишь неудачная, глупая шутка ещё не выздоровевшего человека…
Отец с каменным лицом подбрасывал ветви в и без того полыхавший костёр, и только я, не выдержав потрясения, вскочил на ноги, крича:
-- Зачем ты так, отец? Сим ни в чём не виноват… Умоляю, скажи, что ошибся…
Джед, показав рукой на траву у костра, произнёс внезапно охрипшим голосом:
-- Сядь на место, Алан, и не вмешивайся в дела старших, мы сами разберёмся, -- казалось, его лицо этой летней ночью замёрзло от порыва невидимого ледяного ветра, -- объяснись, Лорд Бар -- я никому не позволю бросаться подобными обвинениями в адрес сына… Чем ты подтвердишь свои дерзкие слова?
Отец так и не поднял на него глаз, словно то, что он говорил, причиняло ему невыносимую боль:
-- Скажи, Лорд Джед, я когда-нибудь ошибался или лгал тебе? Нет? Очень трудно это говорить, но мои суждения всегда основывались на фактах, хотя на этот раз их и немного. Но прежде всего я опытный разведчик, друг… думаю, вряд ли после сегодняшней ночи ты станешь меня так называть.
Теперь в голосе Джеда звенела сталь, он уже взял себя в руки:
-- Ближе к делу, Лорд Бар.
Кивнув, отец медленно встал. Его холодные, словно покрытые изморозью глаза смотрели в пустоту, руки медленно ломали тонкий прутик, подкармливая жадный огонь:
-- Хоть я и недавно в лагере, с первого же дня наслышан об известной «проблеме» -- все кому не лень обсуждают возможного шпиона, строя собственные догадки -- от повара до командиров небольших отрядов. Побродив и поговорив с людьми, а знакомых у меня здесь много, невольно задумался -- кто же этот неуловимый враг?
Он близок к штабу, значит, это кто-то из Избранных -- только они могут видеть секретные документы. И их не так уж много… Чтобы передавать сведения, предателю, -- отец поморщился, словно само это слово причиняло ему боль, -- нужно незаметно выбираться из лагеря. У штабных офицеров нет такой возможности, они просиживают штаны в палатке Наместника, не отходя от него ни на шаг. Зато я знаю одного толкового мага, принимающего участие во всех совещаниях, у которого дети как простые разведчики ходят в рейды. А там легко затеряться, назначив встречу нужному человеку…
Джед фыркнул:
-- Притянуто за уши… Даже слушать смешно -- враг мог сговориться с любым разведчиком и передавать сведения через него. Почему ты подозреваешь именно моего сына?
Отец вздохнул:
-- Я умею сопоставлять факты, Джед. К тому же, начальник разведки -- мой старый приятель, он показал записи участников рейда. Только Сим последние полгода выходил в дозор каждый раз накануне наших предполагаемых атак, и по донесениям -- не морщись, ты же знаешь, что везде есть стукачи -- постоянно куда-то отлучался, всегда без объяснений, отшучиваясь... Его, увы, часто видели с чужаками, и я тут ни при чём. За твоим старшеньким уже давно «присматривают», он под подозрением не только у меня, Джед. Не удивлюсь, если завтра за ним придут…
Я в ужасе смотрел на несчастное лицо Джеда и помрачневшее -- Сима. Дан подошёл к брату и обнял за плечи:
-- Сим, братишка, умоляю -- очнись! Почему ты молчишь? Я знаю, кое в чём Бар прав -- ты и в самом деле очень гордый, но сейчас не время играть в обиженного. Ответь ему, это всё очень серьёзно, твоя жизнь в опасности… ты ведь не замешан ни в чём таком, правда?
Но Симон молчал, на губах его играла непривычно грустная, полная печальной иронии ухмылка. Неожиданно он поднял на меня наполненные слезами глаза -- в них было столько боли и обречённости, словно мой старший названый брат уже сдался, приняв свою страшную участь. А ещё я прочитал в них немой упрёк:
-- Почему ты молчишь, Ал? Я же столько раз спасал тебя от беды, а на что ты готов ради друга?
И я не выдержал, снова вскочив на ноги:
-- Мне всё равно, что вы о нём думаете, я уверен -- Симон ни в чём не виноват, и мы должны ему помочь. Скоро очередной рейд с разведчиками -- наброшу на себя полог невидимости и пойду за ними следом. В лесу пригоню к отряду зверя пострашнее, благо здесь этого добра полным-полно. Создав точное подобие Симона, натравлю на него чудовище, так чтобы все это видели -- зверюга утащит «тело» в чащу, пока настоящий Сим краем леса проберётся к реке, а там по течению доплывёт до устья, к ближайшей гавани. Корабли с беженцами уходят в плаванье к побережью Второго материка -- на чужбине нашего брата никто не найдёт…
Обрадованный Дан всплеснул руками и, порывшись в своей котомке, достал увесистый кошель, сунув его в руки брата:
-- Держи, здесь всё, что я скопил -- мечтал, наивный дурак, однажды вместе с тобой отправиться в путешествие… Беги, Сим, когда-нибудь я приеду на Второй континент, и мы обязательно встретимся. Просто пообещай мне дожить до этого дня…
Симон покорно кивнул, обняв брата, и, шепнув ему что-то на ухо, убрал деньги в походную котомку. После чего поклонился сидящему у костра, словно на сотню лет постаревшему отцу, и, даже не взглянув в сторону замершего Бара, подошёл ко мне. Сердце в груди стучало так яростно, словно собиралось в любой момент разорваться. Печальный Сим протянул руку, нежно коснувшись моей щеки, и прошептал настолько тихо, что сквозь нарастающий шум в ушах я уловил только обрывки его фраз:
-- … Всегда любил тебя, Ал, как младшего братишку… Понимаю… Держись… не вини отца…
Меня качало как на волнах, и, не расслышав его последние слова, усилием воли я заставил себя прочитать исцеляющее заклинание.
-- Не вздумай разрываться, сволочь, -- шептал ноющему сердцу, пробираясь следом за уходящим в дозор отрядом разведчиков, среди которых был и Сим, -- надо ему помочь, только это сейчас имеет значение, с остальным разберусь позже…
Через некоторое время, сбросив отнимавшую последние силы «невидимость», я по собственным следам возвращался в лагерь, очень надеясь не наткнуться на часового. И, хотя мне полностью удалось выполнить задуманное, проводив Сима до самой реки, в душе почему-то не было радости. Только убедившись, что, зацепившись за подходящий «плывун», он движется в правильном направлении, я повернул назад, но в гудящей голове, не отпуская, крутилась мысль:
-- Надо вспомнить, что же он сказал на прощание, я же видел, как шевелились его губы. Почему мне кажется, что это важно, очень важно…
И как часто бывает, нужное воспоминание пришло, когда до нашей палатки оставалось всего несколько шагов. Без сил опустившись на сырую траву под деревом и откинув голову, я прислонился спиной к гладкому стволу, глядя сквозь слёзы, как розовый рассвет потихоньку завоёвывает большую часть неба. И, глотая горько-солёную влагу, всхлипывал, обращаясь к себе, потому что больше поговорить об этом было не с кем:
-- Он догадался, обо всём догадался, Ал… Прав был отец, говоря, что Сим всегда был очень умным, только прикидываясь весёлым простачком. Ты меня раскусил, братец -- всё верно, это я принёс несчастье и разлад в вашу дружную семью, испортив всем жизнь. Я передавал сведения врагу в обмен на обещание освободить отца из плена. Из-за меня умирали люди…Твой названый братишка -- и есть тот самый мерзкий предатель, убить которого мечтал каждый из вас. И почему, зная об этом, ты не выдал настоящего виновника, не стал защищаться от обвинений отца, устроившего тебе ловушку?
Теперь меня душил нервный смех:
-- А потому… Говоришь, любил как брата? Это же смешно -- за что можно любить такого неудачника?
Я уже не смеялся, вспоминая, как шевелились его губы, складываясь в страшное:
-- Понимаю и прощаю тебя, Ал…
Вытащив из-за пояса нож, как сумасшедший с остервенением снова и снова бросал его в сырую чавкающую землю:
-- Да что ты понимаешь… Я настолько любил отца, что пошёл на предательство, лишь бы сохранить ему жизнь. Мне и в голову не приходило, что, защищая сына, он решится на такую подлость. Может, его околдовали проклятые Шаманы, отняв разум? Мой, якобы, кристально честный отец -- ненавижу тебя, ненавижу!
Лезвие ножа жалобно звякнуло, ломаясь пополам -- это немного успокоило смятение в измученной душе, и, вцепившись руками в траву, я вновь закрыл мокрые веки:
-- Прости меня, Сим… Наверное, правду говорят, что даже маленькое зло притягивает большое несчастье. И как мне теперь жить, как смотреть в глаза Дану и Джеду? Смогу ли я когда-нибудь простить нас обоих -- и себя, и отца -- ответивших предательством на доброту друзей? Или придётся всю оставшуюся жизнь нести этот позорный крест…
Кто знает…
