Поэтому-то друзья так испугались, когда, услышав далёкий раскат грома, я замер, опустив голову. Но, к счастью, на этот раз, быстро придя в себя, помчался вслед за Шоном в сторону городской стены, до которой ещё надо было добраться…
Вот тут-то на наши головы одна за другой и посыпались неприятности, словно судьба решила наказать дерзких мальчишек за излишнюю самоуверенность…
Бежать пришлось через перелесок, обливаясь жарким потом, когда собственное прерывистое дыхание казалось оглушительнее горного камнепада, а шум крови в ушах затмевал дальние раскаты приближающейся грозы. В сухом горячем воздухе нечем было дышать, и к сердцу невольно подкрадывался страх, которого утром ещё не было и в помине -- мы не успеем добраться до спасительной стены, что-нибудь обязательно случится, беды -- не избежать…
Я спешил, пытаясь сглотнуть, хотя во рту было сухо и горько, стараясь не упустить из виду вспотевшие спины опережавших меня друзей. Мысль в мозгу извивалась, словно вылезший из земли дождевой червь:
-- Нам нельзя разделяться… Пока все вместе, ничего не произойдёт, ничего… Мы справимся…
Когда до заветной цели оставалось совсем немного, Лекс запнулся о корягу и, вскрикнув, кубарем покатился по жухлой траве. Я подхватил его на руки, помчавшись следом за Шоном так, словно ничего и не случилось -- сам не знаю, откуда только силы взялись, но когда друг остановился, чтобы мне помочь, крикнул:
-- Беги, я справлюсь!
Он кивнул, и это спасло ему жизнь -- над опущенной головой мелькнула стрела, срезав прядь кудрявых волос. От неожиданности у меня подкосились ноги -- вторая стрела просвистела над ухом, и вслед ей прозвучал незнакомая лающая речь…
Сердце рухнуло в пятки:
-- Дикари… Они никогда не промахиваются, значит, хотят взять живьём. Умереть под пытками или стать жертвой кровавого ритуала -- что тебе больше нравится, Роби?
Чувствуя, как по спине стекают ледяные струйки пота, прижал к себе перепуганного Лекса и оглянулся -- бабушка всегда говорила -- надо смотреть страху в глаза, только так его можно победить. Это был тот самый часовой, которого мы всё утро упорно выслеживали, и, судя по тому, как крепко воин держался на ногах, не он, а мы, как последние идиоты, попались в его ловушку. Чувствовал же, что здесь что-то не так, чтоб меня…
Обветренные губы «победителя» растянулись в довольной ухмылке, а наконечник стрелы красноречиво целился мне в лоб. Но что-то вдруг случилось с некрасивым хищным лицом воина -- на мгновение его исказила гримаса удивления, и струйка чёрной крови проворно скользнула по смуглой щеке…
Жилистое тело рухнуло к моим ногам, и, взвизгнув, Лекс ещё сильнее вцепился и в без того трещащую по швам рубаху. Я машинально погладил его кудри, не в силах произнести ни слова, и только хриплый бас Шона привёл меня в чувство:
-- Ну что расселся, Робин -- защитник глупых Зазнаек? Думаешь, этот дикарь охотится в одиночку? Вставай, до крепости осталось совсем немного, -- его голос внезапно сорвался, перейдя в усталый шёпот, -- поторопись, Роби…
Я покорно кивнул, вставая на ноги, не в состоянии оторвать взгляд от дрожащей руки Верзилы, выдернувшего кинжал из глазницы поверженного врага. Потрясение было настолько сильным, что даже и не заметил, как, забыв о хромоте, Лекс отпустил меня, и, плавно скользнув вслед за нашим метким спасителем, без труда его опередил…
Но, видимо, судьбе показалось этого мало, и она решила продолжить наказание глупцов -- в шаге от нас в землю вонзился обжигающий огненный столб. Молния… Верзилу, словно птичье пёрышко, отбросило в сторону, а меня швырнуло на колени, оставив на земле задыхаться, как загнанную нерадивым хозяином лошадь…
Я беспомощно разевал рот, пытаясь вдохнуть хотя бы крошечный глоток воздуха, не отрывая безумного взгляда от почерневшей ямы, там, где несколько мгновений назад стоял Шон... Ливень горячей плетью ударил по плечам и голове, словно решил раздавить, стерев безрассудного юнца в пыль. На карачках кое-как подполз к лежащему без сознания другу, грудь которого была опалена, глаза закрыты, а прерывистое дыхание с каждым мгновением становилось всё слабее.
В отчаянии схватился за голову и застонал:
-- Держись, Шон… Даже не думай сдаваться, ты же настоящий разведчик, пожалуйста, очнись, -- меня трясло в ознобе, пока то ли струи летнего дождя, то ли слёзы обжигали худые щёки. Именно в этот момент я перестал бояться грозы, потому что понял -- в жизни существует гораздо более сильный страх -- страх навсегда потерять дорогого человека…
Глаза сами закрылись, и губы зашептали молитву, но не ту, что Нэни заставляла меня повторять в детстве. Это был отчаянный вопль, обращённый к небесам, просьба… нет, яростное требование повернуть время вспять, чтобы за несколько мгновений до рокового удара я смог оказаться рядом с другом и спасти его.
Ледяная волна обожгла лицо, пронзая кожу миллионами игл, и, вскрикнув от этой нечеловеческой боли, я распахнул, казалось, сгоравшие изнутри глаза -- живой, ещё невредимый Шон стоял в шаге от меня, пытаясь что-то сказать. Вцепившись в его руку, с такой силой рванул её на себя, что мы оба свалились на землю и, обнявшись, откатились в сторону…
Карие глаза Верзилы смотрели с нескрываемым ужасом, пока я, глупо улыбаясь, снимал с его мокрых щёк налипшие во время жёсткого приземления травинки и крупинки песка.
-- Ты жив, Шон, понимаешь, что это значит? Нет? -- я смеялся тихим и, как самому показалось, безумным смехом, -- всё получилось…
Друг выплюнул прицепившийся к губе кусок коры и, поморщившись, пробормотал с непонятным смущением:
-- Что получилось-то? Залезть на меня? А ну отвали, бесстыжая морда, вот уж не думал… -- и он закашлялся, краснея, как девица.
Но я был настолько взволнован, что не обратил внимания на его слова, потрогав пылавшие как весенние маки щёки Верзилы:
-- Да ты горишь… Неужели простудился? -- чем только ещё больше его разозлил. Он оттолкнул меня и, заохал, схватившись за плечо:
-- Ну ты и зараза, рыба моя -- наверняка вывих… Извращенец…
Я обиделся:
-- А ты здоровенный дурак -- друг тебе жизнь спас, и ни капли благодарности!
Шон как обычно завёлся:
-- Сам дурак! Спас, неужели? Интересно, от чего?
Я обернулся, указывая рукой туда, где через несколько мгновений должно было случиться это. Верзила презрительно закатил глаза, но, ослеплённый белой вспышкой, охнул, снова опрокинувшись на спину и потянув меня за собой. Нас осыпало комьями земли вперемешку с листвой и обломками ветвей.
Настроение шутить пропало, бледный Шон смотрел на опалённую огнём траву, туда, где совсем недавно стоял он сам… Никогда ещё я не видел друга таким растерянным, его голос непривычно вздрагивал:
-- Как узнал, что она ударит… сюда? Выходит, не соврала гадалка -- если б не ты…
Я попытался протереть грязное лицо ладонью, но порезался о рваный край покрывавшей кожу тонкой ледяной корки, однако в своём взвинченном состоянии не придал этому значения:
-- Надо же, оказывается, прошёл град, а ты, бестолочь, даже не заметил этого, -- и, запрокинув голову, позволил освежающим струям дождя умыть себя:
-- Моя интуиция никогда не подводит, ты же знаешь, Шон…
-- Интуиция… -- как ветер в сухой листве прошелестел в ответ его негромкий бас, -- а что она тебе говорит сейчас? Ты где, дубина, потерял своего прилипалу?
Я чуть не захлебнулся дождевой водой, которую жадно ловил губами и так закашлялся, что от напряжения повело голову. Но мне было не до подобных мелочей -- на чём свет проклиная себя, попытался встать, однако ноги заскользили по мокрой траве, и тело ринулось навстречу кучке острых камней… Руки Шона вовремя остановили этот полёт, не позволив случиться очередной неприятности и, встряхнув меня за шкирку, прислонили к ближайшему дереву:
-- Не суетись, Роби, сам видел, как «твой братишка» шустро промелькнул мимо, скрывшись вон за тем оврагом. Видно, очень спешил вернуться в Крепость, или его укусили за тощую задницу муравьи, которых он обожает… Да успокойся, ненормальный, не дёргайся. Дождь так усилился, что невозможно рассмотреть не то что нашего «хромого беглеца», но и ближайшие кусты. Кому сказал, дай руку, не хочу и тебя потерять в этой мгле. Пошли, поищем хоть какое-то укрытие…
Я покорился, Верзила был прав -- не было смысла даже пытаться искать Лекса, когда и в двух шагах ничего не видно. Мы медленно брели вперёд, держась за руки как дети, несчастные, промокшие до нитки, под вопли ни на миг не смолкавшей совести:
-- Мерзавцы, ни на что не годные идиоты! Как вы могли прозевать младшего? Что теперь с ним будет в этом лесу среди жестоких дикарей? Нет вам прощения…
Когда нечто горячее ухватило меня за лодыжку, я охнул, прижавшись к другу словно испуганная девчонка:
-- Шон! Что-то вцепилось в ногу…
Пока он непонимающе таращился на меня, это «что-то» снова чувствительно ущипнуло кожу, и раздался жизнерадостный голос Светлячка:
-- Робин, смотри вниз, я здесь, у поваленной коряги.
Не веря себе, приблизился к толстому стволу упавшего дерева и даже наклонился к нему, понимая, насколько глупо выгляжу, но Лекса там не было.
-- Всё, снова бред, как недавно перед ударом молнии. Кажется, схожу с ума… Во всяком случае, Шон уже смотрит на меня с подозрением.
Но голос названного братишки снова прорезался совсем рядом:
-- Робин, обойди с другой стороны, там прямо под этой махиной есть лаз. Нам всем хватит места, давай скорее…
Я облегчённо выдохнул и потащил за собой упирающегося Верзилу, а ещё через пару минут мы втроём уже сидели в небольшой, но, на радость всем, сухой норе, прижавшись друг к другу в попытке хоть немного согреться. В яме сильно пахло сырой землёй и прелой листвой, от холодного зябкого воздух зуб на зуб не попадал. Темнота давила со всех сторон, но меня почему-то не отпускало ощущение, что убежище было вырыто совсем недавно, и даже -- понимаю, как дико это звучит -- специально для нас…
Несколько раз ударил себя по лбу, чтобы отогнать глупые мысли -- не помогло, и тогда, прислонившись к плечу Шона, попытался заснуть. Лекс уже довольно посапывал, устроив голову у меня на коленях, да и Верзилу, судя по его ровному дыханию, сморил сон. Но, видно, я не такой везучий, как друзья, и настырные мысли о странностях этого удивительного дня так и не позволили мне хотя бы ненадолго забыться.
Светлячок проснулся первым и как зверёк, понюхав воздух, ловко выскочил наружу, крикнув, что дождь, наконец, закончился и надо спешить в Крепость, пока за нами не устроили погоню. Это было разумное предложение, поэтому, растолкав не желавшего просыпаться Шона и, как обычно, немного поорав друг на друга, мы выбрались из временного убежища, направившись в сторону Крепости.
Жаркое летнее солнце быстро испаряло принесённую ливнем влагу, окутывая мир белёсой пеленой полупрозрачного тумана, но ни это, ни что другое не помешали везучим оболтусам благополучно добраться в Город за крепостную стену. Здесь нас с нетерпением ждали хорошая порка для сбежавшего без разрешения Лекса, которой он, правда, успешно избежал, ловко спрятавшись на чердаке, и строгий нагоняй от наших с Шоном опекунов.
Мы это пережили, покаявшись и в очередной раз пообещав больше не делать подобных глупостей, а потом ещё долго наслаждались вниманием школьных приятелей, завидовавших «героям», и просто знакомых в ближайшей таверне…
Моя шальная юность продолжалась, и я не подозревал, что эта безрассудная вылазка станет лишь одним из многих приключений, приготовленных мне забавницей-судьбой…
Вот тут-то на наши головы одна за другой и посыпались неприятности, словно судьба решила наказать дерзких мальчишек за излишнюю самоуверенность…
Бежать пришлось через перелесок, обливаясь жарким потом, когда собственное прерывистое дыхание казалось оглушительнее горного камнепада, а шум крови в ушах затмевал дальние раскаты приближающейся грозы. В сухом горячем воздухе нечем было дышать, и к сердцу невольно подкрадывался страх, которого утром ещё не было и в помине -- мы не успеем добраться до спасительной стены, что-нибудь обязательно случится, беды -- не избежать…
Я спешил, пытаясь сглотнуть, хотя во рту было сухо и горько, стараясь не упустить из виду вспотевшие спины опережавших меня друзей. Мысль в мозгу извивалась, словно вылезший из земли дождевой червь:
-- Нам нельзя разделяться… Пока все вместе, ничего не произойдёт, ничего… Мы справимся…
Когда до заветной цели оставалось совсем немного, Лекс запнулся о корягу и, вскрикнув, кубарем покатился по жухлой траве. Я подхватил его на руки, помчавшись следом за Шоном так, словно ничего и не случилось -- сам не знаю, откуда только силы взялись, но когда друг остановился, чтобы мне помочь, крикнул:
-- Беги, я справлюсь!
Он кивнул, и это спасло ему жизнь -- над опущенной головой мелькнула стрела, срезав прядь кудрявых волос. От неожиданности у меня подкосились ноги -- вторая стрела просвистела над ухом, и вслед ей прозвучал незнакомая лающая речь…
Сердце рухнуло в пятки:
-- Дикари… Они никогда не промахиваются, значит, хотят взять живьём. Умереть под пытками или стать жертвой кровавого ритуала -- что тебе больше нравится, Роби?
Чувствуя, как по спине стекают ледяные струйки пота, прижал к себе перепуганного Лекса и оглянулся -- бабушка всегда говорила -- надо смотреть страху в глаза, только так его можно победить. Это был тот самый часовой, которого мы всё утро упорно выслеживали, и, судя по тому, как крепко воин держался на ногах, не он, а мы, как последние идиоты, попались в его ловушку. Чувствовал же, что здесь что-то не так, чтоб меня…
Обветренные губы «победителя» растянулись в довольной ухмылке, а наконечник стрелы красноречиво целился мне в лоб. Но что-то вдруг случилось с некрасивым хищным лицом воина -- на мгновение его исказила гримаса удивления, и струйка чёрной крови проворно скользнула по смуглой щеке…
Жилистое тело рухнуло к моим ногам, и, взвизгнув, Лекс ещё сильнее вцепился и в без того трещащую по швам рубаху. Я машинально погладил его кудри, не в силах произнести ни слова, и только хриплый бас Шона привёл меня в чувство:
-- Ну что расселся, Робин -- защитник глупых Зазнаек? Думаешь, этот дикарь охотится в одиночку? Вставай, до крепости осталось совсем немного, -- его голос внезапно сорвался, перейдя в усталый шёпот, -- поторопись, Роби…
Я покорно кивнул, вставая на ноги, не в состоянии оторвать взгляд от дрожащей руки Верзилы, выдернувшего кинжал из глазницы поверженного врага. Потрясение было настолько сильным, что даже и не заметил, как, забыв о хромоте, Лекс отпустил меня, и, плавно скользнув вслед за нашим метким спасителем, без труда его опередил…
Но, видимо, судьбе показалось этого мало, и она решила продолжить наказание глупцов -- в шаге от нас в землю вонзился обжигающий огненный столб. Молния… Верзилу, словно птичье пёрышко, отбросило в сторону, а меня швырнуло на колени, оставив на земле задыхаться, как загнанную нерадивым хозяином лошадь…
Я беспомощно разевал рот, пытаясь вдохнуть хотя бы крошечный глоток воздуха, не отрывая безумного взгляда от почерневшей ямы, там, где несколько мгновений назад стоял Шон... Ливень горячей плетью ударил по плечам и голове, словно решил раздавить, стерев безрассудного юнца в пыль. На карачках кое-как подполз к лежащему без сознания другу, грудь которого была опалена, глаза закрыты, а прерывистое дыхание с каждым мгновением становилось всё слабее.
В отчаянии схватился за голову и застонал:
-- Держись, Шон… Даже не думай сдаваться, ты же настоящий разведчик, пожалуйста, очнись, -- меня трясло в ознобе, пока то ли струи летнего дождя, то ли слёзы обжигали худые щёки. Именно в этот момент я перестал бояться грозы, потому что понял -- в жизни существует гораздо более сильный страх -- страх навсегда потерять дорогого человека…
Глаза сами закрылись, и губы зашептали молитву, но не ту, что Нэни заставляла меня повторять в детстве. Это был отчаянный вопль, обращённый к небесам, просьба… нет, яростное требование повернуть время вспять, чтобы за несколько мгновений до рокового удара я смог оказаться рядом с другом и спасти его.
Ледяная волна обожгла лицо, пронзая кожу миллионами игл, и, вскрикнув от этой нечеловеческой боли, я распахнул, казалось, сгоравшие изнутри глаза -- живой, ещё невредимый Шон стоял в шаге от меня, пытаясь что-то сказать. Вцепившись в его руку, с такой силой рванул её на себя, что мы оба свалились на землю и, обнявшись, откатились в сторону…
Карие глаза Верзилы смотрели с нескрываемым ужасом, пока я, глупо улыбаясь, снимал с его мокрых щёк налипшие во время жёсткого приземления травинки и крупинки песка.
-- Ты жив, Шон, понимаешь, что это значит? Нет? -- я смеялся тихим и, как самому показалось, безумным смехом, -- всё получилось…
Друг выплюнул прицепившийся к губе кусок коры и, поморщившись, пробормотал с непонятным смущением:
-- Что получилось-то? Залезть на меня? А ну отвали, бесстыжая морда, вот уж не думал… -- и он закашлялся, краснея, как девица.
Но я был настолько взволнован, что не обратил внимания на его слова, потрогав пылавшие как весенние маки щёки Верзилы:
-- Да ты горишь… Неужели простудился? -- чем только ещё больше его разозлил. Он оттолкнул меня и, заохал, схватившись за плечо:
-- Ну ты и зараза, рыба моя -- наверняка вывих… Извращенец…
Я обиделся:
-- А ты здоровенный дурак -- друг тебе жизнь спас, и ни капли благодарности!
Шон как обычно завёлся:
-- Сам дурак! Спас, неужели? Интересно, от чего?
Я обернулся, указывая рукой туда, где через несколько мгновений должно было случиться это. Верзила презрительно закатил глаза, но, ослеплённый белой вспышкой, охнул, снова опрокинувшись на спину и потянув меня за собой. Нас осыпало комьями земли вперемешку с листвой и обломками ветвей.
Настроение шутить пропало, бледный Шон смотрел на опалённую огнём траву, туда, где совсем недавно стоял он сам… Никогда ещё я не видел друга таким растерянным, его голос непривычно вздрагивал:
-- Как узнал, что она ударит… сюда? Выходит, не соврала гадалка -- если б не ты…
Я попытался протереть грязное лицо ладонью, но порезался о рваный край покрывавшей кожу тонкой ледяной корки, однако в своём взвинченном состоянии не придал этому значения:
-- Надо же, оказывается, прошёл град, а ты, бестолочь, даже не заметил этого, -- и, запрокинув голову, позволил освежающим струям дождя умыть себя:
-- Моя интуиция никогда не подводит, ты же знаешь, Шон…
-- Интуиция… -- как ветер в сухой листве прошелестел в ответ его негромкий бас, -- а что она тебе говорит сейчас? Ты где, дубина, потерял своего прилипалу?
Я чуть не захлебнулся дождевой водой, которую жадно ловил губами и так закашлялся, что от напряжения повело голову. Но мне было не до подобных мелочей -- на чём свет проклиная себя, попытался встать, однако ноги заскользили по мокрой траве, и тело ринулось навстречу кучке острых камней… Руки Шона вовремя остановили этот полёт, не позволив случиться очередной неприятности и, встряхнув меня за шкирку, прислонили к ближайшему дереву:
-- Не суетись, Роби, сам видел, как «твой братишка» шустро промелькнул мимо, скрывшись вон за тем оврагом. Видно, очень спешил вернуться в Крепость, или его укусили за тощую задницу муравьи, которых он обожает… Да успокойся, ненормальный, не дёргайся. Дождь так усилился, что невозможно рассмотреть не то что нашего «хромого беглеца», но и ближайшие кусты. Кому сказал, дай руку, не хочу и тебя потерять в этой мгле. Пошли, поищем хоть какое-то укрытие…
Я покорился, Верзила был прав -- не было смысла даже пытаться искать Лекса, когда и в двух шагах ничего не видно. Мы медленно брели вперёд, держась за руки как дети, несчастные, промокшие до нитки, под вопли ни на миг не смолкавшей совести:
-- Мерзавцы, ни на что не годные идиоты! Как вы могли прозевать младшего? Что теперь с ним будет в этом лесу среди жестоких дикарей? Нет вам прощения…
Когда нечто горячее ухватило меня за лодыжку, я охнул, прижавшись к другу словно испуганная девчонка:
-- Шон! Что-то вцепилось в ногу…
Пока он непонимающе таращился на меня, это «что-то» снова чувствительно ущипнуло кожу, и раздался жизнерадостный голос Светлячка:
-- Робин, смотри вниз, я здесь, у поваленной коряги.
Не веря себе, приблизился к толстому стволу упавшего дерева и даже наклонился к нему, понимая, насколько глупо выгляжу, но Лекса там не было.
-- Всё, снова бред, как недавно перед ударом молнии. Кажется, схожу с ума… Во всяком случае, Шон уже смотрит на меня с подозрением.
Но голос названного братишки снова прорезался совсем рядом:
-- Робин, обойди с другой стороны, там прямо под этой махиной есть лаз. Нам всем хватит места, давай скорее…
Я облегчённо выдохнул и потащил за собой упирающегося Верзилу, а ещё через пару минут мы втроём уже сидели в небольшой, но, на радость всем, сухой норе, прижавшись друг к другу в попытке хоть немного согреться. В яме сильно пахло сырой землёй и прелой листвой, от холодного зябкого воздух зуб на зуб не попадал. Темнота давила со всех сторон, но меня почему-то не отпускало ощущение, что убежище было вырыто совсем недавно, и даже -- понимаю, как дико это звучит -- специально для нас…
Несколько раз ударил себя по лбу, чтобы отогнать глупые мысли -- не помогло, и тогда, прислонившись к плечу Шона, попытался заснуть. Лекс уже довольно посапывал, устроив голову у меня на коленях, да и Верзилу, судя по его ровному дыханию, сморил сон. Но, видно, я не такой везучий, как друзья, и настырные мысли о странностях этого удивительного дня так и не позволили мне хотя бы ненадолго забыться.
Светлячок проснулся первым и как зверёк, понюхав воздух, ловко выскочил наружу, крикнув, что дождь, наконец, закончился и надо спешить в Крепость, пока за нами не устроили погоню. Это было разумное предложение, поэтому, растолкав не желавшего просыпаться Шона и, как обычно, немного поорав друг на друга, мы выбрались из временного убежища, направившись в сторону Крепости.
Жаркое летнее солнце быстро испаряло принесённую ливнем влагу, окутывая мир белёсой пеленой полупрозрачного тумана, но ни это, ни что другое не помешали везучим оболтусам благополучно добраться в Город за крепостную стену. Здесь нас с нетерпением ждали хорошая порка для сбежавшего без разрешения Лекса, которой он, правда, успешно избежал, ловко спрятавшись на чердаке, и строгий нагоняй от наших с Шоном опекунов.
Мы это пережили, покаявшись и в очередной раз пообещав больше не делать подобных глупостей, а потом ещё долго наслаждались вниманием школьных приятелей, завидовавших «героям», и просто знакомых в ближайшей таверне…
Моя шальная юность продолжалась, и я не подозревал, что эта безрассудная вылазка станет лишь одним из многих приключений, приготовленных мне забавницей-судьбой…
