Он смотрел на женщину, что когда-то любил. Любил неистово, всем существом, нуждался в ней каждой клеточкой, боготворил каждый своим вздохом. Вот только ей он был не нужен. Совсем, ни капельки. Раздражал самим фактом своего существования. Бесил своей потребностью в ней, убивал своей любовью. И однажды она ушла от него.
Он долго не мог поверить, что она его оставила. Что могла уйти вот так – без сожаления. Он много лет ещё ждал, что она вернётся, верил, что однажды она поймёт, как он ей нужен. Искал её в каждой встречной женщине. Узнавал в каждом женском лике. Бредил ей, засыпал с её именем на губах, видел её во сне и просыпался в слезах.
Но однажды он понял: она не придёт. И возненавидел её так же сильно, как когда-то любил. Иногда он даже думал: хорошо бы она всё-таки вернулась. Тогда он смог бы её убить.
Но она так и не пришла.
А он стал зверем, волчонком. Волком-отщепенцем. Не признавал законов стаи, дрался за каждый кусок и всегда был настороже. В любой момент был готов вцепиться в глотку. И те, кто был рядом – такие же, как он – очень скоро научились не приближаться, не задирать, не лезть. И даже дружить с ним никто не стремился. Ему никто не был нужен.
Прошло много лет.
И вот он смотрит на женщину, которая когда-то была для него всем, и тщетно ищет в себе отголоски былой ненависти. Впрочем, той всепоглощающей любви в его сердце, кажется, тоже не было. Их место заняла жалость – пронзительная, болезненная жалость, вызванная видом женщины в инвалидном кресле. Водянистые прозрачные глаза, бессмысленный блуждающий взгляд, одутловатое бледное лицо, жидкие, не слишком чистые волосы. Сеточка синеватых сосудов на лице. Приоткрытый влажный рот. Морщинистые, покрытые пигментными пятнами руки, безвольно лежащие на подлокотниках. Растянутая невнятного цвета кофта, криво застёгнутая на отвисшей груди. Шарф, больше похожий на застиранную тряпку. Истончившиеся бесполезные ноги укутаны казённым шерстяным одеялом.….
Медсестра вывезла её на тихую пустынную аллею, освещённую скупым октябрьским солнцем, и деликатно оставила их вдвоём. Он положил руки на рукоятки кресла:
- Ну что, пойдём гулять, мама?
