С досады толкнула дверь, и она отворилась. Влетев внутрь, я от страха и подозрений даже не посмотрела под ноги, споткнулась обо что-то в полутемном коридоре и едва не проехалась носом по полу. Успела выставить руки перед падением и отделалась ссадинами на локтях.
— Ты чего ломишься, как слон? — услышав голос Димы откуда-то с кухни, я успокоилась и ткнулась лбом в руку.
Полежала так пару мгновений, переводя дух. По телу прокатилась нервная дрожь: я думала, что в дом забрались грабители, уже готовилась звонить в полицию, и теперь даже не знала, кого предпочла бы видеть. Преступники по крайней мере не стали бы требовать от меня выслушать их, посочувствовать и поговорить.
— А чего двери не запираешь? Я же испугалась, — поднимаясь с пола и прихватывая весло от байдарки, которое и стало причиной моего падения, ответила я. — Или предупредил бы, что зайдешь сегодня.
— Ты мне не рада? — из кухни показался Дима. Холеный, расслабленный, с влажными светлыми волосами, зачесанными назад, отчего легкая седина становилась в них еще заметнее. Мокрая майка облегала тело, отточенное годами занятий в зале, да и на лицо он вполне ничего. Однако его присутствие не вызывало сейчас никаких положительных эмоций, только ощущение глубокой усталости.
— Я бы, может, вернулась пораньше, — солгала я: честный ответ наверняка приведет к новому выяснению отношений, а у нас все только недавно наладилось.
Я пристроила весло обратно в шкаф, к байдарке, которая стояла там же. Ярко желтая. Но покрытая слоем пыли, она символизировала мое прошлое. Я захлопнула шкаф, чтобы не провоцировать себя на новые размышления, и повернулась к Диме.
— Мне надо съездить в поселок… помнишь, тот, где санаторий для пожилых? Там моя тетушка умерла, и сестра очень просит… — чем дольше я говорила, тем более тяжелым становился взгляд моего… парня? любовника? черт знает, как его называть: «своим мужчиной» — язык не поворачивается, для парня староват, а мужем вряд ли станет когда-нибудь, с его-то принципами.
— Я думал, хотя бы на этих выходных отдохнем, — процедил он и отхлебнул чаю.
Я же избавлялась от промокших ботинок, бросила сумку на низенькую тумбу у двери, стянула влажное пальто. Пока развешивала его на плечики, чувствовала на себе сверлящий недовольный взгляд.
— Ты же можешь просто не ехать, — наконец, высказался Дима, когда его давящие взгляды не подействовали.
Я поджала губы и прошла на кухню. Не то, чтобы мне самой хотелось тащиться в такую даль ради какой-нибудь коллекции монет, старой мебели или что еще там могла оставить обычная, не слишком зажиточная гражданка СССР? Но признаться в этом — значит заранее капитулировать. А поехать мне надо, и желательно без скандалов перед отбытием.
— Маша очень просила, я не могу просто взять и бросить ее, — попыталась оправдаться я, наполняя чайник водой.
На краю сознания мелькнула мысль, что Дима мог бы и налить мне чаю, пока я возилась в прихожей, но я отбросила мысленное ворчание. Сейчас только хрестоматийной ругани из-за кружки мне и не хватало.
— А просто взять и бросить кафе, меня и наши планы ты можешь, — констатировал Дима, в его голосе нарастало недовольство. — Я купил нам два билета в музыкальный театр на воскресенье. Что-то из оперетт, тебе же они нравятся вроде бы.
Мог бы и спросить, удобно ли мне в воскресенье куда-то идти. Ну что ж, раз купил, не возвращать же их? К тому же, я давно не выбиралась куда-нибудь не по работе.
— Всего один раз. Пара дней — туда и обратно. И, если уж так хочешь провести выходные вместе, съезжу на неделе, к пятнице уже вернусь, — решила я и плюхнулась на стул.
Ноги тут же загудели после нагруженного дня. Хотелось посидеть хотя бы полчаса в тишине, но чайник закипел, пришлось снова подниматься.
— Ну ладно, — неохотно согласился Дима и снова отхлебнул из кружки.
Я вскоре вернулась за стол, чашка приятно согревала пальцы. По стеклу забарабанил мелкий дождь. Сейчас бы завернуться в плед и посмотреть что-нибудь приятное, но даже заикаться о чем-то подобном бессмысленно. «Пустая трата времени» — последует ответ.
Рука Димы легла на мое колено, он наклонился настолько близко, что я почувствовала щекой его дыхание с примесью мятного чая. И в этот момент на плечи навалилась такая усталость, что захотелось разреветься. Я отстранилась и уставилась в кружку, ожидая бури, которая неминуемо последует за моим очередным — уже далеко не первым за прошедшую неделю — отказом.
Обвинений и явного недовольства не последовало.
— Понятно все с тобой, — Дима поднялся и ушел в комнату.
Я слушала, как он шуршит одеждой и думала о том, что надо бы его остановить. Но усталость буквально приковала к месту.
Перед тем, как уйти, он еще раз заглянул на кухню, будто хотел, ждал, что я что-нибудь сделаю или хотя бы скажу, но я только сидела, разглядывая круги в чайной чашке, которые расходились от падающих в нее слез.
Когда хлопнула входная дверь, и в замке повернулся ключ, я испытала облегчение. Теперь до следующей встречи с Димой никакие объяснения и скандалы мне не грозят. Мне тут же стало стыдно за эти эмоции: мы ведь уже давно вместе, надо бы научиться нормально решать подобные конфликты, но вечно что-то идет не так. Нет. Все идет не так.
Трель телефона, внезапно раздавшаяся в тишине, меня напугала. Я схватилась за него в надежде услышать голос Маib, и испытала жгучее разочарование, когда бариста начал уточнять детали по закрытию кафе.
Да чтоб эта работа провалилась!
Глава 3
Утром следующего дня, в без десяти шесть, я стояла на вокзале, буквально прилипнув ухом к трубке телефона. По небу бежали серые тучи, подгоняемые холодным ветром, вокруг суетились люди, снова накрапывал дождь. Городской шум, едкий запах из ближайшей точки общепита, да и сам вид людей, которые старались казаться как можно более деловыми и занятыми, ужасно раздражал.
— Документы отправить на адреса, которые я выписала на стикеры, — инструктировала девочку-менеджера, которая будет отвечать за кафе, пока я трачу время в разъездах. — Еще завтра и послезавтра должны прийти два кандидата на должность баристы, их надо проверить. Все подробно запиши и присмотрись к ним, результаты мне предоставишь. А, и еще последи за тем, как уборщица работает — по-моему, она в последние время начала пропускать график…
Я бы могла выждать еще десяток указаний, но началась посадка на поезд. Проклиная все на свете, я протолкнулась с сумкой по узкому проходу, забросила вещи на верхнюю полку плацкарта — билетов в купе уже не было, когда я вечером решила их заказать — и сама завалилась на нее, твердо решив, что не сойду с места в ближайшие двенадцать часов.
Задвинув шторку, отгородила себя от чужих глаз и ушей и, откинувшись на подушку, прикрыла веки. Ранний подъем утром давал о себе знать, очень хотелось вздремнуть еще несколько часов, но тревога не давала забываться сном.
Я посмотрела на телефон в надежде, что в суматохе посадки не услышала звонок, но ни одного пропущенного не обнаружила. Сама набрала сестру, но сколько бы ни ждала, слышала только голос автоответчика. С раздражением отбросив телефон после третьей попытки, я снова закрыла глаза.
Может, она просто обиделась? Решила, что и без меня справится, раз я настолько погружена в работу? Наверное, надо было говорить с ней помягче, но что сделано — то сделано.
Думать о том, что с ней действительно что-то могло произойти, совершенно не хотелось, но жуткие предположения все равно лезли в голову. Вдруг старая карга оставила золото, а которым охотится кто-нибудь еще? Или кто-то просто решил ограбить сестру — она ведь одна живет. Черт, надо было выезжать вчера вечером — сейчас я была бы уже в поселке.
От панических мыслей отвлекла трель телефона. Я схватила его и, не глядя, приложила к уху.
— Маша, это ты? — голос дрогнул.
— Вот так ты со мной прощаешься, — усмехнулся в трубку Дима.
— Извини… — я выдохнула, пытаясь вернуть себе хотя бы подобие спокойствия. — Просто сестра не отвечает со вчерашнего дня, я волнуюсь…
— Ты уехала. А мне теперь сидеть здесь одному, — продолжал гнуть свою линию Дима.
— Я уже все тебе объясняла, мы же вчера обо всем договорились! — не удержалась я, повысив голос, но тут же поняла свою ошибку: на линии послышались гудки.
Поколебавшись немного, решила все же не перезванивать — зачем? Сейчас только поругаемся, лучше нам обоим остыть, тогда и поговорим. И почему я вечно должна думать о решении конфликтов за нас двоих?
Поезд тронулся. Не прошло и двух минут, как по вагону разнесся химозный запах дешевой лапши, сосисок, курицы с чесноком, кто-то снизу начал хрустеть огурцами. Я припомнила, что в сумке, которая валялась в ногах, лежат два контейнера с едой, но при мысли о том, чтобы запихнуть в себя хоть кусочек запеканки, меня едва не вывернуло: не могу есть, когда нервничаю.
Прикрыв глаза, я попыталась задремать, но моим поптыкам то и дело мешали назойливые разговоры.
— … какое, говоришь, село? — переспросила крикливая старуха с хриплым голосом. — То самое, где санаторий? Тьфу ты! И не боишься ведь…
Я напряглась и, стараясь не обращать внимания на всю остальную болтовню вокруг, прислушалась к разговору.
— К шаману еду, не боюсь. Духи проведут, — ответила более спокойным голосом другая пенсионерка.
Сквозь щелку в шторах я видела ее — сухую, ухоженную и приличную, с белыми волосами, аккуратно уложенными в пучок, и черном платье в пол, которое выглядело в поезде инородным. Женщина совсем не походила на деревенских суеверных бабок, и тот факт, что она едет к какому-то загадочному шаману, с ее внешностью никак не вязался.
— Проведут они, как же. Говорят, озлобились они, — твердила ее собеседница, которой я разглядеть не могла. — Мне сноха вчера звонила, вся в слезах. Говорит, ей один из колдунов этих предсказал, что скоро беда случится. И тени она какие-то видела. Перепугалась девка, так и заболела.
— Просто слишком она у тебя впечатлительная, — со снисходительной улыбкой ответила женщина в платье. — Вот и заболела от нервов. Да и осень уже, хоть и ранняя.
— А еще говорят, что те духи бабку в санатории прибрали. У меня брат там уборщиком… — крикливая старуха ненадолго завозилась и замолчала, а я затаила дыхание, надеясь услышать продолжение истории. — Так вот, говорит, ходила бодрая и веселая та бабка, сама с собой болтала без умолку, а потом в комнату свою зашла. Минут через десять медсестра пришла к ней, укольчики делать, а в кровати уже труп — холодный.
Я разочарованно вздохнула и повернулась на спину, чувствуя, как поезд покачивается и как стук колес складывается в ритмичный звук, похожий на биение сердца.
Тетушка Сара умела нагнать страху на всех, кто ее окружал: она была немного не в себе. В последние несколько лет и правда часто разговаривала то с тенями, то и вовсе просто глядя перед собой, к этому все давно привыкли. И даже не ее галлюцинации — безобидные, как правило — стали причиной того, что в итоге мы решили направить ее в санаторий. Просто характер ее под старость лет стал настолько несносным, что терпеть не могла даже моя сестра, про меня и говорить нечего. Наверное, она и в санатории всем основательно плешь проела, раз слухи о ней разошлись на всю округу.
Хоть я и боялась, что поездка окажется сложной, все же дорога — когда-то родная и привычная — быстро меня убаюкала. Я почти не просыпалась в следующие десять часов, наслаждаясь возможностью не бежать на работу и наконец отоспаться за целый год беличьей беготни в колесе. Полусон дарил приятное забытье, отгонял и страх за сестру, и печаль из-за неприятного прощания с Димой. Хотелось остаться во сне навсегда, но после очередной трели будильника я силком вырвала себя из его объятий.
Тут же проверила телефон, но связь еще не появилась. Поезд несся мимо крутых холмов, поросших желтеющей травой, которые то вздымались, то опускались, будто волны, застывшие в камне. Когда поезд взобрался на одну из них, округа от горизонта до горизонта открылась как на ладони, на ней появились голубые пятна мелких озер, лента реки и кляксы-тени облаков. Какое-то время я рассматривала пейзажи, которые очень полюбились мне с тех пор, как я впервые побывала в Красноярском крае. И вызывали ненависть, обиду и злость во время последней поездки.
Я ожидала, что буду бояться. Или плакать, или вспоминать и терзаться, но в душе ныло только привычное уже чувство вины, и больше — ничего. И все же мне хотелось побыстрее вернуться домой, в городскую квартиру. Туда, где небо виднеется лишь огрызками среди высоких городских крыш, где нога не сорвется случайно с крутой тропы и где сыпучие камни не потащат слабое человеческое тело в пропасть.
На перрон я сошла растрепанная, злая и почему-то уставшая. В очередной раз набрала номер сестры, но не получила ответа. Огляделась в поисках такси.
Здесь, на сельском вокзале, я чувствовала себя будто в ином мире: тетки с тряпичными сумками, мужики с дешевыми сигаретами за углом, запах пирожков. которые продают тут же, возле выхода на перрон — все как в детстве.
Подняв голову, я с удивлением отметила, что небо здесь, в поселке, гораздо больше, чем в моем городе. Наверное, из-за того, что домов высотой более пяти этажей нет вовсе.
Поселок, казалось, застыл где-то во временах моего детства. Связь здесь ловила очень плохо и, немного подумав, я отказалась от идеи звонить и уточнять что-то про кафе. Уж наверное Таня продержится как-нибудь пару дней без моих указаний. Убирая телефон в карман, я ощутила себя ненужной, почты никем.
Чувствуя все нарастающее беспокойство, взяла такси и минут через двадцать уже стояла на пороге просторного частного дома.
Здесь ничего не изменилось со времени моего последнего визита лет десять назад: все тот же бледно-зеленый сайдинг на стенах, серая черепица на крыше, светлый сетчатый забор и калитка. Маше он достался от бабушки, и, отучившись на педагога начальных классов в другом городе, сестра вернулась сюда. Для меня ее верность малой родине оставалась загадкой, и хоть у нас у обеих с этим домом были связаны воспоминания о счастливых днях школьных каникул, мне всегда хотелось чего-то большего. Тихая же Маша довольствовалась уютом старого дома, хотя ее родители жили сейчас в том же городе, что и я.
Я набрала сестру еще раз и прислушалась: видела, что одно из окон в доме приоткрыто и надеялась, что из него донесется звонок. Но дом на мои вопросительные взгляды отвечал гробовым молчанием.
Я подергала ручку калитки, ожидая обнаружить, что она заперта, но створка со скрипом отворилась. Я бросилась на крыльцо, к двери, которая тоже оказалась незапертой. Влетела в дом и осмотрелась.
Здесь тоже все выглядело как обычно. Чистота, порядок, маленькие статуэтки-котики на полке в прихожей, цветок в горшке у дальней стены. Ни следов борьбы, ни беспорядка, который остался бы, если бы сестра сопротивлялась похищению — ничто не намекало на криминал.
Обойдя дом, я быстро убедилась, что и в остальных комнатах все так, будто Маша никуда и не пропадала. Может, она просто пошла мусор вынести, а я себя слишком накручиваю?
На десять минут мысль
