Громко хлопнув дверью в прихожей, я привычно споткнулся на пороге и, чертыхнувшись, раздражённо прокричал:
-- Рита, ты дома? Знаю, что тут, не отмалчивайся, поросёнок, не поможет -- опять обувь разбросала? Сколько раз одно и то же повторять или ждёшь, пока себе шею сверну из-за твоих босоножек? Наверное, даже такой тупице, как ты, пора понять, что вещи надо ставить на место. Вот вернётся мама из санатория -- всё расскажу…
Сестра грустно вздохнула, почесав и без того стоявшие дыбом волосы, и закрыла учебник. Примеры, видно, попались трудные, и от закушенной шариковой ручки весь рот неряхи был перепачкан синей пастой, впрочем, как и правая щека. Ну не давалась ей эта проклятая математика, не то что рисование… Она не спеша вышла ко мне, одёрнув старенькое платье, и, совсем как мама, скрестив руки на груди:
-- Ну и?
-- Не «нукай», лучше на себя посмотри: опять вся изгваздалась. Ешь ты, что ли, эти ручки, за месяц уже пять штук изжевала.
-- Валь, ты мне зубы не заговаривай, -- голос младшей сестрёнки звучал насмешливо, -- давай, колись, опять с Мариной поругался, что ли -- почему такой злюка, на себя не похож?
Я раздражённо сбросил рюкзак:
-- Отстань, мелкая. Лучше иди умойся и дай что-нибудь поесть, а то желудок уже к спине прилип, с утра во рту маковой росинки не было…
-- Да ну, а кто тогда всю кашу из кастрюли слопал, даже ложки не оставил? -- Рита, которой лишь месяц назад исполнилось десять, пыталась перекричать шум воды из–под ревущего крана в ванной.
У нас с сестрой разница в десять лет, и мне постоянно приходилось за ней присматривать, особенно, когда мамы, как сейчас, не было дома. Я подошёл и, уменьшив напор воды в тарахтящем, словно трактор, кране, стал осторожно смывать грязные пятна с её щеки. Наверное, по грустному, горящему румянцем лицу, Рита догадалась -- произошло что-то посерьёзнее расставания с очередной девушкой.
-- Валь, что случилось-то? С тех пор как папа погиб, ты так не расстраивался… Расскажи -- мне же можно доверять: никому-никому не проболтаюсь, честное слово.
Вздохнул, аккуратно вытирая полотенцем симпатичное, обрамлённое светлыми пушистыми волосами личико сестры, и промолчал. Мы сели за стол, но я так и не смог есть, отодвинув заботливо налитую Ритой тарелку с супом. Долго крутил в руках ложку, кусая губу, пока, наконец, с грохотом не закинул её в раковину, и, вскочив, начал ходить по кухне, нервно ероша волосы:
-- Не понимаю, как это могло случиться? Чертовщина какая-то…
Рита осторожно вылезла из-за стола, взяв меня за руку так же, как это делала мама, успокаивая отца:
-- Просто расскажи, не дурочка -- всё пойму, -- даже голос у неё был особенный -- усмиряющий гнев…
Мы устроились на маленьком угловом диванчике и, с тоской глядя в окно, я начал говорить:
-- Понимаешь, Одуванчик, кажется, твой брат… убил человека. В переулке, почти рядом с домом из-за угла неожиданно вышла старушка. Велик разогнался, вот и не успел затормозить… Помню только сильный толчок и как полетел на землю, здорово ударившись головой -- хорошо хоть, был в шлеме. Когда поднялся -- никого рядом не оказалось: переднее колесо всмятку, на нём -- кровь, и старушка пропала…
-- А ты уверен, что это был человек, а, например, не собака? -- голос сестры звучал не по-детски серьёзно. Её светлые брови хмурились, яркие как небо в летний полдень глаза -- потемнели.
Ударив себя кулаком по лбу, тяжело вздохнул, и, встав, подошёл к окну:
-- Не почудилась же она мне… Я эту бабку хорошо рассмотрел -- неприятная такая: лицо тёмное и сморщенное, как гриб, глаза прищуренные, злобные и узкий дёргающийся, рот. Одета во всё чёрное, жуть, в общем. Никогда её раньше не видел, а вот теперь точно не забуду…
Меня трясло, я даже не замечал, как снова и снова бью ногой по плинтусу, словно именно он был виноват в случившемся…
Рита немного помолчала:
-- Слушай, Валя, а там был ещё кто-нибудь? Свидетель, видевший, как всё произошло?
Не отрываясь от своего занятия, расстроенно пожал плечами:
-- В том-то и дело, что нет. Место закрытое, да и днём в этом переулке почти никого не бывает, а самое невероятное, что этой старухе просто неоткуда было появиться -- поблизости ни дверей, ни арок. Словно с неба свалилась, проклятая ведьма…
Тяжело вздохнув, уткнулся лбом в приятно холодившее кожу оконное стекло:
-- Вспомни -- может, что-нибудь странное видел? -- не унималась любопытная сестра.
-- О чём ты вообще? -- раздражение росло с каждой минутой, -- ну, если подумать, было кое-что. Вороньё ни с того ни с сего раскаркалось, и над самой головой пронеслась большая стая. Возможно, я на неё и отвлёкся, раз не успел затормозить.
Сестрёнка ласково погладила ладонь, продолжая говорить с серьёзным лицом. Это было забавно -- малявка хотела казаться взрослой и рассудительной, как мама, не замечая моей ироничной ухмылки:
-- Не расстраивайся, Валь… Раз встала и ушла -- значит, жива старушка. Если бы она пострадала, наверняка подняла крик на всю улицу. Забудь ты про неё и всё, только напрасно расстроился. Лучше суп ешь, зря, что ли, варила?
Что ж, её слова звучали вполне логично, и, почувствовав себя немного лучше, я постепенно успокоился. Пообедали в молчании, потом, как обычно, позанимались уроками, и я сел за курсовой проект. Ещё один вечер пролетел незаметно, неприятное происшествие почти забылось, а вот ночью…
Это был отвратительный сон: старуха с залитым кровью лицом, смотрела на меня, всё так же недобро прищурившись, и ухмылялась кривой улыбкой тонких, постоянно вздрагивавших губ:
-- Ну что, милок, сбил старушку и убежал, думал это сойдёт тебе с рук? Ошибаешься, Валентин…
-- Кто Вы такая? -- мой голос хрипел от волнения. -- Не убегал я, Вы же сами пропали, а значит, ничего страшного не случилось.
-- Как это «не случилось»? Убил меня, да ещё и отпираешься? Придётся тебя наказать, чтоб другим не повадно было… Небось, жить хочешь? Я вот тоже хотела, милок, -- её шипение било по ушам сильнее крика, заставляя в душной комнате обливаться холодным потом.
-- Что Вам надо? -- я продолжал этот странный разговор, прекрасно осознавая, что сплю. И всё же…
-- Откупиться хочешь? Это возможно -- сделай, как скажу, и живи себе спокойно, -- не отставала старуха.
-- Это уже слишком, Вы -- плод моего воображения, -- я разозлился, перестав с ней церемониться, -- сгинь, нечистая, не хочу тебя слушать!
Старая ведьма страшно рассмеялась:
-- Смотри, потом не пожалей, дурачина… А пока тебя будут преследовать неудачи -- поживи, помучайся, подумай над моими словами… -- и пропала.
Утром проснулся весь мокрый, дрожа от озноба -- сквозняком открыло форточку, октябрьская ночь выдалась на удивление холодной. Только чудом не простудился, к тому же -- почти проспал, даже будильник не услышал. На завтрак не оставалось времени, меня ждал неприятный зачёт -- вредный преподаватель не терпел опоздавших, все это знали. Поэтому, быстро переодевшись, я выскочил из квартиры, сломя голову помчавшись вниз по лестнице, но у двери оступился, подвернув ногу.
Дикая боль пронзила лодыжку, заставив согнуться и стонать. Пришлось вызывать такси и ехать в травмпункт, где всё тоже оказалось не слава богу. Очередь была большая, единственный врач засыпал на ходу, намекнув, что, если хочу освободиться пораньше, надо немного доплатить. Ненавижу взяточников, поэтому, разозлившись, принципиально отсидел до конца рядом с другими пациентами.
В результате, даже приняв обезболивающее, опоздал на зачёт, и разъярённый преподаватель отказался его принимать. О подвёрнутой лодыжке он, разумеется, и слышать не хотел. Лучший друг зло посмеялся, сказав, что «слишком правильный» придурок сам виноват, не надо было корчить из себя недотрогу, но ругаться с ним у меня уже не было сил.
Потом внезапно позвонила Марина, прямо заявив, что ей всё надоело и она уходит к другому. В довершении кошмара на обратном пути я забыл в такси кошелёк и материалы по зачёту. Неудивительно, что домой неудачник вернулся мрачнее тучи: столько невезения сразу -- проклятие злобной старухи сбывалось, и это не могло быть простым совпадением…
Ночью во сне снова появилась мерзкая ведьма с ехидной улыбкой на губах:
-- Ну как, Валентин, понравилось? Дальше, поверь, будет ещё хуже…
-- Прекратите, я на всё согласен! -- испуганно прокричал, только потом подумав: надо было сначала спросить, что же всё-таки ведьме нужно.
Она засмеялась, обнажив редкие жёлтые зубы на воспалённых дёснах, и меня затошнило от зловония из её рта:
-- Жизнь -- за жизнь, так будет справедливо, милок. Не бойся, ты мне не нужен, а вот сестрёнка вполне подойдёт -- ей не будет больно, она просто сегодня не проснётся…
Взбесившись от этих слов, я рванулся вперёд, пытаясь схватить старуху за горло, но быстро понял, что ловлю руками воздух. Мерзавка появилась рядом, противно хихикая прямо в ухо. Сжав кулаки, процедил сквозь зубы, надеясь, что на этот раз мой голос звучит уверенно:
-- Никогда и ни за что -- сгинь, нечисть…
Старуха прищурилась и, растворяясь в воздухе, прошипела:
-- Проклинаю обоих, ещё приползёшь на коленях, дурак…
Проснувшись с мокрым от слёз лицом, я сел на кровати -- рядом в пижаме стояла Рита, её большие голубые глаза были полны ужаса. Она схватила мою ладонь своими маленькими холодными пальчиками, прижав её к щеке:
-- Валя, ты так страшно кричал… Я испугалась, вот и прибежала. Плохой сон приснился, да? Неужели старуха приходила?
-- Не мели ерунды, глупая, это всё лодыжка… Наверное, во сне неудачно повернулся. Сейчас выпью лекарство. Всё пройдёт, -- стараясь казаться спокойным, взял с тумбочки таблетку и запил приготовленным стаканом воды. -- Иди спать, Одуванчик, завтра в школу…
-- Завтра -- суббота, мы не учимся, -- грустная Рита чмокнула меня в щёку и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Всю ночь я крутился с боку на бок, перепуганный проклятием старухи, но так и не смог уснуть. Утром пришлось встать рано -- нужно было уехать по срочному делу, хотя сердце подсказывало не оставлять сестрёнку дома одну. Но, зайдя утром в комнату, не решился её будить -- малышка так сладко спала. Разглядывая забавный рисунок над кроватью, на котором мы стояли рядом, держась за руки, я почувствовал внезапную нежность к младшей сестре…
-- Ничего с ней не случится -- Рита такая соня. Наверняка сегодня, как обычно, проспит до обеда. К этому времени я уже вернусь, на все дела уйдёт не больше часа, -- и, успокоив себя таким образом, уехал. Но в дороге автобус попал в пробку, и, торопясь вернуться, на обратном пути пришлось снова взять такси, истратив последние деньги. Тем временем сестрёнка не отвечала на звонки, и это, честно говоря, очень пугало…
Дома, к своему ужасу, я её не застал -- Рита даже записки не оставила, что было на неё совсем не похоже. Обзвонив подружек и не найдя её там, с обезумевшим от страха сердцем поспешил на улицу и, немного подумав, свернул в тот злосчастный переулок. Почему -- и сам не понимал…
Сердце не ошиблось -- рядом с опрокинутыми мусорными баками я нашёл разорванную курточку сестры с подозрительными красными пятнами и её любимый рюкзачок с голубым мишкой. Сфотографировав на мобильный вещи Риты, убрал их в пакет и пошёл в отделение полиции -- бежать сломя голову не давала больная нога…
Там меня сначала и слушать не захотели, однако разорванная куртка в крови изменила дело. Сестру начали искать, хотя результатов эти поиски не дали: никто не видел малышку выходящей из квартиры или садящейся в незнакомый автомобиль. Следователь грустно сказал, что в такой ситуации найти её живой шансов мало…
Вернувшись домой в слезах, я вынужден был успокаивать срочно вызванную из санатория безутешную маму. Меня трясло от отчаяния, но рассказать ей или кому-то другому историю о старухе так и не решился. Да и кто бы мне поверил? Запершись в комнате и проклиная себя за то, что легкомысленно оставил сестрёнку одну, я метался из угла в угол, не замечая боли в ноге и не зная, что теперь предпринять.
Несмотря на проведённую накануне бессонную ночь, заснуть так и не смог, и мама заставила меня выпить снотворное. Во сне я продолжал искать сестру, отчаянно зовя старуху, раскаиваясь и обещая ей свою жизнь за жизнь Риты. Но вместо неё нашёл отца, увидев его таким, как в последний день жизни -- весёлым и счастливым, одетым в привычный комбинезон автомеханика. Разумеется, я сразу бросился ему навстречу, однако, сколько ни пытался приблизиться, ничего не получалось…
-- Остановись, сынок, это бессмысленно. Говори, что случилось, я помогу, если это в моих силах.
Задыхаясь от усталости и слёз, я рассказал всё, что произошло в последние дни, и отец слушал, мрачнея с каждым словом.
-- Пожалуйста, папа, найди Риту и помоги ей, а ещё разыщи ведьму, мне необходимо с ней поговорить, -- умолял я.
Он покачал головой:
-- Что касается дочки, то среди мёртвых её точно нет. А насчёт старухи… -- отец вдруг ехидно рассмеялся, превращаясь в медленно исчезающую в окутавшем мир тумане уродливую каргу. Не помню, как удержался на ногах. Страшное потрясение сменилось злостью, быстро перейдя в безумную ярость. До боли сжимая кулаки и срывая голос, я кричал в равнодушную пустоту:
-- Ещё издеваешься, тупая скотина? Ну, смейся, смейся, сволочь -- всё равно тебя найду и заставлю за всё ответить.
Сон прервался, оставив после себя головную боль и бесконечную тоску в несчастном сердце. Обессиленный кошмаром, умывшись и накинув на плечи куртку, я с трудом вышел на балкон, глядя мутными от слёз глазами на никогда не засыпающий ночной город. Там всё было по-прежнему: переливалась разноцветными огнями реклама, внизу по улице мчался нескончаемый поток машин, и никому не было до меня дела...
Внезапно мир закружился перед покрасневшими от недосыпа глазами, и я почувствовал, как слабеют, подкашиваясь, ноги. Кто-то невидимый подталкивал меня к краю балкона, шепча на ухо:
-- Это твоя вина… Просто прыгни вниз, и все мучения сразу закончатся…
-- Как бы не так, чёртова ведьма, -- борясь с головокружением, я опустился на ледяной пол, -- ничего ты, тварь, не сделаешь…
В ту же минуту стоявший в углу балкона высокий шкаф задрожал и начал раскачиваться, угрожая свалиться и покончить с непокорной жертвой. Мама до верха нагрузила старую развалину заготовками на зиму, и все отчаянные попытки удержать шкаф от падения ожидаемо кончились провалом.
Не зная, что делать, рванулся к двери, ведущей в комнату, но она оказалась заблокирована. Почти потеряв надежду, я беспомощно озирался по сторонам, когда совсем рядом услышал взволнованный женский голос:
-- Скорее сюда, перелезай через перила!
Девушка на соседнем балконе кричала, размахивая руками. Быстро преодолев разделявшую нас невысокую перегородку, под грохот падающего шкафа я приземлился рядом с незнакомкой. От звука удара у обоих заложило уши, и мы стояли рядом, испуганно разглядывая друг друга.
Она была очень хороша -- совсем ещё юная с каштановыми вьющимися волосами и выразительными карими глазами. Смутившись под моим откровенным взглядом, «спасительница» очаровательно покраснела, показавшись ещё красивее. Убрав кудрявую прядь за ухо, девушка мило прощебетала:
-- Как же Вас так угораздило?
-- Рита, ты дома? Знаю, что тут, не отмалчивайся, поросёнок, не поможет -- опять обувь разбросала? Сколько раз одно и то же повторять или ждёшь, пока себе шею сверну из-за твоих босоножек? Наверное, даже такой тупице, как ты, пора понять, что вещи надо ставить на место. Вот вернётся мама из санатория -- всё расскажу…
Сестра грустно вздохнула, почесав и без того стоявшие дыбом волосы, и закрыла учебник. Примеры, видно, попались трудные, и от закушенной шариковой ручки весь рот неряхи был перепачкан синей пастой, впрочем, как и правая щека. Ну не давалась ей эта проклятая математика, не то что рисование… Она не спеша вышла ко мне, одёрнув старенькое платье, и, совсем как мама, скрестив руки на груди:
-- Ну и?
-- Не «нукай», лучше на себя посмотри: опять вся изгваздалась. Ешь ты, что ли, эти ручки, за месяц уже пять штук изжевала.
-- Валь, ты мне зубы не заговаривай, -- голос младшей сестрёнки звучал насмешливо, -- давай, колись, опять с Мариной поругался, что ли -- почему такой злюка, на себя не похож?
Я раздражённо сбросил рюкзак:
-- Отстань, мелкая. Лучше иди умойся и дай что-нибудь поесть, а то желудок уже к спине прилип, с утра во рту маковой росинки не было…
-- Да ну, а кто тогда всю кашу из кастрюли слопал, даже ложки не оставил? -- Рита, которой лишь месяц назад исполнилось десять, пыталась перекричать шум воды из–под ревущего крана в ванной.
У нас с сестрой разница в десять лет, и мне постоянно приходилось за ней присматривать, особенно, когда мамы, как сейчас, не было дома. Я подошёл и, уменьшив напор воды в тарахтящем, словно трактор, кране, стал осторожно смывать грязные пятна с её щеки. Наверное, по грустному, горящему румянцем лицу, Рита догадалась -- произошло что-то посерьёзнее расставания с очередной девушкой.
-- Валь, что случилось-то? С тех пор как папа погиб, ты так не расстраивался… Расскажи -- мне же можно доверять: никому-никому не проболтаюсь, честное слово.
Вздохнул, аккуратно вытирая полотенцем симпатичное, обрамлённое светлыми пушистыми волосами личико сестры, и промолчал. Мы сели за стол, но я так и не смог есть, отодвинув заботливо налитую Ритой тарелку с супом. Долго крутил в руках ложку, кусая губу, пока, наконец, с грохотом не закинул её в раковину, и, вскочив, начал ходить по кухне, нервно ероша волосы:
-- Не понимаю, как это могло случиться? Чертовщина какая-то…
Рита осторожно вылезла из-за стола, взяв меня за руку так же, как это делала мама, успокаивая отца:
-- Просто расскажи, не дурочка -- всё пойму, -- даже голос у неё был особенный -- усмиряющий гнев…
Мы устроились на маленьком угловом диванчике и, с тоской глядя в окно, я начал говорить:
-- Понимаешь, Одуванчик, кажется, твой брат… убил человека. В переулке, почти рядом с домом из-за угла неожиданно вышла старушка. Велик разогнался, вот и не успел затормозить… Помню только сильный толчок и как полетел на землю, здорово ударившись головой -- хорошо хоть, был в шлеме. Когда поднялся -- никого рядом не оказалось: переднее колесо всмятку, на нём -- кровь, и старушка пропала…
-- А ты уверен, что это был человек, а, например, не собака? -- голос сестры звучал не по-детски серьёзно. Её светлые брови хмурились, яркие как небо в летний полдень глаза -- потемнели.
Ударив себя кулаком по лбу, тяжело вздохнул, и, встав, подошёл к окну:
-- Не почудилась же она мне… Я эту бабку хорошо рассмотрел -- неприятная такая: лицо тёмное и сморщенное, как гриб, глаза прищуренные, злобные и узкий дёргающийся, рот. Одета во всё чёрное, жуть, в общем. Никогда её раньше не видел, а вот теперь точно не забуду…
Меня трясло, я даже не замечал, как снова и снова бью ногой по плинтусу, словно именно он был виноват в случившемся…
Рита немного помолчала:
-- Слушай, Валя, а там был ещё кто-нибудь? Свидетель, видевший, как всё произошло?
Не отрываясь от своего занятия, расстроенно пожал плечами:
-- В том-то и дело, что нет. Место закрытое, да и днём в этом переулке почти никого не бывает, а самое невероятное, что этой старухе просто неоткуда было появиться -- поблизости ни дверей, ни арок. Словно с неба свалилась, проклятая ведьма…
Тяжело вздохнув, уткнулся лбом в приятно холодившее кожу оконное стекло:
-- Вспомни -- может, что-нибудь странное видел? -- не унималась любопытная сестра.
-- О чём ты вообще? -- раздражение росло с каждой минутой, -- ну, если подумать, было кое-что. Вороньё ни с того ни с сего раскаркалось, и над самой головой пронеслась большая стая. Возможно, я на неё и отвлёкся, раз не успел затормозить.
Сестрёнка ласково погладила ладонь, продолжая говорить с серьёзным лицом. Это было забавно -- малявка хотела казаться взрослой и рассудительной, как мама, не замечая моей ироничной ухмылки:
-- Не расстраивайся, Валь… Раз встала и ушла -- значит, жива старушка. Если бы она пострадала, наверняка подняла крик на всю улицу. Забудь ты про неё и всё, только напрасно расстроился. Лучше суп ешь, зря, что ли, варила?
Что ж, её слова звучали вполне логично, и, почувствовав себя немного лучше, я постепенно успокоился. Пообедали в молчании, потом, как обычно, позанимались уроками, и я сел за курсовой проект. Ещё один вечер пролетел незаметно, неприятное происшествие почти забылось, а вот ночью…
Это был отвратительный сон: старуха с залитым кровью лицом, смотрела на меня, всё так же недобро прищурившись, и ухмылялась кривой улыбкой тонких, постоянно вздрагивавших губ:
-- Ну что, милок, сбил старушку и убежал, думал это сойдёт тебе с рук? Ошибаешься, Валентин…
-- Кто Вы такая? -- мой голос хрипел от волнения. -- Не убегал я, Вы же сами пропали, а значит, ничего страшного не случилось.
-- Как это «не случилось»? Убил меня, да ещё и отпираешься? Придётся тебя наказать, чтоб другим не повадно было… Небось, жить хочешь? Я вот тоже хотела, милок, -- её шипение било по ушам сильнее крика, заставляя в душной комнате обливаться холодным потом.
-- Что Вам надо? -- я продолжал этот странный разговор, прекрасно осознавая, что сплю. И всё же…
-- Откупиться хочешь? Это возможно -- сделай, как скажу, и живи себе спокойно, -- не отставала старуха.
-- Это уже слишком, Вы -- плод моего воображения, -- я разозлился, перестав с ней церемониться, -- сгинь, нечистая, не хочу тебя слушать!
Старая ведьма страшно рассмеялась:
-- Смотри, потом не пожалей, дурачина… А пока тебя будут преследовать неудачи -- поживи, помучайся, подумай над моими словами… -- и пропала.
Утром проснулся весь мокрый, дрожа от озноба -- сквозняком открыло форточку, октябрьская ночь выдалась на удивление холодной. Только чудом не простудился, к тому же -- почти проспал, даже будильник не услышал. На завтрак не оставалось времени, меня ждал неприятный зачёт -- вредный преподаватель не терпел опоздавших, все это знали. Поэтому, быстро переодевшись, я выскочил из квартиры, сломя голову помчавшись вниз по лестнице, но у двери оступился, подвернув ногу.
Дикая боль пронзила лодыжку, заставив согнуться и стонать. Пришлось вызывать такси и ехать в травмпункт, где всё тоже оказалось не слава богу. Очередь была большая, единственный врач засыпал на ходу, намекнув, что, если хочу освободиться пораньше, надо немного доплатить. Ненавижу взяточников, поэтому, разозлившись, принципиально отсидел до конца рядом с другими пациентами.
В результате, даже приняв обезболивающее, опоздал на зачёт, и разъярённый преподаватель отказался его принимать. О подвёрнутой лодыжке он, разумеется, и слышать не хотел. Лучший друг зло посмеялся, сказав, что «слишком правильный» придурок сам виноват, не надо было корчить из себя недотрогу, но ругаться с ним у меня уже не было сил.
Потом внезапно позвонила Марина, прямо заявив, что ей всё надоело и она уходит к другому. В довершении кошмара на обратном пути я забыл в такси кошелёк и материалы по зачёту. Неудивительно, что домой неудачник вернулся мрачнее тучи: столько невезения сразу -- проклятие злобной старухи сбывалось, и это не могло быть простым совпадением…
Ночью во сне снова появилась мерзкая ведьма с ехидной улыбкой на губах:
-- Ну как, Валентин, понравилось? Дальше, поверь, будет ещё хуже…
-- Прекратите, я на всё согласен! -- испуганно прокричал, только потом подумав: надо было сначала спросить, что же всё-таки ведьме нужно.
Она засмеялась, обнажив редкие жёлтые зубы на воспалённых дёснах, и меня затошнило от зловония из её рта:
-- Жизнь -- за жизнь, так будет справедливо, милок. Не бойся, ты мне не нужен, а вот сестрёнка вполне подойдёт -- ей не будет больно, она просто сегодня не проснётся…
Взбесившись от этих слов, я рванулся вперёд, пытаясь схватить старуху за горло, но быстро понял, что ловлю руками воздух. Мерзавка появилась рядом, противно хихикая прямо в ухо. Сжав кулаки, процедил сквозь зубы, надеясь, что на этот раз мой голос звучит уверенно:
-- Никогда и ни за что -- сгинь, нечисть…
Старуха прищурилась и, растворяясь в воздухе, прошипела:
-- Проклинаю обоих, ещё приползёшь на коленях, дурак…
Проснувшись с мокрым от слёз лицом, я сел на кровати -- рядом в пижаме стояла Рита, её большие голубые глаза были полны ужаса. Она схватила мою ладонь своими маленькими холодными пальчиками, прижав её к щеке:
-- Валя, ты так страшно кричал… Я испугалась, вот и прибежала. Плохой сон приснился, да? Неужели старуха приходила?
-- Не мели ерунды, глупая, это всё лодыжка… Наверное, во сне неудачно повернулся. Сейчас выпью лекарство. Всё пройдёт, -- стараясь казаться спокойным, взял с тумбочки таблетку и запил приготовленным стаканом воды. -- Иди спать, Одуванчик, завтра в школу…
-- Завтра -- суббота, мы не учимся, -- грустная Рита чмокнула меня в щёку и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Всю ночь я крутился с боку на бок, перепуганный проклятием старухи, но так и не смог уснуть. Утром пришлось встать рано -- нужно было уехать по срочному делу, хотя сердце подсказывало не оставлять сестрёнку дома одну. Но, зайдя утром в комнату, не решился её будить -- малышка так сладко спала. Разглядывая забавный рисунок над кроватью, на котором мы стояли рядом, держась за руки, я почувствовал внезапную нежность к младшей сестре…
-- Ничего с ней не случится -- Рита такая соня. Наверняка сегодня, как обычно, проспит до обеда. К этому времени я уже вернусь, на все дела уйдёт не больше часа, -- и, успокоив себя таким образом, уехал. Но в дороге автобус попал в пробку, и, торопясь вернуться, на обратном пути пришлось снова взять такси, истратив последние деньги. Тем временем сестрёнка не отвечала на звонки, и это, честно говоря, очень пугало…
Дома, к своему ужасу, я её не застал -- Рита даже записки не оставила, что было на неё совсем не похоже. Обзвонив подружек и не найдя её там, с обезумевшим от страха сердцем поспешил на улицу и, немного подумав, свернул в тот злосчастный переулок. Почему -- и сам не понимал…
Сердце не ошиблось -- рядом с опрокинутыми мусорными баками я нашёл разорванную курточку сестры с подозрительными красными пятнами и её любимый рюкзачок с голубым мишкой. Сфотографировав на мобильный вещи Риты, убрал их в пакет и пошёл в отделение полиции -- бежать сломя голову не давала больная нога…
Там меня сначала и слушать не захотели, однако разорванная куртка в крови изменила дело. Сестру начали искать, хотя результатов эти поиски не дали: никто не видел малышку выходящей из квартиры или садящейся в незнакомый автомобиль. Следователь грустно сказал, что в такой ситуации найти её живой шансов мало…
Вернувшись домой в слезах, я вынужден был успокаивать срочно вызванную из санатория безутешную маму. Меня трясло от отчаяния, но рассказать ей или кому-то другому историю о старухе так и не решился. Да и кто бы мне поверил? Запершись в комнате и проклиная себя за то, что легкомысленно оставил сестрёнку одну, я метался из угла в угол, не замечая боли в ноге и не зная, что теперь предпринять.
Несмотря на проведённую накануне бессонную ночь, заснуть так и не смог, и мама заставила меня выпить снотворное. Во сне я продолжал искать сестру, отчаянно зовя старуху, раскаиваясь и обещая ей свою жизнь за жизнь Риты. Но вместо неё нашёл отца, увидев его таким, как в последний день жизни -- весёлым и счастливым, одетым в привычный комбинезон автомеханика. Разумеется, я сразу бросился ему навстречу, однако, сколько ни пытался приблизиться, ничего не получалось…
-- Остановись, сынок, это бессмысленно. Говори, что случилось, я помогу, если это в моих силах.
Задыхаясь от усталости и слёз, я рассказал всё, что произошло в последние дни, и отец слушал, мрачнея с каждым словом.
-- Пожалуйста, папа, найди Риту и помоги ей, а ещё разыщи ведьму, мне необходимо с ней поговорить, -- умолял я.
Он покачал головой:
-- Что касается дочки, то среди мёртвых её точно нет. А насчёт старухи… -- отец вдруг ехидно рассмеялся, превращаясь в медленно исчезающую в окутавшем мир тумане уродливую каргу. Не помню, как удержался на ногах. Страшное потрясение сменилось злостью, быстро перейдя в безумную ярость. До боли сжимая кулаки и срывая голос, я кричал в равнодушную пустоту:
-- Ещё издеваешься, тупая скотина? Ну, смейся, смейся, сволочь -- всё равно тебя найду и заставлю за всё ответить.
Сон прервался, оставив после себя головную боль и бесконечную тоску в несчастном сердце. Обессиленный кошмаром, умывшись и накинув на плечи куртку, я с трудом вышел на балкон, глядя мутными от слёз глазами на никогда не засыпающий ночной город. Там всё было по-прежнему: переливалась разноцветными огнями реклама, внизу по улице мчался нескончаемый поток машин, и никому не было до меня дела...
Внезапно мир закружился перед покрасневшими от недосыпа глазами, и я почувствовал, как слабеют, подкашиваясь, ноги. Кто-то невидимый подталкивал меня к краю балкона, шепча на ухо:
-- Это твоя вина… Просто прыгни вниз, и все мучения сразу закончатся…
-- Как бы не так, чёртова ведьма, -- борясь с головокружением, я опустился на ледяной пол, -- ничего ты, тварь, не сделаешь…
В ту же минуту стоявший в углу балкона высокий шкаф задрожал и начал раскачиваться, угрожая свалиться и покончить с непокорной жертвой. Мама до верха нагрузила старую развалину заготовками на зиму, и все отчаянные попытки удержать шкаф от падения ожидаемо кончились провалом.
Не зная, что делать, рванулся к двери, ведущей в комнату, но она оказалась заблокирована. Почти потеряв надежду, я беспомощно озирался по сторонам, когда совсем рядом услышал взволнованный женский голос:
-- Скорее сюда, перелезай через перила!
Девушка на соседнем балконе кричала, размахивая руками. Быстро преодолев разделявшую нас невысокую перегородку, под грохот падающего шкафа я приземлился рядом с незнакомкой. От звука удара у обоих заложило уши, и мы стояли рядом, испуганно разглядывая друг друга.
Она была очень хороша -- совсем ещё юная с каштановыми вьющимися волосами и выразительными карими глазами. Смутившись под моим откровенным взглядом, «спасительница» очаровательно покраснела, показавшись ещё красивее. Убрав кудрявую прядь за ухо, девушка мило прощебетала:
-- Как же Вас так угораздило?
