Каждые 500 лет древние египетские мумии возвращаются к жизни на одну ночь.
- Это нонсенс, мой дорогой профессор. Нонсенс. Так и запишите в своей этой книженции, которую собираетесь издать под эгидой нашей кафедры.
В раздражении декан Мартин постучал по столу колпачком чернильной ручки. Той самой драгоценной «Фаунтейн Пен», которую ему подарили в память о переизбрании на пост главы кафедры Египтологии. Жест декана свидетельствовал о крайнем недовольстве, и если бы профессор Кондраш разбирался в человеческой натуре хотя бы на десятую долю так же хорошо, как в древнеегипетских манускриптах, то предпочел бы мирно ретироваться еще до того, как начнется более детальный и внятный разбор его новой публикации.
- И что вы ещё написали, - продолжал декан, демонстративно наклонившись над раскрытым журналом "Вестник Египтологии". - А, вот! Вы пишете, что в ночь, когда Луна проходит свой цикл двухсотлетнего обращения вокруг Земли и Солнца, ага, - он воздел указательный палец вверх. - Ага! Вот! Ночь двухсотого полнолуния является тем благодатным моментом, когда сохраненные останки древних царей и наиболее почитаемых жрецов служат порталом для возвращения их душ в мир живых. А! Каково?
Тут декан сорвал с носа огромные очки в толстой роговой оправе и отшвырнул их на глянцевые страницы раскрытого журнала. Теперь он смотрел в глаза профессора. Тяжело дыша, словно, только что совершил подъем на самую высокую площадку университетской Обсерватории, он прошептал:
- Этой ереси не место в нашем почтенном заведении, дорогой Кондраш. Либо вы напишете опровержение, либо покинете кафедру. Господин ректор уже извещён об этой возможности. Поверьте, незаменимых людей не бывает. Мы подыщем другого куратора для отделения Древнеегипетской Астрологии.
- Это ваше последнее слово, господин декан? - спокойно поинтересовался Кондраш. - Где мне поставить подпись? Дело в том, что я ухожу. Давно хотел переехать в Египет, и теперь самое время для воплощения мечты.
Не сказав более ни слова, профессор вышел из кабинета, прихватив с собой журнал, как своеобразный трофей. Оставшись наедине со своим возмущением, декан трясущимися от душившего его гнева руками нацепил на нос очки и опустился в кресло. Из дальнего угла просторного кабинета раздался осторожный шорох, похожий на не то на шелест потревоженной ветром листвы, не то на чей-то вздох. Но, погруженный в свои мысли, декан Мартин не обратил на это внимания.
Часы пробили девять вечера, а декан все ещё сидел за своим рабочим столом. Мысли о злополучной статье и о состоявшейся беседе с Кондрашем не отпускали его, вновь и вновь все, сказанное ими друг другу, повторялось в памяти. Прошло ещё некоторое время, о течении которого декан даже не подозревал, и вот золочёные стрелки каминных часов встретились на самом верху, и маленькие серебряные звоночки начали отбивать полночь. Тихий шелест в углу повторился, на этот раз, заставив декана вздрогнуть от неожиданности. Он обернулся к гардеробному шкафу, но ничего не увидел. Однако, шорох повторился.
Живо вскочив из-за стола, декан подошёл к зеркалу и заглянул в него, разглядывая в отражении весь кабинет. Что-то темное, похожее на силуэт высокой фигуры, мелькнуло у него за спиной. Декан Мартин еще пристальнее вгляделся в темноту, отражавшуюся в зеркале, и на этот раз из-за его плеча показалось лицо неизвестного. Это было лицо с провалами вместо глаз и носа.
- Это нонсенс, мой дорогой профессор. Нонсенс. Так и запишите в своей этой книженции, которую собираетесь издать под эгидой нашей кафедры.
В раздражении декан Мартин постучал по столу колпачком чернильной ручки. Той самой драгоценной «Фаунтейн Пен», которую ему подарили в память о переизбрании на пост главы кафедры Египтологии. Жест декана свидетельствовал о крайнем недовольстве, и если бы профессор Кондраш разбирался в человеческой натуре хотя бы на десятую долю так же хорошо, как в древнеегипетских манускриптах, то предпочел бы мирно ретироваться еще до того, как начнется более детальный и внятный разбор его новой публикации.
- И что вы ещё написали, - продолжал декан, демонстративно наклонившись над раскрытым журналом "Вестник Египтологии". - А, вот! Вы пишете, что в ночь, когда Луна проходит свой цикл двухсотлетнего обращения вокруг Земли и Солнца, ага, - он воздел указательный палец вверх. - Ага! Вот! Ночь двухсотого полнолуния является тем благодатным моментом, когда сохраненные останки древних царей и наиболее почитаемых жрецов служат порталом для возвращения их душ в мир живых. А! Каково?
Тут декан сорвал с носа огромные очки в толстой роговой оправе и отшвырнул их на глянцевые страницы раскрытого журнала. Теперь он смотрел в глаза профессора. Тяжело дыша, словно, только что совершил подъем на самую высокую площадку университетской Обсерватории, он прошептал:
- Этой ереси не место в нашем почтенном заведении, дорогой Кондраш. Либо вы напишете опровержение, либо покинете кафедру. Господин ректор уже извещён об этой возможности. Поверьте, незаменимых людей не бывает. Мы подыщем другого куратора для отделения Древнеегипетской Астрологии.
- Это ваше последнее слово, господин декан? - спокойно поинтересовался Кондраш. - Где мне поставить подпись? Дело в том, что я ухожу. Давно хотел переехать в Египет, и теперь самое время для воплощения мечты.
Не сказав более ни слова, профессор вышел из кабинета, прихватив с собой журнал, как своеобразный трофей. Оставшись наедине со своим возмущением, декан трясущимися от душившего его гнева руками нацепил на нос очки и опустился в кресло. Из дальнего угла просторного кабинета раздался осторожный шорох, похожий на не то на шелест потревоженной ветром листвы, не то на чей-то вздох. Но, погруженный в свои мысли, декан Мартин не обратил на это внимания.
Часы пробили девять вечера, а декан все ещё сидел за своим рабочим столом. Мысли о злополучной статье и о состоявшейся беседе с Кондрашем не отпускали его, вновь и вновь все, сказанное ими друг другу, повторялось в памяти. Прошло ещё некоторое время, о течении которого декан даже не подозревал, и вот золочёные стрелки каминных часов встретились на самом верху, и маленькие серебряные звоночки начали отбивать полночь. Тихий шелест в углу повторился, на этот раз, заставив декана вздрогнуть от неожиданности. Он обернулся к гардеробному шкафу, но ничего не увидел. Однако, шорох повторился.
Живо вскочив из-за стола, декан подошёл к зеркалу и заглянул в него, разглядывая в отражении весь кабинет. Что-то темное, похожее на силуэт высокой фигуры, мелькнуло у него за спиной. Декан Мартин еще пристальнее вгляделся в темноту, отражавшуюся в зеркале, и на этот раз из-за его плеча показалось лицо неизвестного. Это было лицо с провалами вместо глаз и носа.
