В 12 лет я получил охотничью лицензию. Я происхожу из семьи потомственных профессиональных охотников, и в этом деле особенно хорош мой отец. Еще до того, как я постиг азы этого ремесла, я любил ходить с отцом на оленьи стоянки. Я был от этого в восторге, и ждал, казалось, целую вечность, когда отец начнет делиться со мной своими знаниями и опытом.
Это был первый день выходных, и мы с отцом встали около 3:30. Позавтракали, оделись и отправились на стоянку. В то утро было очень темно, ветрено и холодно. Отец шел впереди, а я отчаянно пытался не отставать. До стоянки было около 2 миль, и пока дошли, я был весь измотан. Наблюдательная площадка находилась на высоком дереве, и нам пришлось подниматься туда по лестнице. Там находилось небольшое помещение, но достаточно просторное для двух человек. С трех сторон по пояс стены, над головой крыша, по охотничьим меркам это роскошно.
Мы подготовились и стали ждать. Ждали, ждали, а потом услышали это. Должно быть, в тот момент оно было еще далеко, но от одного звука мое двенадцатилетнее сердце ушло в пятки. Было такое ощущение, словно какая-то женщина кричала от мучительной боли, и ее вопли эхом разносились по всему лесу. Я, конечно, не подал виду, что испугался, мне хотелось выглядеть крутым в глазах отца. Но он видел меня насквозь, поэтому обнял за плечо и сказал:
— Все в порядке, не бойся, это всего лишь рысь. Они кричат женскими голосами, когда злятся. Чертовски жутко, но нас это не должно беспокоить.
Я кивнул в ответ и расслабился, ведь папа опытный охотник, он все это знает.
Прошло несколько минут, и все казалось нормальным, стали слышны звуки просыпающихся птиц. В этот момент небо было уже не таким черным, скорее, темно-фиолетовым, и скоро должно было подняться солнце. Как только я полностью успокоился, мы услышали это снова, на этот раз ближе. Источник звука двигался не прямо на нас, но точно в нашу сторону. Звук был таким неожиданным и громким, что даже отец подпрыгнул. Звук по-прежнему напоминал женский крик, но не совсем естественный. Я посмотрел на отца, а он посмотрел на меня и сказал:
— Наверное, рысь на что-то охотится, как и мы, верно?
Он все еще пытаясь убедить меня, что это рысь, но даже в 12 лет я знал, что это не так.
Мы снова сели и стали ждать, но тишина была напряженной. Оглядываясь назад, могу утверждать, что отец в тот момент был так же напуган. Прошло около получаса, и рассвело достаточно, чтобы разглядеть фигуры и очертания, но не их детали. Я был весь на нервах, от каждого звука дрожь пробегала по моей спине. Мы снова услышали крик, но теперь казалось, что он раздается со всех сторон. Это было громко и пронзительно, аж уши закладывало. И звук был совершенно неестественным для зверя. Что бы это ни было, оно находилось где-то совсем рядом с нами.
Я попытался спрятаться и встал за спиной отца, поскольку от страха слезы навернулись на глазах, и в этот момент он поднялся и вскинул винтовку. Через оптический прицел стал осматривать деревья вокруг нас. Отец медленно начал сканировать местность слева направо. Я сказал, что хочу уйти, но он игнорировал меня и продолжал искать. Он продолжал поворачиваться, и в какой-то момент застыл. Я услышал резкий выдох, и впервые увидел отца по-настоящему напуганным. Хотел спросить, что он увидел, но боялся, что кто-то там меня услышит. Я видел, как отец снял винтовку с предохранителя, его руки отчетливо дрожали. Потом его палец стал медленно двигать спусковой крючок.
Перед самым выстрелом в том направлении, куда целился отец, раздался треск ветвей, и что-то упало вниз.
— Папа, что это? Что там? — прокричал я сквозь слезы.
Отец не ответил на мой вопрос, снова вскинул винтовку и стал смотреть через прицел, куда только что выстрелил. Его дыхание было сбивчивым, он тихо бормотал ругательства. Потом опустил винтовку и повесил ее на плечо. Посмотрел на меня, пытаясь сохранять спокойствие, чтобы не напугать меня еще больше, но я видел его насквозь. Он положил руки мне на плечи и сказал:
— Сначала я спущусь вниз и осмотрюсь. Потом спустишься ты, и мы пойдем домой.
Он пытался казаться спокойным, но я видел, как ужас пробивался сквозь его слова.
— Папа, я не хочу туда идти, — сказал я и заплакал.
— Эй, все будет хорошо, обещаю. Просто следуй за мной, и скоро мы будем дома.
— Хорошо, — ответил я, еще всхлипывая.
Он кивнул и начал спускаться вниз. Добравшись до земли, он вскинул винтовку на плечо и снова через прицел осмотрел линию деревьев, задержавшись на том месте, куда стрелял. Потом опустил винтовку и махнул мне рукой. Я спустился вниз так быстро, как мог. Как только я спрыгнул с последней ступеньки, он подхватил меня на руки и побежал. Он бежал со мной на руках все две мили до дома, и ни разу не остановился. Дома он первым делом запер дверь.
Мы стояли лицом друг к другу, и я сквозь слезы спросила:
— Папа, что там было?
Он посмотрел на меня, его лицо все еще было бледным. Он ничего не ответил, вместо этого подошел ко мне, упал на колени и обнял меня.
Прошло 9 лет, а он так толком ничего и не объяснил. Какое-то время люди шутили, смеялись над ним и говорили, что у него галлюцинации, или что тьма играет с ним злые шутки, но потом все поняли, что лучше просто не поднимать этот вопрос. Мама беспокоится за него и очень переживает, что он увидит это во сне.
Что бы это ни было, тогда был последний раз, когда кто-то из нашей семьи ходил на охоту.
Это был первый день выходных, и мы с отцом встали около 3:30. Позавтракали, оделись и отправились на стоянку. В то утро было очень темно, ветрено и холодно. Отец шел впереди, а я отчаянно пытался не отставать. До стоянки было около 2 миль, и пока дошли, я был весь измотан. Наблюдательная площадка находилась на высоком дереве, и нам пришлось подниматься туда по лестнице. Там находилось небольшое помещение, но достаточно просторное для двух человек. С трех сторон по пояс стены, над головой крыша, по охотничьим меркам это роскошно.
Мы подготовились и стали ждать. Ждали, ждали, а потом услышали это. Должно быть, в тот момент оно было еще далеко, но от одного звука мое двенадцатилетнее сердце ушло в пятки. Было такое ощущение, словно какая-то женщина кричала от мучительной боли, и ее вопли эхом разносились по всему лесу. Я, конечно, не подал виду, что испугался, мне хотелось выглядеть крутым в глазах отца. Но он видел меня насквозь, поэтому обнял за плечо и сказал:
— Все в порядке, не бойся, это всего лишь рысь. Они кричат женскими голосами, когда злятся. Чертовски жутко, но нас это не должно беспокоить.
Я кивнул в ответ и расслабился, ведь папа опытный охотник, он все это знает.
Прошло несколько минут, и все казалось нормальным, стали слышны звуки просыпающихся птиц. В этот момент небо было уже не таким черным, скорее, темно-фиолетовым, и скоро должно было подняться солнце. Как только я полностью успокоился, мы услышали это снова, на этот раз ближе. Источник звука двигался не прямо на нас, но точно в нашу сторону. Звук был таким неожиданным и громким, что даже отец подпрыгнул. Звук по-прежнему напоминал женский крик, но не совсем естественный. Я посмотрел на отца, а он посмотрел на меня и сказал:
— Наверное, рысь на что-то охотится, как и мы, верно?
Он все еще пытаясь убедить меня, что это рысь, но даже в 12 лет я знал, что это не так.
Мы снова сели и стали ждать, но тишина была напряженной. Оглядываясь назад, могу утверждать, что отец в тот момент был так же напуган. Прошло около получаса, и рассвело достаточно, чтобы разглядеть фигуры и очертания, но не их детали. Я был весь на нервах, от каждого звука дрожь пробегала по моей спине. Мы снова услышали крик, но теперь казалось, что он раздается со всех сторон. Это было громко и пронзительно, аж уши закладывало. И звук был совершенно неестественным для зверя. Что бы это ни было, оно находилось где-то совсем рядом с нами.
Я попытался спрятаться и встал за спиной отца, поскольку от страха слезы навернулись на глазах, и в этот момент он поднялся и вскинул винтовку. Через оптический прицел стал осматривать деревья вокруг нас. Отец медленно начал сканировать местность слева направо. Я сказал, что хочу уйти, но он игнорировал меня и продолжал искать. Он продолжал поворачиваться, и в какой-то момент застыл. Я услышал резкий выдох, и впервые увидел отца по-настоящему напуганным. Хотел спросить, что он увидел, но боялся, что кто-то там меня услышит. Я видел, как отец снял винтовку с предохранителя, его руки отчетливо дрожали. Потом его палец стал медленно двигать спусковой крючок.
Перед самым выстрелом в том направлении, куда целился отец, раздался треск ветвей, и что-то упало вниз.
— Папа, что это? Что там? — прокричал я сквозь слезы.
Отец не ответил на мой вопрос, снова вскинул винтовку и стал смотреть через прицел, куда только что выстрелил. Его дыхание было сбивчивым, он тихо бормотал ругательства. Потом опустил винтовку и повесил ее на плечо. Посмотрел на меня, пытаясь сохранять спокойствие, чтобы не напугать меня еще больше, но я видел его насквозь. Он положил руки мне на плечи и сказал:
— Сначала я спущусь вниз и осмотрюсь. Потом спустишься ты, и мы пойдем домой.
Он пытался казаться спокойным, но я видел, как ужас пробивался сквозь его слова.
— Папа, я не хочу туда идти, — сказал я и заплакал.
— Эй, все будет хорошо, обещаю. Просто следуй за мной, и скоро мы будем дома.
— Хорошо, — ответил я, еще всхлипывая.
Он кивнул и начал спускаться вниз. Добравшись до земли, он вскинул винтовку на плечо и снова через прицел осмотрел линию деревьев, задержавшись на том месте, куда стрелял. Потом опустил винтовку и махнул мне рукой. Я спустился вниз так быстро, как мог. Как только я спрыгнул с последней ступеньки, он подхватил меня на руки и побежал. Он бежал со мной на руках все две мили до дома, и ни разу не остановился. Дома он первым делом запер дверь.
Мы стояли лицом друг к другу, и я сквозь слезы спросила:
— Папа, что там было?
Он посмотрел на меня, его лицо все еще было бледным. Он ничего не ответил, вместо этого подошел ко мне, упал на колени и обнял меня.
Прошло 9 лет, а он так толком ничего и не объяснил. Какое-то время люди шутили, смеялись над ним и говорили, что у него галлюцинации, или что тьма играет с ним злые шутки, но потом все поняли, что лучше просто не поднимать этот вопрос. Мама беспокоится за него и очень переживает, что он увидит это во сне.
Что бы это ни было, тогда был последний раз, когда кто-то из нашей семьи ходил на охоту.
