Давным-давно, около двадцати лет назад, мне во сне явился чудесный дворец, что возвышался на крутом холме обжатом белокаменными стенами.
Мраморные колоннады переливавшиеся на солнце белоснежным сиянием, расположившиеся под крышей обиталища для всякого вида зверей, резвящихся в обнажении людей и грозных колесниц, которые сумел уловить мой пытливый и закалённый глаз. Четырнадцать медных щитов украшавших балку над восьми колоннами.
Сколько раз мне снились эти волшебные хоромы, сотканные из меловых колонн и узорчатых балок, величественно блиставшие на вершине холма и гордо восседавшие над стенами собранными из переливавшегося в лучах солнца белоснежного кирпича. Столько же раз меня вырывали из сна когда я завороженно взбиравшаяся по ступенькам, оказывалась у подножья закованной в мрамор грозной воительницы с копьём, безмолвно отстоящей в сторонке от внушительных ворот. Ноги предательски подкашивались и я цеплялась руками или посохом за любой выступ, чтобы не скатиться по ступенькам. Мой взгляд обречённо падавший на ослепляюще белокипенные двери, отделявшие пошлость земной юдоли от манящей красоты ушедших эпох загадочно улыбавшихся мне с высоты статуй львов высеченных на белоснежных стенах, был последним, что я видела в этом царстве мёртвых грёз.
Я нехотя раскрыла глаза, обнаружив себя спавшей на жёстком покрывале пожелтевшей травы и в обнимку с посохом. Красочные образы из сновидений ещё играли перед моими глазами, после чего испарились в заволоченном тучами, сером небе. Не без молчаливой досады, я испустила вздох глухой печали и осмотрелась по сторонам в поисках губителя снов. Им оказалась, беспокойно прыгавшая вокруг, чёрношёрстая коза и издававшая жалобное мечание.
Невольно подхватив от неё толику взволнованности, я встала и присела перед ней, сложив под собой ноги. На макушку козы, промеж рогов, ложилась моя ладонь, а в её жёсткие и грубые космы заползли тонкие пальчики.
— Сиях — Обратилась я к ней по имени данному ей матерью — Что произошло ?
Коза ответствовала горьким мечанием и повертела головой, глядя на меня стеклянными на вид янтарными глазами из глубины которых лился живой свет человеческих чувств и переживаний. Присмотревшись к ней и помотав взглядом по сторонам, я заметила одну деталь бросавшуюся в глаза. Сиях всегда никогда не ходила без своего сына, но в этот раз она была совершенно одна. Её детёныш снова запропастился, к слову явление для него столь частое, что я лично нарекла его на турецкий манер Касаком, ибо давно забыла как это звучало бы по-гречески.
Я встала и напоследок почесала Сиях её за ушком.
— Не беспокойся Сиях, он к тебе вернётся.
Из поясной сумки я достала поводок который тут-же оказался на козе. Лучше таскать с собой то что может быть украдено другими пастухами. Прежде чем отправиться на поиски козлёнка, я отправилась проведать свою младшую сестру, оставленную мною следить за стадом на время моей дрёмы. Должно быть она сидит где-нибудь в теньке, под деревом и мастерит вышивку.
Переминая редеющую траву, я искала средь выцветших холмов и бесформенных валунов, возвышенность для хорошего обзора, ведь если я не ошибаюсь, она не ушла далеко.
Когда подходящий холм нашёлся, я, предварительно помучавшись с Сиях не понимавшую куда ей идти, взобралась на него и стала рассматривать местность.
Редкая растительность и горные кустарники перемежались с пожелтевшими обрубками колонн разбросанных посреди груд камней. Где-то у руин белокаменного дома устроились отдыхающие пастухи, о чём говорил терпкий запах отвратительно сваренного кофе. Также моему взору попалось и наше небольшое, в двадцать козьих голов, стадо доверенное сестре, но оставленное без присмотра.
— Ох и получит она...
Вдруг коза запаниковала и принялась мечать и брыкаться. Мой взгляд упал на неё и увидев что янтарные глаза смотрели в сторону стада, он перешёл туда же куда и она.
Её опасения оказались не напрасны: мужская фигура в темно-розовой куртке и белой юбке опасливо подбиралась к стаду. Я пригляделась к нему и узнала в нём соседа нашей семьи, неужто этот глупый завистник думает что не окажется в зоне подозрения и мы не заметим пропажи которая будет гулять у нас же под носом и в соседнем загоне.
Я засунула два пальца в рот и в сию же секунду раздался мощный свист рассёкший воздух до самого стада. Мужчина вздрогнул и чуть не уронив алую тюбетейку, развернулся и помчался восвояси.
Хоть денег и не будет, зато козы на месте.
Хмыкнув с чувством собственного превосходства, я продолжила поиски.
Искать глазами пришлось недолго и вскоре я заприметила на одном из пригорков, дуб под, толстой и обветшалой, кроной которого устроилась девчушка напоминавшая сестру. С такого большого расстояния я не видела деталей, от того решила подойти поближе.
Так оно и оказалось, это была младшая сестра - невысокая и хрупкая отроковица в синем платье, чёрной жилетке, переднике и лёгком покрывале на затылок, все вышитые плетёнкой цвета золота.
Четырнадцатилетняя девочка, как и обычно, была увлечена своей работой и хотя для неё это способ заработать лишние монеты, но похоже ей придётся отвлечься.
— Ёзгур-кыз кардеш! — Воскликнула я, подбегая к ней наперегонки с Сиях.
Девушка подняла голову и заметив меня, кажется вздрогнула от испуга. Отложив вышивку, она стала ждать, пока я, запыхавшись, не окажусь под одной кроной с ней.
Запотевшая от беготни, я упёрла руки в бока, строго глядя на младшую сестру.
— Тангюль-абла — Виновато залепетала Ёзгур — Прости, я думала что успею и...
Предвидя полотно извинений и неловких оправданий, которые явно мне не помогут, я заткнула её.
— Ничего страшного, хотя я и пришла посмотреть как ты работаешь.
Сиях робко подступилась к Ёзгур, та улыбнулась и поласкав её мордочку, достала из поясной сумки сахар.
— Ты хорошо спала ? — Спросила она, глядя на меня.
Услышав сей вопрос, я ухмыльнулась и стала разминать спину.
— Очень хорошо, да только пока я дремала, стадо без глазу было и один наш козлёночек потерялся.
Пропажа козлёнка, да и осознание Ёзгур своей вины в этом, сделало её весьма озадаченной.
— Касак ?
Я в подтверждение вскинула головой.
— Он самый.
Сестра виновато забегала глазами и вновь залепетала дрожащим голоском.
— Прости меня. Я... я отыщу его.
Она сложив предмет своей работы в поясную сумку, встала и собиралась отправиться на поиски, как я, улыбнувшись, положила руку на плечо, тем самым остановив её.
— Сама ещё потеряешься.
Я повернула лицо сестры к себе и погладила её щеку.
— Лучше повремени с шитьём и пригляди за стадом, я отправлюсь за ним.
Ёзгур помолчав немного, робко кивнула.
— Хорошо, Тангюль-абла.
Улыбнувшись, я вручила ей в руки поводок.
— Сиях полностью на тебе.
Сестра вновь кивнула и повторила своё слово.
— Ещё некие подозрительные люди навроде Георгиоса норовят стыбзить нашу скотину, смотри в оба — Добавила я.
— А если — Ёзгур опасливо запнулась — Он нападёт.
Я по сестрински усмехнулась от её боязливости.
— У этого идиота по закону нет никакого оружия, а если и окажется, то у тебя есть целых три оружия, от которых ему точно не поздоровится.
— Каких ?
— Посох, Каракюрт и закон. Первое, чтобы проучить его по голове, второе для свидетельства нашей правоты, а третье докажет нашу правоту.
— Правоту ? — Поинтересовалась Ёзгур, по чьим глазам было видно что она думает обо мне словно о сумасбродке.
— Ону самую, мы ведь правоверные нам всё можно, не так ли ?
Поток мыслей свалившийся на сестру вызвал у неё удивлённое или скорее растерянное молчание сестры, это, вкупе с осознанием какую околесицу я наговорила, рассмешило меня
— Да шучу я...
Ёзгур через силу улыбнулась, что выглядело очень неестественно.
Я слегка наклонилась, чтобы поцеловать сестру в щеку, после чего улыбнувшись ей, отвернулась в сторону бескрайних холмов. Сжав пастуший посох в руке и элегантно поправив покрывало на голове, я отправилась на поиски Касака.
Таковы были обязанности моей убогой жизни: пасти скотину, ухаживать за ней, приторговывать на базаре, проводить посиделки с подругами.
А всё самое интересное происходило в сновидениях, настолько красочных и детальных, что создаётся впечатление будто я проживаю там вторую жизнь. Там я была жительницей прекрасной, волшебной страны с белёсыми дворцами, мощёными площадями и населённой философами и поэтами. И было всё ладно, если бы этот сон не просачивался в мою жизнь, принимая обличие белокаменных развалин, колонн и знакомых черт лиц окружавших меня повсюду.
Всё это не могло вызывать у меня смутные подозрения, которыми я делилась с родственниками и близкими подругами. Вкупе с моей любовью тащить в дом всякие красивые безделушки напоминавшие мне о снах, это сделало меня чудаковатой в глазах окружающих.
Ко всему прочему мать обещала не рассказывать о моих догадках отцу или чего похуже муллам, при условии если я оставлю свои мысли и не буду их беспокоить по этому поводу.
Я взобралась на пригорок и стала озираться по сторонам. Моему взору предстал матово-белый лев лежавший у соседнего холма. Безногий, с отколотым хвостом, он лицезрел печальным взглядом удручающее межгорье населённое народом дикарей, парочка представителей которого прямо сейчас поднимались к нему по склону холма. Двое мужчин, один, судя по алому фареону с золотым хвостиком свисавшим до левого плеча и бордовой куртке с белой фустанеллой явно был греком, он с трудом тащил на спине топор, а второй, албанец в тюрбане, красной жилетке на рубашку и тёмных шароварах, он волочил с собой тележку.
Обступив осколок напоминавший девушке о призрачных грёзах, они приготовили инструменты, попутно раздавались короткие переговоры на греческом. Я незаметно, насколько это возможно для открытого холма, наблюдала за этим действом, не решаясь совершить поспешных поступков. Когда же один из них, который албанец, взялся за топор и замахнувшись, стал тюкать льва, я понявшая что двусмысленности не осталось и места, подняла руку и прикрикнула на них незамысловатым — Э-э-эй!
Мужчины лишь на мгновенье отвлеклись от льва, поозиравшись по сторонам и обменявшись недоумевающими взглядами, они возобновили работу. Я же, мысленно отложив в сторону поиски Касака, зашагала к ним. Эти двое совсем страх потеряли или какие-то козы дикарям важнее чем эта красота.
Поравнявшись с ними, я ткнула посох в землю, по хозяйски обводя взглядом двух мародёров.
— Добрый день, господа, чем вы тут занимаетесь ?
— Perseri kjo anormale... — С раздражением процедил мужчина в тюрбане.
Мужчины переглянулись, после чего взглянули на меня, словно огородник на сорную траву упорно не покидающую его зелёный дворец.
— Иди отсюда... — Буркнул грек.
И как обычно, шайтан дёрнул меня дерзить двум взрослым мужчинам с топором.
— Все руины в Румелии есть собственность султана.
Похоже это не впечатлило мужчин, явно не мусульманской веры, они просто повторили свои слова и вдобавок албанец сказал.
— Что говорят муслимы, нам по ровному месту, они здесь чужие.
Я показала наивному албанцу язвительную ухмылку
— Это ещё большой вопрос кто здесь чужой — За уничтожение культуры могут голову сечь, поэтому вам надо идти отсюда, манкурты безродные.
Вдруг раздался рокочущий мужской голос, в котором я узнала своего старшего брата.
— Что за балаган вы тут устроили ?
Когда я оглянулась, передо мной предстал высокий, плотный мужчина, лет двадцати пяти, в белой, но порядком запачканной рубашке сливавшейся по цвету с фустанеллой, синей жилетке и красном тюрбане. Морща усы, он то и дело совал в рот трубку и пускал омерзительный запах горелой травы.
Заглянув за его спину, я заметила повозку. стоявшую у подножья холма, похоже брат заметил меня в сомнительной ситуации и решил прийти разобраться.
— Тангюль-кыз кардеш, это что за мужчины ? — Строго спросил он, меряя моих собеседников щурыми, подозрительными глазами.
Я всегда была честной перед братом и в этот раз я не изменила своим принципам
— Каракюрт-аби, они хотели убить этого льва — Обиженно буркнула я, указав на означенную скульптуру.
— Он ведь даже не живой! — Выпалил грек, махая руками.
Каракюрт почти не думая, невозмутимо выдал.
— Вы слышали что она сказала — Он засучил рукав, поднимая кулак — Проваливайте отсюда...
Мародёры уставшие даже спорить с нами, махнули на нас рукой и закинув топор в тележку, лениво ушли с пригорка.
Мы провожали их взглядом и когда они исчезли за околицей горизонта, Каракюрт рокочащим бульканием возмутился.
— Опять ты со своими обрубками. Делами бы полезными занялась.
Я с улыбкой взглянула на старшего брата, как всегда не очень довольного мной.
— Ими и занималась, искала Касака, пока не заметила это варварство, мимо которого я точно не смогла бы пройти мимо.
Каракюрт как и в любой другой раз, издал хриплый, убитый табаком вздох.
— Садись ко мне, так поищем, а то ты так долго искала что от тебя несёт...
Мысленно пошутив о том от кого всё таки больше несёт, я оттянула голову вправо и вскинула наверх, после чего мы оба сели в деревянную повозку запряженную мулом и поехали.
Поиски были долгими, а дорога длинной, и если бы она была спокойной, так Каракюрт вновь затянул свою песню.
— Зачем тебе всё это, ты обычная пастушка и не лезь не в своё дело.
Я всегда отвечала ему той же монетой и если он повторял одно и тоже, то и от меня получал такой же ответ.
— Но их ведь кто-то строял, ваял. Я не знаю кто они, но им явно не понравилось бы такое отношение к своим трудам.
Каракюрт вздохнул.
— Их не строила не ты, ни твои родственники, с чего ты за них так печёшься ?
— Я тебе уже сто раз говорила, Каракюрт-аби, если на твоих глазах растопчут красивый сад ты ему точно не будешь говорить спасибо.
— И так на каждой лающей собаке останавливаться будешь ?
— Если эти собаки грызут то что мне дорого, то да...
Я нахально улыбнулась, уперевшись рукой в подбородок.
— Ты неисправима...
Он смолк, глядя в горизонт.
— Это не Касак ?
Я взглянула туда же куда и он, в самом деле заприметив маленького чёрного козлёнка который резвился у подножья горы над которой восседал дворец из сновидений.
— Да, это он...
Быстро доколесив до подножья, брат быстрее меня вскочил с повозки и, засучив рукава, пошёл хватать Касака.
Мне же ничего не оставалось кроме как отсиживаться в повозке и созерцать жалкий призрак великолепия из снов. Обветшалые и осыпавшиеся стены, с многочисленными пробелами. Грозная воительница закованная в мрамор, по видимому осталась в царстве снов, а дворец возвышавшийся на вершине горы, не имел и десятой части того блеска которым он обладал в царстве грёз нарисованном моей головой. Ощипанный, обезличенный и увенчанный башней с золотым полумесяцем, напоминал скорее сотни других мечетей и лишь по своей форме напоминал о своём наверняка былом величии.
Мраморные колоннады переливавшиеся на солнце белоснежным сиянием, расположившиеся под крышей обиталища для всякого вида зверей, резвящихся в обнажении людей и грозных колесниц, которые сумел уловить мой пытливый и закалённый глаз. Четырнадцать медных щитов украшавших балку над восьми колоннами.
Сколько раз мне снились эти волшебные хоромы, сотканные из меловых колонн и узорчатых балок, величественно блиставшие на вершине холма и гордо восседавшие над стенами собранными из переливавшегося в лучах солнца белоснежного кирпича. Столько же раз меня вырывали из сна когда я завороженно взбиравшаяся по ступенькам, оказывалась у подножья закованной в мрамор грозной воительницы с копьём, безмолвно отстоящей в сторонке от внушительных ворот. Ноги предательски подкашивались и я цеплялась руками или посохом за любой выступ, чтобы не скатиться по ступенькам. Мой взгляд обречённо падавший на ослепляюще белокипенные двери, отделявшие пошлость земной юдоли от манящей красоты ушедших эпох загадочно улыбавшихся мне с высоты статуй львов высеченных на белоснежных стенах, был последним, что я видела в этом царстве мёртвых грёз.
***
Я нехотя раскрыла глаза, обнаружив себя спавшей на жёстком покрывале пожелтевшей травы и в обнимку с посохом. Красочные образы из сновидений ещё играли перед моими глазами, после чего испарились в заволоченном тучами, сером небе. Не без молчаливой досады, я испустила вздох глухой печали и осмотрелась по сторонам в поисках губителя снов. Им оказалась, беспокойно прыгавшая вокруг, чёрношёрстая коза и издававшая жалобное мечание.
Невольно подхватив от неё толику взволнованности, я встала и присела перед ней, сложив под собой ноги. На макушку козы, промеж рогов, ложилась моя ладонь, а в её жёсткие и грубые космы заползли тонкие пальчики.
— Сиях — Обратилась я к ней по имени данному ей матерью — Что произошло ?
Коза ответствовала горьким мечанием и повертела головой, глядя на меня стеклянными на вид янтарными глазами из глубины которых лился живой свет человеческих чувств и переживаний. Присмотревшись к ней и помотав взглядом по сторонам, я заметила одну деталь бросавшуюся в глаза. Сиях всегда никогда не ходила без своего сына, но в этот раз она была совершенно одна. Её детёныш снова запропастился, к слову явление для него столь частое, что я лично нарекла его на турецкий манер Касаком, ибо давно забыла как это звучало бы по-гречески.
Я встала и напоследок почесала Сиях её за ушком.
— Не беспокойся Сиях, он к тебе вернётся.
Из поясной сумки я достала поводок который тут-же оказался на козе. Лучше таскать с собой то что может быть украдено другими пастухами. Прежде чем отправиться на поиски козлёнка, я отправилась проведать свою младшую сестру, оставленную мною следить за стадом на время моей дрёмы. Должно быть она сидит где-нибудь в теньке, под деревом и мастерит вышивку.
Переминая редеющую траву, я искала средь выцветших холмов и бесформенных валунов, возвышенность для хорошего обзора, ведь если я не ошибаюсь, она не ушла далеко.
***
Когда подходящий холм нашёлся, я, предварительно помучавшись с Сиях не понимавшую куда ей идти, взобралась на него и стала рассматривать местность.
Редкая растительность и горные кустарники перемежались с пожелтевшими обрубками колонн разбросанных посреди груд камней. Где-то у руин белокаменного дома устроились отдыхающие пастухи, о чём говорил терпкий запах отвратительно сваренного кофе. Также моему взору попалось и наше небольшое, в двадцать козьих голов, стадо доверенное сестре, но оставленное без присмотра.
— Ох и получит она...
Вдруг коза запаниковала и принялась мечать и брыкаться. Мой взгляд упал на неё и увидев что янтарные глаза смотрели в сторону стада, он перешёл туда же куда и она.
Её опасения оказались не напрасны: мужская фигура в темно-розовой куртке и белой юбке опасливо подбиралась к стаду. Я пригляделась к нему и узнала в нём соседа нашей семьи, неужто этот глупый завистник думает что не окажется в зоне подозрения и мы не заметим пропажи которая будет гулять у нас же под носом и в соседнем загоне.
Я засунула два пальца в рот и в сию же секунду раздался мощный свист рассёкший воздух до самого стада. Мужчина вздрогнул и чуть не уронив алую тюбетейку, развернулся и помчался восвояси.
Хоть денег и не будет, зато козы на месте.
***
Хмыкнув с чувством собственного превосходства, я продолжила поиски.
Искать глазами пришлось недолго и вскоре я заприметила на одном из пригорков, дуб под, толстой и обветшалой, кроной которого устроилась девчушка напоминавшая сестру. С такого большого расстояния я не видела деталей, от того решила подойти поближе.
Так оно и оказалось, это была младшая сестра - невысокая и хрупкая отроковица в синем платье, чёрной жилетке, переднике и лёгком покрывале на затылок, все вышитые плетёнкой цвета золота.
Четырнадцатилетняя девочка, как и обычно, была увлечена своей работой и хотя для неё это способ заработать лишние монеты, но похоже ей придётся отвлечься.
— Ёзгур-кыз кардеш! — Воскликнула я, подбегая к ней наперегонки с Сиях.
Девушка подняла голову и заметив меня, кажется вздрогнула от испуга. Отложив вышивку, она стала ждать, пока я, запыхавшись, не окажусь под одной кроной с ней.
Запотевшая от беготни, я упёрла руки в бока, строго глядя на младшую сестру.
— Тангюль-абла — Виновато залепетала Ёзгур — Прости, я думала что успею и...
Предвидя полотно извинений и неловких оправданий, которые явно мне не помогут, я заткнула её.
— Ничего страшного, хотя я и пришла посмотреть как ты работаешь.
Сиях робко подступилась к Ёзгур, та улыбнулась и поласкав её мордочку, достала из поясной сумки сахар.
— Ты хорошо спала ? — Спросила она, глядя на меня.
Услышав сей вопрос, я ухмыльнулась и стала разминать спину.
— Очень хорошо, да только пока я дремала, стадо без глазу было и один наш козлёночек потерялся.
Пропажа козлёнка, да и осознание Ёзгур своей вины в этом, сделало её весьма озадаченной.
— Касак ?
Я в подтверждение вскинула головой.
— Он самый.
Сестра виновато забегала глазами и вновь залепетала дрожащим голоском.
— Прости меня. Я... я отыщу его.
Она сложив предмет своей работы в поясную сумку, встала и собиралась отправиться на поиски, как я, улыбнувшись, положила руку на плечо, тем самым остановив её.
— Сама ещё потеряешься.
Я повернула лицо сестры к себе и погладила её щеку.
— Лучше повремени с шитьём и пригляди за стадом, я отправлюсь за ним.
Ёзгур помолчав немного, робко кивнула.
— Хорошо, Тангюль-абла.
Улыбнувшись, я вручила ей в руки поводок.
— Сиях полностью на тебе.
Сестра вновь кивнула и повторила своё слово.
— Ещё некие подозрительные люди навроде Георгиоса норовят стыбзить нашу скотину, смотри в оба — Добавила я.
— А если — Ёзгур опасливо запнулась — Он нападёт.
Я по сестрински усмехнулась от её боязливости.
— У этого идиота по закону нет никакого оружия, а если и окажется, то у тебя есть целых три оружия, от которых ему точно не поздоровится.
— Каких ?
— Посох, Каракюрт и закон. Первое, чтобы проучить его по голове, второе для свидетельства нашей правоты, а третье докажет нашу правоту.
— Правоту ? — Поинтересовалась Ёзгур, по чьим глазам было видно что она думает обо мне словно о сумасбродке.
— Ону самую, мы ведь правоверные нам всё можно, не так ли ?
Поток мыслей свалившийся на сестру вызвал у неё удивлённое или скорее растерянное молчание сестры, это, вкупе с осознанием какую околесицу я наговорила, рассмешило меня
— Да шучу я...
Ёзгур через силу улыбнулась, что выглядело очень неестественно.
Я слегка наклонилась, чтобы поцеловать сестру в щеку, после чего улыбнувшись ей, отвернулась в сторону бескрайних холмов. Сжав пастуший посох в руке и элегантно поправив покрывало на голове, я отправилась на поиски Касака.
Таковы были обязанности моей убогой жизни: пасти скотину, ухаживать за ней, приторговывать на базаре, проводить посиделки с подругами.
***
А всё самое интересное происходило в сновидениях, настолько красочных и детальных, что создаётся впечатление будто я проживаю там вторую жизнь. Там я была жительницей прекрасной, волшебной страны с белёсыми дворцами, мощёными площадями и населённой философами и поэтами. И было всё ладно, если бы этот сон не просачивался в мою жизнь, принимая обличие белокаменных развалин, колонн и знакомых черт лиц окружавших меня повсюду.
Всё это не могло вызывать у меня смутные подозрения, которыми я делилась с родственниками и близкими подругами. Вкупе с моей любовью тащить в дом всякие красивые безделушки напоминавшие мне о снах, это сделало меня чудаковатой в глазах окружающих.
Ко всему прочему мать обещала не рассказывать о моих догадках отцу или чего похуже муллам, при условии если я оставлю свои мысли и не буду их беспокоить по этому поводу.
Я взобралась на пригорок и стала озираться по сторонам. Моему взору предстал матово-белый лев лежавший у соседнего холма. Безногий, с отколотым хвостом, он лицезрел печальным взглядом удручающее межгорье населённое народом дикарей, парочка представителей которого прямо сейчас поднимались к нему по склону холма. Двое мужчин, один, судя по алому фареону с золотым хвостиком свисавшим до левого плеча и бордовой куртке с белой фустанеллой явно был греком, он с трудом тащил на спине топор, а второй, албанец в тюрбане, красной жилетке на рубашку и тёмных шароварах, он волочил с собой тележку.
Обступив осколок напоминавший девушке о призрачных грёзах, они приготовили инструменты, попутно раздавались короткие переговоры на греческом. Я незаметно, насколько это возможно для открытого холма, наблюдала за этим действом, не решаясь совершить поспешных поступков. Когда же один из них, который албанец, взялся за топор и замахнувшись, стал тюкать льва, я понявшая что двусмысленности не осталось и места, подняла руку и прикрикнула на них незамысловатым — Э-э-эй!
Мужчины лишь на мгновенье отвлеклись от льва, поозиравшись по сторонам и обменявшись недоумевающими взглядами, они возобновили работу. Я же, мысленно отложив в сторону поиски Касака, зашагала к ним. Эти двое совсем страх потеряли или какие-то козы дикарям важнее чем эта красота.
Поравнявшись с ними, я ткнула посох в землю, по хозяйски обводя взглядом двух мародёров.
— Добрый день, господа, чем вы тут занимаетесь ?
— Perseri kjo anormale... — С раздражением процедил мужчина в тюрбане.
Мужчины переглянулись, после чего взглянули на меня, словно огородник на сорную траву упорно не покидающую его зелёный дворец.
— Иди отсюда... — Буркнул грек.
И как обычно, шайтан дёрнул меня дерзить двум взрослым мужчинам с топором.
— Все руины в Румелии есть собственность султана.
Похоже это не впечатлило мужчин, явно не мусульманской веры, они просто повторили свои слова и вдобавок албанец сказал.
— Что говорят муслимы, нам по ровному месту, они здесь чужие.
Я показала наивному албанцу язвительную ухмылку
— Это ещё большой вопрос кто здесь чужой — За уничтожение культуры могут голову сечь, поэтому вам надо идти отсюда, манкурты безродные.
Вдруг раздался рокочущий мужской голос, в котором я узнала своего старшего брата.
— Что за балаган вы тут устроили ?
Когда я оглянулась, передо мной предстал высокий, плотный мужчина, лет двадцати пяти, в белой, но порядком запачканной рубашке сливавшейся по цвету с фустанеллой, синей жилетке и красном тюрбане. Морща усы, он то и дело совал в рот трубку и пускал омерзительный запах горелой травы.
Заглянув за его спину, я заметила повозку. стоявшую у подножья холма, похоже брат заметил меня в сомнительной ситуации и решил прийти разобраться.
— Тангюль-кыз кардеш, это что за мужчины ? — Строго спросил он, меряя моих собеседников щурыми, подозрительными глазами.
Я всегда была честной перед братом и в этот раз я не изменила своим принципам
— Каракюрт-аби, они хотели убить этого льва — Обиженно буркнула я, указав на означенную скульптуру.
— Он ведь даже не живой! — Выпалил грек, махая руками.
Каракюрт почти не думая, невозмутимо выдал.
— Вы слышали что она сказала — Он засучил рукав, поднимая кулак — Проваливайте отсюда...
Мародёры уставшие даже спорить с нами, махнули на нас рукой и закинув топор в тележку, лениво ушли с пригорка.
Мы провожали их взглядом и когда они исчезли за околицей горизонта, Каракюрт рокочащим бульканием возмутился.
— Опять ты со своими обрубками. Делами бы полезными занялась.
Я с улыбкой взглянула на старшего брата, как всегда не очень довольного мной.
— Ими и занималась, искала Касака, пока не заметила это варварство, мимо которого я точно не смогла бы пройти мимо.
Каракюрт как и в любой другой раз, издал хриплый, убитый табаком вздох.
— Садись ко мне, так поищем, а то ты так долго искала что от тебя несёт...
Мысленно пошутив о том от кого всё таки больше несёт, я оттянула голову вправо и вскинула наверх, после чего мы оба сели в деревянную повозку запряженную мулом и поехали.
***
Поиски были долгими, а дорога длинной, и если бы она была спокойной, так Каракюрт вновь затянул свою песню.
— Зачем тебе всё это, ты обычная пастушка и не лезь не в своё дело.
Я всегда отвечала ему той же монетой и если он повторял одно и тоже, то и от меня получал такой же ответ.
— Но их ведь кто-то строял, ваял. Я не знаю кто они, но им явно не понравилось бы такое отношение к своим трудам.
Каракюрт вздохнул.
— Их не строила не ты, ни твои родственники, с чего ты за них так печёшься ?
— Я тебе уже сто раз говорила, Каракюрт-аби, если на твоих глазах растопчут красивый сад ты ему точно не будешь говорить спасибо.
— И так на каждой лающей собаке останавливаться будешь ?
— Если эти собаки грызут то что мне дорого, то да...
Я нахально улыбнулась, уперевшись рукой в подбородок.
— Ты неисправима...
Он смолк, глядя в горизонт.
— Это не Касак ?
Я взглянула туда же куда и он, в самом деле заприметив маленького чёрного козлёнка который резвился у подножья горы над которой восседал дворец из сновидений.
— Да, это он...
Быстро доколесив до подножья, брат быстрее меня вскочил с повозки и, засучив рукава, пошёл хватать Касака.
Мне же ничего не оставалось кроме как отсиживаться в повозке и созерцать жалкий призрак великолепия из снов. Обветшалые и осыпавшиеся стены, с многочисленными пробелами. Грозная воительница закованная в мрамор, по видимому осталась в царстве снов, а дворец возвышавшийся на вершине горы, не имел и десятой части того блеска которым он обладал в царстве грёз нарисованном моей головой. Ощипанный, обезличенный и увенчанный башней с золотым полумесяцем, напоминал скорее сотни других мечетей и лишь по своей форме напоминал о своём наверняка былом величии.
