Посвящение:
1. Посвящается Бастьену Морану, любимому соавтору, другу, многолетнему партнеру и спутнику жизни.
2. Посвящается Жану Марэ, великому французскому актеру, художнику, скульптору и прекрасному человеку.
3. Всем друзьям и знакомым, кто вольно или невольно вдохновил меня на эту работу.
Примечания автора:
Все события и персонажи (за исключением Жана Марэ) являются вымышленными. Любые совпадения с реальными характерами и событиями являются случайными и непреднамеренными.
Визуализация героев:
Эрнест Верней (Дамьен Сарг)
Доктор Эмиль Шаффхаузен (Майкл Кейн)
Граф Эжен де Сен-Бриз (Робер Оссейн)
Ординатор Жан Дюваль (Килиан Мёрфи)
Жан Марэ
Март 1967 года, французская Ривьера
Доктор Эмиль Шаффхаузен приехал в клинику «Сан-Вивиан»(1) как обычно, около восьми утра. До первого обхода его время занимал просмотр свежей научной и светской прессы за чашкой кофе и круассанами, которые приветственно благоухали на весь первый этаж, когда он вошел в высокие массивные двери.
Дежурный врач-ординатор поприветствовал патрона и кратко доложил, что происшествий в клинике не было, все спокойно. Кивнув ему, Эмиль поднялся на второй этаж и открыл ключом дверь своего кабинета.
Здесь часть обстановки была нетронута в память о друге Шаффхаузена, неунывающем Мишеле д'Отрейи, оставившем ему в наследство свою клинику и супругу Жанну в придачу. Надо сказать, что клинике он был рад куда больше, чем вдове, повисшей на нем сразу после похорон мужа…
Он прошел на свою половину и, поставив дипломат с бумагами на привычное место, сел в кресло. В этот же миг в дверях появилась негритянка необъятных размеров. Донна Джамми кухарила на всю клинику уже лет десять, каждый год прибавляя в весе фунтов по двадцать. Но ее выпечка славилась далеко за пределами стен «Сан-Вивиан».
Донна Джамми радостно улыбнулась доктору - так, что невозможно было сдержать ответной улыбки - и поставила на край стола серебряный поднос. Ее пухлые руки ловко развернули и постелили на полированную столешницу хрустящую от крахмала белоснежную салфетку, водрузили на нее чашку ароматного кофе, молочник с густыми свежайшими сливками, и блюдо с парочкой круассанов, только что вынутых из печи. Маленькая розетка с джемом или конфитюром и серебряная ложечка к нему на отдельном блюдце венчала композицию утреннего завтрака доктора.
- Доброго аппетита вам, доктор! - проворковала она, и удалилась, предоставив Шаффхаузену дегустировать кофе и круассаны.
- Спасибо, фрау Джамми, - рассеянно кивнул он в ответ, сосредоточившись на первой странице Gerald Tribune…
Пока черный «кадиллак», управляемый опытной рукой личного шофера, мягко катился по живописной дороге, пролегающей над заливом Гольф-Жуан, граф Эжен де Сен-Бриз смотрел в окно. Но природные красоты юга Франции, открывавшиеся взору, совсем не волновали его. По правде говоря, графу было все равно, куда смотреть, только бы не на сына, забившегося в угол на заднем сиденье и с головой завернувшегося в черный плащ.
Везти Эрнеста в клинику Шаффхаузена было чистой воды авантюрой, особенно после позорного провала врачей из «Сан-Бернара», и отказа парижского светила, доктора Деникера, взяться за его лечение. Но выбор у графа был небогат: либо кипарисы и мирты вокруг «Сан-Вивиан», либо - одна-единственная старая сосна, из которой сделают гроб для любимого единственного сына.
«Если бы я уделял ему больше внимания… то сумел бы распознать и своевременно пресечь эти его нездоровые увлечения и дурные пристрастия! Мне следовало сразу же забрать его у матери, как только она сошлась с тем русским анархистом!» - Сен-Бриз поморщился при этой болезненной мысли, и засунул под язык сердечную таблетку.
Но толку в сожалениях было не больше, чем в шкурках апельсина. Все плохое, что могло случиться, уже случилось, и только на Шаффхаузена оставалось надеяться теперь, когда двадцатилетний идиот всерьез решил сыграть в Джульетту.
Машина остановилась у массивных ворот клиники, которые автоматически открылись, и заехала на территорию, более напоминавшую роскошную виллу для беспечного прожигания жизни, чем дом душевной скорби.
- Присмотри за Эрнестом, Мишель, - обратился Сен-Бриз к шоферу. - Я для начала должен переговорить с доктором… Он сегодня тихий, проспит как минимум до обеда.
Мишель скептически покачал головой, но, козырнув хозяину, послушно полез в машину, запер все двери и закрыл окна.
Сен-Бриз прошел по дорожке, вымощенной мраморными плитами, обсаженной по краям кустами роз и можжевельника, поднялся на крыльцо и отворил стеклянные двери, ведущие в обширный холл первого этажа.
За полукруглой конторкой сидел молодой человек в светлом костюме, с любезным лицом - должно быть, дежурный, или ассистент доктора, принимающий визитеров на входе.
- Доброе утро, месье, что вам угодно?
- Видеть доктора Шаффхаузена, и немедленно.
- Вам было назначено? Могу я узнать ваше имя? - ординатор достал журнал записи и приготовился отметить визитера. Эжен недовольно поморщился и заявил:
- Моего имени нет в вашем списке, месье, но у меня очень срочное дело, не терпящее отлагательств.
Молодой человек покачал головой:
- Если вам не назначено, месье, доктор едва ли вас примет. Его консультации расписаны на неделю вперед. Но я справлюсь… Как вас представить ему, месье, прошу прощения?
Сен-Бриз вынул из портмоне визитку и начертил на обратной стороне несколько слов.
- Отдайте ему карточку. Полагаю, он примет меня. Я подожду здесь.
Не сомневаясь в том, что согласие Шаффхаузена принять его не заставит себя ждать, он уселся в одно из мягких кресел, стоявших в холле, и взял со столика свежую Nice Matin.
Доктор с аппетитом скушал первый круассан и уже протянул руку за вторым, когда его слух привлек осторожный стук в дверь.
«Мадонна, даже кофе уже не выпить спокойно!» - с легким раздражением подумал Эмиль, но тем не менее вслух сказал:
- Да, войдите!
Дверь пропустила в кабинет молодого врача-ординатора, с которым он поздоровался недавно в холле.
- Да, мсье Дюваль, слушаю вас. Что-нибудь срочное?
- Патрон, я не стал бы вас беспокоить, простите, но вот этот месье желает переговорить немедленно. - ординатор протянул Шаффхаузену визитку с гербом и затейливым вензелем. Ее обладатель определенно имел дворянское происхождение.
- Граф де Сен-Бриз… Что-то я недавно читал про этого графа или… или его сына. Кажется, пару месяцев назад виконта со скандалом выгнали из Сорбонны. Ещё один новоявленный бунтарь из респектабельного семейства…
Он перевернул визитную карточку, повинуясь скорее привычке, чем любопытству. С той стороны была приписка от руки:
«Мне вас рекомендовал д-р Деникер, вы - моя последняя надежда».
- Хм… звучит, как ультиматум, а не мольба о помощи… Так кто пациент? Он сам или…? - спросил ординатора Эмиль.
- Не могу знать, он пришел один, но, возможно, пациент ждет в машине…
- Хорошо, Жан, передайте этому господину, что я его приму через десять минут. И еще, когда подойдет доктор Мелман, попросите его начать обход без меня, я присоединюсь после того, как приму нового пациента.
Ординатор ушел, а Шаффхаузен вернулся к прерванному завтраку и газете, но настроение уже было не то, и мысли невольно обращались к раннему визитеру.
«Граф наверняка дорожит не только своим мальчиком, но и своим добрым именем, иначе к чему было тащить его так далеко от столицы, на Ривьеру, а не в «Сальпетриер», «Сан-Бернар» или клинику Святой Анны? Впрочем, у Деникера они все же побывали и он отказался от этого пациента, стало быть, этот случай - не его профиль. Наркоман? Сексуальные перверсии? Или и то и другое… Что ж, пара месяцев при таком раскладе виконту обеспечена, ну, а его папаша раскошелится и на полугодовое лечение, лишь бы не возникло огласки и блудный, а точнее, блудящий сынок со слезами благодарности припал к отчим стопам… Чего-чего, а последнего обещать точно не буду».
Поразмыслив над тем, что ему ещё только предстояло прояснить для себя, Эмиль допил кофе и позвонил в звонок, вызывая дежурную сестру. Она унесла поднос и передала Жану распоряжение проводить визитера в кабинет.
Молодой ординатор вышел в приемную и деликатно кашлянул, привлекая внимание знатного посетителя.
- Прошу вас, месье граф… Доктор Шаффхаузен примет вас.
«Ещё бы он отказался… Наверняка корыстный сукин сын уже все посчитал, и цифра ему понравилась».
Сен-Бриз отбросил газету, встал и, посмотрев во двор через стеклянные двери, убедился, что черный «кадиллак» стоит на том же месте, а Мишель слегка приоткрыл окно и курит сигару…
«Чудесная вещь - эти немецкие транквилизаторы…»
- Следую за вами. - граф жестом пропустил ординатора вперед и проследовал за ним по широкой мраморной лестнице до дубовых дверей с табличкой, обозначающей приемную главного врача и владельца клиники «Сан-Вивиан».
Переступив порог кабинета, он бегло оценил обстановку: все массивное, респектабельное, солидное, от шкафов и стульев до самого владельца, важно восседающего за большим столом и холодно смотревшего на визитера.
Доктор Шаффхаузен… Он не понравился Сен-Бризу с первого взгляда: немецкая морда, бюргер, протестант.
«Но дело свое знает наверняка…»
- Доброе утро, герр Шаффхаузен. Простите, что побеспокоил вас в неурочное время, но речь идет о жизни моего сына.
- Присаживайтесь, мсье граф. - Шаффхаузен привычно отточенным жестом указал посетителю на кресло, стоящее так, что севший в него оказывался развернут к доктору правой стороной тела. Он давно заметил, что правая сторона, ее жесты, мимика лица были гораздо более красноречивы, чем лицо анфас или левая сторона, более подконтрольная рассудку.
- Чем могу быть полезен вам и что угрожает жизни вашего сына?
Сен-Бриз сел в предложенное кресло и, нервно дернув шеей, сцепил руки в замок. Он знал, что должен сказать доктору все как на духу, но не мог сразу найти нужных слов, чтобы подступиться к такой деликатной теме.
- Жизни моего сына угрожает он сам, - наконец, медленно проговорил граф. Ему не хотелось смотреть на Шаффхаузена, и он уставился в окно.
«Ах вот даже как! Молодой виконт доводит родителя идеями покинуть бренный мир? Ещё любопытнее…» - пронеслось у доктора в голове. - «Да, Деникер наверняка не стал бы браться за суицидника с уже предпринятой попыткой… его практике не нужна лишняя смертельная статистика… Мне она, впрочем, тоже не нужна, однако, сперва в любом случае нужно посмотреть на пациента…»
Вслух Шаффхаузен не произнес ни слова, ожидая, что граф расскажет подробности сам, когда будет готов. Сен-Бриз молчал долго, примерно с минуту, но в итоге здравомыслие перевесило возникшую неприязнь, и он кратко изложил доктору причину, по которой сидел сейчас в этом кабинете:
- За истекшие полгода у Эрнеста было три попытки самоубийства… Две относительно честных и одна совсем честная. Последняя случилась в клинике «Сан-Бернар», спустя всего пару суток после его помещения туда, в самом начале курса исправительной(2) терапии… Моего мальчика спасли, однако тамошние идиоты отказались лечить его дальше без применения… кхм… радикальных терапевтических средств. Я не дал своего согласия на то, чтобы моего сына пытали электрошоком и окончательно превратили его мозги в желе… Какое-то время я пытался лечить его дома, но… не сумев свести счеты с жизнью, он сильно пристрастился к алкоголю и наркотикам. Увы, Эрнест и прежде не отличался воздержанием, но в последнее время его зависимость от… некоторых веществ стала пугающей проблемой. Я надеялся определить его в клинику доктора Деникера, однако тот настоятельно рекомендовал мне вас, а моему сыну - мягкий морской климат в качестве дополнения к основному лечению… И вот мы здесь и я… рассчитываю на вашу помощь, доктор.
Эмиль внимательно наблюдал за посетителем, за тем, как он волевым усилием скрывает свою неприязнь и страх, как неохотно преодолевает нежелание рассказывать о столь неприятных и позорных для известной фамилии фактах. Его прямая осанка и взгляд, устремленный в окно, лучше всяких слов сообщали Шаффхаузену о реальном отношении графа к «врачам-идиотам», неспособным исправить то, что он произвел на свет. Наверняка, такому гордецу неприятно было обнаружить у своего сына столь пугающее настойчивое стремление в объятия Танатоса…(3)
«Три попытки суицида, одна из них прямо в начале госпитализации… Деникер, конечно, испугался, что столь проблемный юноша предпримет и четвертую. К тому же исправительная терапия… Юный виконт у нас ещё и гомосексуалист? Что ж, достойный вызов, не всякий сумел бы принять его.» - несколько самодовольно заключил доктор, а вслух спросил:
- Позвольте узнать, что вы имели в виду под словами «некоторые вещества»? Морфий, кокаин, героин?
Сен-Бризу захотелось ослабить галстук, но он не сделал этого - только сглотнул и с трудом перевел дыхание. Надо было отдать должное Шаффхаузену: он сразу ухватывал суть, задавал вопросы по делу и не лез с дурацким морализаторством.
- Нет, к счастью, не героин… Он не принимает опиатов, поскольку имел возможность увидеть, к чему приводит постоянное употребление. Я об этом позаботился, когда он закончил лицей. Кокаин. И еще… эта новая синтетическая дрянь… эл-эф-дэ или что-то в этом роде. Но в основном кокаин. Антидепрессанты, транквилизаторы, это в последнее время.
Шаффхаузен подумал о том, что папаша наверняка водил своего отпрыска в какой-нибудь богадельный притон, где опийщики мучительно корчились в ломках и отдавали богу свои иссушенные этой отравой души. Однако, этот урок не уберег молодого виконта от экспериментов с наркотиками и химическими стимуляторами.
Массовая заокеанская эпидемия эйфорического просветления и дикого промискуитета под действием кокаина и синтетических амфетаминов исправно поставляла пациентов для психиатрических клиник по всей Европе. На таком фоне и волна суицидальных попыток нарастала с каждым годом. Чем сильнее кайф, чем глубже и ярче наркотический транс, тем отвратительнее его адептам видится обыденная реальность…
Граф наконец повернул голову и пристально посмотрел на Шаффхаузена.
- Неужели это все, что вас интересует, доктор?
- Это первое, что меня интересует, но не последнее.
Не поддаваясь скрытому желанию графа вступить с ним в конфронтацию, Эмиль задал отцу пациента серию уточняющих вопросов, чем надеялся вернее всего завоевать его доверие:
- Я так понимаю, мсье граф, попытки суицида ваш сын предпринимал в период детоксикации? Иными словами, когда не мог достать новую дозу? И как именно виконт пытался свести счеты с жизнью?
«Мог хотя бы воды мне предложить, чёртов нацист!» - ощутив, что в горле стало сухо, как в Сахаре, Эжен тем не менее не стал унижать себя просьбой, медленно вдохнул и стал отвечать на вопросы в том порядке, в каком Шаффхаузен задавал их. В конце концов, он же не под судом. Он просто хочет, чтобы доктор сделал свою работу и помог сыну, если это вообще возможно.
1. Посвящается Бастьену Морану, любимому соавтору, другу, многолетнему партнеру и спутнику жизни.
2. Посвящается Жану Марэ, великому французскому актеру, художнику, скульптору и прекрасному человеку.
3. Всем друзьям и знакомым, кто вольно или невольно вдохновил меня на эту работу.
Примечания автора:
Все события и персонажи (за исключением Жана Марэ) являются вымышленными. Любые совпадения с реальными характерами и событиями являются случайными и непреднамеренными.
Визуализация героев:
Эрнест Верней (Дамьен Сарг)
Доктор Эмиль Шаффхаузен (Майкл Кейн)
Граф Эжен де Сен-Бриз (Робер Оссейн)
Ординатор Жан Дюваль (Килиан Мёрфи)
Жан Марэ
ГЛАВА 1. "Речь идет о жизни моего сына..."
Март 1967 года, французская Ривьера
Доктор Эмиль Шаффхаузен приехал в клинику «Сан-Вивиан»(1) как обычно, около восьми утра. До первого обхода его время занимал просмотр свежей научной и светской прессы за чашкой кофе и круассанами, которые приветственно благоухали на весь первый этаж, когда он вошел в высокие массивные двери.
Дежурный врач-ординатор поприветствовал патрона и кратко доложил, что происшествий в клинике не было, все спокойно. Кивнув ему, Эмиль поднялся на второй этаж и открыл ключом дверь своего кабинета.
Здесь часть обстановки была нетронута в память о друге Шаффхаузена, неунывающем Мишеле д'Отрейи, оставившем ему в наследство свою клинику и супругу Жанну в придачу. Надо сказать, что клинике он был рад куда больше, чем вдове, повисшей на нем сразу после похорон мужа…
Он прошел на свою половину и, поставив дипломат с бумагами на привычное место, сел в кресло. В этот же миг в дверях появилась негритянка необъятных размеров. Донна Джамми кухарила на всю клинику уже лет десять, каждый год прибавляя в весе фунтов по двадцать. Но ее выпечка славилась далеко за пределами стен «Сан-Вивиан».
Донна Джамми радостно улыбнулась доктору - так, что невозможно было сдержать ответной улыбки - и поставила на край стола серебряный поднос. Ее пухлые руки ловко развернули и постелили на полированную столешницу хрустящую от крахмала белоснежную салфетку, водрузили на нее чашку ароматного кофе, молочник с густыми свежайшими сливками, и блюдо с парочкой круассанов, только что вынутых из печи. Маленькая розетка с джемом или конфитюром и серебряная ложечка к нему на отдельном блюдце венчала композицию утреннего завтрака доктора.
- Доброго аппетита вам, доктор! - проворковала она, и удалилась, предоставив Шаффхаузену дегустировать кофе и круассаны.
- Спасибо, фрау Джамми, - рассеянно кивнул он в ответ, сосредоточившись на первой странице Gerald Tribune…
***
Пока черный «кадиллак», управляемый опытной рукой личного шофера, мягко катился по живописной дороге, пролегающей над заливом Гольф-Жуан, граф Эжен де Сен-Бриз смотрел в окно. Но природные красоты юга Франции, открывавшиеся взору, совсем не волновали его. По правде говоря, графу было все равно, куда смотреть, только бы не на сына, забившегося в угол на заднем сиденье и с головой завернувшегося в черный плащ.
Везти Эрнеста в клинику Шаффхаузена было чистой воды авантюрой, особенно после позорного провала врачей из «Сан-Бернара», и отказа парижского светила, доктора Деникера, взяться за его лечение. Но выбор у графа был небогат: либо кипарисы и мирты вокруг «Сан-Вивиан», либо - одна-единственная старая сосна, из которой сделают гроб для любимого единственного сына.
«Если бы я уделял ему больше внимания… то сумел бы распознать и своевременно пресечь эти его нездоровые увлечения и дурные пристрастия! Мне следовало сразу же забрать его у матери, как только она сошлась с тем русским анархистом!» - Сен-Бриз поморщился при этой болезненной мысли, и засунул под язык сердечную таблетку.
Но толку в сожалениях было не больше, чем в шкурках апельсина. Все плохое, что могло случиться, уже случилось, и только на Шаффхаузена оставалось надеяться теперь, когда двадцатилетний идиот всерьез решил сыграть в Джульетту.
Машина остановилась у массивных ворот клиники, которые автоматически открылись, и заехала на территорию, более напоминавшую роскошную виллу для беспечного прожигания жизни, чем дом душевной скорби.
- Присмотри за Эрнестом, Мишель, - обратился Сен-Бриз к шоферу. - Я для начала должен переговорить с доктором… Он сегодня тихий, проспит как минимум до обеда.
Мишель скептически покачал головой, но, козырнув хозяину, послушно полез в машину, запер все двери и закрыл окна.
Сен-Бриз прошел по дорожке, вымощенной мраморными плитами, обсаженной по краям кустами роз и можжевельника, поднялся на крыльцо и отворил стеклянные двери, ведущие в обширный холл первого этажа.
За полукруглой конторкой сидел молодой человек в светлом костюме, с любезным лицом - должно быть, дежурный, или ассистент доктора, принимающий визитеров на входе.
- Доброе утро, месье, что вам угодно?
- Видеть доктора Шаффхаузена, и немедленно.
- Вам было назначено? Могу я узнать ваше имя? - ординатор достал журнал записи и приготовился отметить визитера. Эжен недовольно поморщился и заявил:
- Моего имени нет в вашем списке, месье, но у меня очень срочное дело, не терпящее отлагательств.
Молодой человек покачал головой:
- Если вам не назначено, месье, доктор едва ли вас примет. Его консультации расписаны на неделю вперед. Но я справлюсь… Как вас представить ему, месье, прошу прощения?
Сен-Бриз вынул из портмоне визитку и начертил на обратной стороне несколько слов.
- Отдайте ему карточку. Полагаю, он примет меня. Я подожду здесь.
Не сомневаясь в том, что согласие Шаффхаузена принять его не заставит себя ждать, он уселся в одно из мягких кресел, стоявших в холле, и взял со столика свежую Nice Matin.
***
Доктор с аппетитом скушал первый круассан и уже протянул руку за вторым, когда его слух привлек осторожный стук в дверь.
«Мадонна, даже кофе уже не выпить спокойно!» - с легким раздражением подумал Эмиль, но тем не менее вслух сказал:
- Да, войдите!
Дверь пропустила в кабинет молодого врача-ординатора, с которым он поздоровался недавно в холле.
- Да, мсье Дюваль, слушаю вас. Что-нибудь срочное?
- Патрон, я не стал бы вас беспокоить, простите, но вот этот месье желает переговорить немедленно. - ординатор протянул Шаффхаузену визитку с гербом и затейливым вензелем. Ее обладатель определенно имел дворянское происхождение.
- Граф де Сен-Бриз… Что-то я недавно читал про этого графа или… или его сына. Кажется, пару месяцев назад виконта со скандалом выгнали из Сорбонны. Ещё один новоявленный бунтарь из респектабельного семейства…
Он перевернул визитную карточку, повинуясь скорее привычке, чем любопытству. С той стороны была приписка от руки:
«Мне вас рекомендовал д-р Деникер, вы - моя последняя надежда».
- Хм… звучит, как ультиматум, а не мольба о помощи… Так кто пациент? Он сам или…? - спросил ординатора Эмиль.
- Не могу знать, он пришел один, но, возможно, пациент ждет в машине…
- Хорошо, Жан, передайте этому господину, что я его приму через десять минут. И еще, когда подойдет доктор Мелман, попросите его начать обход без меня, я присоединюсь после того, как приму нового пациента.
Ординатор ушел, а Шаффхаузен вернулся к прерванному завтраку и газете, но настроение уже было не то, и мысли невольно обращались к раннему визитеру.
«Граф наверняка дорожит не только своим мальчиком, но и своим добрым именем, иначе к чему было тащить его так далеко от столицы, на Ривьеру, а не в «Сальпетриер», «Сан-Бернар» или клинику Святой Анны? Впрочем, у Деникера они все же побывали и он отказался от этого пациента, стало быть, этот случай - не его профиль. Наркоман? Сексуальные перверсии? Или и то и другое… Что ж, пара месяцев при таком раскладе виконту обеспечена, ну, а его папаша раскошелится и на полугодовое лечение, лишь бы не возникло огласки и блудный, а точнее, блудящий сынок со слезами благодарности припал к отчим стопам… Чего-чего, а последнего обещать точно не буду».
Поразмыслив над тем, что ему ещё только предстояло прояснить для себя, Эмиль допил кофе и позвонил в звонок, вызывая дежурную сестру. Она унесла поднос и передала Жану распоряжение проводить визитера в кабинет.
Молодой ординатор вышел в приемную и деликатно кашлянул, привлекая внимание знатного посетителя.
- Прошу вас, месье граф… Доктор Шаффхаузен примет вас.
«Ещё бы он отказался… Наверняка корыстный сукин сын уже все посчитал, и цифра ему понравилась».
Сен-Бриз отбросил газету, встал и, посмотрев во двор через стеклянные двери, убедился, что черный «кадиллак» стоит на том же месте, а Мишель слегка приоткрыл окно и курит сигару…
«Чудесная вещь - эти немецкие транквилизаторы…»
- Следую за вами. - граф жестом пропустил ординатора вперед и проследовал за ним по широкой мраморной лестнице до дубовых дверей с табличкой, обозначающей приемную главного врача и владельца клиники «Сан-Вивиан».
Переступив порог кабинета, он бегло оценил обстановку: все массивное, респектабельное, солидное, от шкафов и стульев до самого владельца, важно восседающего за большим столом и холодно смотревшего на визитера.
Доктор Шаффхаузен… Он не понравился Сен-Бризу с первого взгляда: немецкая морда, бюргер, протестант.
«Но дело свое знает наверняка…»
- Доброе утро, герр Шаффхаузен. Простите, что побеспокоил вас в неурочное время, но речь идет о жизни моего сына.
- Присаживайтесь, мсье граф. - Шаффхаузен привычно отточенным жестом указал посетителю на кресло, стоящее так, что севший в него оказывался развернут к доктору правой стороной тела. Он давно заметил, что правая сторона, ее жесты, мимика лица были гораздо более красноречивы, чем лицо анфас или левая сторона, более подконтрольная рассудку.
- Чем могу быть полезен вам и что угрожает жизни вашего сына?
Сен-Бриз сел в предложенное кресло и, нервно дернув шеей, сцепил руки в замок. Он знал, что должен сказать доктору все как на духу, но не мог сразу найти нужных слов, чтобы подступиться к такой деликатной теме.
- Жизни моего сына угрожает он сам, - наконец, медленно проговорил граф. Ему не хотелось смотреть на Шаффхаузена, и он уставился в окно.
«Ах вот даже как! Молодой виконт доводит родителя идеями покинуть бренный мир? Ещё любопытнее…» - пронеслось у доктора в голове. - «Да, Деникер наверняка не стал бы браться за суицидника с уже предпринятой попыткой… его практике не нужна лишняя смертельная статистика… Мне она, впрочем, тоже не нужна, однако, сперва в любом случае нужно посмотреть на пациента…»
Вслух Шаффхаузен не произнес ни слова, ожидая, что граф расскажет подробности сам, когда будет готов. Сен-Бриз молчал долго, примерно с минуту, но в итоге здравомыслие перевесило возникшую неприязнь, и он кратко изложил доктору причину, по которой сидел сейчас в этом кабинете:
- За истекшие полгода у Эрнеста было три попытки самоубийства… Две относительно честных и одна совсем честная. Последняя случилась в клинике «Сан-Бернар», спустя всего пару суток после его помещения туда, в самом начале курса исправительной(2) терапии… Моего мальчика спасли, однако тамошние идиоты отказались лечить его дальше без применения… кхм… радикальных терапевтических средств. Я не дал своего согласия на то, чтобы моего сына пытали электрошоком и окончательно превратили его мозги в желе… Какое-то время я пытался лечить его дома, но… не сумев свести счеты с жизнью, он сильно пристрастился к алкоголю и наркотикам. Увы, Эрнест и прежде не отличался воздержанием, но в последнее время его зависимость от… некоторых веществ стала пугающей проблемой. Я надеялся определить его в клинику доктора Деникера, однако тот настоятельно рекомендовал мне вас, а моему сыну - мягкий морской климат в качестве дополнения к основному лечению… И вот мы здесь и я… рассчитываю на вашу помощь, доктор.
Эмиль внимательно наблюдал за посетителем, за тем, как он волевым усилием скрывает свою неприязнь и страх, как неохотно преодолевает нежелание рассказывать о столь неприятных и позорных для известной фамилии фактах. Его прямая осанка и взгляд, устремленный в окно, лучше всяких слов сообщали Шаффхаузену о реальном отношении графа к «врачам-идиотам», неспособным исправить то, что он произвел на свет. Наверняка, такому гордецу неприятно было обнаружить у своего сына столь пугающее настойчивое стремление в объятия Танатоса…(3)
«Три попытки суицида, одна из них прямо в начале госпитализации… Деникер, конечно, испугался, что столь проблемный юноша предпримет и четвертую. К тому же исправительная терапия… Юный виконт у нас ещё и гомосексуалист? Что ж, достойный вызов, не всякий сумел бы принять его.» - несколько самодовольно заключил доктор, а вслух спросил:
- Позвольте узнать, что вы имели в виду под словами «некоторые вещества»? Морфий, кокаин, героин?
Сен-Бризу захотелось ослабить галстук, но он не сделал этого - только сглотнул и с трудом перевел дыхание. Надо было отдать должное Шаффхаузену: он сразу ухватывал суть, задавал вопросы по делу и не лез с дурацким морализаторством.
- Нет, к счастью, не героин… Он не принимает опиатов, поскольку имел возможность увидеть, к чему приводит постоянное употребление. Я об этом позаботился, когда он закончил лицей. Кокаин. И еще… эта новая синтетическая дрянь… эл-эф-дэ или что-то в этом роде. Но в основном кокаин. Антидепрессанты, транквилизаторы, это в последнее время.
Шаффхаузен подумал о том, что папаша наверняка водил своего отпрыска в какой-нибудь богадельный притон, где опийщики мучительно корчились в ломках и отдавали богу свои иссушенные этой отравой души. Однако, этот урок не уберег молодого виконта от экспериментов с наркотиками и химическими стимуляторами.
Массовая заокеанская эпидемия эйфорического просветления и дикого промискуитета под действием кокаина и синтетических амфетаминов исправно поставляла пациентов для психиатрических клиник по всей Европе. На таком фоне и волна суицидальных попыток нарастала с каждым годом. Чем сильнее кайф, чем глубже и ярче наркотический транс, тем отвратительнее его адептам видится обыденная реальность…
Граф наконец повернул голову и пристально посмотрел на Шаффхаузена.
- Неужели это все, что вас интересует, доктор?
- Это первое, что меня интересует, но не последнее.
Не поддаваясь скрытому желанию графа вступить с ним в конфронтацию, Эмиль задал отцу пациента серию уточняющих вопросов, чем надеялся вернее всего завоевать его доверие:
- Я так понимаю, мсье граф, попытки суицида ваш сын предпринимал в период детоксикации? Иными словами, когда не мог достать новую дозу? И как именно виконт пытался свести счеты с жизнью?
«Мог хотя бы воды мне предложить, чёртов нацист!» - ощутив, что в горле стало сухо, как в Сахаре, Эжен тем не менее не стал унижать себя просьбой, медленно вдохнул и стал отвечать на вопросы в том порядке, в каком Шаффхаузен задавал их. В конце концов, он же не под судом. Он просто хочет, чтобы доктор сделал свою работу и помог сыну, если это вообще возможно.
