Северная звезда
Шелковые подушки приятно холодили кожу Кильяр. Она удобно вытянулась на них, устремив затуманенный взор в ночное небо, усыпанное звездами. Звезды иногда гасли, иногда зажигались. Кильяр хотела увидеть метеор, чтобы загадать желание. Говорят в таком случае оно обязательно исполнится. Ее желание не могло осуществиться без чуда или воли богов.
Из уголков ее глаз к вискам скользнули две незаметные слезинки. Просто она слишком долго хотела этого, но знала, что никогда не получит.
Кильяр стерла с лица следы своей слабости. Барах-Дин не любил видеть ее такой.
Благословенна ночная прохлада! Как же хорошо было лежать так и слушать шум ветра, играющего с ветвями деревьев в саду повелителя. Оттуда шли волнующие ароматы, способные свести с ума кого угодно. Этот же ветерок нежно гладил ее почти обнаженное тело, прикрытое лишь несколькими полупрозрачными кусками ткани. О, как же долго она ждала. Кильяр повернулась, изогнувшись как кошка, и посмотрела в сторону резных дверей, ведущих с террасы. За ними горели масляные лампы, и ветер шевелил тончайшие занавеси. Но Барах-Дина все еще не было.
Кильяр сделала очередную затяжку из кальяна и вновь откинулась на подушки. Она опять смотрела на звезды. Такие далекие, такие вечные. Совсем, как ее любовь...
Клубы выдыхаемого пара полетели в небо. Ее глаза закрылись.
— Кильяр, — услышала она тихий шепот.
Ее овеял такой знакомый аромат гвоздики и мускуса. Она сладостно встрепенулась.
— Любимый. Тебя так долго не было.
Небо на востоке заалело, предвещая скорое начало дня. В саду еще дремала тишина, но ее вот-вот должны были разбудить песни жаворонков.
Барах-Дин склонился над ней, и все ее тело пронзила волна желания и восторга. Кильяр тонула в его черных глазах, забывая самое себя. Нет, не зря она ждала. Она сможет ждать его вечно, лишь бы чувствовать на себе его прикосновения и трепетать под его огненным взглядом. Как в омут погружаться в его объятия и всецело принадлежать только ему.
Восходящее солнце осветило бесстыдную картину, представшую на большом балконе исенбарского принца. Но тем двоим было все равно по тем или иным причинам. Что солнце, что птицы в саду, что стражники, охраняющие покой дворца. Они позабыли обо всем, кроме своих желаний, и утоляли их, словно нашли колодец в сердце пустыни.
Сегодня Кильяр несла стражу в восточном крыле. Ее напарница – Армиз – вытянулась струной и стояла неподвижно, как и положено любой кхари во дворце императора. Кильяр от нее не отставала – слишком это почетное занятие, чтобы посрамить себя неловким движением.
В этом крыле соединялись коридоры, ведущие к комнатам отдыха, бассейну и спальням для гостей. Кильяр никогда не ставили дежурить в южной части – там находился императорский сераль. Девушка не любила думать об этом.
День вступал в полную силу, и беспощадная жара проникала все глубже под своды дворца. Правой рукой кхари держала стальное копье, левая свободно касалась белых шаровар у середины бедра. На поясе цвета шафрана висел длинный кинжал с серебряной гардой. На голове кхари носили округлые шлемы. Они были более легкими, закрывали только верхнюю часть головы и под ними полагалось носить вуаль.
Император Дин-Байсул придумал кхари. Может быть, ему просто стало скучно, и он издал указ о создании стражи, состоящей из одних только женщин. Кильяр думала, что нынешний правитель сделал этот шаг из любви к просвещению. С момента появления первых кхари прошло уже пятнадцать лет, и все высокородные вельможи давно к ним привыкли.
Иногда Кильяр думала, какой здесь была жизнь раньше. Но она не могла знать этого, ведь тогда она носила другое имя.
Ей часто снились бескрайние зеленые просторы. Ей снилось, что она птица, парящая среди облаков. Она смотрела вниз на вышитый разноцветный ковер и видела свою тень, ползущую по нему. Ее слуха достигали пронзительные и тоскливые голоса других птиц. Они звали ее… Но не Кильяр, а Алею.
Алея – вот имя, данное ей при рождении. Иногда Кильяр с трудом вспоминала его, и особенно трудно было это сделать после ночи с кальяном и Барах-Дином. Она не знала плохо это или хорошо, но тоскливое чувство, навеянное птичьими криками в такие минуты ощущалось особенно остро.
Прошло четыре дня с той ночи на балконе исенбарского принца. Барах-Дин ускакал в гости к своему дяде – шейху оазиса Бишопонур. Вероятно, ее любимого не будет в городе еще два дня. Он обещал вернуться как можно скорее и вновь заключить ее в объятия. Они оба знали, что это ложь, но Кильяр была рада услышать ее. Когда его не было поблизости, вся окружающая действительность теряла смысл для девушки. Она несла службу, как и все кхари. Потом она упражнялась в обращении с оружием, как и все кхари. Кильяр с ними ела и с ними спала, но редко когда могла сказать, что чувствует себя с ними как с семьей. Когда Барах-Дина не было поблизости, она очень тосковала по своей семье.
Алея – заря. Она точно помнила, что так нарекла ее мать. Кильяр забыла лицо женщины, что дала ей жизнь, но тосковала по нежности ее рук и тихому всепрощающему голосу. Девушка помнила ее длинную косу и могла заплести свои волосы также, но кхари это не полагалось.
Базар жил своей особенной жизнью. Кого здесь только не было! Мелкие торговцы и богатые купцы, роскоши которых могли позавидовать и во дворце исенбарского владыки, воины и наемники, независимо раздвигающие толпу своими широкими плечами, ремесленники и селяне, приехавшие в город по делам. Издалека доносились крики бродячих артистов, зазывающих на нехитрое представление. На углу ближайшего дома пристроился факир и мелодичная песня его флейты примешивалась к гомону базара. Здесь же под ногами путались нищие, а юркие воришки шныряли в толпе в поисках удачи. Даже бродячий маг-шарлатан предлагал с небольшого лотка чудодейственные снадобья на все случаи жизни.
— Средство от всех болезней! Лечит даже те хвори, о которых вы не догадываетесь! Попробуйте! Попробуйте!
— У меня есть мечта, — сказала Армиз, жуя купленное яблоко.
Они шли по рынку, разглядывая выставленные товары. Это была одна из привилегий кхари – свободное время после несения стражи. Потратить его можно было как угодно. Сходить в баню, в библиотеку императора или просто погулять по городу. Свои копья они оставили во дворце и шли налегке.
Вокруг двигалось и шумело море людей. Кильяр нравилось смотреть на них, ведь все они были такими разными. Каждый со своей историей. У Кильяр тоже была своя история, но она предпочитала узнавать чужие.
— Мечта? — улыбнулась она. — Какая?
Армиз была единственным человеком, с которым Кильяр чувствовала себя более-менее спокойно. Напарница не осуждала ее, и не считала недостойной звания кхари. Хотя таких находилось немало.
— Хочу, чтобы наш император отправился в плавание, и меня включили в его свиту кхари.
— И куда по-твоему император может отправиться?
— Не знаю. Не все ли равно, верно? — погрустнела Армиз. — Мы обе знаем, что Дин-Байсул не покинет дворца. Если кому и суждено сесть на корабль, то это Барах-Дину. И тогда ты увидишь море.
Девушка заговорщически боднула напарницу плечом и засмеялась. Это была приятная фантазия, и Кильяр засмеялась тоже, сказав:
— Если поплыву я, Армиз, то поплывешь и ты!
— О, Кильяр, смотри! — воскликнула подруга, показывая пальцем. — Это же купец из Лурьи!
Кильяр перестала смеяться. Солнце вдруг стало слишком ярким, залив нестерпимым светом рыночную площадь, а гомон и крики отдалились, превратившись в неясный рокот. Все замедлилось. Мир остановился. Девушка повернулась. Она медленно моргнула, и медленный выдох вырвался из ее груди.
— Попробуйте! Попробуйте! — раздалось у нее над самым ухом.
Маг-шарлатан загородил от нее торговую палатку из Лурьи. В его открытой ладони лежал серый невзрачный порошок. Хитрые глазки человека алчно сузились. Он дунул и синие глаза девушки неестественно расширились. Настал нестерпимо долгий миг, в котором можно было прожить целую жизнь. Родиться. Состариться. Умереть.
Базар исчез. Жара ушла, сменившись влажной прохладой. Алея совсем забыла, как легко такой воздух вливается в легкие. Ей хотелось дышать им снова и снова. Она взглянула на свои руки – еще совсем тонкие руки пятнадцатилетней девушки, не знающие тяжести обращения со стальным копьем кхари.
Она сделала шаг и почувствовала как коленей коснулась длинная рубаха. Ее ступни погружались в нежную зелень родного разнотравья. Кажется, близился рассвет. Неподалеку что-то ласковое шептали волны невидимой реки.
Да, ей было тогда пятнадцать. Ее толстая светло-русая коса опускалась почти до коленей. Она была дочерью первого княжеского воеводы.
Разговоры об исенбарском посольстве пошли задолго до его появления. Это был очень важный дипломатический визит, сулящий обеим сторонам немалые выгоды. Поговаривали, что владыка самой большой южной империи отправит своего сына с этим посольством, чтобы привить ему необходимые для правителя навыки. Закалить его долгим путешествием, показать ему мир и величие других народов. А заодно поучиться у доверенного посла императора искусству ведения переговоров. И исенбарцам, и лурийцам было интересно тесное торговое сотрудничество. Одна сторона могла предложить меха, оружие и драгоценные камни. Другая – специи, масла, ковры и вина.
И исенбарский принц действительно приехал. И был большой пир, устроенный в честь благородных гостей. Высокий и смуглый, дышащий страстной и яростной силой, он так разительно отличался от лурийских светлоглазых и широкоплечих воинов. Как самого почетного гостя его посадили по правую руку от князя и пир начался.
Алея была там и всей кожей впитывала интригующую необычность этих людей. Их движения, гортанные речи, блеск их одежд и заразительный смех. Она сидела между своим бородатым отцом и его сероглазым завоеводчиком, что всегда так по-доброму смотрел на молодую девушку. От него исходили волны непонятного для нее жара, что проникали даже сквозь панцирь его сдержанности и уважения. Его звали Невеяром, он был старше ее лет на семь.
— Отец пообещал ему твою руку, — смеясь, недавно сказала старшая сестра Алеи.
И с тех пор словно какое-то время стало заканчиваться для девушки. У нее не было мыслей о неповиновении, но она тосковала, и гладя на нее грустнели серые глаза Невеяра.
Как-то они притянулись друг к другу – дочь первого воеводы и исенбарский принц? В жарком опьянении пира она ускользнула от непререкаемой опеки, чтобы глотнуть свежего воздуха, и вот он – появился, приближаясь к ней из таинственной темноты. И синие глаза утонули в черных, и пропали все разумные доводы и слова.
Дети двух разных народов убежали с пира, на котором им стало совсем не интересно. Спустя много часов их нашли на берегу княжеского пруда. О, нет Барах-Дин не тронул ее тогда. Они сидели на траве под ветвями плакучей ивы и разговаривали, смеясь. Синие глаза зажглись как звезды, и луна играла на светло-русых волосах девушки. Принц любовался ею, белизной ее кожи, что так контрастировала с его бронзовым лицом и руками.
Люди ее отца и охрана принца нашли их, когда стало светать. Ветви плакучей ивы разлетелись в стороны, и в глаза Алеи бросилось, каким каменным стало лицо Невеяра. Как он опустил голову и пошел прочь.
Потом она почти ничего не знала. Лишь девушка-служанка иногда приносила ей новости вместе с едой. Отец не приходил к ней, но Алея думала совсем не о нем.
А тем временем доверенный посол императора давил на то, какой опасности подверглась жизнь наследника исенбарской империи. Какое невыносимо тяжкое оскорбление ему нанесено. Какое выказано неуважение. Он поставил под сомнение возможность дальнейших переговоров и в залог добрых намерений потребовал заложника. Алею.
Он сделал это по просьбе Барах-Дина. Но никогда Кильяр не поверила бы в это.
И так все случилось. Торговый договор был подписан, и караван исенбарцев отправился в путь. И весте с ним с родных земель уезжала девушка с синими глазами и светло-русой косой. Она не слышала слез и рыданий своих матери и сестры. Она не знала, как крепко сжимались кулаки ее воеводы-отца. Она позабыла, как по-доброму сдержанно могли смотреть светлые глаза Невеяра.
Несколько месяцев караван добирался до столицы исенбарской империи. И никто кроме девушки-служанки не разговаривал с Алеей тогда. Но она жадно всматривалась в мир, разворачивающийся на ее глазах во всей красе, и какое-то время для нее этого было достаточно. Ей исполнилось шестнадцать, когда они въехали во дворец владыки. В ее распоряжении оказалась личная комната с выходом в императорский сад.
Все здесь было роскошно. Шелковые подушки и красочные ковры. Золотая посуда, ароматные масла, лепестки роз на поверхности голубого бассейна.
Среди ночного пения птиц к ней пришел Барах-Дин. На его шее блестела золотая цепочка, а глаза казались продолжением летней ночи. Он был одет только в шелковые шаровары, от него пахло гвоздикой и мускусом. И он сказал ей слова, которые она так жаждала услышать по пути сюда. В ее сердце расцвел цветок невиданной красоты. И Барах-Дин сорвал тот цветок, дав ей новое имя – Кильяр, Северная звезда.
Через какое-то время из Лурьи прибыл посол с личным посланием от князя к императору. В этом письме рассказывалось обо всей истории, и выражалось пожелание вернуть заложницу, если принц благополучно добрался до родных земель, и его безопасности ничто более не угрожает.
Разум императора не был замутнен. Он вызвал своего сына и его новую наложницу. Зачитал письмо князя и предложил Алеи вернуться. Но девушка-заря отказалась от этого дара свободы, поскольку ее сердце и разум оказались надежно пленены исенбарским принцем. Тогда лик императора омрачился. И он велел ей стать кхари, а сам написал князю ответное письмо, в котором сказал, что девушка поступила на почетную службу в императорском дворце.
Прошло десять лет. Целая жизнь пронеслась перед глазами Кильяр, и в этой жизни можно было Родиться, Состариться и Умереть.
Она вновь стояла в гуще базара, а хитроватый маг-шарлатан протягивал ей руку, требуя плату за исцеляющее снадобье. Девушка положила в его ладонь серебряную монету и прошла мимо, не обратив внимание на удивление, возникшее на лице торговца при столь щедрой оплате.
Лурийская палатка притянула ее к себе. Кильяр вошла в нее, и на девушку обрушились знакомые с детства ароматы. Она осмотрелась. Здесь продавали оружие и доспехи. Каплеобразные щиты. Знаменитые дальнобойные луки. Чешуйчатые кольчуги и длинные тяжелые мечи.
— Я могу вам чем-то помочь? — раздался сзади мужской голос.
Кильяр обернулась. И увидела серые глаза Невеяра. Боги, сколько же было всего в этих глазах. Напряжение и радость, сдержанность и ожидание, надежда, терпение, любовь. Кажется ее сердце на мгновение остановилось, а потом бешено застучало. Она впитывала весь его облик, каждую черту. Каждую новую морщинку, появившуюся на лице.
— Невеяр, — прошептали ее губы чуть слышно.
— Алея, — сказал он, немного оробев.
На ней был шлем с вуалью, но синие лурийские глаза было невозможно не узнать.
— Ты здесь? — задала она глупый вопрос.
— Как видишь я теперь купец, — он улыбнулся, показывая рукой на товар.
Шелковые подушки приятно холодили кожу Кильяр. Она удобно вытянулась на них, устремив затуманенный взор в ночное небо, усыпанное звездами. Звезды иногда гасли, иногда зажигались. Кильяр хотела увидеть метеор, чтобы загадать желание. Говорят в таком случае оно обязательно исполнится. Ее желание не могло осуществиться без чуда или воли богов.
Из уголков ее глаз к вискам скользнули две незаметные слезинки. Просто она слишком долго хотела этого, но знала, что никогда не получит.
Кильяр стерла с лица следы своей слабости. Барах-Дин не любил видеть ее такой.
Благословенна ночная прохлада! Как же хорошо было лежать так и слушать шум ветра, играющего с ветвями деревьев в саду повелителя. Оттуда шли волнующие ароматы, способные свести с ума кого угодно. Этот же ветерок нежно гладил ее почти обнаженное тело, прикрытое лишь несколькими полупрозрачными кусками ткани. О, как же долго она ждала. Кильяр повернулась, изогнувшись как кошка, и посмотрела в сторону резных дверей, ведущих с террасы. За ними горели масляные лампы, и ветер шевелил тончайшие занавеси. Но Барах-Дина все еще не было.
Кильяр сделала очередную затяжку из кальяна и вновь откинулась на подушки. Она опять смотрела на звезды. Такие далекие, такие вечные. Совсем, как ее любовь...
Клубы выдыхаемого пара полетели в небо. Ее глаза закрылись.
— Кильяр, — услышала она тихий шепот.
Ее овеял такой знакомый аромат гвоздики и мускуса. Она сладостно встрепенулась.
— Любимый. Тебя так долго не было.
Небо на востоке заалело, предвещая скорое начало дня. В саду еще дремала тишина, но ее вот-вот должны были разбудить песни жаворонков.
Барах-Дин склонился над ней, и все ее тело пронзила волна желания и восторга. Кильяр тонула в его черных глазах, забывая самое себя. Нет, не зря она ждала. Она сможет ждать его вечно, лишь бы чувствовать на себе его прикосновения и трепетать под его огненным взглядом. Как в омут погружаться в его объятия и всецело принадлежать только ему.
Восходящее солнце осветило бесстыдную картину, представшую на большом балконе исенбарского принца. Но тем двоим было все равно по тем или иным причинам. Что солнце, что птицы в саду, что стражники, охраняющие покой дворца. Они позабыли обо всем, кроме своих желаний, и утоляли их, словно нашли колодец в сердце пустыни.
***
Сегодня Кильяр несла стражу в восточном крыле. Ее напарница – Армиз – вытянулась струной и стояла неподвижно, как и положено любой кхари во дворце императора. Кильяр от нее не отставала – слишком это почетное занятие, чтобы посрамить себя неловким движением.
В этом крыле соединялись коридоры, ведущие к комнатам отдыха, бассейну и спальням для гостей. Кильяр никогда не ставили дежурить в южной части – там находился императорский сераль. Девушка не любила думать об этом.
День вступал в полную силу, и беспощадная жара проникала все глубже под своды дворца. Правой рукой кхари держала стальное копье, левая свободно касалась белых шаровар у середины бедра. На поясе цвета шафрана висел длинный кинжал с серебряной гардой. На голове кхари носили округлые шлемы. Они были более легкими, закрывали только верхнюю часть головы и под ними полагалось носить вуаль.
Император Дин-Байсул придумал кхари. Может быть, ему просто стало скучно, и он издал указ о создании стражи, состоящей из одних только женщин. Кильяр думала, что нынешний правитель сделал этот шаг из любви к просвещению. С момента появления первых кхари прошло уже пятнадцать лет, и все высокородные вельможи давно к ним привыкли.
Иногда Кильяр думала, какой здесь была жизнь раньше. Но она не могла знать этого, ведь тогда она носила другое имя.
Ей часто снились бескрайние зеленые просторы. Ей снилось, что она птица, парящая среди облаков. Она смотрела вниз на вышитый разноцветный ковер и видела свою тень, ползущую по нему. Ее слуха достигали пронзительные и тоскливые голоса других птиц. Они звали ее… Но не Кильяр, а Алею.
Алея – вот имя, данное ей при рождении. Иногда Кильяр с трудом вспоминала его, и особенно трудно было это сделать после ночи с кальяном и Барах-Дином. Она не знала плохо это или хорошо, но тоскливое чувство, навеянное птичьими криками в такие минуты ощущалось особенно остро.
Прошло четыре дня с той ночи на балконе исенбарского принца. Барах-Дин ускакал в гости к своему дяде – шейху оазиса Бишопонур. Вероятно, ее любимого не будет в городе еще два дня. Он обещал вернуться как можно скорее и вновь заключить ее в объятия. Они оба знали, что это ложь, но Кильяр была рада услышать ее. Когда его не было поблизости, вся окружающая действительность теряла смысл для девушки. Она несла службу, как и все кхари. Потом она упражнялась в обращении с оружием, как и все кхари. Кильяр с ними ела и с ними спала, но редко когда могла сказать, что чувствует себя с ними как с семьей. Когда Барах-Дина не было поблизости, она очень тосковала по своей семье.
Алея – заря. Она точно помнила, что так нарекла ее мать. Кильяр забыла лицо женщины, что дала ей жизнь, но тосковала по нежности ее рук и тихому всепрощающему голосу. Девушка помнила ее длинную косу и могла заплести свои волосы также, но кхари это не полагалось.
***
Базар жил своей особенной жизнью. Кого здесь только не было! Мелкие торговцы и богатые купцы, роскоши которых могли позавидовать и во дворце исенбарского владыки, воины и наемники, независимо раздвигающие толпу своими широкими плечами, ремесленники и селяне, приехавшие в город по делам. Издалека доносились крики бродячих артистов, зазывающих на нехитрое представление. На углу ближайшего дома пристроился факир и мелодичная песня его флейты примешивалась к гомону базара. Здесь же под ногами путались нищие, а юркие воришки шныряли в толпе в поисках удачи. Даже бродячий маг-шарлатан предлагал с небольшого лотка чудодейственные снадобья на все случаи жизни.
— Средство от всех болезней! Лечит даже те хвори, о которых вы не догадываетесь! Попробуйте! Попробуйте!
— У меня есть мечта, — сказала Армиз, жуя купленное яблоко.
Они шли по рынку, разглядывая выставленные товары. Это была одна из привилегий кхари – свободное время после несения стражи. Потратить его можно было как угодно. Сходить в баню, в библиотеку императора или просто погулять по городу. Свои копья они оставили во дворце и шли налегке.
Вокруг двигалось и шумело море людей. Кильяр нравилось смотреть на них, ведь все они были такими разными. Каждый со своей историей. У Кильяр тоже была своя история, но она предпочитала узнавать чужие.
— Мечта? — улыбнулась она. — Какая?
Армиз была единственным человеком, с которым Кильяр чувствовала себя более-менее спокойно. Напарница не осуждала ее, и не считала недостойной звания кхари. Хотя таких находилось немало.
— Хочу, чтобы наш император отправился в плавание, и меня включили в его свиту кхари.
— И куда по-твоему император может отправиться?
— Не знаю. Не все ли равно, верно? — погрустнела Армиз. — Мы обе знаем, что Дин-Байсул не покинет дворца. Если кому и суждено сесть на корабль, то это Барах-Дину. И тогда ты увидишь море.
Девушка заговорщически боднула напарницу плечом и засмеялась. Это была приятная фантазия, и Кильяр засмеялась тоже, сказав:
— Если поплыву я, Армиз, то поплывешь и ты!
— О, Кильяр, смотри! — воскликнула подруга, показывая пальцем. — Это же купец из Лурьи!
Кильяр перестала смеяться. Солнце вдруг стало слишком ярким, залив нестерпимым светом рыночную площадь, а гомон и крики отдалились, превратившись в неясный рокот. Все замедлилось. Мир остановился. Девушка повернулась. Она медленно моргнула, и медленный выдох вырвался из ее груди.
— Попробуйте! Попробуйте! — раздалось у нее над самым ухом.
Маг-шарлатан загородил от нее торговую палатку из Лурьи. В его открытой ладони лежал серый невзрачный порошок. Хитрые глазки человека алчно сузились. Он дунул и синие глаза девушки неестественно расширились. Настал нестерпимо долгий миг, в котором можно было прожить целую жизнь. Родиться. Состариться. Умереть.
Базар исчез. Жара ушла, сменившись влажной прохладой. Алея совсем забыла, как легко такой воздух вливается в легкие. Ей хотелось дышать им снова и снова. Она взглянула на свои руки – еще совсем тонкие руки пятнадцатилетней девушки, не знающие тяжести обращения со стальным копьем кхари.
Она сделала шаг и почувствовала как коленей коснулась длинная рубаха. Ее ступни погружались в нежную зелень родного разнотравья. Кажется, близился рассвет. Неподалеку что-то ласковое шептали волны невидимой реки.
Да, ей было тогда пятнадцать. Ее толстая светло-русая коса опускалась почти до коленей. Она была дочерью первого княжеского воеводы.
Разговоры об исенбарском посольстве пошли задолго до его появления. Это был очень важный дипломатический визит, сулящий обеим сторонам немалые выгоды. Поговаривали, что владыка самой большой южной империи отправит своего сына с этим посольством, чтобы привить ему необходимые для правителя навыки. Закалить его долгим путешествием, показать ему мир и величие других народов. А заодно поучиться у доверенного посла императора искусству ведения переговоров. И исенбарцам, и лурийцам было интересно тесное торговое сотрудничество. Одна сторона могла предложить меха, оружие и драгоценные камни. Другая – специи, масла, ковры и вина.
И исенбарский принц действительно приехал. И был большой пир, устроенный в честь благородных гостей. Высокий и смуглый, дышащий страстной и яростной силой, он так разительно отличался от лурийских светлоглазых и широкоплечих воинов. Как самого почетного гостя его посадили по правую руку от князя и пир начался.
Алея была там и всей кожей впитывала интригующую необычность этих людей. Их движения, гортанные речи, блеск их одежд и заразительный смех. Она сидела между своим бородатым отцом и его сероглазым завоеводчиком, что всегда так по-доброму смотрел на молодую девушку. От него исходили волны непонятного для нее жара, что проникали даже сквозь панцирь его сдержанности и уважения. Его звали Невеяром, он был старше ее лет на семь.
— Отец пообещал ему твою руку, — смеясь, недавно сказала старшая сестра Алеи.
И с тех пор словно какое-то время стало заканчиваться для девушки. У нее не было мыслей о неповиновении, но она тосковала, и гладя на нее грустнели серые глаза Невеяра.
Как-то они притянулись друг к другу – дочь первого воеводы и исенбарский принц? В жарком опьянении пира она ускользнула от непререкаемой опеки, чтобы глотнуть свежего воздуха, и вот он – появился, приближаясь к ней из таинственной темноты. И синие глаза утонули в черных, и пропали все разумные доводы и слова.
Дети двух разных народов убежали с пира, на котором им стало совсем не интересно. Спустя много часов их нашли на берегу княжеского пруда. О, нет Барах-Дин не тронул ее тогда. Они сидели на траве под ветвями плакучей ивы и разговаривали, смеясь. Синие глаза зажглись как звезды, и луна играла на светло-русых волосах девушки. Принц любовался ею, белизной ее кожи, что так контрастировала с его бронзовым лицом и руками.
Люди ее отца и охрана принца нашли их, когда стало светать. Ветви плакучей ивы разлетелись в стороны, и в глаза Алеи бросилось, каким каменным стало лицо Невеяра. Как он опустил голову и пошел прочь.
Потом она почти ничего не знала. Лишь девушка-служанка иногда приносила ей новости вместе с едой. Отец не приходил к ней, но Алея думала совсем не о нем.
А тем временем доверенный посол императора давил на то, какой опасности подверглась жизнь наследника исенбарской империи. Какое невыносимо тяжкое оскорбление ему нанесено. Какое выказано неуважение. Он поставил под сомнение возможность дальнейших переговоров и в залог добрых намерений потребовал заложника. Алею.
Он сделал это по просьбе Барах-Дина. Но никогда Кильяр не поверила бы в это.
И так все случилось. Торговый договор был подписан, и караван исенбарцев отправился в путь. И весте с ним с родных земель уезжала девушка с синими глазами и светло-русой косой. Она не слышала слез и рыданий своих матери и сестры. Она не знала, как крепко сжимались кулаки ее воеводы-отца. Она позабыла, как по-доброму сдержанно могли смотреть светлые глаза Невеяра.
Несколько месяцев караван добирался до столицы исенбарской империи. И никто кроме девушки-служанки не разговаривал с Алеей тогда. Но она жадно всматривалась в мир, разворачивающийся на ее глазах во всей красе, и какое-то время для нее этого было достаточно. Ей исполнилось шестнадцать, когда они въехали во дворец владыки. В ее распоряжении оказалась личная комната с выходом в императорский сад.
Все здесь было роскошно. Шелковые подушки и красочные ковры. Золотая посуда, ароматные масла, лепестки роз на поверхности голубого бассейна.
Среди ночного пения птиц к ней пришел Барах-Дин. На его шее блестела золотая цепочка, а глаза казались продолжением летней ночи. Он был одет только в шелковые шаровары, от него пахло гвоздикой и мускусом. И он сказал ей слова, которые она так жаждала услышать по пути сюда. В ее сердце расцвел цветок невиданной красоты. И Барах-Дин сорвал тот цветок, дав ей новое имя – Кильяр, Северная звезда.
Через какое-то время из Лурьи прибыл посол с личным посланием от князя к императору. В этом письме рассказывалось обо всей истории, и выражалось пожелание вернуть заложницу, если принц благополучно добрался до родных земель, и его безопасности ничто более не угрожает.
Разум императора не был замутнен. Он вызвал своего сына и его новую наложницу. Зачитал письмо князя и предложил Алеи вернуться. Но девушка-заря отказалась от этого дара свободы, поскольку ее сердце и разум оказались надежно пленены исенбарским принцем. Тогда лик императора омрачился. И он велел ей стать кхари, а сам написал князю ответное письмо, в котором сказал, что девушка поступила на почетную службу в императорском дворце.
Прошло десять лет. Целая жизнь пронеслась перед глазами Кильяр, и в этой жизни можно было Родиться, Состариться и Умереть.
Она вновь стояла в гуще базара, а хитроватый маг-шарлатан протягивал ей руку, требуя плату за исцеляющее снадобье. Девушка положила в его ладонь серебряную монету и прошла мимо, не обратив внимание на удивление, возникшее на лице торговца при столь щедрой оплате.
Лурийская палатка притянула ее к себе. Кильяр вошла в нее, и на девушку обрушились знакомые с детства ароматы. Она осмотрелась. Здесь продавали оружие и доспехи. Каплеобразные щиты. Знаменитые дальнобойные луки. Чешуйчатые кольчуги и длинные тяжелые мечи.
— Я могу вам чем-то помочь? — раздался сзади мужской голос.
Кильяр обернулась. И увидела серые глаза Невеяра. Боги, сколько же было всего в этих глазах. Напряжение и радость, сдержанность и ожидание, надежда, терпение, любовь. Кажется ее сердце на мгновение остановилось, а потом бешено застучало. Она впитывала весь его облик, каждую черту. Каждую новую морщинку, появившуюся на лице.
— Невеяр, — прошептали ее губы чуть слышно.
— Алея, — сказал он, немного оробев.
На ней был шлем с вуалью, но синие лурийские глаза было невозможно не узнать.
*** Чтобы прочитать текст полностью, подарите книге "печеньку" и отправьте запрос на доступ.
— Ты здесь? — задала она глупый вопрос.
— Как видишь я теперь купец, — он улыбнулся, показывая рукой на товар.
