По нарядному ночному городу, мимо сказочных фрагментов витрин, мимо загадочно мерцающих в свете фонарей сугробов, мимо мигающих огоньками ёлок, мимо снеговиков и заснеженных машин медленно шла Снегурочка. Шла и тихо плакала. Снегурочку звали Варя.
На календаре было двадцать шестое декабря. Минуло католическое Рождество, оно же - «репетиция»: всегда находились те, кто католиками не был, но не упускать же повод? До Нового года оставалось ещё почти пять дней, и в городе было пустынно и тихо. Затишье перед бурей.
Снегурочка шла по проспекту Мира и глотала леденеющие слёзы. Она думала о том, что Костик опять подвёл, а, значит, никакой он не друг, а натуральная такая скотина. А ещё думала о том, что дома ждёт почти четырёхлетний Лёсик, который буквально вчера писал письмо Деду Морозу и очень-преочень просил железную дорогу. И даже по этому поводу хорошо себя вёл целых два дня.
Варе было двадцать три, училась она на факультете журналистики местного университета, а Снегурочкой стала, потому что нужны были деньги. Такая вот проза жизни. О железной дороге сын упорно и настойчиво мечтал вот уже без малого год, и Варя отчётливо понимала: выхода нет. Или добыть сыну воплощённую мечту, или... или... вот что «или», Варваре даже подумать было страшно.
Вообще-то, многие студенты, те, что не относились к «золотой молодёжи» и не были обременены богатыми родителями, с радостью хватались за возможность «поморозить»: в длинные новогодние каникулы спрос на морозных Дедов с внучками зашкаливал, а единственный в городе театр не мог похвастать изобилием подходящих типажей. Поэтому большая часть «чёса» и, соответственно, денег выпадала на долю студентов. Конкуренция в таком выгодном деле, конечно, зашкаливала, и те, кому удавалось получить договор на выезды, считались счастливчиками.
Новогодний студенческий чёс с некоторых пор стал традицией и потому требовал централизованности и упорядоченности. Поэтому в университете давно уже действовала сезонная комиссия, во главе которой традиционно стоял декан факультета PR.
Строгий, требовательный и временами даже жёсткий во всём, что касалось процесса обучения, в деле Андрей Викторович мог также быть душой компании и надёжным товарищем, когда дело касалось внерабочих отношений, а потому пользовался у неглупой части своих студентов безграничным авторитетом. Ко всем прочим своим достоинствам и недостаткам, Данилевский был довольно привлекателен, а кроме того - неизменно галантен и вежлив с женщинами любого возраста. Последнее обстоятельство неизменно вдохновляло юных и не очень университетских дам на попытки завязать с деканом необременительный роман, долженствующий в будущем (желательно, не слишком отдалённом) перерасти в нечто большее. Тем более что по вузу давно и упорно ходили слухи о том, что в семье Данилевских далеко не так уж всё безоблачно.
Что бы там ни говорили об Андрее Данилевском, жене он не изменял. Не то, чтоб ему это в голову не приходило, просто он прекрасно понимал: в пошлом адюльтере удовольствия на полчаса, а жить с этим потом всю жизнь. И, будучи человеком принципиальным, однажды приняв решение, следовал ему раз за разом.
В конце концов, довольно навязчивое внимание студенток и коллег по преподавательской деятельности постепенно полностью отвратило профессора от мыслей о связи на стороне. Он не мог понять, как элементарная вежливость может кому-то казаться флиртом и почему обычная галантность воспринимается как аванс, открывающий дорогу к отношениям с женатым мужчиной.
Воспитанный в довольно строгих правилах, в сугубо патриархальной семье: мама – профессор педагогики, папа – военный юрист, генерал, с женщинами Андрей неизменно был обходителен. Со студентками – строг, но так же неизменно вежлив. Правда, иногда с трудом сдерживал желание схватить очередную дурочку за плечи и долго трясти, пока содержимое её безмозглой головки не встанет на свои места.
Нет, Данилевский вовсе не был ханжой и вполне допускал, что встреть он женщину, которая свела бы его с ума, ту, что заставила бы его забыть об внушённых с детства правилах жизни, ту, с которой он захотел бы изменить свою жизнь – он бы, возможно, забил бы на свои принципы. И, честно говоря, время от времени он начинал мечтать о такой встрече, но тут же одёргивал себя.
Тем более что о существовании такой женщины ему было доподлинно известно.
Снегурочка, глотая слёзы, перебралась через очередной сугроб, перекрывавший проход к «зебре»: фантазия коммунальщиков не переставала поражать своими непредсказуемыми взбрыками. В этом году снег с проезжей части было решено складировать на тротуарах - очередной социальный эксперимент местной администрации накануне праздников.
Уже стоя на мостовой, Варя принялась тереть варежкой глаза: слёзы превращали всё вокруг, включая сигналы светофоров, огни фонарей, свет автомобильных фар в расплывчатое подобие новогодней гирлянды. Переходить дорогу в таком состоянии было бы неразумно, а в неразумности Варю Ивантееву никто не мог бы упрекнуть. Разве что она сама – за то, что связалась с Костиком, поверив его обещаниям.
Из проезжающей мимо Audi заулюлюкали, засвистели, закричали: что, Снегурочка, замёрзла? Поехали с нами, устроишь нам праздник, уж мы-то тебя отогреем!
Варя перепуганным зайцем метнулась через дорогу, чудом не попав под колёса едущей следом машины. Втянула голову в плечи, услышав сзади удаляющийся пьяный хохот. Медленно поплелась вдоль ограды больницы. Приходить домой в слезах нельзя. Лёсик перепугается, расстроится, тётя Таня начнёт допытываться, сочувственно кивать и давать советы. Нет уж.
Звук тормозов заставил снова вздрогнуть и сжаться.
Варя обернулась и обнаружила, что огромный чёрный внедорожник, под колёса которого она чуть было не угодила, удирая от гуляк в Audi, развернулся, не доезжая перекрёстка и двинулся в её направлении.
«Ну, всё». Сказать, что Варя испугалась, значит, ничего не сказать. И надо бы вроде бежать, но ноги наотрез отказались сдвинуться с места.
Автомобиль притормозил рядом с девушкой, передняя дверь приветливо распахнулась и из тёмного нутра раздался знакомый голос:
- Ивантеева? Садитесь, я вас подвезу.
С Вариных плеч словно свалилась Джомолунгма. Никогда ещё встреча с деканом не вызывала в ней такую бурную радость.
Очередной раз перебравшись через буровато-серый сугроб, Снегурочка плюхнулась на переднее сиденье и, улыбнувшись, произнесла:
- Збазибо, Адддей Бигдодобич! – м-да. Долгие рыдания на морозе, похоже, не прошли бесследно. Варя подумала о том, как сейчас выглядит и мысленно ужаснулась. Распухший нос, отёкшие веки, лицо в красных пятнах – мечта, а не девушка. Нет, Варвара как никто была далека от мысли завести роман с Данилевским, но предстать в таком виде перед кем бы то ни было – то ещё удовольствие.
- Здравствуйте, Варвара Сергеевна, - выступил Данилевский в своём репертуаре. Ко всем и всегда – на «вы» и по имени-отчеству. – У вас какие-то неприятности?
- Дет, - ляпнула Варя.
- Мороз? – изумился Андрей.
- Дет, дет! И да!
Наступила задумчивая пауза.
- Варя, определитесь, пожалуйста.
«Варя» в устах Данилевского оказала шоковое воздействие на девушку. Ивантеева выдохнула. Досчитала до десяти. Потом до тридцати. Перевела дыхание и... шмыгнула носом. Перед ней тут же нарисовалась упаковка бумажных платочков. На этот раз Варя благоразумно предпочла выразить благодарность кивком. Её спаситель терпеливо ждал.
Как сумела, заплаканная Снегурочка привела себя в порядок, и, собравшись, наконец, с мыслями и с силами, начала рассказ:
- Я – Снегурочка.
Данилевский искоса окинул одетую в расписную шубку и отороченную мехом шапочку спутницу быстрым взглядом, но, к радости Варвары, промолчал.
- А Костик... ну, Заблыгин, он обещал со мной в этом году «морозить», у него голос хороший, и рост, и детям он нравится... как ни странно, - последнюю фразу Варя пробормотала себе под нос, но Данилевский расслышал. И вновь разумно счёл за лучшее промолчать. – У нас заказов полно, нас всюду ждут, а он...
Тут девушка всхлипнула так отчаянно, что Андрей счёл за лучшее припарковаться у обочины. Протянув руку куда-то назад, он выудил узкий серебристый термос, отвинтил крышку, и салон тут же наполнился пряным запахом июльского луга. Набулькав в крышку-кружку щедрую порцию напитка, Данилевский протянул её девушке:
- Выпейте, Варвара Сергеевна, это хороший травяной чай. Деревенский. Моя мама заваривала.
Он с такой любовью произнёс это «моя мама», что у Вари не нашлось сил отказаться. Она обхватила кружку обеими руками и с наслаждением вдохнула густой аромат. После первого глотка по телу разлилось приятное тепло, жизнь как-то сразу стала легче, а ещё захотелось в деревню, в лето, в детство. И чтобы не надо было думать о проклятых деньгах на подарок сыну, и о друге, которых очередной раз подвёл, и о пьяных уродах, которые походя испортили настроение...
Вернув Данилевскому пустую крышку от термоса, девушка прерывисто вздохнула:
- Спасибо. Не знаю, что бы я без вас делала...
- Шли бы домой и рыдали, Варвара Сергеевна. Кстати, куда дальше?
Варя назвала адрес.
- Так что там с Заблыгиным? Не оправдал? Слова не выучил? Бороду скурил? Неужто валенки?! Нет? Ещё хуже? Загнал в ломбард казённую шубу? Нет?
Варя могла только мотать головой и сдерживаться, чтобы не смеяться, боялась – рассмейся она, и дело закончится натуральной такой истерикой.
- Успокойте меня, Варвара Сергеевна, расскажите уже, что же там произошло с вашим Заблыгиным?
- Он не мой! – протестующе пискнула Варвара.
- Уже хорошо. Хоть какая-то определённость, - пробурчал Данилевский. – Так что же всё-таки натворил этот не ваш Заблыгин?
- У него девушка. Снежана Жукова. С юридического.
Данилевский наморщил лоб, пытаясь понять, о чём и о ком речь, но, сколько ни рылся в памяти, перед его внутренним взором вставало только некое множество белокурых, голубоглазых и пухлогубых особ. Кто-то из них явно носил гордое имя Снежаны Жуковой, но вот кто именно – Данилевский, хоть убейте, не мог вспомнить.
- И вы так отчаянно сокрушаетесь по этому поводу?- Данилевский никак не мог у себя в голове состыковать умную, рассудительную и спокойную Варвару, популярного плейбоя Заблыгина и пластмассовую Жукову.
- Да нет же. Снежана с друзьями устраивают вечеринку... за городом. Едут всей компанией на несколько дней в какой-то пансионат в области, там хозяева кто-то из родственников её отца, им обещали полный сервис, кто-то из певцов будет, какие-то развлечения, снегокаты, кажется... И Снежана сказала Костику, что он должен ехать с ней.
- И он, конечно...
- И он, конечно, уехал с ней. Сообщил мне по телефону. Я приехала на репетицию, ждала, ждала, а он позвонил только через час... друг, я думала, он мой друг, понимаете? Я так на него надеялась, мне так нужно было в этом году заработать...
Она резко оборвала свою сбивчивую речь, всхлипнула и отвернулась.
- Варя... у вас что-то случилось?
Данилевский, в силу своей погружённости в дедоморозовскую деятельность студентов, имел более-менее чёткое представление об обстоятельствах «своих» артистов. И в его представлении Варвара Ивантеева никак не могла с таким отчаяньем говорить о нехватке денег. Если только не случилось что-то страшное.
- Случилось. Я не могу сделать сыну подарок, о котором он давно мечтает. Понимаете? Он никогда ничего не просил, всегда был доволен тем, что ему дарят, а тут..., - Варя всхлипнула. - Он впервые попросил что-то, чего на самом деле очень хочет, он так верит в Деда Мороза – а я не могу ему это дать. И дело не в том даже, что подарок дорогой, а в том, что я – мама! – чувствую себя беспомощной. И это так страшно - разочаровать моего малыша!
И вот тут, когда Данилевский услышал неприкрытое отчаянье в голосе студентки, его осенило.
Уже четыре дня Варвара с Данилевским в роскошных сказочных костюмах и с огромным мешком обходили семьи малышей. Сколько стихов и песенок, сколько лиц, сколько ёлок, сколько хороводов, сколько бокалов с лимонадом и соком (и сколько сопротивления желающим угостить чем-нибудь покрепче «для сугреву»!) – у Вари голова шла кругом. Слава Богу, сессию она закрыла ещё в середине декабря, иначе как бы справлялась? Да и без Данилевского...
Когда декан заявил, что будет её Дедом Морозом, Ивантеева икнула и уставилась на него как на сумасшедшего.
А сам Андрей, чем дальше, тем больше убеждался в гениальности этой своей идеи.
Варвара, правда, сомневалась до последнего, и на репетициях Данилевский то и дело ловил её скептический взгляд. А когда она однажды заикнулась о том, что, возможно, вся эта затея была ошибкой, Андрей в своей язвительной манере прибег к неприкрытому шантажу: «Варвара Сергеевна, у вас есть другой выход? Может, у вас кандидаты на роль Деда Мороза за дверью в очередь стоят? Или ваш бесценный Заблыгин вернулся и стоит на коленях, моля принять его назад? Нет? Вот именно. Так что смиритесь и скажите «спасибо». Быть вам моей Снегурочкой, Варвара». Варвара заткнулась. Но не смирилась. До поры до времени.
Когда они «отморозили» первый заказ, девушка, выйдя из квартиры, прислонилась спиной к двери. Перевела дыхание, шёпотом проорала «Йес!», сопроводив крик характерным движением согнутой в локте руки. А потом повернулась к Данилевскому – улыбающееся лицо разрумянилось, глаза сияют – и уже нормальным голосом, захлёбываясь от радости, сказала, наконец:
- Спасибо! Спасибо-спасибо-спасибо, Андрей Викторович!
- Ну, наконец-то вы оценили мои таланты, Варвара Сергеевна, - не скрывая иронии, с полупоклоном ответил Данилевский. – Я уж и не ждал!
- Ну простите меня, пожалуйста! Я и вправду не могла себе представить, что вы т а к перевоплотитесь!
- Прощу, если мы с вами сейчас пойдём и выпьем кофе. До следующего заказа ещё два часа, а идти тут даже пешком десять минут, так что имеем полное право передохнуть и подкрепиться.
Варя мгновенно смутилась, покраснела и собралась было отказаться, но Данилевский был непреклонен. В качестве извинений он принимал только совместное распитие кофе и баста.
Именно после совместного распития бодрящего напитка – у Данилевского чёрный, сладкий и крепкий, у Варвары – с густой белой шапкой сливок, корицей и шоколадом - их общение перешло на новый уровень. Пусть не дружеский, всё-таки Варя ни на секунду не забывала о том, что Данилевский – декан, а сама она – студентка, но теперь говорить с ним на равных стало проще. В конце концов, они оба взрослые люди, и занимаются одним делом, так что обычная для универа субординация сейчас была просто неуместна.
Оказалось, Данилевский может быть бесподобным собеседником – ироничным, эрудированным, внимательным. К тому же в декане обнаружился недюжинный талант рассказчика, который вкупе с низким бархатистым голосом покорял слушателя с первой же секунды.
Этот же голос, только усиленный в разы, наполненный, густой, звучащий из-под белоснежной бороды, делал образ Деда Мороза в исполнении Данилевского абсолютно достоверным. Когда этим своим голосом Андрей начинал рассказывать, как
«Шёл я к вам, ребята, долго,
Длинной белою дорогой,
Из-за леса, из-за гор,
Там, где спит под снегом бор.
На календаре было двадцать шестое декабря. Минуло католическое Рождество, оно же - «репетиция»: всегда находились те, кто католиками не был, но не упускать же повод? До Нового года оставалось ещё почти пять дней, и в городе было пустынно и тихо. Затишье перед бурей.
Снегурочка шла по проспекту Мира и глотала леденеющие слёзы. Она думала о том, что Костик опять подвёл, а, значит, никакой он не друг, а натуральная такая скотина. А ещё думала о том, что дома ждёт почти четырёхлетний Лёсик, который буквально вчера писал письмо Деду Морозу и очень-преочень просил железную дорогу. И даже по этому поводу хорошо себя вёл целых два дня.
Варе было двадцать три, училась она на факультете журналистики местного университета, а Снегурочкой стала, потому что нужны были деньги. Такая вот проза жизни. О железной дороге сын упорно и настойчиво мечтал вот уже без малого год, и Варя отчётливо понимала: выхода нет. Или добыть сыну воплощённую мечту, или... или... вот что «или», Варваре даже подумать было страшно.
Вообще-то, многие студенты, те, что не относились к «золотой молодёжи» и не были обременены богатыми родителями, с радостью хватались за возможность «поморозить»: в длинные новогодние каникулы спрос на морозных Дедов с внучками зашкаливал, а единственный в городе театр не мог похвастать изобилием подходящих типажей. Поэтому большая часть «чёса» и, соответственно, денег выпадала на долю студентов. Конкуренция в таком выгодном деле, конечно, зашкаливала, и те, кому удавалось получить договор на выезды, считались счастливчиками.
Новогодний студенческий чёс с некоторых пор стал традицией и потому требовал централизованности и упорядоченности. Поэтому в университете давно уже действовала сезонная комиссия, во главе которой традиционно стоял декан факультета PR.
Строгий, требовательный и временами даже жёсткий во всём, что касалось процесса обучения, в деле Андрей Викторович мог также быть душой компании и надёжным товарищем, когда дело касалось внерабочих отношений, а потому пользовался у неглупой части своих студентов безграничным авторитетом. Ко всем прочим своим достоинствам и недостаткам, Данилевский был довольно привлекателен, а кроме того - неизменно галантен и вежлив с женщинами любого возраста. Последнее обстоятельство неизменно вдохновляло юных и не очень университетских дам на попытки завязать с деканом необременительный роман, долженствующий в будущем (желательно, не слишком отдалённом) перерасти в нечто большее. Тем более что по вузу давно и упорно ходили слухи о том, что в семье Данилевских далеко не так уж всё безоблачно.
***
Что бы там ни говорили об Андрее Данилевском, жене он не изменял. Не то, чтоб ему это в голову не приходило, просто он прекрасно понимал: в пошлом адюльтере удовольствия на полчаса, а жить с этим потом всю жизнь. И, будучи человеком принципиальным, однажды приняв решение, следовал ему раз за разом.
В конце концов, довольно навязчивое внимание студенток и коллег по преподавательской деятельности постепенно полностью отвратило профессора от мыслей о связи на стороне. Он не мог понять, как элементарная вежливость может кому-то казаться флиртом и почему обычная галантность воспринимается как аванс, открывающий дорогу к отношениям с женатым мужчиной.
Воспитанный в довольно строгих правилах, в сугубо патриархальной семье: мама – профессор педагогики, папа – военный юрист, генерал, с женщинами Андрей неизменно был обходителен. Со студентками – строг, но так же неизменно вежлив. Правда, иногда с трудом сдерживал желание схватить очередную дурочку за плечи и долго трясти, пока содержимое её безмозглой головки не встанет на свои места.
Нет, Данилевский вовсе не был ханжой и вполне допускал, что встреть он женщину, которая свела бы его с ума, ту, что заставила бы его забыть об внушённых с детства правилах жизни, ту, с которой он захотел бы изменить свою жизнь – он бы, возможно, забил бы на свои принципы. И, честно говоря, время от времени он начинал мечтать о такой встрече, но тут же одёргивал себя.
Тем более что о существовании такой женщины ему было доподлинно известно.
***
Снегурочка, глотая слёзы, перебралась через очередной сугроб, перекрывавший проход к «зебре»: фантазия коммунальщиков не переставала поражать своими непредсказуемыми взбрыками. В этом году снег с проезжей части было решено складировать на тротуарах - очередной социальный эксперимент местной администрации накануне праздников.
Уже стоя на мостовой, Варя принялась тереть варежкой глаза: слёзы превращали всё вокруг, включая сигналы светофоров, огни фонарей, свет автомобильных фар в расплывчатое подобие новогодней гирлянды. Переходить дорогу в таком состоянии было бы неразумно, а в неразумности Варю Ивантееву никто не мог бы упрекнуть. Разве что она сама – за то, что связалась с Костиком, поверив его обещаниям.
Из проезжающей мимо Audi заулюлюкали, засвистели, закричали: что, Снегурочка, замёрзла? Поехали с нами, устроишь нам праздник, уж мы-то тебя отогреем!
Варя перепуганным зайцем метнулась через дорогу, чудом не попав под колёса едущей следом машины. Втянула голову в плечи, услышав сзади удаляющийся пьяный хохот. Медленно поплелась вдоль ограды больницы. Приходить домой в слезах нельзя. Лёсик перепугается, расстроится, тётя Таня начнёт допытываться, сочувственно кивать и давать советы. Нет уж.
Звук тормозов заставил снова вздрогнуть и сжаться.
Варя обернулась и обнаружила, что огромный чёрный внедорожник, под колёса которого она чуть было не угодила, удирая от гуляк в Audi, развернулся, не доезжая перекрёстка и двинулся в её направлении.
«Ну, всё». Сказать, что Варя испугалась, значит, ничего не сказать. И надо бы вроде бежать, но ноги наотрез отказались сдвинуться с места.
Автомобиль притормозил рядом с девушкой, передняя дверь приветливо распахнулась и из тёмного нутра раздался знакомый голос:
- Ивантеева? Садитесь, я вас подвезу.
С Вариных плеч словно свалилась Джомолунгма. Никогда ещё встреча с деканом не вызывала в ней такую бурную радость.
Очередной раз перебравшись через буровато-серый сугроб, Снегурочка плюхнулась на переднее сиденье и, улыбнувшись, произнесла:
- Збазибо, Адддей Бигдодобич! – м-да. Долгие рыдания на морозе, похоже, не прошли бесследно. Варя подумала о том, как сейчас выглядит и мысленно ужаснулась. Распухший нос, отёкшие веки, лицо в красных пятнах – мечта, а не девушка. Нет, Варвара как никто была далека от мысли завести роман с Данилевским, но предстать в таком виде перед кем бы то ни было – то ещё удовольствие.
- Здравствуйте, Варвара Сергеевна, - выступил Данилевский в своём репертуаре. Ко всем и всегда – на «вы» и по имени-отчеству. – У вас какие-то неприятности?
- Дет, - ляпнула Варя.
- Мороз? – изумился Андрей.
- Дет, дет! И да!
Наступила задумчивая пауза.
- Варя, определитесь, пожалуйста.
«Варя» в устах Данилевского оказала шоковое воздействие на девушку. Ивантеева выдохнула. Досчитала до десяти. Потом до тридцати. Перевела дыхание и... шмыгнула носом. Перед ней тут же нарисовалась упаковка бумажных платочков. На этот раз Варя благоразумно предпочла выразить благодарность кивком. Её спаситель терпеливо ждал.
Как сумела, заплаканная Снегурочка привела себя в порядок, и, собравшись, наконец, с мыслями и с силами, начала рассказ:
- Я – Снегурочка.
Данилевский искоса окинул одетую в расписную шубку и отороченную мехом шапочку спутницу быстрым взглядом, но, к радости Варвары, промолчал.
- А Костик... ну, Заблыгин, он обещал со мной в этом году «морозить», у него голос хороший, и рост, и детям он нравится... как ни странно, - последнюю фразу Варя пробормотала себе под нос, но Данилевский расслышал. И вновь разумно счёл за лучшее промолчать. – У нас заказов полно, нас всюду ждут, а он...
Тут девушка всхлипнула так отчаянно, что Андрей счёл за лучшее припарковаться у обочины. Протянув руку куда-то назад, он выудил узкий серебристый термос, отвинтил крышку, и салон тут же наполнился пряным запахом июльского луга. Набулькав в крышку-кружку щедрую порцию напитка, Данилевский протянул её девушке:
- Выпейте, Варвара Сергеевна, это хороший травяной чай. Деревенский. Моя мама заваривала.
Он с такой любовью произнёс это «моя мама», что у Вари не нашлось сил отказаться. Она обхватила кружку обеими руками и с наслаждением вдохнула густой аромат. После первого глотка по телу разлилось приятное тепло, жизнь как-то сразу стала легче, а ещё захотелось в деревню, в лето, в детство. И чтобы не надо было думать о проклятых деньгах на подарок сыну, и о друге, которых очередной раз подвёл, и о пьяных уродах, которые походя испортили настроение...
Вернув Данилевскому пустую крышку от термоса, девушка прерывисто вздохнула:
- Спасибо. Не знаю, что бы я без вас делала...
- Шли бы домой и рыдали, Варвара Сергеевна. Кстати, куда дальше?
Варя назвала адрес.
- Так что там с Заблыгиным? Не оправдал? Слова не выучил? Бороду скурил? Неужто валенки?! Нет? Ещё хуже? Загнал в ломбард казённую шубу? Нет?
Варя могла только мотать головой и сдерживаться, чтобы не смеяться, боялась – рассмейся она, и дело закончится натуральной такой истерикой.
- Успокойте меня, Варвара Сергеевна, расскажите уже, что же там произошло с вашим Заблыгиным?
- Он не мой! – протестующе пискнула Варвара.
- Уже хорошо. Хоть какая-то определённость, - пробурчал Данилевский. – Так что же всё-таки натворил этот не ваш Заблыгин?
- У него девушка. Снежана Жукова. С юридического.
Данилевский наморщил лоб, пытаясь понять, о чём и о ком речь, но, сколько ни рылся в памяти, перед его внутренним взором вставало только некое множество белокурых, голубоглазых и пухлогубых особ. Кто-то из них явно носил гордое имя Снежаны Жуковой, но вот кто именно – Данилевский, хоть убейте, не мог вспомнить.
- И вы так отчаянно сокрушаетесь по этому поводу?- Данилевский никак не мог у себя в голове состыковать умную, рассудительную и спокойную Варвару, популярного плейбоя Заблыгина и пластмассовую Жукову.
- Да нет же. Снежана с друзьями устраивают вечеринку... за городом. Едут всей компанией на несколько дней в какой-то пансионат в области, там хозяева кто-то из родственников её отца, им обещали полный сервис, кто-то из певцов будет, какие-то развлечения, снегокаты, кажется... И Снежана сказала Костику, что он должен ехать с ней.
- И он, конечно...
- И он, конечно, уехал с ней. Сообщил мне по телефону. Я приехала на репетицию, ждала, ждала, а он позвонил только через час... друг, я думала, он мой друг, понимаете? Я так на него надеялась, мне так нужно было в этом году заработать...
Она резко оборвала свою сбивчивую речь, всхлипнула и отвернулась.
- Варя... у вас что-то случилось?
Данилевский, в силу своей погружённости в дедоморозовскую деятельность студентов, имел более-менее чёткое представление об обстоятельствах «своих» артистов. И в его представлении Варвара Ивантеева никак не могла с таким отчаяньем говорить о нехватке денег. Если только не случилось что-то страшное.
- Случилось. Я не могу сделать сыну подарок, о котором он давно мечтает. Понимаете? Он никогда ничего не просил, всегда был доволен тем, что ему дарят, а тут..., - Варя всхлипнула. - Он впервые попросил что-то, чего на самом деле очень хочет, он так верит в Деда Мороза – а я не могу ему это дать. И дело не в том даже, что подарок дорогой, а в том, что я – мама! – чувствую себя беспомощной. И это так страшно - разочаровать моего малыша!
И вот тут, когда Данилевский услышал неприкрытое отчаянье в голосе студентки, его осенило.
***
Уже четыре дня Варвара с Данилевским в роскошных сказочных костюмах и с огромным мешком обходили семьи малышей. Сколько стихов и песенок, сколько лиц, сколько ёлок, сколько хороводов, сколько бокалов с лимонадом и соком (и сколько сопротивления желающим угостить чем-нибудь покрепче «для сугреву»!) – у Вари голова шла кругом. Слава Богу, сессию она закрыла ещё в середине декабря, иначе как бы справлялась? Да и без Данилевского...
Когда декан заявил, что будет её Дедом Морозом, Ивантеева икнула и уставилась на него как на сумасшедшего.
А сам Андрей, чем дальше, тем больше убеждался в гениальности этой своей идеи.
Варвара, правда, сомневалась до последнего, и на репетициях Данилевский то и дело ловил её скептический взгляд. А когда она однажды заикнулась о том, что, возможно, вся эта затея была ошибкой, Андрей в своей язвительной манере прибег к неприкрытому шантажу: «Варвара Сергеевна, у вас есть другой выход? Может, у вас кандидаты на роль Деда Мороза за дверью в очередь стоят? Или ваш бесценный Заблыгин вернулся и стоит на коленях, моля принять его назад? Нет? Вот именно. Так что смиритесь и скажите «спасибо». Быть вам моей Снегурочкой, Варвара». Варвара заткнулась. Но не смирилась. До поры до времени.
Когда они «отморозили» первый заказ, девушка, выйдя из квартиры, прислонилась спиной к двери. Перевела дыхание, шёпотом проорала «Йес!», сопроводив крик характерным движением согнутой в локте руки. А потом повернулась к Данилевскому – улыбающееся лицо разрумянилось, глаза сияют – и уже нормальным голосом, захлёбываясь от радости, сказала, наконец:
- Спасибо! Спасибо-спасибо-спасибо, Андрей Викторович!
- Ну, наконец-то вы оценили мои таланты, Варвара Сергеевна, - не скрывая иронии, с полупоклоном ответил Данилевский. – Я уж и не ждал!
- Ну простите меня, пожалуйста! Я и вправду не могла себе представить, что вы т а к перевоплотитесь!
- Прощу, если мы с вами сейчас пойдём и выпьем кофе. До следующего заказа ещё два часа, а идти тут даже пешком десять минут, так что имеем полное право передохнуть и подкрепиться.
Варя мгновенно смутилась, покраснела и собралась было отказаться, но Данилевский был непреклонен. В качестве извинений он принимал только совместное распитие кофе и баста.
Именно после совместного распития бодрящего напитка – у Данилевского чёрный, сладкий и крепкий, у Варвары – с густой белой шапкой сливок, корицей и шоколадом - их общение перешло на новый уровень. Пусть не дружеский, всё-таки Варя ни на секунду не забывала о том, что Данилевский – декан, а сама она – студентка, но теперь говорить с ним на равных стало проще. В конце концов, они оба взрослые люди, и занимаются одним делом, так что обычная для универа субординация сейчас была просто неуместна.
Оказалось, Данилевский может быть бесподобным собеседником – ироничным, эрудированным, внимательным. К тому же в декане обнаружился недюжинный талант рассказчика, который вкупе с низким бархатистым голосом покорял слушателя с первой же секунды.
Этот же голос, только усиленный в разы, наполненный, густой, звучащий из-под белоснежной бороды, делал образ Деда Мороза в исполнении Данилевского абсолютно достоверным. Когда этим своим голосом Андрей начинал рассказывать, как
«Шёл я к вам, ребята, долго,
Длинной белою дорогой,
Из-за леса, из-за гор,
Там, где спит под снегом бор.
