О, сколько нежности! Столько ласки Вивиен не видела, пожалуй, за всю свою жизнь. Медовый месяц с Эдвардом и впрямь оказался медовым – сладким, тягучим, искристым – таким, что хотелось замереть: пусть бы всё это длилось вечно – и эти пальмы, и белый песок на островах, куда он увёз молодую жену сразу после короткой церемонии, куда приглашены были всего четверо: Кит, Джеймс и Дэвид Морсы и Бернард Томпсон – люди, сыгравшие такую важную роль в их судьбе. Хотелось навсегда сохранить это глубокое звёздное небо, и эти ночи, полные горячих и нежных ласк, и утра – тёплые, залитые солнцем утра с их смехом, и ленивым сексом, и поцелуями – о, боже, поцелуями! – ароматом манго и кофе. Удержать этот мир, где они были вдвоём, мир, где были только двое.
Но пришлось возвращаться.
впрочем, пентхауз на Манхеттене для неизбалованной Вивиен был продолжением всё той же сказки.
Конечно, Эдвард помог. Конечно, она окончила колледж и получила лицензию преподавателя младших классов. Работать в Манхеттене Вивиен не хотела – ей всё казалось, что здесь её окружают одни снобы, глядящие свысока, всё мерещились двусмысленные шепотки и насмешливые взгляды, всё терзали опасения, что любой встречный может оказаться её бывшим клиентом – и она каждый день моталась на машине (подаренной, конечно же, Эдвардом!) через мост в Бруклин, к дюжине обожающих её шестилеток.
Эдвард, кстати, помог не только своей возлюбленной. Оказалось, что Кит просто прирождённый дизайнер одежды, и – кто бы мог подумать! – обладает точным модным чутьём и тонким вкусом. Нужные знакомства, немного денег на первое время… а потом Эдвард помог ей выкупить тот самый бутик, где в самом начале их знакомства с Вивиен оскорбили его любимую. Теперь там был небольшой, но очень популярный модный салон, славящийся своими эксклюзивными моделями и эксцентричностью владелицы – и весьма демократичными ценами.
Словом, жизнь текла своим чередом, и все были счастливы. Какое-то время.
Вся в своих новых радостях, новых заботах, новых впечатлениях, Вивиен поначалу не замечала, как изменился Эдвард. Как он постепенно отдалился. Как между ними то и дело возникал странный, непривычный, неприятный холодок…
А он…
Что ж, он первое время чувствовал себя мальчишкой, внезапно поглупевшим, размякшим, но донельзя счастливым. Потом, когда страсти постепенно улеглись, он грелся в тепле искренности Вивиен, её дружелюбия, её по-детски открытого взгляда на мир, восхищался тем, что она сохранила в себе всё это, несмотря на тот образ жизни, который вела до встречи с ним. Но мало-помалу Эдвард стал замечать, что его многое раздражает в жене.
То, что поначалу забавляло - неумение пользоваться приборами, эта неизменная жевачка, эти "словечки" - стали раздражать и вгонять в краску, потому что постоянно напоминали ему о том, КЕМ она была раньше. Да и в постели он почему-то всё чаще ловил себя на мысли – с кем ещё она делала это? С кем ещё вела себя вот так? Кому ещё говорила эти же слова, скольким - десяткам, сотням?!..
И всё чаще он срывался грубость. Не потому, что не любил её – ему казалось, что любит - а потому, что уж очень она не соответствовала тому кругу, в котором он вращался, не походила на тех женщин, с которыми он привык общаться. Да, поначалу это забавляло, казалось чем-то свежим, потом приелось...
Теперь он позволял себе язвительные замечания в её адрес, и, когда однажды Вивьен не выдержала и ответила ему, он взорвался: "А ты... да кто ты такая, чтобы... Шлюха!"
При разводе она осталась ни с чем - у него были умные адвокаты и грамотно составленный брачный договор.
