Он смотрел на женщину, что когда-то любил. Когда-то давным-давно, много веков назад. Миры умирали, гасли звёзды, сгорали солнца, замерзали планеты, время летело, разделяя его и женщину, которую он любил. Любил до сих пор.
Любил как тогда, в Странные времена, как называли их теперь: его нынешние современники мало знали о древнем мире, который был для него родным. Любил её одну, как в тот день, когда лабораторию сотряс взрыв, что-то в панели управления заискрило и энергонакопительная капсула, которая, собственно и была объектом эксперимента, разгерметизировалась. Всё что он помнил о том моменте – краткий грохот взрыва, ослепительная вспышка и острый аромат озона, к которому примешался запах горелой плоти. Его плоти.
Какое-то время он существовал во тьме, и единственным спутником этого существования была боль. От неё шумело в ушах, и рот наполнялся кровью, и внутренности скручивались в тугой узел, и единственным желанием было прекратить, прервать это существование, ставшее синонимом боли. А потом всё внезапно кончилось, боль ушла, но он продолжал жить. Но, как оказалось, жил он теперь тысячелетия спустя.
Та вспышка каким-то невероятным образом создала временной туннель, протянувшийся почти на 12 веков. Туннель этот схлопнулся почти мгновенно, но до того его взрывной волной отшвырнуло прямо в пылающий зев портала.
Здесь, в настоящем (будущем?), его нашли, погрузили в живительный состав внутри странного перламутрового кристалла, наблюдали, изучали и изумлялись, не находя анатомических отличий. Разве что по сравнению с новыми своими современниками он был немного низковат и чрезмерно широкоплеч. Человечество теперь предпочитало быть высоким и стройным: отсутствие войн, идеальное состояние экологии, достаточное и сбалансированное питание, свободные межпланетные перелёты, как и возможность существования людей на других космических объектах сделали своё дело: человеческие тела стали легче, прочнее, здоровее и изящнее. Кроме того, у них исчезла немотивированная агрессия, алчность и склонность ко лжи. Продолжительность жизни увеличилась в разы.В остальном человечество мало изменилось.
Такие выводы он сделал спустя полгода пребывания в своём новом времени. Первые месяцы после возвращения из темноты он искал возможность вернуться обратно, повернуть время вспять. Пусть не для Земли, пусть только для себя одного. Но его новые друзья, испытывая ничем не обоснованное чувство вины, дали ему понять, что это невозможно. Межтемпоральные перемещения до сих пор были для людей только мечтой, сказкой. Причина его «перелёта» на столь значительный временной промежуток до сих пор оставалась тайной. Именно над её разгадкой он и работал всё это время.
Первые полгода стали для него периодом адаптации в новом для него мире. Биочипируемый лингвобраузер сутки напролёт ненавязчиво вживлял в его сознание и память информацию о всех существующих сейчас среди людей языках, в том числе о вселенском общем. Спустя неделю, когда эти знания были усвоены, чип автоматически перепрограммировался на подачу сведений о быте, обычаях, традициях и прочих важных для повседневной жизни знаний. Затем шли история, политика и мировая литература. Медицина, ботаника, география, космография. Театр, живопись. И так далее, и так далее. Когда дело дошло до физики, он потребовал предоставить ему возможность глубокого изучения: спустя 12 веков его глубочайшие для своего времени познания сейчас не являлись даже базовыми. Два года он вплотную занимался физикой, исследованиями, проведёнными за эти века в области изучения времени и энергетики. Если бы не чип, позволявший запоминать в краткое время невообразимые объёмы информации, он никогда не добился бы результата. Даже столь несовершенного.
Он смотрел на любимую женщину сквозь толстое изобраминовое, подсвеченное катионным потоком стекло. Ловил малейшие изменения в её внешности, и сердце его разрывалось от горя. Она оплакивала его, оплакивала вот уже десять лет. Все его исследования, самые смелые теории, самые рискованные изыскания вкупе с самым современным оборудованием и неограниченным финансированием дали единственный результат: он мог видеть т о т мир, свой мир, мир, где жила его любимая. Но попасть туда он не мог.
Ему довольно скоро дали возможность пользоваться лабораторией Космофизического института. Спустя два года его имя уже гремело по всем близлежащим галактикам. Первейшие учёные нового мира считали за честь работать с ним – и всё потому, что он был одержим одной неотвязной идеей. Для него слава, деньги, почёт, даже уважение коллег и любовь женщин были пустым звуком. Значение имела одна-единственная цель. Как теперь выяснилось, недостижимая.
Он гладил кончиком пальца стекло, обводил любимые черты, прикасался к губам…. Она знать не знала, что откуда-то из далёкого-далёкого будущего её любимый следит за ней сквозь камеру обыкновенного голоскопа….
Ему суждено было ещё много лет прикасаться к стеклу вместо желанного лица. Суждено шептать слова, которые она никогда не услышит. Суждено видеть, как стареет женщина, которую он любил, как одиноко проходит её пустая жизнь. Суждено стать свидетелем её смерти. Суждено до конца своей длинной жизни оплакивать женщину, которую он когда-то любил….
Любил как тогда, в Странные времена, как называли их теперь: его нынешние современники мало знали о древнем мире, который был для него родным. Любил её одну, как в тот день, когда лабораторию сотряс взрыв, что-то в панели управления заискрило и энергонакопительная капсула, которая, собственно и была объектом эксперимента, разгерметизировалась. Всё что он помнил о том моменте – краткий грохот взрыва, ослепительная вспышка и острый аромат озона, к которому примешался запах горелой плоти. Его плоти.
Какое-то время он существовал во тьме, и единственным спутником этого существования была боль. От неё шумело в ушах, и рот наполнялся кровью, и внутренности скручивались в тугой узел, и единственным желанием было прекратить, прервать это существование, ставшее синонимом боли. А потом всё внезапно кончилось, боль ушла, но он продолжал жить. Но, как оказалось, жил он теперь тысячелетия спустя.
Та вспышка каким-то невероятным образом создала временной туннель, протянувшийся почти на 12 веков. Туннель этот схлопнулся почти мгновенно, но до того его взрывной волной отшвырнуло прямо в пылающий зев портала.
Здесь, в настоящем (будущем?), его нашли, погрузили в живительный состав внутри странного перламутрового кристалла, наблюдали, изучали и изумлялись, не находя анатомических отличий. Разве что по сравнению с новыми своими современниками он был немного низковат и чрезмерно широкоплеч. Человечество теперь предпочитало быть высоким и стройным: отсутствие войн, идеальное состояние экологии, достаточное и сбалансированное питание, свободные межпланетные перелёты, как и возможность существования людей на других космических объектах сделали своё дело: человеческие тела стали легче, прочнее, здоровее и изящнее. Кроме того, у них исчезла немотивированная агрессия, алчность и склонность ко лжи. Продолжительность жизни увеличилась в разы.В остальном человечество мало изменилось.
Такие выводы он сделал спустя полгода пребывания в своём новом времени. Первые месяцы после возвращения из темноты он искал возможность вернуться обратно, повернуть время вспять. Пусть не для Земли, пусть только для себя одного. Но его новые друзья, испытывая ничем не обоснованное чувство вины, дали ему понять, что это невозможно. Межтемпоральные перемещения до сих пор были для людей только мечтой, сказкой. Причина его «перелёта» на столь значительный временной промежуток до сих пор оставалась тайной. Именно над её разгадкой он и работал всё это время.
Первые полгода стали для него периодом адаптации в новом для него мире. Биочипируемый лингвобраузер сутки напролёт ненавязчиво вживлял в его сознание и память информацию о всех существующих сейчас среди людей языках, в том числе о вселенском общем. Спустя неделю, когда эти знания были усвоены, чип автоматически перепрограммировался на подачу сведений о быте, обычаях, традициях и прочих важных для повседневной жизни знаний. Затем шли история, политика и мировая литература. Медицина, ботаника, география, космография. Театр, живопись. И так далее, и так далее. Когда дело дошло до физики, он потребовал предоставить ему возможность глубокого изучения: спустя 12 веков его глубочайшие для своего времени познания сейчас не являлись даже базовыми. Два года он вплотную занимался физикой, исследованиями, проведёнными за эти века в области изучения времени и энергетики. Если бы не чип, позволявший запоминать в краткое время невообразимые объёмы информации, он никогда не добился бы результата. Даже столь несовершенного.
Он смотрел на любимую женщину сквозь толстое изобраминовое, подсвеченное катионным потоком стекло. Ловил малейшие изменения в её внешности, и сердце его разрывалось от горя. Она оплакивала его, оплакивала вот уже десять лет. Все его исследования, самые смелые теории, самые рискованные изыскания вкупе с самым современным оборудованием и неограниченным финансированием дали единственный результат: он мог видеть т о т мир, свой мир, мир, где жила его любимая. Но попасть туда он не мог.
Ему довольно скоро дали возможность пользоваться лабораторией Космофизического института. Спустя два года его имя уже гремело по всем близлежащим галактикам. Первейшие учёные нового мира считали за честь работать с ним – и всё потому, что он был одержим одной неотвязной идеей. Для него слава, деньги, почёт, даже уважение коллег и любовь женщин были пустым звуком. Значение имела одна-единственная цель. Как теперь выяснилось, недостижимая.
Он гладил кончиком пальца стекло, обводил любимые черты, прикасался к губам…. Она знать не знала, что откуда-то из далёкого-далёкого будущего её любимый следит за ней сквозь камеру обыкновенного голоскопа….
Ему суждено было ещё много лет прикасаться к стеклу вместо желанного лица. Суждено шептать слова, которые она никогда не услышит. Суждено видеть, как стареет женщина, которую он любил, как одиноко проходит её пустая жизнь. Суждено стать свидетелем её смерти. Суждено до конца своей длинной жизни оплакивать женщину, которую он когда-то любил….
