ГЛАВА 1
Старший хранитель света Люкир сидел напротив и проникновенно взирал на меня.
— Пойми, Холлия, иногда для общего блага нужно сделать нечто ужасное. Чтобы потом было хорошо многим.
Скромная одежда, тихий голос, идеально прямая спина и сероватая бледность человека, проводящего дни в каменных стенах Пристанища, производили нужное впечатление. Благодетели и смирения. Не утверждаю, что ложное, однако оно помогало Люкиру от одних получать щедрые пожертвования, а от других — откровенные признания в том, о чем рассказывать вроде бы и не собирался.
— Я понимаю.
— Если будешь действовать по моей подсказке и с моим одобрением, это не будет считаться проступком, — добавил мой покровитель.
Я кивнула.
А если и будет, то что? Денег на пожертвования у меня нет, а служений я и так не пропускаю.
— К тому же, тебе скоро девятнадцать, — припомнил жрец. — Ты не можешь вечно оставаться на попечении Пристанища.
В душе зашевелились подозрения, но я сохранила отрешенное выражение на лице. Когда-то давно мама говорила, что иногда полезно притворяться глупее, чем ты есть. Тогда я смеялась, считая ее старомодной. Кто знал, что всего через несколько лет это станет моим способом выживания?
— Я пойму, если ты откажешься. Дело щекотливое. — Весь облик моего благодетеля так и излучал доброту и понимание. — Но все же надеюсь, что ты поможешь нам, Холлия. Пристанище более четырех лет заботилось о тебе, и сейчас тебе представился шанс поучаствовать в его жизни.
Не то чтобы я уже не участвовала. Никогда не отказывалась от приглашения помыть полы в главном храме или украсить его к очередному празднику, помогала готовить для бедных, продавала всякое на ярмарках. Однако этого никогда не было достаточно.
Отказать Люкиру я могла бы, не рабыня все же. В свою очередь он может лишить меня еды, пока вновь не стану полезной.
— Что именно я должна сделать?
Догадки оставила в уме.
Пусть он скажет.
Жрец сдавленно кхекнул.
— Слышала, наверное, об Эймоне Ливингстоне?
— Нет.
Клянусь, он едва удержал свою маску доброй отрешенности. Я так и видела, как аккуратные брови приподнимаются в недоумении.
— Ты что же, не читаешь газет?
— Они непозволительная роскошь для меня.
С наступлением осени куда нужнее теплое пальто, нежели свежие новости. Еще ботинки, шаль и дрова для очага. Не то чтобы я могла позволить себе что-то из этого.
Люкир как-то странно хмыкнул и посмотрел на меня с каким-то новым оттенком жалости.
— Что же, это и к лучшему. Страх не затмит твоего благоразумия. Ты совсем ничего не слышала о Ливингстоне?
— Нет. — И даже притворяться не пришлось. — А кто он?
— Колдун, которого казнят завтра на рассвете.
Свет…
Самообладание дрогнуло.
Никогда раньше меня не касались такие дела Пристанища.
— На все воля Света и тех, кто его для нас представляет, — выговорила заученное. — Но чем здесь могу помочь я?
— Эймон Ливингстон богат. На самом деле, странно, что ты ничего о нем не знаешь.
Что и сказать. Я делала свою работу и ни во что не лезла, ни разу не стащила монетки, не пыталась греть уши, когда прихожане доверяли жрецам свои тайны. Потому и задержалась при Пристанище до совершеннолетия и даже немного дольше. В бедности, зато в безопасности.
— Разве его имущество не конфискуют?
— Дом и все, что там было, уже забрала корона, — отмахнулся Люкир и устремил взгляд на пламя в камине. Наверное, чтобы я не засекла мечтательного выражения. — Но есть еще золото, драгоценности, предметы искусства и магии. Их не смогли найти, но колдун согласен пойти на сделку.
Догадываюсь.
Смерть на костре довольно болезненна.
— Он завещает все своей жене взамен на легкую и быструю смерть.
Я опять кивнула. Чувствую себя куклой из ярморочного спектакля. Но что тут скажешь? Резоны каждой из сторон вполне очевидны. Когда конец оказался близок, этот Ливингстон испугался и решил, что не хочет мучиться. Тут с любыми богатствами расстанешься. А жрецы хотят оттяпать ценности не только у колдуна, но и у короны. Поэтому нужна я с брачным договором.
— Деньги пойдут на поддержку тех, кто нуждается, — обволакивал голосом Люкир. — Ты ведь знаешь, каково это, Холлия.
И знаю, что нам достаются лишь малые крохи. Если очень повезет.
— Буду рада послужить Пристанищу.
Выбора особого все равно нет.
— Есть еще одно… — От моего согласия жрец совсем не расслабился, словно даже сильнее напрягся. — Брак должен быть настоящим. На всякий случай. Тебе придется провести ночь с колдуном. То есть, не ночь, а…
— Я поняла.
Другая бы испугалась.
Или разозлилась.
А я… Я даже не знаю, что почувствовала.
Ожидала чего-то подобного, это был лишь вопрос времени, когда меня или позовут в служительницы, или выдадут замуж. Второе казалось предпочтительнее. Поэтому фантазия уже года два как рисовала бракосочетание с обеспеченным стариком. Иногда я сбегала, иногда травила опостылевшего мужа, но чаще смиренно жила жизнь скромной жены в чепце. Вот только реальность повернулась невероятнее самых смелых фантазий.
— И?.. — поторопил Люкир.
В горле пересохло, так бы я быстрее ответила.
Кхе.
— Поверь, я понимаю, как противно тебе мое предложение, — истолковав заминку по-своему, принялся заговаривать мне зубы Люкир. — Но будет досадно, если это золото просто останется где-то лежать, вместо того чтобы принести пользу людям. В качестве компенсации за страдания я готов предложить тебе ежемесячное содержание. Не слишком большое, но на скромную жизнь тебе хватит.
Внезапная щедрость заставила меня удивленно моргнуть.
— Холлия, не молчи! — наседал Люкир. — Ответ нужен сейчас. Если ты откажешься, мне придется искать другую девушку.
— Все в порядке. — Пришлось укусить себя за губу, чтобы от боли слезы на глаза навернулись и голос дрогнул. — Я готова пожертвовать собой.
Но уже сейчас невыносимо страдаю. Именно так все должно выглядеть, потому что с точки зрения жреца так правильно.
— Хорошо.
Заметно успокоившийся Люкир оставил штучки, которые неизменно использовал, желая кого-то в чем-то убедить, и вполне по-деловому проинструктировал меня. Сейчас я не пойду домой, а побуду в комнате при Пристанище. Чтобы не сбежала, передумав, наверное. Вечером придет нотариус, мы все подпишем, Люкир проведет для нас с колдуном брачный ритуал, потом произойдет подтверждение брака, и еще сутки спустя я должна буду посетить нотариуса. Не пройдет и двух дней, как все закончится.
Истерика со мной так и не случилась, зато противно разболелась голова.
Служительница привела меня в небольшую комнатку и, одарив на прощание презрительным взглядом, будто я вместе с будущим мужем сотворила нечто ужасное, вышла за дверь. Ну совсем чудесно!
Они все потом собираются вот так на меня смотреть?
Да во Тьму.
Если я смогу нормально пережить зиму, все равно, как и кто на меня посмотрит. Пусть презирают, если им так удобно. Присвоить себе чужое не я придумала. Но если понадобится, я могу сильно раскаиваться. Позже.
Устроившись на узкой кровати, я медленно выдохнула, но вытолкнуть боль вместе с воздухом не получилось.
Около четырех лет назад у меня была совсем другая жизнь.
Мои родители были аристократами, без титулов, но с деньгами. Или так оно казалось. Мы жили в большом доме, моя комната была девчачья, розовая и завалена новомодными штучками. Меня любили и баловали, защищали от жестокой действительности и ни в чем не отказывали. Даже когда я захотела карликового дракона, каких среди девушек стало популярно повсюду носить с собой в сумочках, папа не отказал.
Купить, правда, так и не успели…
На ежегодном балу у губернатора случился пожар. Я плохо помню. Огонь, крики, грохот… и как чьи-то руки хватают меня и тащат туда, где возможно дышать. Я даже не вполне уверена, правдивое это воспоминание или только образ из снов. Из кошмаров, которые прежде снились каждую ночь, но я сопротивлялась изо всех сил, и они почти прекратились.
Родители оба погибли. Я пришла в себя в городской лечебнице. Мне повезло, я даже ожогов не получила, кто-то успел вытащить меня, едва все началось. Но в свете того, что я осталась совсем одна, везение до сих пор казалось каким-то сомнительным.
Дом удалось сохранить. Все счета отец оплатил на десять лет вперед, и о крыше над головой думать не приходилось. Но денег совсем не осталось. К тому времени, как горе выпустило меня в реальность, слуги уволились, еду купить было не на что, а мои наряды годились для того, чтобы красоваться на балах и верховых прогулках, но тягот простой жизни тончайшие ткани не выдерживали.
Родственников у меня не было. Или же я о них ничего не знала.
Прежние друзья и знакомые исчезли.
Повезло, что Люкир еще в лечебнице взял меня под опеку, иначе не представляю, как бы выжила.
Конечно, я понимала, что попечительство Пристанища не совсем бесплатно. И что возврата к прежней счастливой жизни уже не будет. Поэтому восприняла сегодняшний разговор почти спокойно. Хорошо бы мне дали какую-то сумму денег сразу. На подачки всю жизнь не протянешь, я бы хотела закончить образование. Потом смогла бы устроиться компаньонкой или гувернанткой. Можно в городке поменьше, не обязательно в столице.
…Боль разбила самоконтроль, и мне вновь снился огонь.
Потом я битый час водила по разгоряченной коже губкой, силясь смыть несуществующие ожоги.
Или же они существовали. Глубоко внутри.
Осмотр лекарем был унизительным, но и его пришлось вытерпеть.
Чтобы совсем скоро в компании Люкира, еще одного жреца постарше и служительницы с недовольным лицом по каменному коридору спуститься в подземелья. Пламя в светильниках дрожало, заставляя тени двигаться, хотя я не улавливала ни малейшего колебания воздуха. Несколько раз внимание цеплялось за возможные повороты, но мы шли все время прямо. Пока в конце коридора не показалась дверь, охраняемая двумя мужчинами в облачении Воинов Белого Света.
Время почти вышло.
Идеальный момент, чтобы решиться.
— Я хочу оплату сразу. В смысле, сразу после, — сказала Люкиру. — Не содержание.
— Хорошо, — отозвался он, даже не глянув на меня.
Вероятно, тут стоило насторожиться, но…
— Вы ее проинструктировали? — Старшая служительница металась взглядом от меня к Люкиру. — Она не передумает в последний момент?
— Не передумаю, — вместо покровителя ответила я.
— Для людей, живущих обычной жизнью, подобные вещи воспринимаются иначе, — попытался успокоить ее Люкир.
Я про себя скривилась. Многое бы отдала, чтобы не быть сейчас здесь, вот только отдавать мне нечего.
Медленно выдохнула.
Силы лучше сейчас потратить на то, чтобы не чувствовать и по возможности не думать.
Когда мы достаточно приблизились, стражники распахнули двери.
Сердце пропустило удар, когда я переступала порог.
Фальшивая церемония должна была пройти в комнате, похожей на гостиную. Богато обставленную гостиную с удобной, немного массивной мебелью. Только без окон. Впрочем, почему фальшивая? Вполне себе настоящая.
Очередной вдох и медленный выдох. Я старалась не впустить в себя ни мыслей, ни эмоций.
Взгляд скользнул по дубовому письменному столу, за которым уже ждал нотариус, по парчовой обивке мебели, наткнулся на еще одну дверь. Слух игнорировал, о чем коротко переговариваются мои сопровождающие. Люкир не прав: это не так легко.
Сухая ладонь старшего жреца подтолкнула меня в спину, направляя к жениху, который как раз поднялся из кресла.
Любопытство победило, я вскинула на него взгляд, и… будто вновь оказалась в зале, охваченном пламенем.
Дыхание в груди выжгло.
Разум не сразу поспевал за ощущениями. Сначала я отметила, что мужчина молодой и на голову выше меня. Внимательность не пропустила ни запекшуюся кровь на брови и губах, ни многочисленные кровоподтеки, ни некоторую скованность движений. Но этим я лишь отвлекала себя.
Потому что с первого взгляда узнала его, хотя четыре года считала, что не помню.
Но это точно был он. Без всяких сомнений.
Тот самый мужчина, вытащивший меня из огня.
Узнавание опалило больнее пламени.
— Влюбленные готовы? — насмешливо уточнил старший жрец.
— Да, — ровно подтвердил Эймон Ливингстон.
Я просто кивнула.
— Приступим. — Нотариус нервно поерзал в кресле. — Мне бы хотелось закончить поскорее.
Церемония — если это можно так назвать — не была нисколько торжественной и закончилась быстро. Нотариус спросил нас о согласии и дал подписать брачный договор, Люкир принял куцые клятвы, после чего объявил нас мужем и женой.
Поздравления звучали как насмешка.
Меня передернуло.
Новоиспеченный муж поймал мою ладонь и сжал в своей. Прикосновение сухой горячей кожи заставило вздрогнуть.
Кто-то из светлых указал на замеченную мной раньше дверь.
Опомниться не успела, как мы переместились туда.
События неслись слишком стремительно.
Ливингстон закрыл за нами дверь и… показалось, он что-то еще сделал.
— Ничего не ешь и не пей, — бросил мне, и я отставила кубок, хотя пить хотелось страшно. — Там все пропитано зельем подчинения. Даже яблоки.
— Так вот как ты согласился жениться?
Блюдо с фруктами утратило большую часть привлекательности.
— Ты давно в Пристанище? — Он изучал меня взглядом, будто решал, на что гожусь.
На мгновение подумалось, что история со скоропалительным браком несколько глубже, чем ее представили жрецы.
— Я живу неподалеку, Люкир иногда помогает мне.
Резкие темные брови слегка приподнялись.
— Неподалеку только богатые районы, — подозрительно заметил Ливингстон.
— Прямо в Старом Квартале, — кивнула я. — Родители погибли в пожаре, у меня есть дом, но ничего больше.
Муж как-то странно хмыкнул.
А я решилась…
— Ты меня не помнишь?
— Мы где-то встречались? — Взгляд у него цепкий, неприятный. Впрочем, у меня бы тоже такой был, если бы меня пытали, поили подчиняющим зельем и собирались казнить. — Нет, я бы запомнил твои красные волосы.
Щекам стало тепло.
Запомнил бы…
Но не запомнил.
— Ты вытащил меня из огня. На балу у губернатора. Чуть больше четырех лет назад. Холлия Игэм.
Губернатор у нас теперь другой. Старый погиб там же.
— Там была настоящая клоака. — Эймон Ливингстон мотнул головой, будто отгоняя неприятные воспоминания. — Игэм… Странно, что ты оказалась в зависимости от жрецов, на самом деле. Но, по крайней мере, ты не безумная фанатичка и немного мне должна.
— Что?! — Опомнившись, я прикрыла рот ладонью, будто хотела затолкать восклицание обратно, и многозначительно посмотрела на дверь. Добавила уже тише: — Мне не нужны проблемы.
Снисходительная улыбка.
Серьезно?
— Нас не слышат. И не потревожат почти до самого утра.
Кресло было жестким, хоть и выглядело вычурно. Огонь в камине не горел, в подземной спальне было холодно. А на широкую кровать, установленную на возвышении, я старалась пока не смотреть.
Около полувека назад в Пристанище содержалась королева, впоследствии осужденная и казненная за измену. Роскошные, но холодные покои остались от нее и время от времени принимали родовитых «постояльцев».
— Тебе обещали заплатить? — Муж тенью навис надо мной.
Я неопределенно пошевелила плечами.
Положение становилось все тяжелее, и это у меня еще есть дом. Будет чудом, если получится пережить зиму. Но объяснять все это избитому, но все еще высокомерно красивому мужчине было стыдно, и я молчала.
— Ты всерьез веришь, что тебя оставят в живых после всего?
