В тесной, но вместе с тем довольно уютной квартирке, которую я по сходной цене снимал у приятеля, юная гостья объявилась вчера. Единственная родительница Даши, непутевая Валька Гордеева, привезла ее под мой кров поздним вечером: полусонную, оголодавшую и до одури измученную странствием в плацкартном бедламе. Две скиталицы, в недавнем прошлом доводившиеся мне чем-то вроде семьи, пожаловали сюда прямиком из родимого захолустья, где создавались лучшие главы моей биографии. Визиту предшествовал Валькин звонок и краткие, но весьма эмоциональные переговоры. Требовалось срочно приютить Дашку. Ненадолго. До конца июля, максимум до середины августа. Ну да, кобыле уже восемнадцать лет, но оставлять ее в доме одну на такое длительное время не вариант. Почему? Сказано же, восемнадцать лет уже кобыле... Ситуация, само собой, была безвыходной, чему я поверил без лишних расспросов. Других ситуаций в Валькиной жизни просто не могло существовать.
Валю я знал с детства: жил в соседнем подъезде, проказничал в одном дворе, учился в параллельном классе. А на первом курсе института имел с нею скоротечный роман. Наш роман завершился спустя полторы недели, по взаимному согласию, и на долгие годы сменился прежней, не омрачаемой страстями дружбой. Временами, в периоды затянувшейся засухи в отношениях, Валентина сугубо по-товарищески проводила в моей постели несколько утешительных ночей.
Вальке не исполнилось и девятнадцати, когда на свет появилась Даша. Отца новорожденной, некоего Тимофея, записного красавца и военного летчика, к тому времени уже и близко не видали в нашей глубинке. С родителями Валька разругалась вчистую и на первые поры перебралась ко мне, на правах домашнего питомца. Позже, года через два, раздобыла жилье и поселилась на западной окраине города, что вплотную примыкала к текстильному комбинату. Здесь она и трудилась всю дальнейшую жизнь в должности старшего экспедитора.
Даша выросла на моих глазах. Частенько она неделями обитала в моей квартире, покуда Валька колесила по командировкам или проводила отпуск на морском побережье в компании с очередным увлечением. Последний раз мы пересекались с Дашей три года назад. Было это на исходе августа, вскоре после того, как в погоне за длинным рублем я окончательно перебрался в столицу. Валю в тот раз я видел лишь мельком. Она вручила мне свое детище на выходе из аэропорта, а сама укатила за границу, в европейское турне на пару с уже немолодым, но перспективным кавалером. Обратно в свой городок Даша возвращалась сама. Под занавес школьных каникул я посадил ее на поезд, поцеловал на прощание в огненную маковку, помахал вслепую в запыленное окошко купе и больше мы с нею не встречались.
Вчера, отворяя дверь своей берлоги, я ожидал встретить девочку, пусть и повзрослевшую, но хотя бы отчасти похожую на ту худосочную, стриженную под одуванчик пигалицу, с которой мы некогда расстались на перроне Казанского вокзала. Этим и объяснялось мое легкое замешательство, когда в неверном свете лестничной площадки я обнаружил перед собой стоящую на пороге парочку и не сразу различил, кто из них мать, а кто дочь. То же миниатюрное сложение, те же пламенные гривы до плеч, те же кукольные, подмазанные на один манер лица. И те же глаза цвета весенней листвы, распахнутые мне навстречу. Даже ростом они почти сравнялись друг с другом, так что, неуклюже обнимая их в прихожей, я одинаково ткнулся носом в две рыжих макушки и вдохнул сладковатый запах одних и тех же духов...
Всю ночь измотанная в дороге Даша без задних ног продрыхла на раскладушке, проснулась в десятом часу и первую половину воскресного дня всячески дичилась, шарахаясь по углам тесной хрущевки и отчужденно зыркая в мою сторону из-под насупленных бровей. Похоже, за минувшие годы она успела крепко меня подзабыть и теперь заново привыкала к присутствию дюжего, плохо выбритого мужика в ее персональной вселенной. Впрочем, продлилось это не долго. Несколько фирменных шуток, памятных нам обоим, вкупе с двумя-тремя воспоминаниями о проведенных вместе деньках с легкостью воскресили нашу былую близость. Напряжение рассеялось. Все недомолвки и церемонии были отброшены прочь. Еще не сели обедать, а в моей постоялице уже окончательно проснулась прежняя Дашка по прозвищу «энерджайзер»: деятельная, говорливая, бойкая на язык, питающая интерес ко всему на свете, кроме разве что учебников, а также обо всем на свете имеющая собственное мнение.
Вместе с тем, рядом с этой знаменательной персоной, известной мне до последней веснушки, в девочке очень скоро обнаружилась и совершенно новая личность. Даша заметно созрела умом и безусловно прибавила в рассудительности, что позволяло нам держаться практически на равной ноге. Однако зрелость коснулась не только ума, но также и всей природы девочки. Она, что называется, расцвела и, судя по всему, переживала сейчас довольно сложный период. Недавние метаморфозы, щедро наделившие ее пусть и не блестящей, но весьма миловидной внешностью, откровенно вдохновляли Дашу и, я бы даже сказал, до некоторой степени опьяняли ее. Сознание собственной привлекательности, к чему опытная Валька, без сомнения, приложила свою материнскую руку, кружило ее юную головку и будоражило кровь. Вот только применения этому дару девочка пока не находила...
* * *
Я нажал на «паузу» и насторожил слух. Назойливый шелест душа, доносившийся из ванной и проникавший в мою каморку через полутемный коридорчик прихожей, внезапно смолк и сменился непродолжительным затишьем. Щелкнула задвижка, отворилась и с треском захлопнулась дверь, клацнул выключатель, послышались торопливые шаги. Даша вихрем влетела в комнату, на ходу оправляя и одергивая натянутую впопыхах футболку. Шлепая босыми ногами по паркету и оставляя за собой мокрые следы, девочка рванула прямиком в спальный угол и ухарски затормозила у изножья кровати, едва не поскользнувшись напоследок.
– Ну? Что я пропустила? – ревниво осведомилась она, с огромным подозрением постреливая широченными зелеными глазами то на пульт, зажатый в моей ладони, то на холеную женскую руку с бокалом «Космополитена», застывшую на экране телевизора.
Выцветшая синяя футболка, позаимствованная из недр моего холостяцкого гардероба, доходила Даше до самых колен и местами приставала к влажному, наскоро вытертому телу. На спине, возле лопаток, и в районе символически очерченного бюста проступали темные сырые пятна. Ни влага, ни расческа так, похоже, и не коснулись ее девственной шевелюры: копна рыжих, слегка вьющихся волос лишь спуталась пуще прежнего и покрылась сверху частой россыпью капель. Зато в уголке рта моей подопечной отчетливо виднелись остатки зубной пасты, свидетельствовавшие о добросовестности вечернего туалета…
Я устроился поудобнее, прислонившись к деревянной спинке кровати и подтянув к животу сползшее покрывало.
– Ты вроде как душ собиралась принять, – заметил я с прохладцей, одаривая девочку красноречивым взглядом и с особенным значением задерживая его на всклокоченных вихрах. – Освежиться перед сном и тому подобное… Что опять случилось? Полотенце не нашла? Горячую воду отключили?
– Так я уже! – поспешно отчиталась Даша, расставив руки и крутанувшись вокруг своей оси, что, по-видимому, должно было служить веским свидетельством этого заявления.
– Уже, значит? Потрясающе… И пяти минут не прошло. Ты успела помыться за пять минут?
– Ну да… А чего там мыться-то?
– Ох, Дашка… Ради кого я простыни свежие стелил, спрашивается? Я-то думал, барышня на них будет спать… А знаешь, кого я сейчас перед собой вижу?
– Ну, и кого? – девочка сурово насупилась.
– Поросенка. Чумазого поросенка. Такому только в луже и место.
– Да помылась я, помылась, господи! – недовольно запротестовала Даша. – Вот пристал… В душе сполоснулась, зубы почистила… Чего еще? Пятки пемзой надраить?
– А голова?
– А голова и так в порядке. Я утром купалась, помнишь? После аварии с раскладушкой...
Я помнил.
– Ноги? – я опустил глаза на босые стопы, нетерпеливо переминавшиеся на полу. Несколько широкие для своего кукольного размера, они были покрыты прихотливым загаром, повторяющим ажурный узор Дашиных сандалий. На маленьких плоских ногтях сохранялись следы алого, не до конца облупившегося лака. Левую щиколотку окружал дешевый, некогда позолоченный браслетик.
– Нормальные ноги, чего ты? – в подтверждение этому правая ступня была немедленно водружена на край кровати и раздраженно пошевелила пальцами. На голени имелся свежий синяк. Чуть повыше лодыжки – старая царапина. В остальном нога, определенно, не заслуживала критики. От нее явственно пахло мужским гелем для душа и лишь совсем немного – стоптанной обувью.
– Причинные места?
– Чего? – Даша в недоумении задрала пушистые брови, затем протестующе фыркнула. – Фу! Дурак! Зачем такое спрашивать?
– На предмет гигиены, – наставительно произнес я. – Причинные места девочкам следует содержать в чистоте. Мамы рядом нет, воспитывать некому. Кто еще тебе об этом напомнит?
– Фу! – повторила Даша уже вполне благодушно, но продолжая морщить маленький, аккуратно вылепленный носик с редкими веснушками по краям. – Тоже мне воспитатель нашелся… Все у меня там в ажуре, не переживай…
Она тихонько хмыкнула какой-то мимолетной мысли, порхнувшей в ее голове.
– Что ж, вещественных доказательств не требую. Можешь располагаться, – я приглашающе похлопал ладонью по левой половине кровати.
Даша мельком покосилась на отведенное ей место и сосредоточенно нахмурила лоб под рыжей челкой.
– Опаньки… Небезынтересное развитие событий… Я так понимаю, Ленский, ты со мной под одним одеялом спать нацелился? Вдвоем? – она предъявила мне два пальца, указательный и средний, после чего изобразила ими «ножницы», постучав один о другой. – Я правильно ухватила сюжет?
– Скорее, под покрывалом… – уточнил я для проформы.
– Без разницы.
– Это все, что у нас осталось, подруга. – я с сожалением развел руками. – Твой пододеяльник я постирал. Утром одна недотепа опрокинула на него с пол литра газировки… Он сейчас на балконе висит: сыроват еще, но за ночь высохнет…
Пододеяльник мне удалось спасти, а вот старенькую раскладушку, на которой Даша провела прошлую ночь, пришлось с почестями похоронить на свалке. Сегодня утром юная хозяйка крайне удачно грянулась на нее вместе с огромным металлическим подносом, где был со вкусом сервирован завтрак на две персоны.
– Вот же засада какая… – девочка с сомнением заозиралась вокруг, одновременно почесывая комариный укус возле ключицы. – И что? Вообще больше нечем укрыться?
– Абсолютно… Ни одной подходящей тряпки во всем хозяйстве. Даже скатерти – и той нет… А в чем проблема, зайчонок? Волнуешься по поводу нашего соседства?
– Ой, можно подумать! – мое вполне резонное предположение почему-то задело Дашу. Она с независимым видом уселась на кровать и решительно подцепила край покрывала. – Мне-то что, у меня нервы крепкие. Ты за собой приглядывай лучше… как бы тебя самого мое соседство не взволновало…
– И что с тобой не так, уважаемая соседка? – осведомился я, посмеиваясь ее молодому самомнению. – Брыкаешься? Храпишь? Разбалтываешь во сне сердечные тайны?
– А дело не во мне… – серьезным тоном заметила девочка, значительно взглянув мне в глаза, но не стала продолжать дискуссию. – Ладно, проехали. Остается один вопрос… ты там как, в цензурном виде угнездился? Не голый, надеюсь?
– Дашка! – я с неудовольствием покачал головой. – Старшим хамить не обязательно… Спать в смокинге я себе позволить не могу, но на трусы все еще зарабатываю…
– А я и не хамлю, – невозмутимо возразила девочка, хмурясь на вентилятор, расточающий из дальнего угла комнаты вялые струйки воздуха. – Просто я бы ничуть не удивилась… Жарища хуже, чем в бане. Сама бы голышом улеглась, если бы не некоторые…
– Ничего не имею против, – я пожал плечами, демонстрируя свое полное безразличие. – Ложись как тебе нравится, мне до лампочки.
– Ага, разбежалась… – Даша саркастически хмыкнула. – Знаем мы ваши лампочки, в школе еще проходили… Короче, неохота мне укрываться. Я пока так, ладно?
Девочка вскочила на свою половину кровати, привстала на колени, натянув отставленным задом нижнюю часть футболки, и завозилась с подушкой, устраивая себе удобную опору для сидения. Матрас под нами задрожал. Со стороны Даши вновь отчетливо пахнуло гелем для душа вперемешку с мятной зубной пастой. Я молча следил за ее манипуляциями, впервые отметив, какие у моей постоялицы удивительно розовые пятки…
Даша улеглась наконец поверх покрывала, с наслаждением вытянула ноги, растопырив врозь босые ступни, и машинально одернула футболку, край которой успел взобраться довольно высоко по худеньким загорелым бедрам. Заложив руки за голову, так что футболка опять предательски поползла в гору, Даша зажмурилась и протяжно зевнула. Зубы у нее были на загляденье: ровные, белоснежные, без малейшего изъяна. Они влажно блеснули в свете торшера. Сладко выгнулся, подрагивая от напряжения, маленький острый язычок.
– Шикарно расселась, – оценил я со знанием дела. – А по какому поводу? Ты спать сюда пришла или яйца высиживать?
Даша живо распахнула глаза:
– Да куда спать-то? Половина десятого… Я «сова» по природе, забыл? Меня раньше двенадцати укладывать бесполезно. Даже силой... Можешь у мамы спросить.
– Хорошо, в таком случае силу мы прибережем на утро, когда будить тебя придется, – шутливо пригрозил я. – Но в случае чего, предупреждаю: у меня ее побольше будет, чем у твоей мамы. Так что особенно бунтовать не советую…
Девочка с интересом повернула голову и, вперив в меня свои ведьмины очи, некоторое время откровенно изучала мою телесную стать. Весь день я проходил в просторной шведке, служившей мне домашним одеянием, и теперь впервые предстал перед ней с открытым торсом, которым в мои без малого сорок лет не грех было и погордиться.
– Качаешься, да? – с уважением спросила Даша, завершив доскональный осмотр. – Молоток! Плечища вон какие заимел… не то, что в прежние времена… А я ведь сразу просекла, что ты железками увлекся, – она деловито протянула ко мне руку. – И банки у тебя что надо. Можно потрогать?
– Конечно, малыш! Не стесняйся, – я согнул левое предплечье и картинно напружинил бицепс.
И девочка не постеснялась. Она склонилась в мою сторону, задев плечо растрепанными волосами, но не коснулась меня одним пальчиком, как поступали иные дамы, а с неожиданной цепкостью охватила затвердевшую мышцу всей ладонью и стиснула что есть силы, как бы испытывая на прочность.
– Брутально! – похвалила она, отнимая руку, и с одобрительной миной продемонстрировала мне большой палец. – А грудными мускулами можешь подвигать? Как Дуэйн Джонсон?
– Смутно помню, кто это, – парировал я. – И соревноваться с ним не собираюсь. Нашла себе развлечение… Может, еще ушами пошевелить? Мы не в цирке, малыш, клоунов здесь не показывают…
– Ну и пожалуйста, – с легкостью уступила Даша, как видно, не больно-то огорчившись. – Какие мы гордые, однако… А с прессом у тебя как, бодибилдер? Кубики на пузе имеются? Дашь поглядеть?
Она азартно указала на покрывало, которым все это время я с целомудренным усердием драпировал свой живот. И ведь только что не облизнулась при этом, нахальная девица…
Валю я знал с детства: жил в соседнем подъезде, проказничал в одном дворе, учился в параллельном классе. А на первом курсе института имел с нею скоротечный роман. Наш роман завершился спустя полторы недели, по взаимному согласию, и на долгие годы сменился прежней, не омрачаемой страстями дружбой. Временами, в периоды затянувшейся засухи в отношениях, Валентина сугубо по-товарищески проводила в моей постели несколько утешительных ночей.
Вальке не исполнилось и девятнадцати, когда на свет появилась Даша. Отца новорожденной, некоего Тимофея, записного красавца и военного летчика, к тому времени уже и близко не видали в нашей глубинке. С родителями Валька разругалась вчистую и на первые поры перебралась ко мне, на правах домашнего питомца. Позже, года через два, раздобыла жилье и поселилась на западной окраине города, что вплотную примыкала к текстильному комбинату. Здесь она и трудилась всю дальнейшую жизнь в должности старшего экспедитора.
Даша выросла на моих глазах. Частенько она неделями обитала в моей квартире, покуда Валька колесила по командировкам или проводила отпуск на морском побережье в компании с очередным увлечением. Последний раз мы пересекались с Дашей три года назад. Было это на исходе августа, вскоре после того, как в погоне за длинным рублем я окончательно перебрался в столицу. Валю в тот раз я видел лишь мельком. Она вручила мне свое детище на выходе из аэропорта, а сама укатила за границу, в европейское турне на пару с уже немолодым, но перспективным кавалером. Обратно в свой городок Даша возвращалась сама. Под занавес школьных каникул я посадил ее на поезд, поцеловал на прощание в огненную маковку, помахал вслепую в запыленное окошко купе и больше мы с нею не встречались.
Вчера, отворяя дверь своей берлоги, я ожидал встретить девочку, пусть и повзрослевшую, но хотя бы отчасти похожую на ту худосочную, стриженную под одуванчик пигалицу, с которой мы некогда расстались на перроне Казанского вокзала. Этим и объяснялось мое легкое замешательство, когда в неверном свете лестничной площадки я обнаружил перед собой стоящую на пороге парочку и не сразу различил, кто из них мать, а кто дочь. То же миниатюрное сложение, те же пламенные гривы до плеч, те же кукольные, подмазанные на один манер лица. И те же глаза цвета весенней листвы, распахнутые мне навстречу. Даже ростом они почти сравнялись друг с другом, так что, неуклюже обнимая их в прихожей, я одинаково ткнулся носом в две рыжих макушки и вдохнул сладковатый запах одних и тех же духов...
Всю ночь измотанная в дороге Даша без задних ног продрыхла на раскладушке, проснулась в десятом часу и первую половину воскресного дня всячески дичилась, шарахаясь по углам тесной хрущевки и отчужденно зыркая в мою сторону из-под насупленных бровей. Похоже, за минувшие годы она успела крепко меня подзабыть и теперь заново привыкала к присутствию дюжего, плохо выбритого мужика в ее персональной вселенной. Впрочем, продлилось это не долго. Несколько фирменных шуток, памятных нам обоим, вкупе с двумя-тремя воспоминаниями о проведенных вместе деньках с легкостью воскресили нашу былую близость. Напряжение рассеялось. Все недомолвки и церемонии были отброшены прочь. Еще не сели обедать, а в моей постоялице уже окончательно проснулась прежняя Дашка по прозвищу «энерджайзер»: деятельная, говорливая, бойкая на язык, питающая интерес ко всему на свете, кроме разве что учебников, а также обо всем на свете имеющая собственное мнение.
Вместе с тем, рядом с этой знаменательной персоной, известной мне до последней веснушки, в девочке очень скоро обнаружилась и совершенно новая личность. Даша заметно созрела умом и безусловно прибавила в рассудительности, что позволяло нам держаться практически на равной ноге. Однако зрелость коснулась не только ума, но также и всей природы девочки. Она, что называется, расцвела и, судя по всему, переживала сейчас довольно сложный период. Недавние метаморфозы, щедро наделившие ее пусть и не блестящей, но весьма миловидной внешностью, откровенно вдохновляли Дашу и, я бы даже сказал, до некоторой степени опьяняли ее. Сознание собственной привлекательности, к чему опытная Валька, без сомнения, приложила свою материнскую руку, кружило ее юную головку и будоражило кровь. Вот только применения этому дару девочка пока не находила...
* * *
Я нажал на «паузу» и насторожил слух. Назойливый шелест душа, доносившийся из ванной и проникавший в мою каморку через полутемный коридорчик прихожей, внезапно смолк и сменился непродолжительным затишьем. Щелкнула задвижка, отворилась и с треском захлопнулась дверь, клацнул выключатель, послышались торопливые шаги. Даша вихрем влетела в комнату, на ходу оправляя и одергивая натянутую впопыхах футболку. Шлепая босыми ногами по паркету и оставляя за собой мокрые следы, девочка рванула прямиком в спальный угол и ухарски затормозила у изножья кровати, едва не поскользнувшись напоследок.
– Ну? Что я пропустила? – ревниво осведомилась она, с огромным подозрением постреливая широченными зелеными глазами то на пульт, зажатый в моей ладони, то на холеную женскую руку с бокалом «Космополитена», застывшую на экране телевизора.
Выцветшая синяя футболка, позаимствованная из недр моего холостяцкого гардероба, доходила Даше до самых колен и местами приставала к влажному, наскоро вытертому телу. На спине, возле лопаток, и в районе символически очерченного бюста проступали темные сырые пятна. Ни влага, ни расческа так, похоже, и не коснулись ее девственной шевелюры: копна рыжих, слегка вьющихся волос лишь спуталась пуще прежнего и покрылась сверху частой россыпью капель. Зато в уголке рта моей подопечной отчетливо виднелись остатки зубной пасты, свидетельствовавшие о добросовестности вечернего туалета…
Я устроился поудобнее, прислонившись к деревянной спинке кровати и подтянув к животу сползшее покрывало.
– Ты вроде как душ собиралась принять, – заметил я с прохладцей, одаривая девочку красноречивым взглядом и с особенным значением задерживая его на всклокоченных вихрах. – Освежиться перед сном и тому подобное… Что опять случилось? Полотенце не нашла? Горячую воду отключили?
– Так я уже! – поспешно отчиталась Даша, расставив руки и крутанувшись вокруг своей оси, что, по-видимому, должно было служить веским свидетельством этого заявления.
– Уже, значит? Потрясающе… И пяти минут не прошло. Ты успела помыться за пять минут?
– Ну да… А чего там мыться-то?
– Ох, Дашка… Ради кого я простыни свежие стелил, спрашивается? Я-то думал, барышня на них будет спать… А знаешь, кого я сейчас перед собой вижу?
– Ну, и кого? – девочка сурово насупилась.
– Поросенка. Чумазого поросенка. Такому только в луже и место.
– Да помылась я, помылась, господи! – недовольно запротестовала Даша. – Вот пристал… В душе сполоснулась, зубы почистила… Чего еще? Пятки пемзой надраить?
– А голова?
– А голова и так в порядке. Я утром купалась, помнишь? После аварии с раскладушкой...
Я помнил.
– Ноги? – я опустил глаза на босые стопы, нетерпеливо переминавшиеся на полу. Несколько широкие для своего кукольного размера, они были покрыты прихотливым загаром, повторяющим ажурный узор Дашиных сандалий. На маленьких плоских ногтях сохранялись следы алого, не до конца облупившегося лака. Левую щиколотку окружал дешевый, некогда позолоченный браслетик.
– Нормальные ноги, чего ты? – в подтверждение этому правая ступня была немедленно водружена на край кровати и раздраженно пошевелила пальцами. На голени имелся свежий синяк. Чуть повыше лодыжки – старая царапина. В остальном нога, определенно, не заслуживала критики. От нее явственно пахло мужским гелем для душа и лишь совсем немного – стоптанной обувью.
– Причинные места?
– Чего? – Даша в недоумении задрала пушистые брови, затем протестующе фыркнула. – Фу! Дурак! Зачем такое спрашивать?
– На предмет гигиены, – наставительно произнес я. – Причинные места девочкам следует содержать в чистоте. Мамы рядом нет, воспитывать некому. Кто еще тебе об этом напомнит?
– Фу! – повторила Даша уже вполне благодушно, но продолжая морщить маленький, аккуратно вылепленный носик с редкими веснушками по краям. – Тоже мне воспитатель нашелся… Все у меня там в ажуре, не переживай…
Она тихонько хмыкнула какой-то мимолетной мысли, порхнувшей в ее голове.
– Что ж, вещественных доказательств не требую. Можешь располагаться, – я приглашающе похлопал ладонью по левой половине кровати.
Даша мельком покосилась на отведенное ей место и сосредоточенно нахмурила лоб под рыжей челкой.
– Опаньки… Небезынтересное развитие событий… Я так понимаю, Ленский, ты со мной под одним одеялом спать нацелился? Вдвоем? – она предъявила мне два пальца, указательный и средний, после чего изобразила ими «ножницы», постучав один о другой. – Я правильно ухватила сюжет?
– Скорее, под покрывалом… – уточнил я для проформы.
– Без разницы.
– Это все, что у нас осталось, подруга. – я с сожалением развел руками. – Твой пододеяльник я постирал. Утром одна недотепа опрокинула на него с пол литра газировки… Он сейчас на балконе висит: сыроват еще, но за ночь высохнет…
Пододеяльник мне удалось спасти, а вот старенькую раскладушку, на которой Даша провела прошлую ночь, пришлось с почестями похоронить на свалке. Сегодня утром юная хозяйка крайне удачно грянулась на нее вместе с огромным металлическим подносом, где был со вкусом сервирован завтрак на две персоны.
– Вот же засада какая… – девочка с сомнением заозиралась вокруг, одновременно почесывая комариный укус возле ключицы. – И что? Вообще больше нечем укрыться?
– Абсолютно… Ни одной подходящей тряпки во всем хозяйстве. Даже скатерти – и той нет… А в чем проблема, зайчонок? Волнуешься по поводу нашего соседства?
– Ой, можно подумать! – мое вполне резонное предположение почему-то задело Дашу. Она с независимым видом уселась на кровать и решительно подцепила край покрывала. – Мне-то что, у меня нервы крепкие. Ты за собой приглядывай лучше… как бы тебя самого мое соседство не взволновало…
– И что с тобой не так, уважаемая соседка? – осведомился я, посмеиваясь ее молодому самомнению. – Брыкаешься? Храпишь? Разбалтываешь во сне сердечные тайны?
– А дело не во мне… – серьезным тоном заметила девочка, значительно взглянув мне в глаза, но не стала продолжать дискуссию. – Ладно, проехали. Остается один вопрос… ты там как, в цензурном виде угнездился? Не голый, надеюсь?
– Дашка! – я с неудовольствием покачал головой. – Старшим хамить не обязательно… Спать в смокинге я себе позволить не могу, но на трусы все еще зарабатываю…
– А я и не хамлю, – невозмутимо возразила девочка, хмурясь на вентилятор, расточающий из дальнего угла комнаты вялые струйки воздуха. – Просто я бы ничуть не удивилась… Жарища хуже, чем в бане. Сама бы голышом улеглась, если бы не некоторые…
– Ничего не имею против, – я пожал плечами, демонстрируя свое полное безразличие. – Ложись как тебе нравится, мне до лампочки.
– Ага, разбежалась… – Даша саркастически хмыкнула. – Знаем мы ваши лампочки, в школе еще проходили… Короче, неохота мне укрываться. Я пока так, ладно?
Девочка вскочила на свою половину кровати, привстала на колени, натянув отставленным задом нижнюю часть футболки, и завозилась с подушкой, устраивая себе удобную опору для сидения. Матрас под нами задрожал. Со стороны Даши вновь отчетливо пахнуло гелем для душа вперемешку с мятной зубной пастой. Я молча следил за ее манипуляциями, впервые отметив, какие у моей постоялицы удивительно розовые пятки…
Даша улеглась наконец поверх покрывала, с наслаждением вытянула ноги, растопырив врозь босые ступни, и машинально одернула футболку, край которой успел взобраться довольно высоко по худеньким загорелым бедрам. Заложив руки за голову, так что футболка опять предательски поползла в гору, Даша зажмурилась и протяжно зевнула. Зубы у нее были на загляденье: ровные, белоснежные, без малейшего изъяна. Они влажно блеснули в свете торшера. Сладко выгнулся, подрагивая от напряжения, маленький острый язычок.
– Шикарно расселась, – оценил я со знанием дела. – А по какому поводу? Ты спать сюда пришла или яйца высиживать?
Даша живо распахнула глаза:
– Да куда спать-то? Половина десятого… Я «сова» по природе, забыл? Меня раньше двенадцати укладывать бесполезно. Даже силой... Можешь у мамы спросить.
– Хорошо, в таком случае силу мы прибережем на утро, когда будить тебя придется, – шутливо пригрозил я. – Но в случае чего, предупреждаю: у меня ее побольше будет, чем у твоей мамы. Так что особенно бунтовать не советую…
Девочка с интересом повернула голову и, вперив в меня свои ведьмины очи, некоторое время откровенно изучала мою телесную стать. Весь день я проходил в просторной шведке, служившей мне домашним одеянием, и теперь впервые предстал перед ней с открытым торсом, которым в мои без малого сорок лет не грех было и погордиться.
– Качаешься, да? – с уважением спросила Даша, завершив доскональный осмотр. – Молоток! Плечища вон какие заимел… не то, что в прежние времена… А я ведь сразу просекла, что ты железками увлекся, – она деловито протянула ко мне руку. – И банки у тебя что надо. Можно потрогать?
– Конечно, малыш! Не стесняйся, – я согнул левое предплечье и картинно напружинил бицепс.
И девочка не постеснялась. Она склонилась в мою сторону, задев плечо растрепанными волосами, но не коснулась меня одним пальчиком, как поступали иные дамы, а с неожиданной цепкостью охватила затвердевшую мышцу всей ладонью и стиснула что есть силы, как бы испытывая на прочность.
– Брутально! – похвалила она, отнимая руку, и с одобрительной миной продемонстрировала мне большой палец. – А грудными мускулами можешь подвигать? Как Дуэйн Джонсон?
– Смутно помню, кто это, – парировал я. – И соревноваться с ним не собираюсь. Нашла себе развлечение… Может, еще ушами пошевелить? Мы не в цирке, малыш, клоунов здесь не показывают…
– Ну и пожалуйста, – с легкостью уступила Даша, как видно, не больно-то огорчившись. – Какие мы гордые, однако… А с прессом у тебя как, бодибилдер? Кубики на пузе имеются? Дашь поглядеть?
Она азартно указала на покрывало, которым все это время я с целомудренным усердием драпировал свой живот. И ведь только что не облизнулась при этом, нахальная девица…
