- Родной, ты не мог бы подать…
- Так, всё, с меня довольно.
- ?!
- Нам надо поговорить.
- Присядь, пожалуйста. Давно надо было тебе сказать, но я всё оттягивал, жалел тебя… В общем, дорогая, мне всё это надоело.
- Господи, о чём ты?..
- Обо всём. О вот этом твоём «подай», «принеси», «помоги», «сделай»! Ну сколько можно?! Надоело!
- Но мы же…
- Не «мы». Ты. Только ты.
- Но бабушка…
- Ну, началось. Бабушка уже одной ногой в могиле, я вообще не понимаю, чего ты с ней носишься. Давно говорил, давай сдадим её в богадельню… О, нет, не вспыхивай, я давно уже всё понял. Предлагал ведь: не хочешь сдавать, давай наймём сиделку. Но нет! Тебе же нужно страдать, геройствовать, жертвовать. Всю жизнь положить на обслуживание немощной старухи. И ладно бы, только свою, но ты ведь и меня в это втягиваешь, вцепилась как клещ…
- Как ты можешь?!
- Могу. Представь себе, могу. Я и так столько лет молчал, слушал тебя, выполнял требования твои дурацкие…
- Я. Никогда. Ничего. От тебя. Не требовала.
- Ой, ну хорошо, не требования, просьбы. Бесконечные, важные, срочные. Ну невозможно же, пойми! Я только и делаю, что ношусь по твоим поручениям, сижу с бабкой, в стотысячный раз слушаю её бред и твои светлые воспоминания о прошлом, помогаю, снова слушаю тебя, а я?! У меня будет когда-нибудь время на себя?
- Но мне казалось, что мы…
- Не «мы». Ты. Только ты.
- То есть, ты несчастен, ты это хочешь сказать?
- Ну… нет… Да. Да! Да, я несчастен. Я, в конце концов, взрослый мужчина, я личность, я глава семьи, наконец! А чувствую себя каким-то… прислужником.
- Ну хорошо, чего ты хочешь?
- Я хочу посидеть, подумать, помечтать…. Пройтись иногда по городу…
- Но мы же ходим с тобой на прогулку каждый день…
- А я хочу один. Куда хочу. Сколько хочу. И не «погулять до аптеки и мясной лавки», а просто ПО-ГУ-ЛЯТЬ, понимаешь? Возможно, встретиться с друзьями…
- Какими друзьями?..
- Вот именно! У меня и друзей-то не осталось, потому что я погряз во всём… вот этом…
- «Вот это» - это, как я понимаю, я?
- Да! Да, ты правильно всё понимаешь! Да, когда-то ты меня спасла, и я тебе благодарен, конечно, ты же стольким пожертвовала, но, будем честными, Герда, ты не молодеешь…
- Смею напомнить, Кай, что мы ровесники!
- Да, но я мужчина, я ещё молод и полон сил, а ты, признай, уже отцвела. Детская влюблённость – это, конечно, прекрасно, но она рано или поздно проходит, а сколько, по-твоему, мужчина может жить с женщиной из благодарности и чувства долга? Ну не надо, не начинай! Слёзы тут ни к чему. Просто прими, пожалуйста, тот факт, что отныне я не имею отношения ко всему… вот этому…
- Ка-а-ай… А я, кажется, поняла… Всё дело в Ней, да? Ты всё ещё рассчитываешь, что вернёшься, и Она тебя примет, не так ли? Боже мой, но ведь Она…
- Прежде всего – прекрасная женщина, великолепная, нестареющая, не забитая бытом, не озабоченная всякими… мелочами. Красивая, властная…
- Богатая…
- Да! И богатая! Не вижу в этом ничего плохого. В конце концов, мне надоело ютиться в этих комнатушках под крышей и перебиваться лишь самым необходимым.
- Но мы ведь тоже так живём – и я, и бабушка.
- Ну и живите, раз вас это устраивает. А я не желаю прозябать, если есть возможность жить в роскоши, с удобством, с женщиной, которая не станет меня подавлять долгом, жалостью, благодарностью... Ну подумай сама, детка, тебе ведь станет проще. Не надо кормить такого великана, как я. Помощь… ну, соседи, наверное, помогут…
- Кай, я понимаю, ты устал, тебе всё надоело. Да и я во многом была не права, не нужно было так тебя нагружать, наверное… Но ты подумай, ведь Она… Она не станет любить тебя как я, не согреет, не приласкает, не…
- Не родит мне ребёнка, ты это хотела сказать? Но ведь, Герда, если я ничего не путаю, и ты мне его не родила, не так ли?
- Это низко, Кай. Да, я не смогла родить, но…
- О, ты опять о Магде… ну прекрати, это пошло. Какая-то молочница с соседней улицы… Я ведь говорил тебе ещё тогда – ничего серьёзного у меня с ней не было и быть не могло. И вообще, неизвестно, может, это ещё и не мой ребёнок!
- Вообще-то, я хотела сказать, что после той «прогулки» босиком по снегу… Хотя, не важно. Кай, мальчик – вылитый ты в детстве. Даже родинка на виске твоя.
- Ох, да ладно. Мало ли… Впрочем, это в любом случае не имеет значения, особенно теперь. Я даже рад, что мы поговорили. Знаешь, как гора с плеч. Надо было раньше решиться. А я всё жалел тебя…
- Уходи, Кай. Уходи.
- Что, и не поцелуешь на прощание? Что ж, как знаешь. Бабушке привет!
…Той зимой стояли небывалые морозы.
Давно таких не было, лет двадцать. Ходили слухи, что много народу померло, замёрзнув прямо на улице, хотя никто этих замёрзших в глаза не видел. Да вот ещё сын молочницы Магды пропал, как и не было. Мальчишки рассказывали, будто его унесла вьюга. Но кто будет слушать мальчишек?
А весной, когда сошёл снег, у стен города нашли труп молодого мужчины с родинкой на виске. Видимо, тоже замёрз, не дойдя всего-то полмили до дома, бедолага.
- Так, всё, с меня довольно.
- ?!
- Нам надо поговорить.
- Присядь, пожалуйста. Давно надо было тебе сказать, но я всё оттягивал, жалел тебя… В общем, дорогая, мне всё это надоело.
- Господи, о чём ты?..
- Обо всём. О вот этом твоём «подай», «принеси», «помоги», «сделай»! Ну сколько можно?! Надоело!
- Но мы же…
- Не «мы». Ты. Только ты.
- Но бабушка…
- Ну, началось. Бабушка уже одной ногой в могиле, я вообще не понимаю, чего ты с ней носишься. Давно говорил, давай сдадим её в богадельню… О, нет, не вспыхивай, я давно уже всё понял. Предлагал ведь: не хочешь сдавать, давай наймём сиделку. Но нет! Тебе же нужно страдать, геройствовать, жертвовать. Всю жизнь положить на обслуживание немощной старухи. И ладно бы, только свою, но ты ведь и меня в это втягиваешь, вцепилась как клещ…
- Как ты можешь?!
- Могу. Представь себе, могу. Я и так столько лет молчал, слушал тебя, выполнял требования твои дурацкие…
- Я. Никогда. Ничего. От тебя. Не требовала.
- Ой, ну хорошо, не требования, просьбы. Бесконечные, важные, срочные. Ну невозможно же, пойми! Я только и делаю, что ношусь по твоим поручениям, сижу с бабкой, в стотысячный раз слушаю её бред и твои светлые воспоминания о прошлом, помогаю, снова слушаю тебя, а я?! У меня будет когда-нибудь время на себя?
- Но мне казалось, что мы…
- Не «мы». Ты. Только ты.
- То есть, ты несчастен, ты это хочешь сказать?
- Ну… нет… Да. Да! Да, я несчастен. Я, в конце концов, взрослый мужчина, я личность, я глава семьи, наконец! А чувствую себя каким-то… прислужником.
- Ну хорошо, чего ты хочешь?
- Я хочу посидеть, подумать, помечтать…. Пройтись иногда по городу…
- Но мы же ходим с тобой на прогулку каждый день…
- А я хочу один. Куда хочу. Сколько хочу. И не «погулять до аптеки и мясной лавки», а просто ПО-ГУ-ЛЯТЬ, понимаешь? Возможно, встретиться с друзьями…
- Какими друзьями?..
- Вот именно! У меня и друзей-то не осталось, потому что я погряз во всём… вот этом…
- «Вот это» - это, как я понимаю, я?
- Да! Да, ты правильно всё понимаешь! Да, когда-то ты меня спасла, и я тебе благодарен, конечно, ты же стольким пожертвовала, но, будем честными, Герда, ты не молодеешь…
- Смею напомнить, Кай, что мы ровесники!
- Да, но я мужчина, я ещё молод и полон сил, а ты, признай, уже отцвела. Детская влюблённость – это, конечно, прекрасно, но она рано или поздно проходит, а сколько, по-твоему, мужчина может жить с женщиной из благодарности и чувства долга? Ну не надо, не начинай! Слёзы тут ни к чему. Просто прими, пожалуйста, тот факт, что отныне я не имею отношения ко всему… вот этому…
- Ка-а-ай… А я, кажется, поняла… Всё дело в Ней, да? Ты всё ещё рассчитываешь, что вернёшься, и Она тебя примет, не так ли? Боже мой, но ведь Она…
- Прежде всего – прекрасная женщина, великолепная, нестареющая, не забитая бытом, не озабоченная всякими… мелочами. Красивая, властная…
- Богатая…
- Да! И богатая! Не вижу в этом ничего плохого. В конце концов, мне надоело ютиться в этих комнатушках под крышей и перебиваться лишь самым необходимым.
- Но мы ведь тоже так живём – и я, и бабушка.
- Ну и живите, раз вас это устраивает. А я не желаю прозябать, если есть возможность жить в роскоши, с удобством, с женщиной, которая не станет меня подавлять долгом, жалостью, благодарностью... Ну подумай сама, детка, тебе ведь станет проще. Не надо кормить такого великана, как я. Помощь… ну, соседи, наверное, помогут…
- Кай, я понимаю, ты устал, тебе всё надоело. Да и я во многом была не права, не нужно было так тебя нагружать, наверное… Но ты подумай, ведь Она… Она не станет любить тебя как я, не согреет, не приласкает, не…
- Не родит мне ребёнка, ты это хотела сказать? Но ведь, Герда, если я ничего не путаю, и ты мне его не родила, не так ли?
- Это низко, Кай. Да, я не смогла родить, но…
- О, ты опять о Магде… ну прекрати, это пошло. Какая-то молочница с соседней улицы… Я ведь говорил тебе ещё тогда – ничего серьёзного у меня с ней не было и быть не могло. И вообще, неизвестно, может, это ещё и не мой ребёнок!
- Вообще-то, я хотела сказать, что после той «прогулки» босиком по снегу… Хотя, не важно. Кай, мальчик – вылитый ты в детстве. Даже родинка на виске твоя.
- Ох, да ладно. Мало ли… Впрочем, это в любом случае не имеет значения, особенно теперь. Я даже рад, что мы поговорили. Знаешь, как гора с плеч. Надо было раньше решиться. А я всё жалел тебя…
- Уходи, Кай. Уходи.
- Что, и не поцелуешь на прощание? Что ж, как знаешь. Бабушке привет!
***
…Той зимой стояли небывалые морозы.
Давно таких не было, лет двадцать. Ходили слухи, что много народу померло, замёрзнув прямо на улице, хотя никто этих замёрзших в глаза не видел. Да вот ещё сын молочницы Магды пропал, как и не было. Мальчишки рассказывали, будто его унесла вьюга. Но кто будет слушать мальчишек?
А весной, когда сошёл снег, у стен города нашли труп молодого мужчины с родинкой на виске. Видимо, тоже замёрз, не дойдя всего-то полмили до дома, бедолага.
