ПРОЛОГ
В серебряной Ириде идёт дождь.
Поливает крыши, стучит в окна, стекает мутными ручьями по улицам. Дождевая вода уносит мусор и пыль, омывает дома и брусчатку, шлёпает тяжёлыми каплями по листьям и траве, по лепесткам цветов.
Ярый, почти летний дождь косыми струями молотит по городу. Уносит мутными ручьями пыль и грязь.
Человек переступает пенные воронки у ливнёвых решёток, обходит лужи и ступает на тротуар. Тротуар повыше дороги и тут меньше луж. Хотя льёт с крыш прямо на капюшон. Человек поправляет его, поглубже натягивая на голову и продолжает свой путь.
В дождевых сумерках ему уютнее. Дождь и темнота скрывают от чужих глаз. И это хорошо.
Поэтому человек обходит жёлтые кляксы фонарей
Дождь немилосердно поливает Ириду. Косой, ярый, почти летний, он будто пытается отмыть с неё грязь свершённого преступления.
Наивный! Её не смыть даже кровью.
Дождь молотит по городу. По крышам, домам и окнам, смывает и уносит с собой мусор и пыль. В мутных дождевых ручьях крутятся листья и ветки, и человечий мусор тоже. Бумажки, шелуха, перья, солома. Дождь всё это унесёт с собой. Чисто-чисто умоет Серебряную Ириду и она встретит рассвет похорошевшей, свеженькой и белой, как будто ничего и не было.
Человек перепрыгивает лужи и старательно обходит жёлтые кляксы фонарей. Он надвигает капюшон плаща поглубже и оглядывается на струи вокруг. Этот дождь — надолго. Он точно знает. Он будет лить до утра, и человек успеет даже вернуться. И есть шанс, что он вернётся незамеченным.
Никто не гуляет ночью, в дождь после Дня Причала. Все маги этого города сидят по домам и трясутся от страха. И только купол и шпили громадного Храма светятся ярким синим светом.
Свет этот тревожный, он — как кровь на руках убийцы.
И никого не удивляет небывало сильный дождь.
Сегодня Ирида изгнала одного из самых сильных своих магистров. Его прекровь покинула город, и город на это количество ограбил Твердь внизу. От этой прекрови и светится Храм. От этой пустоты и ярится погода опустевшей Тверди.
Если здесь такой ливень, то что же там, внизу?
Человек поёжился. Он уже подходил к дому, где получит передышку от дождя и мокрости. Там — камин, возле которого удастся обсушиться. Там — горячее питьё, которое согреет нутро и разбежится теплом по жилам. При мысли об этом человек даже улыбнулся. Мокнуть противно. От этого всегда портится настроение.
Один из десяти его холёных пальцев потерял красоту. Гладкий полированный ноготь был нещадно обгрызен, и это несколько портило тщательно-изысканную красоту мага.
Светится! Он светится!
Верховный маг вцепляется в оконницу. Так, что пальцам больно, а на раме завтра найдутся царапины от ногтей.
Светится! Ярким и холодным синим, вверху бледнее, книзу, поближе к Тверди — ярче и насыщеннее. Вся громада Храма объята этим сиянием.
Купол и шпили подсвечивают ночное небо зловещим светом утраты. Храм будто вырезан из бумаги и приложен к чёрной бархатной плоскости неба.
Это свечение — укор. Всей Ириде, магистрату и ему, верховному магу Леру. "Вы изгнали магистра! Вы обессилили город на величину его мощи!"
Теперь из-за вас на Тверди бушует буря. Из-за вас город высасывает прекровь из Тверди под ним. И будет сосать ещё долго, ночь, две. А может и три. Никто не знает пределов силы истинных магистров.
Леру не мог оторвать глаз от светящегося купола. Маг кусал губы и держался за оконницу. Будто только эта деревяшка могла удержать его от необдуманных поступков.
Никогда, никогда ещё Серебрянные города не изгоняли магистров. Их проще убить.
Но он не мог...
- Я не мог её не изгнать!!
Он крикнул это вслух и Ирида ответила ему дождём. Сначала ударила мага влажной ладонью ветра в лицо, потом хлопнула ставнем по окну и пролила дождь.
Будто в небесах отворили заслонку, и вода хлынула наземь. Но воды скопилось так много, что она лилась, лилась и никак не желала заканчиваться.
Дождь. Почти летний, косой и ярый, жестоко хлестал невысокие домики Ириды. Стекал по наклонным крышам в водосточные трубы, струился из труб по улицам и тротуарам, заливал их ручьями и крутился пенными воронками в решётках водостока. Уносил с собой листья и ветки, и мусор.
Синий свет прекрови подсвечивал капли и струи, делал их видимыми. Частые водяные росчерки линовали силуэт Храма прозрачно и чисто. Множество будтостеклянных палочек-росчерков.
Запах мокрой пыли, влажного камня и земли долетел в окно вместе с водяной пылью и редкими тяжёлыми каплями. Свежестью пах этот ночной дождь. Прохладой и облегчением. Умиротворение он принёс в Ириду. Он притворился расплатой за преступление, и жителям стало легче.
Впрочем, Леру не думал, что многие знали о том, кого именно сегодня изгнали. Все знали, что в День Моста будет изгнание, но ожидавших изгнания, уже осуждённых, было много.
А о том, что в День Моста будет суд на магистром и его изгонят в тот же день...
Кто об этом знал? Только Леру и магистрат.
Дождь шумел, набирая силу. Леру наконец отпустил оконную деревяшку. Надо действовать!
Маг убрал с лица упавшие на него волосы и отошёл от окна внутрь комнаты.
Она всё ещё опасна. Даже на Тверди — она может исполнить свой план. И тогда все маги обречены ослабнуть и погибнуть. Тверды с их животной силой заполнят серебренные города, истинных магов не останется вовсе. Дикая прекровь, изменённая неумело и грубо, переполнит Вседух и смерть придёт в мир. В Города и на Твердь. Нельзя.
Этого нельзя допустить! Нельзя!
Почему она не понимает этого? Леру нащупал на столе ремешок и подвязал волосы в хвост. Её нельзя убить в открытую — наказание слишком страшно. Быть изгнанным, навеки и до смерти потерять Город и общение с равными, прозябать на Тверди, среди смертных и низких... Верховного передёрнуло. Это невыносимо.
Значит, нужно...
Маг порылся в бумагах, стол завален книгами, раскрытыми рукописными тетрадями, свитками, свисающими на пол, веточками трав и лентами, ремешками, нитями. Перо с чернильницей торчит из этого хаоса как островок порядка. Рядом с ним почти аккуратная стопка книг. Разных. Толстых и тонких, квадратных, широких, как альбомы и узких, как записные книжки. Всё это высится шаткой башней, но пока не падает.
Леру вытаскивает тетрадь в суконной обложке, перелистывает мелко исписанные страницы. Страницы заляпаны жиром и грязью, зельями, оставившими синие и зеленоватые пятна. Наконец, маг находит нужное. Сотни раз читанное и ни разу не применённое. Водит белым ухоженным пальцем по строчкам, не отвлекаясь на жирные желтоватые пятна, кофейные круги от чашки и сажистые отпечатки пальцев.
- Та-а-ак... Значит, декада. А потом её запах изменится.
Он падает на стул с высокой спинкой и грызёт ноготь. Леру знает это. Декада есть для того, чтобы сработало заклятие-ловушка и сосланный на Твердь магистр погиб, не вызвав никаких подозрений. Многие гибли в первую декаду на Тверди, так и не сумев приспособиться к тамошнему течению прекрови и «искривлениям» магических законов. Магистр сама не погибнет. Она умна, она сильна и подготовлена.
Поэтому её надо... погибнуть. Возможно, хотя бы раз за декаду ей понадобится обратиться к Храму за прекровью. И вот тогда-то и сработает ловушка.
А если нет?
Леру снова куснул пару раз ноготь.
- Я её потеряю. Она уйдёт.
Впрочем, не может быть такого, чтобы сосланный маг не потянулся по привычке к Храму. Быть этого не может!
И это заклятие станет последним для неё. Оно приманит к ней кое-каких кровожадных тварей.
Верховный маг Леру представил, как снежно-белые зубы рвут белую живую плоть, как белая кожа пачкается кровью, как рычат неумолимые звери. Он представил это и улыбнулся. Бережно закрыл суконную тетрадь. Рассеянно постучал по ней ногтями. Гладкие, холёные, будто половинки виноградин. Или жемчужин. Только один некрасиво обгрызен до розового, сочащегося кровью мяса.
А если она уйдёт... Если обойдётся без Храма... Придётся позвать Охотника.
При этой мысли у Леру побежали мурашки по голым рукам и замёрзшей спине. Наверное, решил Леру, от влажного холода ночного дождя. Он нервно потёр предплечья, согревая их ладонями.
Храм всё так же светился синим. Всё так же лил дождь. Словно реверансы силе магистра.
- А если она уйдёт, я призову Охотника! - Леру решительно и зло произнёс это вслух, готовый к морозу, продирающему от одного упоминания этой твари.
- Охотника.
* * *
Сегодня день моста.
Рогатый Кир стоит на берегу. Он выбрал себе местечко подальше от толпы. Тут, под скалой, ещё сохранилась прохлада горного утра.
Даже полдневное солнце сюда пока не добралось. Но и без него плащ пришлось расстегнуть. И шляпу тоже хотелось снять.
Жара. Давящая, липкая, постоянная жара. Или холод. Но сейчас — жара. Солнце разогревало камни дороги и скал, накаляло воздух и доски причала. Из досок вытапливалась сосновая смола и растекалась пахучими лужицами, и липла к подошвам сапог и туфель.
Эта проклятая жара и из Кира вытапливала лужицы, потные, щипучие и солёные. Они стекали каплями по коже, меж лопаток, дорожкой по позвоночнику до ремня, пропитывали рубаху и штаны, и невыносимо чесались под одеждой.
Кир терпел и ждал. Это он умел хорошо. Терпеть и ждать. И ещё, пожалуй, выживать. Выживать он умел так хорошо, что сейчас приходилось терпеть и ждать, а мысли в голове дурманились и путались. Тяжёлые, как хлопковая вата.
Говорят, от жары можно умереть. Особенно непривычному к ней существу. За полтора десятка лет Кир так и не привык. Поэтому стоит сейчас, привалившись к скальной стене, в почти единственном тут тенёчке, и ждёт.
Тот, кто ему нужен, сойдёт на Твердь последним.
А пока тут, прямо на причале, торгуют, договариваются, встречают и провожают, и выпроваживают. А ещё бегут и сбегают, и ищут.
Деловитая, вечно кипящая, всегда спешащая толпа. Каждый в толпе живёт своим, но каждый сейчас её часть. Даже Кир — часть причальной толпы в день перехода.
Эта толпа особая.
Маги приходят продать волшебство, люди приходят продать вещи и услуги. Маги презирают людей за неумение колдовать, люди презирают магов за неумение жить. Или выживать.
Вечная скучная грызня.
Почему вечное всегда скучно?
Киру хотелось сунуть голову под холодную водопадную струйку. Он даже знал одну. Тут, неподалёку. Но уйти было нельзя. Он уже приступил к выполнению своего договора Проводника.
«Проводник в день перехода дожидается изгнанного, чтобы проводить его к месту пребывания на Тверди»
Вот Кир и дожидается на причале.
* * *
Причал — это широкий каменный язык. Частью выбит в скале, частью — был здесь ещё до людей и магов. Людям понадобился причал, и они устроили его здесь, на высоте. Дощатый, широкий, он далеко выдаётся в пропасть. Протягивается сейчас к белому камню Ириды, Серебреного города. Там, в мире магов — белый камень и золото, витые поручни и цепи, здесь, в мире твердов — плотно спряжённые доски и толстые верёвки вместо ограды.
Пристань нужна для громадных плавающих Серебряных городов. Вечно скользят они над Твердью, спрятанные гладью Зеркала. Недостижимые для тех, кто не нужен магам.
Дрожь тихим звоном пронизала дощатый настил. Ирида отходит. Кир отлип от стены. Где же изгнанный? Мостник с той стороны, в темноте арочного порта, скрестил руки и встал посреди прохода, перегораживая его собой. Причал Ириды уже отдаляется. Ширится провал между Твердью и городом магов.
За широкими голыми плечами толстого мостника вдруг сделалась какая-то суета, его оттеснили двое со знаками Исполнителей на зелёных беретах и слаженным двойным движением перепрыгнули на причал Тверди.
Между ними, в плаще, с повязкой на лице и связанными руками, крепко стиснут пленник. Он висит, не касаясь земли, слепо задрав лицо под тёмной тряпкой на глазах. Серый плащ застёгнут и скрывает его хилое тело почти целиком.
Изгнанного поставили на причал, и, смяв его сопротивление, в четыре умелых руки придавили к настилу, заставили сесть на доски. Один за другим, чуть пластаясь в прыжке, исполнители перепрыгнули обратно на белый камень Ириды. Спустя пару довольно долгих минут провал перелетел угловатый, плотно набитый мешок с лямками. Изгнанный выпростал из-под плаща связанные руки и мешок, будто удержанный чем-то невидимым, гулко бухнул к его ногам, а не свалился в пропасть за верёвками ограждения.
Провал между Твердью и городом магов всё ширился, теперь уже было нельзя перепрыгнуть его. Но перелететь ещё можно — ходили такие легенды.
Из-под белой арки, из темноты, где светились сейчас знаки мостника и Исполнителей, прилетело Изгнание:
- Недостойному нет места среди Серебра и Магии. Отныне и вовеки!
Изгнанный резко содрал с головы холщовый мешок, но смотрел молча. Под его взглядом Исполнители переглянулись, а один так и вообще прикрыл лицо ладонью. Чтобы не запомнили его, что ли?
Ирида окончательно отплывала. Движение такой громады ощущалось всем телом. Низкий гул пронизывал, будто пропитывал мир дрожью. Доски причала, камень скал и самый воздух, и людей на причале.
Всё дрожало мелкой дрожью. Интересно, в самой Ириде она ощущается? Вряд ли, наверняка маги что-нибудь придумали, чтобы не терпеть этот мерзкий зуд.
Ажурные тонкие башни, растянутые ветром длинные резные флаги, чудесные немыслимой лёгкостью купола, мосты, дороги, и многооконные домики с балконами, башенками и арками — всё растворялось в Зеркале. И само Зеркало скрывалось за облаками.
Они наползали на него со всех сторон, грозные, округлые, мягкие и тёмные, будто полнила их не гроза или снеговые заряды, а нетерпимость Тверди и Серебра друг к другу.
Люди спешили убраться с причала. Суетились, на ходу упаковывали сумки и защёлкивали фибулы плащей. Торопясь, придерживая шляпки и выкрикивая детей, почти бежали вниз. Дорога до лежащего под горой, у озера, города Остеи, не близкая, а после отхода серебряных городов обычно налетает непогода. Надо успеть.
Самые разумные уже давным-давно вернулись под защиту крыш, стен и ставен, остальные, запахиваясь на ходу и устраивая поудобнее сумки на плечах, тоже уже спешили прочь от бури и опасной в непогоду высоты.
Мостники этой стороны, без светящихся знаков, обычные люди, ловко и спешно укрывали плотной парусиной лебёдки, мостки, втащенные на пристань, и блоки. Ирида не висела неподвижно, поэтому между нею и Твердью хитро укрепляли кусок настила, и он выдвигался над провалом, если город отходил, и снова наползал на причал, если город приближался. Бывали случаи, что города разрушали причалы, если в день моста за швартовкой следили нерадивые или неопытные мостники и полётный.
Сейчас всё причальное хозяйство необходимо закрепить и укрыть ещё на две декады, до следующего Дня Моста, когда Ирида вернётся. Двое дюжих мостников сноровисто делали своё дело. Наконец, проверив стяжки на парусине и крепления блоков — чтобы не сорвало их ветром и не разбило доски причала — они поспешили вслед стражникам, уходившим последними.
Один из мостников, молодой и чернявый, проходя мимо Кира, белозубо улыбнулся ему:
- Вы бы поспешили, мистер проводник! Сегодня накроет раньше обычного!
