Смех прекратился. На душе было так плохо, что, выпив снотворное, я бросился на кровать, зарывшись с головой в одеяло, надеясь избавиться от настырных мыслей. И как безумец торопил время, стараясь побыстрее нырнуть в омут сна, лишь бы не слышать злорадный шёпот в голове:
-- Это и есть моё проклятие, человек! И спасения от него нет -- ты обречён жить вечно, пока вокруг будут умирать близкие тебе люди.
В конце концов я уснул, а на утро встал пусть и с больной, но неплохо соображавшей головой. Нервы успокоились, и мучивший «голос» пропал, что через какое-то время позволило убедить себя в нереальности всего случившегося.
А вскоре одной осенней ночью в нашем подъезде взорвался баллон с газом. Я был одним из немногих уцелевший людей и пришёл в себя в палате больницы. Навестивший «героя» репортёр местной газеты рассказал, что в соседних квартирах никто не выжил, а на мне -- ни царапины. Это же просто чудо.
Как только «пострадавшего» выписали, я перебрался в комнату общежития. Каждый день после работы приходил к развалинам дома, где всё ещё продолжались разборы завалов, стараясь не думать о «чуде» и погибших людях, и вспоминая пропавшую Робин.
Почему-то был уверен, что мурлыка тоже выжила. Вернее, очень на это надеялся, и через неделю она сама выползла из кустов к моим ногам -- худая и взъерошенная, с громким мяуканьем бросилась к обожаемому хозяину. Ошалев от радости, спрятал её под пальто и принёс в общежитие.
«Теперь всё обязательно наладится, ведь то, что я выжил -- просто случайность. Всё будет хорошо, обязательно будет. Переберёмся с Робин в Москву и заживём как раньше…»
Вымыв и напоив кошку молоком, я помчался в магазин за кормом. В двух шагах от супермаркета на перекрёстке из-за угла вылетела машина, сбив пешехода. Она промчалась в паре сантиметров от меня, даже не задев. Подбежавшие люди охали, снимая «везунчика» на телефон, а я, потрясённый случившимся, стоял, глотая смешанные со слезами капли дождя, и пытался смеяться:
«Неужели и в самом деле бессмертный? Вот же дурак, как можно верить во всякую ерунду? Хватит, Док, возьми себя в руки -- Анри и Жорж засмеяли бы тебя, услышав такую ересь…»
Но когда ещё через месяц я попал в уличную перестрелку у кафе, и шальная пуля, просвистев у виска, оборвала жизнь стоявшего рядом старика -- отбросил сомнения. Вернувшись домой, прижал к себе кошку и, опустившись на пол у стены, в отчаянии шептал ей на ухо:
-- Что же теперь делать, Робин? Проклятие работает -- похоже, смерть обходит меня стороной. Почему, глупец, не прислушался к словам друзей о ловушке и не остался с ними? И как теперь жить, если даже умереть не могу?
Серая мурлыка лизнула щёку шершавым язычком и, вырвавшись, убежала, принеся в зубах выброшенную ещё вчера чёрную визитку с золотыми буквами и номером телефона так внезапно появившегося в моей жизни одноклассника.
Покрутил её в руках и, достав мобильный, набрал расплывавшиеся перед глазами цифры, не представляя, что скажу тому, кто сейчас возьмёт трубку. Но гудки, несколько секунд разрывавшие тишину квартиры, внезапно прекратились, и я не стал перезванивать, усмехнувшись внимательно следившей за мной кошке:
-- Видишь, Робин, никому мы с тобой не нужны…
От резкого стука в дверь сердце, казалось, рухнуло в преисподнюю, грозя утащить с собой и мою жизнь. Но, опомнившись, с грустью подумал:
-- А вот и дудки, даже не пытайся разорваться -- ничего не получится, ведь я, чёрт возьми, бессмертный идиот.
Встав, как старик зашаркал тапками к двери, за которой кто-то не переставал стучать, видимо, очень желая пообщаться. Бормоча под нос:
-- Надеюсь, я никого не залил, -- открыл дверь и был буквально сметён назад в комнату тремя тёмными фигурами в длинных плащах, с которых на пол стекали тоненькие ручейки воды. Один из ворвавшихся снял капюшон дождевика, смущённо переминаясь с ноги на ногу:
-- Ты позвонил -- значит, нужна помощь, Док, -- вот мы и примчались, -- Алистер смущённо улыбался, указывая на пытавшиеся сорвать с себя дождевики великанов, -- мне многое нужно тебе объяснить. Вообще-то, я один собирался, но разве их остановишь?
Анри, наконец, справился с неподдающимся плащом из тонкой, липнувшей к одежде плёнки, а Жорж, чертыхаясь, попросту разорвал этот «кошмар», радостно пробасив:
-- Ну и погодка, славный дождик! Принимай гостей, Док! Мы своих в беде не бросаем: раз есть проблема -- будем решать. Да, Анри?
Улыбнувшись, тот шагнул вперёд, открывая мне свои объятия:
-- Привет, братишка!
-- Это и есть моё проклятие, человек! И спасения от него нет -- ты обречён жить вечно, пока вокруг будут умирать близкие тебе люди.
В конце концов я уснул, а на утро встал пусть и с больной, но неплохо соображавшей головой. Нервы успокоились, и мучивший «голос» пропал, что через какое-то время позволило убедить себя в нереальности всего случившегося.
А вскоре одной осенней ночью в нашем подъезде взорвался баллон с газом. Я был одним из немногих уцелевший людей и пришёл в себя в палате больницы. Навестивший «героя» репортёр местной газеты рассказал, что в соседних квартирах никто не выжил, а на мне -- ни царапины. Это же просто чудо.
Как только «пострадавшего» выписали, я перебрался в комнату общежития. Каждый день после работы приходил к развалинам дома, где всё ещё продолжались разборы завалов, стараясь не думать о «чуде» и погибших людях, и вспоминая пропавшую Робин.
Почему-то был уверен, что мурлыка тоже выжила. Вернее, очень на это надеялся, и через неделю она сама выползла из кустов к моим ногам -- худая и взъерошенная, с громким мяуканьем бросилась к обожаемому хозяину. Ошалев от радости, спрятал её под пальто и принёс в общежитие.
«Теперь всё обязательно наладится, ведь то, что я выжил -- просто случайность. Всё будет хорошо, обязательно будет. Переберёмся с Робин в Москву и заживём как раньше…»
Вымыв и напоив кошку молоком, я помчался в магазин за кормом. В двух шагах от супермаркета на перекрёстке из-за угла вылетела машина, сбив пешехода. Она промчалась в паре сантиметров от меня, даже не задев. Подбежавшие люди охали, снимая «везунчика» на телефон, а я, потрясённый случившимся, стоял, глотая смешанные со слезами капли дождя, и пытался смеяться:
«Неужели и в самом деле бессмертный? Вот же дурак, как можно верить во всякую ерунду? Хватит, Док, возьми себя в руки -- Анри и Жорж засмеяли бы тебя, услышав такую ересь…»
Но когда ещё через месяц я попал в уличную перестрелку у кафе, и шальная пуля, просвистев у виска, оборвала жизнь стоявшего рядом старика -- отбросил сомнения. Вернувшись домой, прижал к себе кошку и, опустившись на пол у стены, в отчаянии шептал ей на ухо:
-- Что же теперь делать, Робин? Проклятие работает -- похоже, смерть обходит меня стороной. Почему, глупец, не прислушался к словам друзей о ловушке и не остался с ними? И как теперь жить, если даже умереть не могу?
Серая мурлыка лизнула щёку шершавым язычком и, вырвавшись, убежала, принеся в зубах выброшенную ещё вчера чёрную визитку с золотыми буквами и номером телефона так внезапно появившегося в моей жизни одноклассника.
Покрутил её в руках и, достав мобильный, набрал расплывавшиеся перед глазами цифры, не представляя, что скажу тому, кто сейчас возьмёт трубку. Но гудки, несколько секунд разрывавшие тишину квартиры, внезапно прекратились, и я не стал перезванивать, усмехнувшись внимательно следившей за мной кошке:
-- Видишь, Робин, никому мы с тобой не нужны…
От резкого стука в дверь сердце, казалось, рухнуло в преисподнюю, грозя утащить с собой и мою жизнь. Но, опомнившись, с грустью подумал:
-- А вот и дудки, даже не пытайся разорваться -- ничего не получится, ведь я, чёрт возьми, бессмертный идиот.
Встав, как старик зашаркал тапками к двери, за которой кто-то не переставал стучать, видимо, очень желая пообщаться. Бормоча под нос:
-- Надеюсь, я никого не залил, -- открыл дверь и был буквально сметён назад в комнату тремя тёмными фигурами в длинных плащах, с которых на пол стекали тоненькие ручейки воды. Один из ворвавшихся снял капюшон дождевика, смущённо переминаясь с ноги на ногу:
-- Ты позвонил -- значит, нужна помощь, Док, -- вот мы и примчались, -- Алистер смущённо улыбался, указывая на пытавшиеся сорвать с себя дождевики великанов, -- мне многое нужно тебе объяснить. Вообще-то, я один собирался, но разве их остановишь?
Анри, наконец, справился с неподдающимся плащом из тонкой, липнувшей к одежде плёнки, а Жорж, чертыхаясь, попросту разорвал этот «кошмар», радостно пробасив:
-- Ну и погодка, славный дождик! Принимай гостей, Док! Мы своих в беде не бросаем: раз есть проблема -- будем решать. Да, Анри?
Улыбнувшись, тот шагнул вперёд, открывая мне свои объятия:
-- Привет, братишка!
