…Всё кажется: вот маску я сниму,
И этот мир изменится со мной…
Б.Баркас «Арлекино»
Холодный, тяжёлый, давящий своей громадой замок. Приземистая туша полна тысячелетней памятью и призраками былых королей.
Королей здесь больше нет. Нет. Ни одного.
Эта мысль заставляет женщину смеяться. Ведьмачий хохот разносится далеко. Без препон летя по коридорам и лестницам, растекаясь эхом по пустым и голым залам.
Женщина кружится в свете редких факелов. Её силуэт движется через оранжевые пятна света. Трепещущие пламенные языки показывают, ловят то ладонь, то плечо, то пряди волос.
Устав смеяться, повисает на одном из развешанных по стенам полотнищ. Сжимает его ладонью - это знамя. Алый крест на белом. Знамя Скорипа - последнего из королей.
Ведьма рассматривает его. И в злости срывает со стены. Руками ей это сделать тяжело. Но она упирается, дёргает и тянет. С треском тяжёлая ткань слетает под ноги невысокой женщине в чёрном.
Она делает движение ладонью: разодрать и сжечь. Но, передумав, отворачивается. Уходит.
Белый с красным ком остаётся на каменном холодном полу.
Женщина идёт, шатаясь. Зло, зло… Обхватив себя руками, качаясь от стены к стене, бредёт по безлюдным широким переходам. Всё здесь пропитано злобой и ненавистью. Предательством и жаждой крови. Её жаждой. Её крови.
Добравшись до «опочивальни», ведьма сжимается на постели. Подтягивает колени к груди, обхватывает голову руками. Холодные волглые простыни. Вечный запах плесени не вывести ничем. Тысячелетняя королевская обитель насквозь пропиталась этой вонью скаредности - плесень для ведьмы пахла именно так.
Зубами сжимая плотную ткань простыней, ведьма давила в себе крик. Шипела:
- Ненавижу-ненавижу-ненавижу…
Кому? Тем, кто уже сдох и сгнил её руками. И тем, кто ещё жив её же недосмотром.
Чёрная ведьма. Спящий город вокруг замка ненавидел её. И, пожалуй, даже сильнее, чем ненавидел до этого своего короля.
Шуша вошла в квартиру. И сразу ощутила её пустоту. Стоило лишь прикрыть дверь - навалилось сразу. Будто поджидало за дверью чудовище по имени «Не нужна».
Пусто и тихо. И одиноко.
В ушах ещё звенело и стучало. Радостное чествование молодых за полночь переросло в дикую какую-то оргию.
Шуша в последний раз обняла «детей», поздравила и ушла.
Взяла такси, собираясь ехать домой.
Но остановила у магазина. Решила купить вина - забыла, что не продадут теперь, по новому-то закону. Купила коробочку любимого зефира. В своём сверкающем и метущем пол платье, на каблуках и при полном параде она выглядела сейчас нелепо. Да и чувствовала себя примерно так же.
Посреди прилавков и магазинных запахов - золотая фигурка. Словно вклеенный в кадр обыденности кусочек праздника.
Ещё внутри, до кассы, стащила туфли, и теперь они торчали из пакета-маечки. А шлейф своего безумного дорогого - один раз дочь замуж выдаю! - платья закинула на руку.
Идти было - обойти дом. Седьмой этаж как раз над этой «Рябинкой».
Уже светало, когда она распахнула все окна в квартире. Они выходили на реку и «за вид» когда-то заплатили отдельной строкой. На эту сумму вполне можно было домик прикупить. Но Шуша не жалела. Куда приятней видеть, как встаёт солнце над гладью широкой реки, чем как «бегут неуклюже пешеходы» или слушать пьяное веселье с лавочки под окном.
После душа горячий чай оказался необходимым завершением настроения.
Распечатала картонную коробочку, привычно взяла одну ароматную круглую вкуснятину. Оставшееся аккуратно закрыла - Юльке. Только вдруг поняла, что не надо оставлять.
И, держа в пальцах липкую сладость, расплакалась. Лицо жалобно сморщилось, горячие, сдерживаемые весь день слёзы закапали на любимую старенькую футболку.
Всё - старуха. Всё. Никому ты больше не нужна. Как ни хорохорься, как ни петушись - всё.
Внуков поджидать, на похороны откладывать.
Звонки вымаливать, в гости зазывать. Шуша сжала голову руками. Хотелось выть.
Впереди ждала пустота дней. Дней, которые раньше были заполнены заботой о любимых. Сначала о малышах, потом о детях, потом - о взрослых детях. А теперь? Это время нечем оказалось заполнить. Громада ничем не заполненных дней придавливала. Давила сильнее даже, чем ощущение собственной ненужности, какой-то даже прошлости всей своей жизни. Раритет. Желтеющее на стене фото в рамке.
Остывает чай. Зефирка сохнет на столе. Женщина мечется по дому. Ходит из угла в угол. Не может остановиться. Круг по комнате. В коридор и во вторую спальню, кухня и снова коридор, и опять комната.
Вышла на балкон. Распахнула остекление. Вцепилась пальцами в ограждение, перегнулась туда, наружу.
Кому - нужна? Чего ради - жить?
Дочь? Теперь свой дом, своя семья, своя жизнь. Сын? Давно уже… На Новый год - и то не каждый раз видимся.
Муж? Рассмеялась.
А больше… никого и не осталось.
Подняла глаза. Всходило солнце. Разгоняло сизый и синий туман, клочьями завивало его, возгоняя от реки кверху. Летние ночи коротки.
Косые лучи широким веером вспыхивали, вставали над землёй людей.
И Шуша остановилась. Не нужна другим? Но самой-то себе я всё ещё нужна. А это… - глянула вниз. Успеется всегда.
Чуть промедлив, женщина отошла.
Через полчаса она уже спала на скомканной и смятой постели, разметавшись. Спала на животе, подмяв под себя подушку и согнув ногу.
Усталое тело провалилось в сон. В ту темноту правильного отдохновения, когда как раз таки снов-то и не видишь. Сознание тоже спит, набираясь сил вместе с вымотанным телом.
Завопила сигналка, хлопнула дверь, недовольный дядька-сосед орал с балкона на детвору.
Шуша проснулась. Если опустить всю непроизносимую лексику, дети попали мячом по его драгоценной машинке.
Женщина перевернулась на спину. Слушать это басовитое возмущение было одновременно и противно, и всё равно. Честно говоря, дядя сам ставил свою ласточку на детской площадке. И чего теперь возмущаться собственной …эм… недальновидностью?
Весь сон спугнули.
Шуша прикрыла глаза, пытаясь вспомнить. Но он ускользал, разваливался от прикосновений. Женщина вздохнула, решила вставать.
Жёлтые прямоугольники нагревали обои уже в левом углу возле самого окна - значит, дело к полудню.
Ощущение чего-то волшебного, собственной значимости и силы не отпускало.
Шуша, рассеянно закалывая волосы, пыталась уловить ниточки распавшегося сновидения. Невидяще скользя взглядом по предметам, принялась за утренние дела.
После вышла на балкон с чашкой чая и тостом. Опершись о перила почти локтями, оглядела мир.
Это был ритуал - проснувшись, здороваться так со всей вселенной. Зимой ли, осенью или летом - каждый день Шуша выходила в небо.
Седьмой этаж. Шуша не боялась смотреть вниз. Душа ухала куда-то в желудок и вместе с ним ещё ниже только тогда, когда с такой высоты она поднимала глаза кверху. Вот тут ощущение высоты накрывало с головой. А Шуша высоты боялась. До мягких ног и судорожно вцепившихся в опору пальцев, до желания присесть и отползти обратно под потолок комнаты. Ощущение это теребило нервы, и хотелось ещё.
Женщина в футболке огляделась. Синее небо с белыми размазанными пёрышками облаков. Дети, скачущие по площадке. От колясочных до лоботрясов-подростков. Вот неправда, что дети сейчас в компьютерах все сидят. Нет. Или эти дети неправильные какие-то.
А дальше, за разноцветными качелями и лесенками, за деревьями и невидимой отсюда набережной - гладь реки. И по этому, чуть смятому ветром зеркалу, разводил к берегам волны белый кораблик. «Ах, белый теплоход!» - Шуша пропела это вслух.
И зелень, зелень вокруг. Лето Шуша любила ещё и за это обилие зелёного - любимый цвет даже пах в это жаркое время. Его можно было растереть в руках и понюхать.
- День добрый!
- А!..- женщина чуть подпрыгнула от неожиданности. И выронила тост. Наблюдая его полёт и приземление на газон, Шуша внезапно вспомнила сон. Полёт.
Это воспоминание пришло сразу целиком. Как будто упало в голову. Она рассеянно оглянулась на громогласного соседа. Лысая его круглая голова с усами выглядывала из-за узенькой стеночки, разделяющей их балконы. Оглянулась - и ушла в комнату.
Потом вернулась под его озадаченным взглядом за чашкой и так же и ушла. Молча. Чтобы не расплескать память о привидевшемся.
Сон казался таким… живым. Вкусным.
Шуша отыскала блокнот возле компьютера, стараясь не спугнуть ночное настроение, бережно принялась записывать. Примостившись прямо на кухонном столе, возле маслёнки и хлебных крошек.
Сложно. Переводить в слова собственные ощущения. Да так, чтобы не исказить и не потерять ни одной нотки из их переплетений.
А сон был хорош. Такие иногда посещали шушины ночи. Когда не видишь границы грёзы. Не осознаёшь, что ты - внутри него.
И мир раскрашен витражным многоцветием. Свобода. Всеобъемлющая. Полная.
Шуша летела. Она шагнула с балкона. Сначала падала. Потом с трудом выровнялась. И почти касаясь - руку протяни - травы и асфальта неловко плыла по воздуху.
Куда? Действительно, куда? Не известно, но надо! Надо! Туда, вперёд! И - быстрее! Быстрее!! Вот только разогнаться не получалось. Шуша летела тяжело, неумело, расставив руки в стороны, изо всех сил пытаясь ускориться. Стремилась самой сутью своей туда, куда-то.
Странное тёмно-золотое солнце косыми лучами по тёмной траве. Всё очень чёткое, будто нарисованное. Да не красками и рукой человека, а компьютером. Бог его знает, как этот стиль называется. Но красиво, словно картинка в книге сказок…
Река отливала тёмным зеркалом. И над водой Шуше всё же удалось набрать скорость. Восхитительное ощущение быстрого ветра и свободы. И своей силы. Хотелось коснуться ладонью мелкой ряби внизу, но страшно казалось кувырнуться в воду.
Левый берег длился пологой зелёной простынью, потом начиналась горка. И Шуша не смогла подняться над ней - задела, прочертила животом, упала на дорогу.
Поднялась, снова попыталась взлететь - не получалось. Шуша оглянулась вокруг.
Картинка уплыла, истаяла, оплавилась, явив глазам другое место.
Башня. Полуразрушенная. Со множеством странных лестниц. Бетонное переплетение стен, ступеней, дверных проёмов. Торчащая прутьями арматура, скомканная и смятая. Кое-где, ощутимые лишь по рассеянному серому свету, провалы окон.
И ощущение, что там, наверху - ждут. Что мне - туда. И никто не посмеет задержать - боятся. Ненавидят и боятся, а потому указывают Шуше дорогу. Не все, но многие.
Люди сновали по лестницам без перил вверх и вниз, стояли на площадках и ступенях, возле окон кучками по трое, пятеро. Разговаривали о чём-то. Башня была полна людьми. С поклонами и подобострастием они провожали шедшую вверх женщину взглядами, но их ужимки не могли скрыть придушенной ненависти. И страха.
Шуша наслаждалась этими чужими чувствами. И в то же время было как-то всё равно. Мол, что они могут, эти человечки? Ничего. Так и пусть…
До цели оставалось пройти коридор и лестницу.
Но Шуша не дошла.
Двойные двери - как в школах, со стёклами и шпингалетами сверху и внизу. Распахнуты. За ними - широкий коридор.
Шуша узнала - это коридор её школы. На третьем этаже, возле кабинета истории был такой. «Рекреация» - неуместное и корявое название, как и многие другие школьные слова.
И там, под большой кадкой с «пальмой» Шуша нашла плачущую девочку.
Она размазывала слезёнки по чумазым щекам. Вздрагивала всем телом и ничего не хотела говорить. Малышка сидела на полу. Она явно младше школьного возраста, что она тут делает?
- Иди ко мне, маленькая! Иди!.. - женщина наклонилась и протянула руки.
Малышка доверчиво подошла, обняла рученьками за шею. Шуша шагнула было обратно к дверям и остановилась, поняла: не выпустят. С девочкой - не отпустят. Её пропустили только потому, что она должна была что-то сделать. Чего-то они все от неё ждали. Но Шуша не знала - чего.
И снова сон провалился. Она с девочкой на руках уже внизу. Пытается полететь, но не выходит. Тяжело это с непривычки. А с ребёнком на руках - так и вообще невозможно. И Шуша понимает это. Но всё равно пытается снова и снова.
И ей удаётся подняться, и даже разогнаться понемногу. И вот они уже летят, быстро и высоко.
Руинистая башня внизу, крошки-люди - всё это там, на дне, до летящей им не дотянуться. Никак. Ощущение, что смогла, превозмогла себя и законы мира переломила. Оно заливало восторгом сознание.
И здесь сон кончается.
Шуша поиграла ручкой. Колпачок застёгивался со щелчком. Снять-надеть, снять-надеть. Щёлк-щёлк. Ощущение восторженной всепозволяющей и неукротимой мощи и сейчас ещё топило разум.
Что же такого необычного было в этом сновидении? Может, его яркость? Или то, что я, взрослая тётка, которой и во снах-то уже не положено летать, небо покоряла?
Шуша задумалась. Больше всего её поразило и - чего уж скрывать! - понравилось ощущение собственной силы и собственной ценности.
Она знала тогда, что может очень многое, почти всё может. И те, на лестницах, тоже знали это.
Ах, какое всё же приятное чувство! Знать, что ты - безоговорочно велик! Приятное и недоступное, недопустимое в настоящей жизни. Как бы ты ни был умён, силён, богат - всегда найдётся умнее, сильнее, богаче. А значит, и безопасности, исключительности не получается.
И каждый будет рад потом ткнуть тебе: вот, ты задирал нос? Смотри, ты такое же ничтожество, как и все мы.
Мысли становились гадкими. Шуша поднялась, потянулась с наслаждением. Выходить никуда не хотелось, и она решила посидеть дома. Тем более что - выходной. Да и вообще - кому я сегодня нужна?
Она целый день провалялась. Спала, смотрела какой-то фильм, почитала новости в социалке. Решила к вечеру поставить игрушку - любимых «Героев». Что-то уже года два не возила мышкой по столу.
Да. Но лучше это сделать с комфортом. Обложившись едой и вымыться заранее. Чтобы потом не тащиться в ванну, когда глаза будут смыкаться под тяжестью дня.
Проходя по коридору с парой яблок и чаем - холодным, по случаю ещё не остывшего за окном города, взглянула в зеркало. И сбилась с шага.
Оно ничего не показывало. Серая муть, как в старом-престаром советском телевизоре. Выключенном телевизоре. Шуша даже потыкала в стеклянную гладь свободными от яблок пальцами. Тааак. Так.
Женщина почувствовала, как волоски на затылке зашевелились
Ужаса ситуации добавляло осознание собственного беззащитного одиночества в квартире. Сразу захотелось поломанное зеркало разбить. Шуша даже оглядываться начала в поисках подходящего предмета. Но мысль о том, что в некоторых голливудских фильмах так можно впустить… кого-нибудь с той стороны... Эта мысль остановила.
Шуша некоторое время стояла перед серой мутью ничего не отражающего стекла. Думала. В голову ничего путного не приходило, но сам процесс раздумий помогал успокоиться.
- Ну и что мне с тобой теперь делать?
Шуша задала этот вопрос сама себе и ответа не ждала. Если только от самой себя.
- Не ходить возле меня голой.
Женщина подпрыгнула, пролив на футболку чай.
- Мать… твою…
- Не ругайся. Тебе не идёт.
- Что? - подняла голову от мокрой футболки.
- Сквернословие не красит женщину.
И этот мир изменится со мной…
Б.Баркас «Арлекино»
ПРОЛОГ. НАЧАЛО
Холодный, тяжёлый, давящий своей громадой замок. Приземистая туша полна тысячелетней памятью и призраками былых королей.
Королей здесь больше нет. Нет. Ни одного.
Эта мысль заставляет женщину смеяться. Ведьмачий хохот разносится далеко. Без препон летя по коридорам и лестницам, растекаясь эхом по пустым и голым залам.
Женщина кружится в свете редких факелов. Её силуэт движется через оранжевые пятна света. Трепещущие пламенные языки показывают, ловят то ладонь, то плечо, то пряди волос.
Устав смеяться, повисает на одном из развешанных по стенам полотнищ. Сжимает его ладонью - это знамя. Алый крест на белом. Знамя Скорипа - последнего из королей.
Ведьма рассматривает его. И в злости срывает со стены. Руками ей это сделать тяжело. Но она упирается, дёргает и тянет. С треском тяжёлая ткань слетает под ноги невысокой женщине в чёрном.
Она делает движение ладонью: разодрать и сжечь. Но, передумав, отворачивается. Уходит.
Белый с красным ком остаётся на каменном холодном полу.
Женщина идёт, шатаясь. Зло, зло… Обхватив себя руками, качаясь от стены к стене, бредёт по безлюдным широким переходам. Всё здесь пропитано злобой и ненавистью. Предательством и жаждой крови. Её жаждой. Её крови.
Добравшись до «опочивальни», ведьма сжимается на постели. Подтягивает колени к груди, обхватывает голову руками. Холодные волглые простыни. Вечный запах плесени не вывести ничем. Тысячелетняя королевская обитель насквозь пропиталась этой вонью скаредности - плесень для ведьмы пахла именно так.
Зубами сжимая плотную ткань простыней, ведьма давила в себе крик. Шипела:
- Ненавижу-ненавижу-ненавижу…
Кому? Тем, кто уже сдох и сгнил её руками. И тем, кто ещё жив её же недосмотром.
Чёрная ведьма. Спящий город вокруг замка ненавидел её. И, пожалуй, даже сильнее, чем ненавидел до этого своего короля.
ГЛАВА 1. ПРОБУЖДЕНИЕ
Шуша вошла в квартиру. И сразу ощутила её пустоту. Стоило лишь прикрыть дверь - навалилось сразу. Будто поджидало за дверью чудовище по имени «Не нужна».
Пусто и тихо. И одиноко.
В ушах ещё звенело и стучало. Радостное чествование молодых за полночь переросло в дикую какую-то оргию.
Шуша в последний раз обняла «детей», поздравила и ушла.
Взяла такси, собираясь ехать домой.
Но остановила у магазина. Решила купить вина - забыла, что не продадут теперь, по новому-то закону. Купила коробочку любимого зефира. В своём сверкающем и метущем пол платье, на каблуках и при полном параде она выглядела сейчас нелепо. Да и чувствовала себя примерно так же.
Посреди прилавков и магазинных запахов - золотая фигурка. Словно вклеенный в кадр обыденности кусочек праздника.
Ещё внутри, до кассы, стащила туфли, и теперь они торчали из пакета-маечки. А шлейф своего безумного дорогого - один раз дочь замуж выдаю! - платья закинула на руку.
Идти было - обойти дом. Седьмой этаж как раз над этой «Рябинкой».
Уже светало, когда она распахнула все окна в квартире. Они выходили на реку и «за вид» когда-то заплатили отдельной строкой. На эту сумму вполне можно было домик прикупить. Но Шуша не жалела. Куда приятней видеть, как встаёт солнце над гладью широкой реки, чем как «бегут неуклюже пешеходы» или слушать пьяное веселье с лавочки под окном.
После душа горячий чай оказался необходимым завершением настроения.
Распечатала картонную коробочку, привычно взяла одну ароматную круглую вкуснятину. Оставшееся аккуратно закрыла - Юльке. Только вдруг поняла, что не надо оставлять.
И, держа в пальцах липкую сладость, расплакалась. Лицо жалобно сморщилось, горячие, сдерживаемые весь день слёзы закапали на любимую старенькую футболку.
Всё - старуха. Всё. Никому ты больше не нужна. Как ни хорохорься, как ни петушись - всё.
Внуков поджидать, на похороны откладывать.
Звонки вымаливать, в гости зазывать. Шуша сжала голову руками. Хотелось выть.
Впереди ждала пустота дней. Дней, которые раньше были заполнены заботой о любимых. Сначала о малышах, потом о детях, потом - о взрослых детях. А теперь? Это время нечем оказалось заполнить. Громада ничем не заполненных дней придавливала. Давила сильнее даже, чем ощущение собственной ненужности, какой-то даже прошлости всей своей жизни. Раритет. Желтеющее на стене фото в рамке.
Остывает чай. Зефирка сохнет на столе. Женщина мечется по дому. Ходит из угла в угол. Не может остановиться. Круг по комнате. В коридор и во вторую спальню, кухня и снова коридор, и опять комната.
Вышла на балкон. Распахнула остекление. Вцепилась пальцами в ограждение, перегнулась туда, наружу.
Кому - нужна? Чего ради - жить?
Дочь? Теперь свой дом, своя семья, своя жизнь. Сын? Давно уже… На Новый год - и то не каждый раз видимся.
Муж? Рассмеялась.
А больше… никого и не осталось.
Подняла глаза. Всходило солнце. Разгоняло сизый и синий туман, клочьями завивало его, возгоняя от реки кверху. Летние ночи коротки.
Косые лучи широким веером вспыхивали, вставали над землёй людей.
И Шуша остановилась. Не нужна другим? Но самой-то себе я всё ещё нужна. А это… - глянула вниз. Успеется всегда.
Чуть промедлив, женщина отошла.
Через полчаса она уже спала на скомканной и смятой постели, разметавшись. Спала на животе, подмяв под себя подушку и согнув ногу.
Усталое тело провалилось в сон. В ту темноту правильного отдохновения, когда как раз таки снов-то и не видишь. Сознание тоже спит, набираясь сил вместе с вымотанным телом.
Завопила сигналка, хлопнула дверь, недовольный дядька-сосед орал с балкона на детвору.
Шуша проснулась. Если опустить всю непроизносимую лексику, дети попали мячом по его драгоценной машинке.
Женщина перевернулась на спину. Слушать это басовитое возмущение было одновременно и противно, и всё равно. Честно говоря, дядя сам ставил свою ласточку на детской площадке. И чего теперь возмущаться собственной …эм… недальновидностью?
Весь сон спугнули.
Шуша прикрыла глаза, пытаясь вспомнить. Но он ускользал, разваливался от прикосновений. Женщина вздохнула, решила вставать.
Жёлтые прямоугольники нагревали обои уже в левом углу возле самого окна - значит, дело к полудню.
Ощущение чего-то волшебного, собственной значимости и силы не отпускало.
Шуша, рассеянно закалывая волосы, пыталась уловить ниточки распавшегося сновидения. Невидяще скользя взглядом по предметам, принялась за утренние дела.
После вышла на балкон с чашкой чая и тостом. Опершись о перила почти локтями, оглядела мир.
Это был ритуал - проснувшись, здороваться так со всей вселенной. Зимой ли, осенью или летом - каждый день Шуша выходила в небо.
Седьмой этаж. Шуша не боялась смотреть вниз. Душа ухала куда-то в желудок и вместе с ним ещё ниже только тогда, когда с такой высоты она поднимала глаза кверху. Вот тут ощущение высоты накрывало с головой. А Шуша высоты боялась. До мягких ног и судорожно вцепившихся в опору пальцев, до желания присесть и отползти обратно под потолок комнаты. Ощущение это теребило нервы, и хотелось ещё.
Женщина в футболке огляделась. Синее небо с белыми размазанными пёрышками облаков. Дети, скачущие по площадке. От колясочных до лоботрясов-подростков. Вот неправда, что дети сейчас в компьютерах все сидят. Нет. Или эти дети неправильные какие-то.
А дальше, за разноцветными качелями и лесенками, за деревьями и невидимой отсюда набережной - гладь реки. И по этому, чуть смятому ветром зеркалу, разводил к берегам волны белый кораблик. «Ах, белый теплоход!» - Шуша пропела это вслух.
И зелень, зелень вокруг. Лето Шуша любила ещё и за это обилие зелёного - любимый цвет даже пах в это жаркое время. Его можно было растереть в руках и понюхать.
- День добрый!
- А!..- женщина чуть подпрыгнула от неожиданности. И выронила тост. Наблюдая его полёт и приземление на газон, Шуша внезапно вспомнила сон. Полёт.
Это воспоминание пришло сразу целиком. Как будто упало в голову. Она рассеянно оглянулась на громогласного соседа. Лысая его круглая голова с усами выглядывала из-за узенькой стеночки, разделяющей их балконы. Оглянулась - и ушла в комнату.
Потом вернулась под его озадаченным взглядом за чашкой и так же и ушла. Молча. Чтобы не расплескать память о привидевшемся.
Сон казался таким… живым. Вкусным.
Шуша отыскала блокнот возле компьютера, стараясь не спугнуть ночное настроение, бережно принялась записывать. Примостившись прямо на кухонном столе, возле маслёнки и хлебных крошек.
Сложно. Переводить в слова собственные ощущения. Да так, чтобы не исказить и не потерять ни одной нотки из их переплетений.
А сон был хорош. Такие иногда посещали шушины ночи. Когда не видишь границы грёзы. Не осознаёшь, что ты - внутри него.
И мир раскрашен витражным многоцветием. Свобода. Всеобъемлющая. Полная.
Шуша летела. Она шагнула с балкона. Сначала падала. Потом с трудом выровнялась. И почти касаясь - руку протяни - травы и асфальта неловко плыла по воздуху.
Куда? Действительно, куда? Не известно, но надо! Надо! Туда, вперёд! И - быстрее! Быстрее!! Вот только разогнаться не получалось. Шуша летела тяжело, неумело, расставив руки в стороны, изо всех сил пытаясь ускориться. Стремилась самой сутью своей туда, куда-то.
Странное тёмно-золотое солнце косыми лучами по тёмной траве. Всё очень чёткое, будто нарисованное. Да не красками и рукой человека, а компьютером. Бог его знает, как этот стиль называется. Но красиво, словно картинка в книге сказок…
Река отливала тёмным зеркалом. И над водой Шуше всё же удалось набрать скорость. Восхитительное ощущение быстрого ветра и свободы. И своей силы. Хотелось коснуться ладонью мелкой ряби внизу, но страшно казалось кувырнуться в воду.
Левый берег длился пологой зелёной простынью, потом начиналась горка. И Шуша не смогла подняться над ней - задела, прочертила животом, упала на дорогу.
Поднялась, снова попыталась взлететь - не получалось. Шуша оглянулась вокруг.
Картинка уплыла, истаяла, оплавилась, явив глазам другое место.
Башня. Полуразрушенная. Со множеством странных лестниц. Бетонное переплетение стен, ступеней, дверных проёмов. Торчащая прутьями арматура, скомканная и смятая. Кое-где, ощутимые лишь по рассеянному серому свету, провалы окон.
И ощущение, что там, наверху - ждут. Что мне - туда. И никто не посмеет задержать - боятся. Ненавидят и боятся, а потому указывают Шуше дорогу. Не все, но многие.
Люди сновали по лестницам без перил вверх и вниз, стояли на площадках и ступенях, возле окон кучками по трое, пятеро. Разговаривали о чём-то. Башня была полна людьми. С поклонами и подобострастием они провожали шедшую вверх женщину взглядами, но их ужимки не могли скрыть придушенной ненависти. И страха.
Шуша наслаждалась этими чужими чувствами. И в то же время было как-то всё равно. Мол, что они могут, эти человечки? Ничего. Так и пусть…
До цели оставалось пройти коридор и лестницу.
Но Шуша не дошла.
Двойные двери - как в школах, со стёклами и шпингалетами сверху и внизу. Распахнуты. За ними - широкий коридор.
Шуша узнала - это коридор её школы. На третьем этаже, возле кабинета истории был такой. «Рекреация» - неуместное и корявое название, как и многие другие школьные слова.
И там, под большой кадкой с «пальмой» Шуша нашла плачущую девочку.
Она размазывала слезёнки по чумазым щекам. Вздрагивала всем телом и ничего не хотела говорить. Малышка сидела на полу. Она явно младше школьного возраста, что она тут делает?
- Иди ко мне, маленькая! Иди!.. - женщина наклонилась и протянула руки.
Малышка доверчиво подошла, обняла рученьками за шею. Шуша шагнула было обратно к дверям и остановилась, поняла: не выпустят. С девочкой - не отпустят. Её пропустили только потому, что она должна была что-то сделать. Чего-то они все от неё ждали. Но Шуша не знала - чего.
И снова сон провалился. Она с девочкой на руках уже внизу. Пытается полететь, но не выходит. Тяжело это с непривычки. А с ребёнком на руках - так и вообще невозможно. И Шуша понимает это. Но всё равно пытается снова и снова.
И ей удаётся подняться, и даже разогнаться понемногу. И вот они уже летят, быстро и высоко.
Руинистая башня внизу, крошки-люди - всё это там, на дне, до летящей им не дотянуться. Никак. Ощущение, что смогла, превозмогла себя и законы мира переломила. Оно заливало восторгом сознание.
И здесь сон кончается.
Шуша поиграла ручкой. Колпачок застёгивался со щелчком. Снять-надеть, снять-надеть. Щёлк-щёлк. Ощущение восторженной всепозволяющей и неукротимой мощи и сейчас ещё топило разум.
Что же такого необычного было в этом сновидении? Может, его яркость? Или то, что я, взрослая тётка, которой и во снах-то уже не положено летать, небо покоряла?
Шуша задумалась. Больше всего её поразило и - чего уж скрывать! - понравилось ощущение собственной силы и собственной ценности.
Она знала тогда, что может очень многое, почти всё может. И те, на лестницах, тоже знали это.
Ах, какое всё же приятное чувство! Знать, что ты - безоговорочно велик! Приятное и недоступное, недопустимое в настоящей жизни. Как бы ты ни был умён, силён, богат - всегда найдётся умнее, сильнее, богаче. А значит, и безопасности, исключительности не получается.
И каждый будет рад потом ткнуть тебе: вот, ты задирал нос? Смотри, ты такое же ничтожество, как и все мы.
Мысли становились гадкими. Шуша поднялась, потянулась с наслаждением. Выходить никуда не хотелось, и она решила посидеть дома. Тем более что - выходной. Да и вообще - кому я сегодня нужна?
Она целый день провалялась. Спала, смотрела какой-то фильм, почитала новости в социалке. Решила к вечеру поставить игрушку - любимых «Героев». Что-то уже года два не возила мышкой по столу.
Да. Но лучше это сделать с комфортом. Обложившись едой и вымыться заранее. Чтобы потом не тащиться в ванну, когда глаза будут смыкаться под тяжестью дня.
Проходя по коридору с парой яблок и чаем - холодным, по случаю ещё не остывшего за окном города, взглянула в зеркало. И сбилась с шага.
Оно ничего не показывало. Серая муть, как в старом-престаром советском телевизоре. Выключенном телевизоре. Шуша даже потыкала в стеклянную гладь свободными от яблок пальцами. Тааак. Так.
Женщина почувствовала, как волоски на затылке зашевелились
Ужаса ситуации добавляло осознание собственного беззащитного одиночества в квартире. Сразу захотелось поломанное зеркало разбить. Шуша даже оглядываться начала в поисках подходящего предмета. Но мысль о том, что в некоторых голливудских фильмах так можно впустить… кого-нибудь с той стороны... Эта мысль остановила.
Шуша некоторое время стояла перед серой мутью ничего не отражающего стекла. Думала. В голову ничего путного не приходило, но сам процесс раздумий помогал успокоиться.
- Ну и что мне с тобой теперь делать?
Шуша задала этот вопрос сама себе и ответа не ждала. Если только от самой себя.
- Не ходить возле меня голой.
Женщина подпрыгнула, пролив на футболку чай.
- Мать… твою…
- Не ругайся. Тебе не идёт.
- Что? - подняла голову от мокрой футболки.
- Сквернословие не красит женщину.
