Глава 1, или 21:00. Четверг.
Кира
Его я заметила, когда стояла в фонтане.
Увидела и решила, что на эту ночь он будет моим. Я хочу запустить пальцы в его тёмные волосы, поцеловать до головокружения, узнать какой он.
И да, я это сделаю, потому что он слишком идеальный и слишком… другой. Смотрит, спрятав руки в карманы брюк, презрительно и высокомерно.
Пижон.
Богатый и аристократичный.
Ненавижу и хочу.
Очередной глоток «Кристалл» и, покачивая хрустальной бутылкой и бедрами, я направляюсь к нему.
Сегодня я выбрала тебя, парень.
Ты выше меня на голову, у тебя тонкие губы и шикарная фигура. Прости, но кубики на твоем прессе я должна пересчитать лично, губами. Стереть равнодушие с твоего лица, заменить его на страсть.
И мне плевать, что ты обо мне думаешь и как ты смотришь на моё платье, которое не каждая профурсетка согласится надеть.
Сейчас оно мокрое от брызг воды, но… так ведь забавней, правда?
– Ты сейчас поедешь со мной, – я сообщаю ему уверенно.
Смотрю, как брови он чуть приподнимает.
Усмехается цинично-иронично.
– Назови три причины, детка, – тянет с ленцой.
– Тебе здесь скучно, это раз. Я смогу тебя удивить и тебе уже интересно, это два. И три, если ты согласишься, у тебя будет лучший секс в твоей жизни.
– Ты самоуверенная, – он присвистывает.
А я усмехаюсь и снова прикладываюсь к бутылке.
– У тебя три секунды на положительный ответ.
Стас
– У тебя три секунды на положительный ответ, – говорит она и пьёт.
А я морщусь.
Ненавижу пьющих женщин. Ненавижу вульгарных. Ненавижу распущенность и наглость, а у неё и того, и другого хоть отбавляй.
И я никогда не путаюсь со шлюхами и доступными дамочками, её же ярко-красный наряд с разрезом выше середины бедра, открытой спиной и глубоким декольте прямо кричит о доступности и согласии на всё.
Она сама говорит об этом.
Интересно, скольким до меня она предлагала себя?
Кулаки сжимаются сами.
Чёрт.
Мне не нравится моя реакция на неё, мне не нравится она сама. Слишком яркая, слишком дерзкая, слишком… желанная.
Кира Вальц.
Стервозная сучка и редкостная дрянь, как процедил мой двоюродный брат и жених в одном лице, когда во время речи матери невесты распахнулись с грохотом двери и на пороге появилась она, остановилась.
– Всем привет! – пропела и обвела банкетный зал хищным вызывающим взглядом. – Мамочка, ты опять читаешь свои занудные нравоучения? Закругляйся. Фроська, сестрёнка, мои поздравления!
Её поздравления прозвучали проклятьем.
Позор семьи, белая ворона, урод, без которого в семье никак.
И заботливый брат, заметив мой взгляд, посоветовал держаться от неё подальше. С Кирой Вальц не может быть связано ничего хорошего.
Поэтому послать её следует.
И не следовало мне тащиться за ней на улицу, оправдываясь пред собой, что все окончательно скатились к обычной пьянке и смотреть на отупевшие рожи скучно и противно, что пара минут на свежем воздухе – идеальное решение. Не стоило, но… но. Всего один взгляд светло-зелёных глаз, и весь вечер я пытаюсь на неё не смотреть, не злиться, ловя на ней масленые взгляды похотливых козлов.
Не моё дело.
Мы даже не представлены друг другу.
Однако сейчас я вновь смотрю в светло-зелёные глаза, в которых на миг мелькает отчаянье и решимость. Если откажу, она выберет другого, это понимается как-то… враз. И, наверное, поэтому вместо того, чтобы послать, я усмехаюсь и… соглашаюсь.
Сегодня она может уехать только со мной.
Я не позволю, чтобы она предлагала себя кому-то ещё.
Кира
Он соглашается, и я прячу победную улыбку.
На что ты повёлся, парень?
Грудь или задница?
А может ноги, что кажутся ещё длиннее в разрезе платья?
Вот мне в тебе больше всего понравились глаза: яркие, серые, серьёзные. Глаза правильного и хорошего мальчика, что никогда не притаскивал двойки из школы и не ввязывался в уличные драки.
Какими они у тебя становятся, когда ты злишься или кончаешь?
– Куда мы? – спрашивает он, когда я беру его за руку и веду к стоянке.
– Ты не любишь сюрпризы?
– Ненавижу.
Его пальцы предостерегающе сильней сжимают мои, но я старательно не обращаю внимания, гоню прочь мысль, что от его касаний горит кожа, покалывает.
Химия есть, оформлена в науку и отмене не подлежит, поэтому не стоит заморачиваться. В крайнем случае можно понадеяться и порадоваться, что секс у нас действительно будет незабываемым.
– А я обожаю, – я оглядываюсь, улыбаюсь чарующе.
Вот только он не ведется и хмуриться не перестает.
Интересно.
Ты немного сложнее, парень, чем я уже решила?
И… как тебя зовут?
Последний вопрос я озвучиваю, а он хмыкает и, наверное, буравит меня очередным презрительным взглядом.
Плевать.
Ниже девятого круга по Данте не опуститься. Ледяное же озеро Коцит давно и гостеприимно вморозило меня в свои льды, так что не страшно.
– Стас, – он всё же отвечает.
– А я Кира, – я решаю быть вежливой.
Пью, останавливаясь около своего фольксвагена, и трясу почти пустой бутылкой.
Надо было прихватить ещё одну.
– Знаю, – Стас сообщает равнодушно и бутылку отбирает. – Тебе хватит на сегодня.
– Что, боишься получить вместо обещанной незабываемой ночи мертвецки пьяное бренное тело? – я усмехаюсь и свой «Кристалл» тянусь вернуть.
Не его добыча.
– Боюсь, что платье свое шикарное запачкаешь, когда блевать начнешь, – он выговаривает пренебрежительно и руку с бутылкой поднимает, отводит в сторону, чтобы перевернуть.
Остатки моего шампанского ударяются об асфальт.
Сволочь.
– Ты ярый трезвенник? – я спрашиваю заботливо.
И в ответ осведомляются не менее заботливо:
– А ты алкоголик со стажем?
Стас
– А ты алкоголик со стажем? – спрашиваю, копируя её интонацию и тщательно скрывая раздражение, и с мстительным удовольствием наблюдаю, как вспыхивают на миг её глаза и сужаются.
– Конечно, – она быстро справляется с собой и улыбается уже безмятежно. – А ещё беспринципная дрянь, вавилонская блудница, тварь продажная и… мы продолжим мою идентификацию или всё же поедем?
Вавилонская блудница, идентификация…
Однако.
Ты образованней, чем пытаешься показаться, Кира Вальц.
Что открывает машину и деловито усаживается на водительское место, но я бесцеремонно выдергиваю её обратно и дверь захлопываю.
– Эй, ты…
Она пытается возмутиться.
Вырвать локоть, но я держу крепко, перебиваю:
– Мы поедем на моей, и за рулём буду я.
Кира запрокидывает голову, смотрит на меня с уже неприкрытой яростью и открывает рот, чтобы возразить, но тут же поджимает губы и взгляд отводит.
– Как скажешь, – она улыбается насмешливо, но раздражение всё равно проскальзывает в её глазах, таится на их дне, – дорогой.
Дорогой – это определенно не комплимент.
А по выражению её лица и голосу вообще потянет на трехэтажное оскорбление, но отвечать не хочется, и я молча тяну Киру к своей машине. Мой недавно купленный Lamborghini Urus стоит через две машины от её поддержанного Volkswagen.
И Кира, когда я подвожу её к своему автомобилю, залихватски присвистывает.
– Вай, сколько денег, сколько шика! – она, повернув голову, заглядывает мне в глаза. – Не боишься сажать в такую шикарную тачку кого-то вроде меня?!
– Не боюсь, – я отрезаю.
Запихиваю её в машину совсем невежливо и дверь за ней закрываю оглушительно. Обхожу капот, а она, запрокинув голову, смеётся.
Ненормальная.
И раздражающая до глухой ярости.
Желания сомкнуть руки на её тонкой шее и придушить. Или поцеловать, грубо, глубоко, вымещая всю злость.
– Куда мы едем? – сажусь и спрашиваю почти спокойной.
Кира
– Куда мы едем? – он спрашивает холодно, не смотрит на меня.
Злится?
Пожалуй, я всех раздражаю.
Мамочка, например, сегодня прожгла меня ненавидящим взглядом, в котором читалось, что мне лучше было б вообще не появляться на свет, а Фроська, улучив момент и тет-а-тет, влепила пощёчину и завизжала, что я дрянь, которая вечно всё портит и которую по-человечески просили не приходить.
Слизывая кровь с губы, я злорадно подумала, что её дорогого жениха ждёт большой-большой сюрприз.
Волк в овечьей шкуре – это в яблочко про мою любимую сестрёнку.
– Ленина, тридцать два, – я, помедлив, ждущем Стасу таки отвечаю.
А он вопрошает насмешливо:
– Что, там новомодный и дорогой клуб?
Стас
– Что, там новомодный и дорогой клуб? – я интересуюсь с издёвкой, за которой удивление скрываю.
Да, Кира Вальц, ты смогла меня удивить, как и обещала.
Ленина, тридцать два – это же художественная галерея, на открытие которой вчера я был приглашен и не пришёл.
Появились неотложные дела.
Работа.
– Угадал, – Кира искривляет губы в ироничной улыбке и, откидываясь на спинку кресла, глаза закрывает.
Разговаривать она, видимо, не хочет.
Глава 2, или 22:30
Кира
Галерея, конечно, закрыта и на сигнализации, но… это мелочи, которые меня совсем не останавливают.
Десять минут, и мы оказываемся внутри.
– Что мы здесь делаем? – Стас спрашивает с любопытством, крутит головой.
Я тоже осматриваюсь.
Хотя ничего со вчерашнего дня не изменилось.
Огромный ангар, светло-серые перегородки, не доходящие до крыши, с массивными рамами и картинами. Много стекла, мелких ламп на проводах, перекладин и железа под потолком, много унылого белого цвета и глянцевого пола.
Модно, стильно, современно.
Тошно.
– Красиво? – я спрашиваю, склонив голову на бок.
Стас же оглядывается, морщится недовольно, и свой вопрос он повторяет:
– Что мы здесь делаем?
– Любуемся, – я иду между перегородками, в дальний угол, и каблуки, вбивая каждый удар в пульсирующие виски, звонко перестукивают.
Идёт следом Стас.
Останавливается за моей спиной у закрытой мешковиной картины.
– Нравится? – тяжёлую ткань я сдёргиваю и на него, оглядываясь, смотрю.
Мне интересна его реакция.
Но ответить даже себе почему назвала именно этот адрес и привела его сюда, я не могу. Пинакотека, как любил величать Артурчик сию галерею, сама вспомнилась первой, когда Стас спросил куда мы едем и когда я поняла, что понятия не имею, куда, не знаю, чем собралась его удивлять.
– Мило, – Стас говорит равнодушно, спрашивает, поворачиваясь ко мне. – Твоя работа?
На милой картине размашисто изображены чайки, корабли с мачтами, вода и небо.
Ничего особенного.
Только критики и искусствоведы сошлись во мнении, что картина поражает своей глубиной при видимой простоте, потрясает насыщенностью, текстурой и техникой, от которых нельзя оторвать взгляд.
– Артурчика, моего любовника, – я отвечаю, глядя ему в глаза, и, отойдя на пару шагов, срываю мешковину со второй, рядом находящейся картиной, – а это моя.
Точно такая же.
Плагиат, украденная идея подающего надежды художника, наглое воровство красок, что смешивались по особому рецепту.
Нелепое подражание...
Тексты утренних заголовков ещё стоят перед моими глазами.
– Кто у кого?
На картину Стас глядит мельком, усмехается как-то недобро, впивается снова взглядом в моё лицо.
– Я у него или он у меня. Для тебя это существенно?
– Нет.
– Отлично, – я улыбаюсь.
Достаю из пакета баллончики с аэрозольной краской.
Просьбе остановиться около закрытого маленького магазинчика с вывеской на иврите Стас удивился и ещё больше удивился, когда мне открыли и пустили.
Дали.
– Поможешь? – краску я встряхиваю.
Предлагаю радушно.
– Ты совсем без тормозов? – Стас смотрит странно.
Ошеломлённо, но с восхищением на самом дне глаз. И он не мешает, когда я нажимаю и всю мазню Артурчика по диагонали рассекает голубая линия.
Люблю голубой цвет.
– А что, не заметно? – я усмехаюсь криво и жёлтый беру.
Тоже неплохой, цвет солнца и подсолнухов.
Любимый Ван Гога.
– Заметно, – он хмыкает.
Закатывает неожиданно рукава рубашки, берёт зелёный и яркости картине, перечёркивая корабль, добавляет.
Предупреждает меня чинно:
– Сидеть вместе будем.
Мы переглядываемся, и первый раз за этот бесконечный день я улыбаюсь искренне.
Я не ошиблась в своём выборе.
Кажется, впервые в жизни не ошиблась.
Стас
Она всё же ненормальная, сумасшедшая и заразительная в этой своей ненормальности.
Что я творю?
Порчу чужую работу, разукрашиваю, не думаю о последствиях.
И чёрт бы всё побрал, но мне это нравится. Забивается на законы, что правовые, что моральные. Первый раз за долгое время я словно дышу полной грудью, живу и только за это уже можно сказать Кире Вальц спасибо.
Она вышла из чаши фонтана, подобно Венере из пены морской, ослепила своей красотой, разбила вдребезги все нравственные устои.
Здравомыслие.
И реальность с её правилами и нормами вернётся завтра, я не забуду позвонить Грановскому, чтобы он тихо уладил все проблемы с галереей. Утром я распрощаюсь с Кирой Вальц навсегда, вернусь к своей привычной нормальной жизни, улечу вечером в Копенгаген.
Завтра.
А сегодня я соглашусь на все безумия и получу её без остатка.
Кира
– Идеально, – я отхожу на пару метров и придирчивым взглядом окидываю результат нашей работы.
Абстракционизм в чистом виде.
Почти ташизм [1]
Закрыть
. Ташизм (фр. Tachisme, от Tache — пятно) — течение в западноевропейском абстракционизме 1940—1960-х годов. Представляет собой живопись пятнами, которые не воссоздают образов реальности, а выражают бессознательную активность художника. Мазки, линии и пятна в ташизме наносятся на холст быстрыми движениями руки без заранее обдуманного плана.
И сегодня я готова признать, что это даже красиво и тоже завораживает.
Стыдно за испорченные пейзажи и год бессонных ночей?
Нет.
И ответственности я не боюсь.
Я лишь жалею, что не увижу лица Артурчика, когда он узнает о столь кошмарном акте вандализма.
– Тебе совсем не жалко? – Стас смотрит на меня внимательно.
Подходит, берет за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.
Что ты пытаешься там увидеть, хороший мальчик Стас?
Ищешь раскаяние и сожаление?
Так у меня их нет, ни капли.
– Нет.
– Свой труд обычно жаль уничтожать, – он говорит тихо.
Скользит пальцем по моим губам, очерчивает их, заставляет приоткрыть.
Какой умный…
– Мне нет, – я ухмыляюсь, мотаю головой и, встав на носочки, сама закрываю ему рот поцелуем.
Надоел.
И не надо спрашивать о жалости.
Я никогда и ни о чём не жалею.
У него жесткие губы, сухие, и я провожу по ним языком, заставляю раскрыть. Запускаю руки под рубашку, выдёргиваю её из брюк, чувствую, как его ладони скользят по оголенной спине, опускаются ниже.
И надо, пока ещё можно, остановиться.
Камеры.
Тут есть камеры, о которых не стоит забывать. Роль порнозвезды – перебор даже для меня, поэтому от очередного настойчивого поцелуя я уворачиваюсь.
Дёргаю его за расстёгнутую полу рубашки, тяну к выходу.
– Поехали отсюда.
– А…
Стас оглядывается на разбросанные баллончики с краской.
– Плевать.
Мне ничего не будет за это всё.
Глава 3, или 23:25
Кира
Он привозит меня к себе.
Пятнадцатый этаж и лифт едет слишком медленно.
Зеркало.
Стас разворачивает меня к нему и приказывает смотреть. Проводит рукой от шеи до груди, обхватывает.
И моя грудь хорошо умещается в его ладони.
– Я хочу тебя, – его губы обжигают шею, прикусывают, вызывая стон.
И я вижу, как горят в отражении мои глаза. Мне нравится за нами наблюдать, следить за его руками, что скользят по мне, исследует.
Лифт останавливается вовремя.
