Я никогда не стремилась работать уборщицей в больнице, всегда хотела стать медсестрой, но у жизни на этот счет были другие планы. Короче, я так и не закончила колледж. Теперь мою пол в ночную смену, наблюдая, как другие воплощают мои мечты. Но не все так плохо, мне здесь нравится. Виды. Звуки. Я ловлю себя на мысли, что грежу наяву, представляю себя в белом халате, ставящей капельницы. Я всегда чувствовала, что должна быть здесь, даже простой уборщицей, как будто это место моего предназначения.
Ночью в больнице довольно тихо по сравнению с обычной суетой дневной смены, только необходимый персонал бродит по коридорам. «Необходимый» — это слово заставляет меня смеяться. У меня нет никаких иллюзий относительно моей роли в этом месте. Я знаю, что моя работа важна, но не сомневаюсь, что меня заменили бы в мгновение ока, если бы это вдруг стало кому-то нужно. Не требуется быть гением, чтобы вынести мусор, но это моя работа, и я выполняю ее прилежно. Когда ухожу домой, белый фарфор туалетов блестит под ярким флуоресцентным светом. Все мусорные баки пусты и готовы к заполнению на следующий день. В коридорах пахнет свежим чистящим раствором с лимонным ароматом. Это моя визитная карточка, и я делаю так, чтобы люди это замечали. Это усердие принесло мне признание медсестер, которые всегда хвалят меня за труд.
Я знаю по имени каждого, кто работает в больнице, приветствую каждого с улыбкой и спрашиваю о смене, семье и проблемах. Это касается и новых сотрудников. Я тепло приветствую их и вежливо представляюсь. Так поступила и с новой женщиной, которую раньше никогда не видела.
Я убиралась в женской раздевалке, когда услышала, как сзади хлопнула дверца шкафчика. Обернувшись, увидела женщину, надевающую халат. Она стояла ко мне спиной. Когда я поздоровалась с ней, ее спина напряглась, и по позвоночнику пробежала волна. Я извинилась, что напугала ее, и ожидала, что мы вместе посмеемся над этим. Но женщина оставалась неподвижной, только пальцы ее рук странно двигались, как будто царапали воздух. Я решила, что она рассердилась, поэтому извинилась и призналась, что не ожидала кого-то увидеть здесь. Она повернула голову, и я мельком увидела ее профиль, лица я не узнала. Она выглядела молодой, лет двадцати пяти, но между бровями было несколько морщин. Очевидно, она была зла, эта первобытная жажда крови отчетливо читалась в ее глазах. Удивленная ее яростью, я отступила на шаг назад. Женщина повернулась ко мне всем корпусом и улыбнулась. Я моргнула от неожиданности и протянула ей руку.
— О, привет, ты новенькая? — сказала я, ожидая ее сердечного рукопожатия.
Но вместо того, чтобы сразу поздороваться, она на секунду задумалась, а потом погладила мою ладонь. Ее пальцы медленно обхватили мою руку, а потом сжали, немного сильнее, чем нужно.
— Новенькая? — спросила она со странной интонацией, словно подбирала нужное слово, а затем снова улыбнулась, но теперь ее улыбка походила на звериный оскал.
Я попыталась отдернуть руку, но она не отпускала.
— Новенькая? Да я здесь раньше работала. Давным-давно.
Она ослабила хватку, и я выдернула свою руку. Следы от ее пальцев на моей коже наливались красным. Мне было не по себе от ее непонятного поведения, и я осторожно отступила еще на несколько шагов. Чтобы снять напряжение, спросила первое, что пришло на ум:
— Ты здесь работала? В самом деле?
Мой вопрос прозвучал с хихиканьем, я всегда смеюсь, когда нервничаю. Женщина скривила губы.
— Давным-давно.
Ее ответ тоже сопровождался смехом, и он был похож на дразнящую имитацию моего собственного. Потом перерос в безумный гогот, но через секунду оборвался. Наши глаза встретились в этом странном поединке. Было что-то жуткое в ее взгляде, и я отошла еще на шаг.
— Ну, приятно было познакомиться.
Она ничего не ответила и вышла из раздевалки. Из коридора снова раздался ее хохот. Необъяснимое чувство страха наполнило мое сердце. Я посмотрела на свои руки — они дрожали.
У меня возникло предчувствие надвигающейся гибели, как будто должно произойти что-то плохое. Как будто взгляд этой женщины каким-то образом пометил меня. Как будто она все еще наблюдала за мной.
Я осторожно выглянула из раздевалки. На пересечении коридоров стояла та самая медсестра и смотрела на меня, нахмурившись. Мое сердце затрепетало от страха. Она прищурилась, ее губы зашевелились, но слов я не услышала. А потом она резко повернулась и скрылась в левом коридоре.
В следующий раз я столкнулась с ней примерно через две недели. За это время попыталась о ней разузнать. Ходила по отделениям со шваброй в руках и спрашивала о новых сотрудниках. Но все отвечали, что новых давно не принимали, потому что штат укомплектован. Некоторые интересовались, кого я ищу, и я им описывала ту медсестру. И люди даже говорили, что, вроде, встречали похожую, но лично с ней не знакомы. Тогда я решила, что женщина работает в дневную смену, и в раздевалке мы встретились случайно.
Но однажды, когда я убиралась в коридорах педиатрического отделения интенсивной терапии, краем глаза заметила, что кто-то стоит у двери, ведущей в детскую. Женщина в халате медсестры рыдала. Ее дыхание вырывалось рывками. Казалось, она с трудом сдерживала эмоции. Я присмотрелась к ней и замерла на месте, потому что это была она. Женщина медленно перевела свой взгляд на меня.
И тут мне стало не по себе. Она изменилась. За эти две недели каким-то образом сильно постарела и выглядела болезненной. Правая сторона ее лица обвисла, как после инсульта, а левая рука была страшно худой. Когда наши глаза встретились, она приоткрыла рот, словно что-то хотела сказать, и я увидела ее гнилые десны с черными и желтыми зубами. Вонь от нее чувствовалась даже на таком расстоянии. Я прижала ладонь к своему рту, изо всех сил борясь с рвотным рефлексом.
Женщина подняла здоровую руку и указала на детскую. Там находились новорожденные, и один из них заплакал. Тогда я подошла к двери и заглянула внутрь. Детская была пуста, лишь один ребенок находился в специальном инкубаторе. Трубки торчали из его носа, иглы были воткнуты в вены на ножках, его грудь поднималась и опускалась. Судя по синей шапочке, это был мальчик, крошечный младенец, явно недоношенный. Я не понимала, как он может так громко кричать. Обернулась, чтобы спросить у этой странной медсестры, нужно ли вызвать дежурного врача, но она исчезла. Только что она находилась в нескольких метрах от меня, как вдруг пропала. Я заглянула во все коридоры — никого. И тут она появилась в детской. Не знаю, как она туда попала, ведь дверь не открывалась, могу поклясться.
Она быстро приблизилась к инкубатору, подняла крышку, отсоединила от ребенка иглы и трубки и взяла его на руки. Младенец заорал еще громче. Я находилась в ступоре, а когда пришла в себя, плачь уже раздавался из конца коридора. Побежала туда, молясь, чтобы не опоздать. Я бежала быстро, но она каким-то образом перемещалась еще быстрее. Проскочила через двойные двери отделения неотложной помощи и на моих глазах кинула младенца в мусорное ведро.
Я влетела туда через несколько секунд и сразу кинулась к мусорке, надеясь услышать слабый всхлип или стон. Но не было ничего, только хруст пластиковых оберток и легкий треск пустых алюминиевых банок. Секретарь неотложки подошла ко мне и спросила, все ли в порядке. Я яростно крикнула:
— Где ребенок? Где этот чертов ребенок?
Она посмотрела на меня в замешательстве.
¬— Какой ребенок?
У меня не было времени объяснять, поэтому я продолжала выкидывать на пол мусор из бака. Я вывернула весь мусорный контейнер, но ребенка не было. Вокруг стала собираться толпа персонала и пациентов. Кто-то стал снимать меня на телефон. Кто-то попросил вызвать охрану. Я лихорадочно рассматривала мусорный бак, не понимая, куда мог исчезнуть младенец.
И тут на самом дне увидела окровавленное полотенце. В него и был завернут ребенок. Он едва дышал. Персонал неотложки схватил малыша и побежал с ним в реанимацию, а я села рядом с баком прямо на кучу мусора и заплакала.
Не знаю, сколько так просидела. Чья-то рука коснулась моего плеча, вернув меня в реальность. Я подняла глаза и увидела директора больницы, он просил меня следовать за ним.
Мы вошли в комнату охраны. Директор сказал сотруднику:
— Покажи ей.
Охранник включил запись камеры из зала ожидания отделения неотложной помощи, увеличил масштаб и снизил скорость прокрутки. Я посмотрела на директора, а он лишь кивнул на экран. Вот открывается дверь и входит молодая девушка, лет 18-19. Она оглядывается по сторонам. В руках держит что-то, завернутое в знакомое полотенце. Садится на стул, ближайший к мусорному баку. Видно, что она смотрит на сверток и плачет. Потом снова оглядывается по сторонам, встает, опускает сверток в бак и выходит из помещения. А через полторы минуты я вбегаю в зал и сразу начинаю вытаскивать мусор из бака. Вот секретарь подходит сзади ко мне и спрашивает, все ли в порядке. Потом я слышу свой голос: «Где ребенок? Где этот чертов ребенок?»
Директор внимательно посмотрел на меня и тихо спросил:
— Откуда вы знали?
Охранник ничего не спрашивал. Две пары глаз сверлили меня и ждали ответа. Я просто пожала плечами.
— Не знаю. Знала, и все.
Они переглянулись, как будто стали свидетелями чуда.
— Ну, я хочу, чтобы вы знали, что вы герой, — сказал директор. — И ваши коллеги вами восхищаются.
Он открыл дверь, и по коридору прокатилась волна аплодисментов. Там стояли медсестры, врачи, регистраторы и все, кто знал эту новость. Я была потрясена, увидев такое зрелище. Аплодисменты были неистовыми, но одна пара рук ударила друг о друга громче остальных. Я узнала медсестру с перекошенным лицом, она стояла в самом конце, и никто не обращал на нее внимания. Потом она как будто растворилась в воздухе. Пара секунд, и ее нет, и я до сих пор думаю, а не привиделась ли она мне?
Ночью в больнице довольно тихо по сравнению с обычной суетой дневной смены, только необходимый персонал бродит по коридорам. «Необходимый» — это слово заставляет меня смеяться. У меня нет никаких иллюзий относительно моей роли в этом месте. Я знаю, что моя работа важна, но не сомневаюсь, что меня заменили бы в мгновение ока, если бы это вдруг стало кому-то нужно. Не требуется быть гением, чтобы вынести мусор, но это моя работа, и я выполняю ее прилежно. Когда ухожу домой, белый фарфор туалетов блестит под ярким флуоресцентным светом. Все мусорные баки пусты и готовы к заполнению на следующий день. В коридорах пахнет свежим чистящим раствором с лимонным ароматом. Это моя визитная карточка, и я делаю так, чтобы люди это замечали. Это усердие принесло мне признание медсестер, которые всегда хвалят меня за труд.
Я знаю по имени каждого, кто работает в больнице, приветствую каждого с улыбкой и спрашиваю о смене, семье и проблемах. Это касается и новых сотрудников. Я тепло приветствую их и вежливо представляюсь. Так поступила и с новой женщиной, которую раньше никогда не видела.
Я убиралась в женской раздевалке, когда услышала, как сзади хлопнула дверца шкафчика. Обернувшись, увидела женщину, надевающую халат. Она стояла ко мне спиной. Когда я поздоровалась с ней, ее спина напряглась, и по позвоночнику пробежала волна. Я извинилась, что напугала ее, и ожидала, что мы вместе посмеемся над этим. Но женщина оставалась неподвижной, только пальцы ее рук странно двигались, как будто царапали воздух. Я решила, что она рассердилась, поэтому извинилась и призналась, что не ожидала кого-то увидеть здесь. Она повернула голову, и я мельком увидела ее профиль, лица я не узнала. Она выглядела молодой, лет двадцати пяти, но между бровями было несколько морщин. Очевидно, она была зла, эта первобытная жажда крови отчетливо читалась в ее глазах. Удивленная ее яростью, я отступила на шаг назад. Женщина повернулась ко мне всем корпусом и улыбнулась. Я моргнула от неожиданности и протянула ей руку.
— О, привет, ты новенькая? — сказала я, ожидая ее сердечного рукопожатия.
Но вместо того, чтобы сразу поздороваться, она на секунду задумалась, а потом погладила мою ладонь. Ее пальцы медленно обхватили мою руку, а потом сжали, немного сильнее, чем нужно.
— Новенькая? — спросила она со странной интонацией, словно подбирала нужное слово, а затем снова улыбнулась, но теперь ее улыбка походила на звериный оскал.
Я попыталась отдернуть руку, но она не отпускала.
— Новенькая? Да я здесь раньше работала. Давным-давно.
Она ослабила хватку, и я выдернула свою руку. Следы от ее пальцев на моей коже наливались красным. Мне было не по себе от ее непонятного поведения, и я осторожно отступила еще на несколько шагов. Чтобы снять напряжение, спросила первое, что пришло на ум:
— Ты здесь работала? В самом деле?
Мой вопрос прозвучал с хихиканьем, я всегда смеюсь, когда нервничаю. Женщина скривила губы.
— Давным-давно.
Ее ответ тоже сопровождался смехом, и он был похож на дразнящую имитацию моего собственного. Потом перерос в безумный гогот, но через секунду оборвался. Наши глаза встретились в этом странном поединке. Было что-то жуткое в ее взгляде, и я отошла еще на шаг.
— Ну, приятно было познакомиться.
Она ничего не ответила и вышла из раздевалки. Из коридора снова раздался ее хохот. Необъяснимое чувство страха наполнило мое сердце. Я посмотрела на свои руки — они дрожали.
У меня возникло предчувствие надвигающейся гибели, как будто должно произойти что-то плохое. Как будто взгляд этой женщины каким-то образом пометил меня. Как будто она все еще наблюдала за мной.
Я осторожно выглянула из раздевалки. На пересечении коридоров стояла та самая медсестра и смотрела на меня, нахмурившись. Мое сердце затрепетало от страха. Она прищурилась, ее губы зашевелились, но слов я не услышала. А потом она резко повернулась и скрылась в левом коридоре.
В следующий раз я столкнулась с ней примерно через две недели. За это время попыталась о ней разузнать. Ходила по отделениям со шваброй в руках и спрашивала о новых сотрудниках. Но все отвечали, что новых давно не принимали, потому что штат укомплектован. Некоторые интересовались, кого я ищу, и я им описывала ту медсестру. И люди даже говорили, что, вроде, встречали похожую, но лично с ней не знакомы. Тогда я решила, что женщина работает в дневную смену, и в раздевалке мы встретились случайно.
Но однажды, когда я убиралась в коридорах педиатрического отделения интенсивной терапии, краем глаза заметила, что кто-то стоит у двери, ведущей в детскую. Женщина в халате медсестры рыдала. Ее дыхание вырывалось рывками. Казалось, она с трудом сдерживала эмоции. Я присмотрелась к ней и замерла на месте, потому что это была она. Женщина медленно перевела свой взгляд на меня.
И тут мне стало не по себе. Она изменилась. За эти две недели каким-то образом сильно постарела и выглядела болезненной. Правая сторона ее лица обвисла, как после инсульта, а левая рука была страшно худой. Когда наши глаза встретились, она приоткрыла рот, словно что-то хотела сказать, и я увидела ее гнилые десны с черными и желтыми зубами. Вонь от нее чувствовалась даже на таком расстоянии. Я прижала ладонь к своему рту, изо всех сил борясь с рвотным рефлексом.
Женщина подняла здоровую руку и указала на детскую. Там находились новорожденные, и один из них заплакал. Тогда я подошла к двери и заглянула внутрь. Детская была пуста, лишь один ребенок находился в специальном инкубаторе. Трубки торчали из его носа, иглы были воткнуты в вены на ножках, его грудь поднималась и опускалась. Судя по синей шапочке, это был мальчик, крошечный младенец, явно недоношенный. Я не понимала, как он может так громко кричать. Обернулась, чтобы спросить у этой странной медсестры, нужно ли вызвать дежурного врача, но она исчезла. Только что она находилась в нескольких метрах от меня, как вдруг пропала. Я заглянула во все коридоры — никого. И тут она появилась в детской. Не знаю, как она туда попала, ведь дверь не открывалась, могу поклясться.
Она быстро приблизилась к инкубатору, подняла крышку, отсоединила от ребенка иглы и трубки и взяла его на руки. Младенец заорал еще громче. Я находилась в ступоре, а когда пришла в себя, плачь уже раздавался из конца коридора. Побежала туда, молясь, чтобы не опоздать. Я бежала быстро, но она каким-то образом перемещалась еще быстрее. Проскочила через двойные двери отделения неотложной помощи и на моих глазах кинула младенца в мусорное ведро.
Я влетела туда через несколько секунд и сразу кинулась к мусорке, надеясь услышать слабый всхлип или стон. Но не было ничего, только хруст пластиковых оберток и легкий треск пустых алюминиевых банок. Секретарь неотложки подошла ко мне и спросила, все ли в порядке. Я яростно крикнула:
— Где ребенок? Где этот чертов ребенок?
Она посмотрела на меня в замешательстве.
¬— Какой ребенок?
У меня не было времени объяснять, поэтому я продолжала выкидывать на пол мусор из бака. Я вывернула весь мусорный контейнер, но ребенка не было. Вокруг стала собираться толпа персонала и пациентов. Кто-то стал снимать меня на телефон. Кто-то попросил вызвать охрану. Я лихорадочно рассматривала мусорный бак, не понимая, куда мог исчезнуть младенец.
И тут на самом дне увидела окровавленное полотенце. В него и был завернут ребенок. Он едва дышал. Персонал неотложки схватил малыша и побежал с ним в реанимацию, а я села рядом с баком прямо на кучу мусора и заплакала.
Не знаю, сколько так просидела. Чья-то рука коснулась моего плеча, вернув меня в реальность. Я подняла глаза и увидела директора больницы, он просил меня следовать за ним.
Мы вошли в комнату охраны. Директор сказал сотруднику:
— Покажи ей.
Охранник включил запись камеры из зала ожидания отделения неотложной помощи, увеличил масштаб и снизил скорость прокрутки. Я посмотрела на директора, а он лишь кивнул на экран. Вот открывается дверь и входит молодая девушка, лет 18-19. Она оглядывается по сторонам. В руках держит что-то, завернутое в знакомое полотенце. Садится на стул, ближайший к мусорному баку. Видно, что она смотрит на сверток и плачет. Потом снова оглядывается по сторонам, встает, опускает сверток в бак и выходит из помещения. А через полторы минуты я вбегаю в зал и сразу начинаю вытаскивать мусор из бака. Вот секретарь подходит сзади ко мне и спрашивает, все ли в порядке. Потом я слышу свой голос: «Где ребенок? Где этот чертов ребенок?»
Директор внимательно посмотрел на меня и тихо спросил:
— Откуда вы знали?
Охранник ничего не спрашивал. Две пары глаз сверлили меня и ждали ответа. Я просто пожала плечами.
— Не знаю. Знала, и все.
Они переглянулись, как будто стали свидетелями чуда.
— Ну, я хочу, чтобы вы знали, что вы герой, — сказал директор. — И ваши коллеги вами восхищаются.
Он открыл дверь, и по коридору прокатилась волна аплодисментов. Там стояли медсестры, врачи, регистраторы и все, кто знал эту новость. Я была потрясена, увидев такое зрелище. Аплодисменты были неистовыми, но одна пара рук ударила друг о друга громче остальных. Я узнала медсестру с перекошенным лицом, она стояла в самом конце, и никто не обращал на нее внимания. Потом она как будто растворилась в воздухе. Пара секунд, и ее нет, и я до сих пор думаю, а не привиделась ли она мне?
