«Он смотрел на женщину, что когда-то любил», - рефреном звучало у меня в наушниках. Непростой сборник – разные авторы, разные рассказы, все, как один, с грустным концом, и все как один идеально подходили к моему настроению.
Нет, ничего особенного не случилось, просто – осень.
И мой традиционный побег сюда, на дачу.
Кресло-качалка на террасе, свежий запах рассыпанных на веранде яблок, смешивающийся со сладковатым ароматом тлена опавших листьев. Горьковатым дымком веет от старинной чугунной печки. В глубине дома к нему примешивается запах древесной стружки и книг.
Тишина.
Я ставлю плеер на паузу, стягиваю наушники и слушаю тишину.
Где-то там вдалеке остался «город пышный, город бедный», прозрачный и призрачный, продуваемый всеми ветрами, словно нарочно цепляющий тучи своими шпилями. Прекрасный, неповторимый, гордый, самодостаточный в своей нелюдимости город. Там было так же сыро и холодно, но к тому же ещё и шумно, и дымно, и многолюдно. Красиво и тоскливо. Там были работа и отношения – и то и другое утомительно и давно уже не нужно. Поэтому я здесь.
Лист оторвался с ветки и с неслышным шорохом опасливо лёг на перила террасы. Где-то смеялся ребёнок и заливисто лаяла собака, но эти звуки не нарушали покоя полупустого дачного посёлка.
У соседей за забором отцветают последние астры. С утра куда-то за леса косяком утянулись неопознанные птицы, усугубляя тоску жалобным прощальным курлыканьем.
Немузыкально, но так знакомо поскрипывало дедово кресло-качалка. Осень, сыро, холодно. Но – тёплый клетчатый плед, и толстый – маминой вязки – свитер с рукавами, куда можно спрятать руки до самых пальцев, и керамическая чашка горячего чая с корицей, мёдом и имбирём в руках, и осень можно пережить, и даже получить от этого удовольствие, и даже – в кои-то веки – не мечтать о дальних жарких берегах у бирюзовой воды…
Я грею пальцы о толстые стенки чашки, отхлёбываю будоражащий напиток, прикрываю глаза. Легко отталкиваюсь ногой, чуть улыбаюсь скрипучему отклику кресла. Не глядя жму кнопку, поправляю наушники:
- Он смотрел на женщину, что когда-то любил….
Нет, ничего особенного не случилось, просто – осень.
И мой традиционный побег сюда, на дачу.
Кресло-качалка на террасе, свежий запах рассыпанных на веранде яблок, смешивающийся со сладковатым ароматом тлена опавших листьев. Горьковатым дымком веет от старинной чугунной печки. В глубине дома к нему примешивается запах древесной стружки и книг.
Тишина.
Я ставлю плеер на паузу, стягиваю наушники и слушаю тишину.
Где-то там вдалеке остался «город пышный, город бедный», прозрачный и призрачный, продуваемый всеми ветрами, словно нарочно цепляющий тучи своими шпилями. Прекрасный, неповторимый, гордый, самодостаточный в своей нелюдимости город. Там было так же сыро и холодно, но к тому же ещё и шумно, и дымно, и многолюдно. Красиво и тоскливо. Там были работа и отношения – и то и другое утомительно и давно уже не нужно. Поэтому я здесь.
Лист оторвался с ветки и с неслышным шорохом опасливо лёг на перила террасы. Где-то смеялся ребёнок и заливисто лаяла собака, но эти звуки не нарушали покоя полупустого дачного посёлка.
У соседей за забором отцветают последние астры. С утра куда-то за леса косяком утянулись неопознанные птицы, усугубляя тоску жалобным прощальным курлыканьем.
Немузыкально, но так знакомо поскрипывало дедово кресло-качалка. Осень, сыро, холодно. Но – тёплый клетчатый плед, и толстый – маминой вязки – свитер с рукавами, куда можно спрятать руки до самых пальцев, и керамическая чашка горячего чая с корицей, мёдом и имбирём в руках, и осень можно пережить, и даже получить от этого удовольствие, и даже – в кои-то веки – не мечтать о дальних жарких берегах у бирюзовой воды…
Я грею пальцы о толстые стенки чашки, отхлёбываю будоражащий напиток, прикрываю глаза. Легко отталкиваюсь ногой, чуть улыбаюсь скрипучему отклику кресла. Не глядя жму кнопку, поправляю наушники:
- Он смотрел на женщину, что когда-то любил….
