Я до чертиков боюсь этого Вальтера, он что-то задумал, он давно мог допросить Барановского, и тот все выложил про меня, недаром генерал не позволяет мне с ним увидеться. А если Вальтер знает, поверит ли в сказку о гостье из будущего… И что тогда меня ждет?
Господи, как же здесь страшно! Но лучше пока не думать о плохом, тем более, что именно сейчас меня ждет Франц вместе со своим излишне нервным компаньоном.
* * *
До вечера мы с Францем играли в индейцев и дразнили Отто, самое интересное, сегодня он никуда от нас не убегал, а стоически переносил все скрытые и явные насмешки в свой адрес. Причем, Грау даже позволил мальчику привязать его к стулу поясом от моей пижамы. Патетически закатив глаза к потолку, Отто равнодушно выслушивал гневные тирады в свой адрес, и даже не морщился, когда мимо его головы пролетел картонный томагавк.
Сейчас он был Бледнолицый Враг, но при этом сохранял железную выдержку настоящего индейского вождя, мы его с Францем его даже зауважали и пообещали принять в свое племя, тогда Отто сказал, что он родился «бледнолицым», таким и умрет. Мне не очень понравился тон его голоса и странный взгляд, брошенный именно в мою сторону, когда он провозгласил свой манифест. Но это была всего лишь игра… кажется.
Франц в полном восторге прыгал по кровати, улюлюкал и выкрикивал индейские лозунги, вроде «руки прочь от наших мустангов и прерий», я бы ему посоветовала еще «янки, гоу хоум», но постеснялась Грау. Я и так сегодня несколько распоясалась, вела себя совершенно по-детски, наверно, сказывалось напряжение предыдущего вечера, хотелось повеселиться от души будто накануне казни.
Я вместе со своим маленьким другом громко смеялась, примеряла головные уборы из бумажных перьев, даже прыгала вокруг кровати с победным кличем. Франц бы с удовольствием составил мне компанию, если бы мог бегать сам. Надеюсь, я это еще увижу, доктор Рильке нас обнадежил. Но мне еще хотелось немного растормошить Отто, он опять злился на меня, а ведь мы вроде бы неплохо пообщались прошлой ночью, к тому же, у меня на него серьезные планы, Отто должен мне помочь, больше-то некому...
Вот притащила же нелегкая Штольца с цветами! В городе куча всяких интересных девиц, которые не против погулять с немецкими офицерами, нет же - надо заявиться к «русской княжне» в особняк к генералу. Неужели Грау ревнует? И что означает Wildfleisch? Ссора? Ну, в принципе, подходит… Ведь, не драка же, правда?
Надо как-то развязать Грау язык, иначе у меня ничего не выйдет с Барановским, самой мне его адрес не найти, я не рискну выйти в город одна, а просить документы у Вальтера, заходить в его кабинет… брр…
Уж лучше еще одна ночь с Бледнолицым на чердаке, в смысле, еще одна ночь полупьяных разговоров и откровений. Отто даже в том состоянии немного походил на разумного человека, я почти сочувствовала ему, а ведь надо бы жалеть себя, я-то и впрямь попала, хуже некуда… хотя, вру… хуже бывает… гораздо хуже, если вспомнить книги Ремарка и кадры кинохроники. А еще "Иди и смотри" по сценарию Адамовича.
— Грау, хочешь я тебе спою? Что-нибудь из современного, а то ты выглядишь нереально грустным… Грау, а ты умеешь танцевать? Может, какой-нибудь вальс, а? Штраус... кстати, ты любишь Штрауса? Мне больше Моцарт по душе, но сомневаюсь, что у него были вальсы.
— Ты же хотела спеть современное… для тебя современное… вот и спой.
Ох, ты! Неужели герр Грау до меня все-таки снизошел. Что бы ему такое исполнить, как на грех, в голове крутится только песня Евы Польны, не буду я же я ему петь такое, а хотя… мне даже будет смешно. Нет, правда, а как он отреагирует? Я лукаво смотрела на Отто и с самым веселым видом начала свою серенаду:
Не понимаю, зачем взорван привычный круг
Ты у моих колен, мой самый верный друг
Мне бы на пламя ладонь, мне бы щекой на лёд.
Жизни в лицо смеюсь, мне не знаком испуг
Ну, почему боюсь ласковых твоих рук
Может, открыть огонь, может само пройдёт.
И мне надо бежать от тебя
Пока мы не убили друг друга...
— Песня хорошая! - кивнул Грау. - Иногда, мне, и правда, хочется тебя убить… русская...
— Ну, еще бы, - подхватила я, - убить же часто бывает гораздо проще, чем полюбить.
Божечки, я говорю какую-то чушь! Но мне так хочется вывести его из себя, чтобы он даже разозлился, стал снова живым, сам собой - настоящим и тогда я сразу пойму, что у него в душе, можно ли мне ему доверять - Отто ведь ничего не может скрывать, если заставить его быть хоть немного живым. Я-то знаю.
— Ты же читал Библию? Вы все ее здесь читали взахлеб - «возлюби ближнего своего, как самого себя...» Многих ты возлюбил за свою недолгую жизнь, Отто? Многим помог? Может быть, ты утер слезу старушки, защитил ребенка от злой собаки? Что хорошего ты сделал за свои почти тридцать лет или сколько там тебе на самом деле?
Грау сверкнул глазами и недобро оскалился:
— А ты сама?
— Я занималась детьми! Пела им песни, читала стихи, водила за руки в хороводе… я пыталась научить их чему-то хорошему. Я не брала в руки меч!
— Иисус тоже сказал: «Не мир я вам принес, но меч...», раз уж ты заговорила о Священном Писании, - парировал Отто.
— А еще Иисус сказал: «Взявший меч - от меча и погибнет».
— Ложь! В Библии этого нет.
— Можешь проверить: Евангелие от Матфея, глава 26 стих 52, - отчеканила я.
— Какая наглая ересь! Коммунисты, оказывается, по-своему чтят священную книгу, - язвительно заметил Отто, - или каждый полуграмотный дурак таскает из нее цитаты и трактует их по своему усмотрению?
— Что здесь за крик?
Мы замолчали и уставились на Вальтера, который совершенно неожиданно вошел в комнату. Наверно, наш спор был слышен издалека на весь коридор. Кошмар. Стыдоба. А Франц с видом ангелочка немедленно разъяснил отцу, что «Ася и Отто ругаются из-за Библии».
Вальтер по своему обыкновению снисходиткельно усмехнулся, дернув бровями.
— Спускайтесь к ужину, я жду вас в гостиной. Франц, сегодня я проведу с тобой целый вечер, надеюсь, ты рад, мой мальчик?
Ребенок только кивнул своей белой головушкой, конечно, папа есть папа, хотя Франц его до сих пор немного робеет. Вальтер поднял сына на руки и понес вниз, а мы с Отто переглянулись, как заговорщики. Он начал первым:
— Ну, ты идешь?
— Придется… только волосы поправлю.
— Хочешь кому-то понравится?
— Тебе, может быть… Хватит шутить, Отто, нам надо поговорить серьезно, мне казалось, ты меня понимаешь, я должна вернуться обратно, это не мое время.
— Я-то здесь при чем… не я тебя сюда притащил.
— Мне нужно найти Барановского, - убеждала я, чувствуя, что отчаянно повторяюсь.
— Ну, так ищи!
Он прищурился, засунув руки в карманы армейских брюк. Он сейчас полностью хозяин положения, а я так - не пойми кто.
— Думала, ты порядочный человек! - всхлипнула я, осознавая всю безнадежность моей ситуации.
— Вот же разочарование, правда?
Мне захотелось его ударить, сунуть кулаком прямо в самодовольное лицо, прямо в насмешливые тонкие губы, в его прямой нос, светлые глаза… Но я нашла в себе силы мягко произнести примирительное:
— Знаешь, а ты похож на одного нашего актера… Он играл капитана Грея в кино…
— Дались тебе эти капитаны!
— Ты нравишься мне гораздо больше, чем Штольц, пришлось уделить ему время, хотя лучше бы я с тобой пообщалась. Ты - настоящий, ты все знаешь. И я бы тебе тоже хотела помочь, по-человечески, хоть как-то…
— В смысле, - сделать мне хорошо?
Я оторопела. На пару секунд потеряла дар речи от такого удара. А чего я собственно должна была от него ожидать? Он мне, может, и будет немножечко помогать, но в ответ попросит что-то взамен для себя. И как мне поступить?
— Грау, я думала… я надеялась, что ты хороший… хоть что-то понял… но если ты такой же выродок, такой же гад, знаешь, иди-ка ты...
Я повернулась и помчалась вниз по лестнице, плевать на внешний вид, на спутанные волосы, я никому не должна здесь казаться милой, это не в моих интересах. Я бы с превеликой радостью испарилась отсюда, как роса на траве, если б такое было возможно.
Эх, глупая, всерьез решила, что «бессмертный немец» будет на моей стороне… какая наивность… Его могут исправить только холмы перед Берлином… нет, кажется, даже они бессильны перед пошлостью и мерзостью некоторых ползучих гадов.
Отто догнал меня на нижней ступеньке и грубо развернул к себе, предварительно оглядевшись по сторонам:
— Ты сама виновата! Ты заигрывала со мной прямо сейчас в присутствии Франца, что - забыла? Ты думаешь, я собачка тебе, буду при одном твоем появлении вставать на задние лапки и все приказы исполнять? Хватит дразнить меня! Я и так весь день терпел твои глупые шуточки, с меня довольно! Если ты не прекратишь так себя вести, я… я не знаю, что с тобой сделаю и тогда тебе точно никто не поможет. Отпросись у Вальтера выехать завтра в город, скажи, что надо погулять с Францем в парке… придумай что-нибудь, ты сумеешь!
— У генерала, правда, день Рождения послезавтра двадцать второго числа?
— Да… для него уже выбран ресторан, кажется, гостей будет немного.
— Значит, здесь никаких сборищ не планируется?
— Откуда мне знать, возможно, небольшая компания и соберется к вечеру, самые близкие ему, тесный круг… фон Гросс не любит большие застолья, ему становится скучно.
Господи, как же здесь страшно! Но лучше пока не думать о плохом, тем более, что именно сейчас меня ждет Франц вместе со своим излишне нервным компаньоном.
* * *
До вечера мы с Францем играли в индейцев и дразнили Отто, самое интересное, сегодня он никуда от нас не убегал, а стоически переносил все скрытые и явные насмешки в свой адрес. Причем, Грау даже позволил мальчику привязать его к стулу поясом от моей пижамы. Патетически закатив глаза к потолку, Отто равнодушно выслушивал гневные тирады в свой адрес, и даже не морщился, когда мимо его головы пролетел картонный томагавк.
Сейчас он был Бледнолицый Враг, но при этом сохранял железную выдержку настоящего индейского вождя, мы его с Францем его даже зауважали и пообещали принять в свое племя, тогда Отто сказал, что он родился «бледнолицым», таким и умрет. Мне не очень понравился тон его голоса и странный взгляд, брошенный именно в мою сторону, когда он провозгласил свой манифест. Но это была всего лишь игра… кажется.
Франц в полном восторге прыгал по кровати, улюлюкал и выкрикивал индейские лозунги, вроде «руки прочь от наших мустангов и прерий», я бы ему посоветовала еще «янки, гоу хоум», но постеснялась Грау. Я и так сегодня несколько распоясалась, вела себя совершенно по-детски, наверно, сказывалось напряжение предыдущего вечера, хотелось повеселиться от души будто накануне казни.
Я вместе со своим маленьким другом громко смеялась, примеряла головные уборы из бумажных перьев, даже прыгала вокруг кровати с победным кличем. Франц бы с удовольствием составил мне компанию, если бы мог бегать сам. Надеюсь, я это еще увижу, доктор Рильке нас обнадежил. Но мне еще хотелось немного растормошить Отто, он опять злился на меня, а ведь мы вроде бы неплохо пообщались прошлой ночью, к тому же, у меня на него серьезные планы, Отто должен мне помочь, больше-то некому...
Вот притащила же нелегкая Штольца с цветами! В городе куча всяких интересных девиц, которые не против погулять с немецкими офицерами, нет же - надо заявиться к «русской княжне» в особняк к генералу. Неужели Грау ревнует? И что означает Wildfleisch? Ссора? Ну, в принципе, подходит… Ведь, не драка же, правда?
Надо как-то развязать Грау язык, иначе у меня ничего не выйдет с Барановским, самой мне его адрес не найти, я не рискну выйти в город одна, а просить документы у Вальтера, заходить в его кабинет… брр…
Уж лучше еще одна ночь с Бледнолицым на чердаке, в смысле, еще одна ночь полупьяных разговоров и откровений. Отто даже в том состоянии немного походил на разумного человека, я почти сочувствовала ему, а ведь надо бы жалеть себя, я-то и впрямь попала, хуже некуда… хотя, вру… хуже бывает… гораздо хуже, если вспомнить книги Ремарка и кадры кинохроники. А еще "Иди и смотри" по сценарию Адамовича.
— Грау, хочешь я тебе спою? Что-нибудь из современного, а то ты выглядишь нереально грустным… Грау, а ты умеешь танцевать? Может, какой-нибудь вальс, а? Штраус... кстати, ты любишь Штрауса? Мне больше Моцарт по душе, но сомневаюсь, что у него были вальсы.
— Ты же хотела спеть современное… для тебя современное… вот и спой.
Ох, ты! Неужели герр Грау до меня все-таки снизошел. Что бы ему такое исполнить, как на грех, в голове крутится только песня Евы Польны, не буду я же я ему петь такое, а хотя… мне даже будет смешно. Нет, правда, а как он отреагирует? Я лукаво смотрела на Отто и с самым веселым видом начала свою серенаду:
Не понимаю, зачем взорван привычный круг
Ты у моих колен, мой самый верный друг
Мне бы на пламя ладонь, мне бы щекой на лёд.
Жизни в лицо смеюсь, мне не знаком испуг
Ну, почему боюсь ласковых твоих рук
Может, открыть огонь, может само пройдёт.
И мне надо бежать от тебя
Пока мы не убили друг друга...
— Песня хорошая! - кивнул Грау. - Иногда, мне, и правда, хочется тебя убить… русская...
— Ну, еще бы, - подхватила я, - убить же часто бывает гораздо проще, чем полюбить.
Божечки, я говорю какую-то чушь! Но мне так хочется вывести его из себя, чтобы он даже разозлился, стал снова живым, сам собой - настоящим и тогда я сразу пойму, что у него в душе, можно ли мне ему доверять - Отто ведь ничего не может скрывать, если заставить его быть хоть немного живым. Я-то знаю.
— Ты же читал Библию? Вы все ее здесь читали взахлеб - «возлюби ближнего своего, как самого себя...» Многих ты возлюбил за свою недолгую жизнь, Отто? Многим помог? Может быть, ты утер слезу старушки, защитил ребенка от злой собаки? Что хорошего ты сделал за свои почти тридцать лет или сколько там тебе на самом деле?
Грау сверкнул глазами и недобро оскалился:
— А ты сама?
— Я занималась детьми! Пела им песни, читала стихи, водила за руки в хороводе… я пыталась научить их чему-то хорошему. Я не брала в руки меч!
— Иисус тоже сказал: «Не мир я вам принес, но меч...», раз уж ты заговорила о Священном Писании, - парировал Отто.
— А еще Иисус сказал: «Взявший меч - от меча и погибнет».
— Ложь! В Библии этого нет.
— Можешь проверить: Евангелие от Матфея, глава 26 стих 52, - отчеканила я.
— Какая наглая ересь! Коммунисты, оказывается, по-своему чтят священную книгу, - язвительно заметил Отто, - или каждый полуграмотный дурак таскает из нее цитаты и трактует их по своему усмотрению?
— Что здесь за крик?
Мы замолчали и уставились на Вальтера, который совершенно неожиданно вошел в комнату. Наверно, наш спор был слышен издалека на весь коридор. Кошмар. Стыдоба. А Франц с видом ангелочка немедленно разъяснил отцу, что «Ася и Отто ругаются из-за Библии».
Вальтер по своему обыкновению снисходиткельно усмехнулся, дернув бровями.
— Спускайтесь к ужину, я жду вас в гостиной. Франц, сегодня я проведу с тобой целый вечер, надеюсь, ты рад, мой мальчик?
Ребенок только кивнул своей белой головушкой, конечно, папа есть папа, хотя Франц его до сих пор немного робеет. Вальтер поднял сына на руки и понес вниз, а мы с Отто переглянулись, как заговорщики. Он начал первым:
— Ну, ты идешь?
— Придется… только волосы поправлю.
— Хочешь кому-то понравится?
— Тебе, может быть… Хватит шутить, Отто, нам надо поговорить серьезно, мне казалось, ты меня понимаешь, я должна вернуться обратно, это не мое время.
— Я-то здесь при чем… не я тебя сюда притащил.
— Мне нужно найти Барановского, - убеждала я, чувствуя, что отчаянно повторяюсь.
— Ну, так ищи!
Он прищурился, засунув руки в карманы армейских брюк. Он сейчас полностью хозяин положения, а я так - не пойми кто.
— Думала, ты порядочный человек! - всхлипнула я, осознавая всю безнадежность моей ситуации.
— Вот же разочарование, правда?
Мне захотелось его ударить, сунуть кулаком прямо в самодовольное лицо, прямо в насмешливые тонкие губы, в его прямой нос, светлые глаза… Но я нашла в себе силы мягко произнести примирительное:
— Знаешь, а ты похож на одного нашего актера… Он играл капитана Грея в кино…
— Дались тебе эти капитаны!
— Ты нравишься мне гораздо больше, чем Штольц, пришлось уделить ему время, хотя лучше бы я с тобой пообщалась. Ты - настоящий, ты все знаешь. И я бы тебе тоже хотела помочь, по-человечески, хоть как-то…
— В смысле, - сделать мне хорошо?
Я оторопела. На пару секунд потеряла дар речи от такого удара. А чего я собственно должна была от него ожидать? Он мне, может, и будет немножечко помогать, но в ответ попросит что-то взамен для себя. И как мне поступить?
— Грау, я думала… я надеялась, что ты хороший… хоть что-то понял… но если ты такой же выродок, такой же гад, знаешь, иди-ка ты...
Я повернулась и помчалась вниз по лестнице, плевать на внешний вид, на спутанные волосы, я никому не должна здесь казаться милой, это не в моих интересах. Я бы с превеликой радостью испарилась отсюда, как роса на траве, если б такое было возможно.
Эх, глупая, всерьез решила, что «бессмертный немец» будет на моей стороне… какая наивность… Его могут исправить только холмы перед Берлином… нет, кажется, даже они бессильны перед пошлостью и мерзостью некоторых ползучих гадов.
Отто догнал меня на нижней ступеньке и грубо развернул к себе, предварительно оглядевшись по сторонам:
— Ты сама виновата! Ты заигрывала со мной прямо сейчас в присутствии Франца, что - забыла? Ты думаешь, я собачка тебе, буду при одном твоем появлении вставать на задние лапки и все приказы исполнять? Хватит дразнить меня! Я и так весь день терпел твои глупые шуточки, с меня довольно! Если ты не прекратишь так себя вести, я… я не знаю, что с тобой сделаю и тогда тебе точно никто не поможет. Отпросись у Вальтера выехать завтра в город, скажи, что надо погулять с Францем в парке… придумай что-нибудь, ты сумеешь!
— У генерала, правда, день Рождения послезавтра двадцать второго числа?
— Да… для него уже выбран ресторан, кажется, гостей будет немного.
— Значит, здесь никаких сборищ не планируется?
— Откуда мне знать, возможно, небольшая компания и соберется к вечеру, самые близкие ему, тесный круг… фон Гросс не любит большие застолья, ему становится скучно.
