Мне всегда казалось, что это весело. Мы жили в автофургоне и постоянно перемещались по стране, словно находились в бесконечном отпуске! Одну неделю проводили в Лос-Анджелесе, на следующую неделю отправлялись в Солт-Лейк-Сити, потом куда-нибудь еще. Мы с сестрой были детьми и особо не задумывались, почему у нас нет постоянного дома. Мы знали только одно, что родились в Портленде, и еще долго будем вести кочевую жизнь.
Я понимал, что мы особенная семья, но даже не подозревал, насколько особенная. Наши родители долго не могли завести детей и почти потеряли надежду. Вот почему мы с сестрой-близняшкой были для них маленьким чудом. Это раздражало из-за чрезмерной опеки, но мы представляли, что значим для своих родителей.
Мою сестру зовут Амелия, и мы с ней довольно близки, насколько это вообще возможно для братьев и сестер. Мы друг у друга единственные друзья-приятели, поскольку в школу не ходим, а обучаемся дистанционно. Наша семья всю жизнь держится изолированно. Мы никогда не разбивали лагерь в оживленных местах, где есть магазины с мороженым и бассейны, а всегда забирались по бездорожью поглубже в лес.
Впервые я лично осознал, что с нашей семьей что-то не так, как раз перед нашим седьмым днем рождения, когда мы остановились в местечке Камлупс, что в Британской Колумбии. Родители не разрешали нам отходить от кемпера, но мы с сестрой были озорными шестилетками, а перед нами простирался огромный неизведанный лес. Так что вы ожидали от нас? Мы дождались, пока родители уснут, и выскользнули из фургона через окно. С собой взяли только фонарь, чтобы освещать дорогу.
Мы шли по лесу и вдруг увидели впереди странное свечение с какими-то отблесками. А потом перед нами появилась женщина с небольшим факелом в руке. Но она не была похожа на живого человека. Волосы на голове спутаны, а в некоторых местах вовсе отсутствовали, кожа синяя, словно сгнившая, зубы желтые. На ней был грязный больничный халат. Я не знал, где находится ближайшая больница, но очевидно, что очень далеко.
Мы с Амелией застыли от страха, а это существо протянуло к нам свою костлявую руку. Потом произнесло что-то неразборчивое, но этого оказалось достаточно, чтобы вывести меня из оцепенения, и я помчался прочь, держа за руку Амелию.
Каким-то чудом мы не заблудились и добежали до нашего фургона. Забрались внутрь через окно, стараясь не разбудить родителей. Мы были слишком потрясены, чтобы уснуть. Сидели на своих кроватях и думали, что делать. Решили, что ничего не скажем родителям, потому что сомневались, что они поверят.
Но то, что произошло потом, напугало нас еще сильнее. Мы открыли дверь фургона и увидели, что костер погас, а импровизированный стол, на котором с вечера оставалось несколько банок консервированной фасоли, разломан. В принципе, иногда случалось, что ночью приходили животные и разоряли наш лагерь, но то, что я увидел, не мог сделать ни один зверь. На нашем прицепе кто-то написал угольками: «Вы не сможете бегать вечно».
Утром мама готовила завтрак, пока папа наводил порядок. Мы поели и отправились в путь, ехали без остановки несколько часов. Всю дорогу родители о чем-то шептались. Хотел бы я знать, о чем.
Мама и папа заметили, что мы чем-то потрясены, и решили устроить нам праздник. Вечером мы пошли на ужин в ресторан. Не знаю, почему эта дерьмовая закусочная именовалась рестораном, но все равно мы с сестрой были на седьмом небе от счастья. Кружка рутбира и жирный чизбургер — о чем еще может мечтать шестилетний ребенок. В ресторане никого не было, мы ужинали одни, но когда минут через двадцать зашел какой-то старый дальнобойщик, родители сказали, что надо срочно уходить. Я не понял, почему, и сильно расстроился.
В фургоне Амелия спросила, почему мы постоянно переезжаем с места на место. Мама посмотрела на нее и вздохнула.
— Я полагаю, вы уже достаточно взрослые, чтобы об этом знать. Просто мы с отцом боимся вас потерять. Помните, что случилось, когда вам было четыре года?
Если честно, то я не помнил, и даже близко не понимал, о чем говорит мама, но Амелия сказала, что помнит.
Мы тогда были в Бивертоне, недалеко от Портленда. Гуляли с Амелией по полю, и к нам подошел человек в камуфляже и высоких ботинках. Он наклонился к нам и что-то спросил. Амелия сказала ему, что нам не разрешают разговаривать с незнакомцами.
— Я Зак. И я не чужой. Как вас зовут?
— Я тоже Зак, а это моя сестра Амелия. Нам четыре года, и наш день рождения 26 июля 2002 года, — ответил я.
После этого незнакомец перестал улыбаться, схватил нас за руки и куда-то потащил.
— Мы пойдем туда, где весело, — говорил он.
Мама расплакалась от воспоминаний и сказала сквозь слезы:
— Если бы мы с отцом не увидели все это, мы бы, наверное, не увидели бы вас больше никогда.
— Я выстрелил этому сукину сыну в ногу. Надеюсь, ему было приятно ползти обратно в свой гребаный дом, — добавил отец, а мы с Амелией переглянулись.
— Ладно, папочка. Я пойду спать, — сказала она, перелезая через меня, чтобы добраться до своей койки.
В ту ночь мы остановились где-то в глубине Британской Колумбии или в Альберте. Я выглянул в маленькое пластиковое окошко фургона и увидел ее, эту чертову женщину. Она смотрела на меня и протягивала длинную костлявую руку. Я долго пытался заснуть, но так и не смог, зная, что она там.
Это продолжалось еще какое-то время. Где бы мы ни останавливались, ночью всегда появлялась она. И в Вашингтоне, и в Неваде, и в Монтане.
Мы с Амелией больше не уходили далеко от фургона, и дело даже не в страхе перед этой женщиной. Мы становились старше и постепенно теряли интерес к исследованию окрестностей, хотя, признаюсь, тот случай в Камлупсе здорово повлиял на нашу детскую психику. Меня удивляло, что эта безумная леди не оставляет попыток достать нас. Иногда мы мельком видели ее на шоссе, когда проезжали мимо. Иногда она появлялась прямо там, где мы разбивали лагерь. В те редкие случаи, когда мы заезжали в магазины, чтобы купить припасы и еду, я мог бы поклясться, что мельком видел ее в толпе. Всякий раз, когда она была рядом, я слышал ее невнятное бормотание. Постепенно она перестала меня пугать. Не совсем, но гораздо меньше.
Все обрело смысл за день до нашего с Амелией четырнадцатилетия. Мама и папа отправились за подарками и дали нам двоим редкую пару часов свободы. Мы в этот раз не были вдали от цивилизации, но до ближайшего жилья все же не меньше часа ходьбы.
Нам не было страшно. Мы долго жили в лесу и знали, что если не трогать лес, то и он не потревожит тебя. Я читал книгу, а Амелия рылась в кладовке в поисках еды. И вдруг она закричала:
— Зак, иди скорее сюда, посмотри!
Я не понимал, что она такое могла найти. Мы жили в этом фургоне почти 14 лет, я знал его, как свои пять пальцев. Но как же я ошибался. Из-под водительского сиденья Амелия достала коробку. Она была маленькой и немного сплющенной. Сестра открыла ее. Внутри лежали бумаги.
— Брось, Амелия, это какие-то документы для работы, — сказал я, но выражение замешательства и ужаса на лице сестры заставило меня усомниться в своих словах.
Это действительно были документы, но не для работы. Это были свидетельства о нашем рождении. Но в них были указаны другие имена родителей. Отца, как и меня, звали Зак, а мать Эмили.
— Может быть, нас усыновили? — предположил я.
Но Амелия покачала головой и протянула мне дрожащей рукой следующий лист. К нему были приклеены газетные вырезки.
МЛАДЕНЦЫ ПРОПАЛИ ИЗ БОЛЬНИЦЫ ПОРТЛЕНДА - 27 ИЮЛЯ 2002 ГОДА. БЛИЗНЕЦЫ, ЗАКАРИ КРИСТОФЕР КЛАРК-МЛАДШИЙ И АМЕЛИЯ ЭМИЛИ КЛАРК. ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ВСЕМ, У КОГО ЕСТЬ ИНФОРМАЦИЯ, НЕМЕДЛЕННО СООБЩИТЕ В ПОЛИЦИЮ.
Кларк? Кристофер? Это были не наши имена. Наша фамилия Браун. И наши родители, конечно же, не Закари и Эмили. Их звали Дженни и Кевин. У меня сразу возникло предчувствие, что дальше будет хуже, и я оказался прав, поскольку Амелия вытащила еще одну бумагу.
МАТЬ ДВУХ ДЕТЕЙ ИЗ ПОРТЛЕНДА УБИТА В БОЛЬНИЦЕ. ЭМИЛИ КЛАРК, 27 ЛЕТ, НЕДАВНО РОДИЛА ДВУХ ДЕТЕЙ, КОТОРЫЕ СЕЙЧАС ПРОПАЛИ БЕЗ ВЕСТИ. ОНА БЫЛА ЗАДУШЕНА В СВОЕЙ БОЛЬНИЧНОЙ ПАЛАТЕ. ПОЛИЦИЯ СОСТАВЛЯЕТ ФОТОРОБОТ ПОДОЗРЕВАЕМЫХ.
Мы посмотрели на этот фоторобот. Очевидно, что на нем были наши мама и папа.
НА ЗАПИСИ С КАМЕР НАБЛЮДЕНИЯ ВИДНО, ЧТО ДВОЕ ПОДОЗРЕВАЕМЫХ ВЫХОДЯТ ИЗ БОЛЬНИЦЫ ЧЕРЕЗ ЧЕРНЫЙ ХОД, И У НИХ В РУКАХ ДВА МЛАДЕНЦА. ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ЕСЛИ УВИДИТЕ ИХ, НЕ ПОДХОДИТЕ, А НЕМЕДЛЕННО СООБЩИТЕ ВЛАСТЯМ.
Потом Амелия достала последний листок. Эта вырезка датировалась 2006 годом, когда нам было по четыре.
ПОСЛЕ ТОГО, КАК МУЖЧИНА ИЗ ОРЕГОНА ЗАМЕТИЛ ПРОПАВШИХ ДЕТЕЙ, ОН ПОДВЕРГСЯ НАПАДЕНИЮ СО СТОРОНЫ ПРЕСТУПНИКОВ. В ЭТОМ ЧЕТЫРЕХЛЕТНЕМ НЕРАСКРЫТОМ ДЕЛЕ ПОЯВИЛСЯ ПРОБЛЕСК НАДЕЖДЫ. ИХ ОТЕЦ, ЗАКАРИ КЛАРК, ОБРАЩАЕТСЯ К НИМ:
«Моим малышам.
Я понятия не имею, где вы, но я никогда не оставлю надежды, что однажды снова увижу ваши прекрасные лица. Вы можете даже не знать, кто я, но это ничего не меняет. Папочка любит вас».
Мы с сестрой молча стояли некоторое время, а затем услышали стук в дверь фургона. Я посмотрел в окно. Это была дама в больничном халате, и она стояла гораздо ближе, чем когда-либо. Отчетливо была видна ее синевато-серая кожа и карие глаза. Они были немного похожи на глаза Амелии.
Она снова пробормотала что-то невнятное и протянула к нам руки. Я взял газетную вырезку, на которой была фотография жертвы. Поднес ее к окну и показал той женщине.
Она снова стала что-то бормотать, но в этот раз я понял: «Мои малыши».
Амелия вышла из фургона. Сначала я испугался, но потом последовал за ней.
— Мама? — спросила она со слезами на глазах.
Женщина сказала что-то неразборчивое и снова протянула свою костлявую руку. Амелия не побежала. Она позволила ей коснуться своего лица. Потом она дотронулась и до меня. После этого показала рукой в сторону ближайшего города и произнесла достаточно ясно:
— Идите.
Хотя мы не имели ни малейшего представления, как добраться до города, но каким-то образом знали дорогу. Как будто кто-то направлял нас.
Мы сразу отправились в офис шерифа. Сначала нас опросили. Потом сделали ДНК-тест. Потом арестовали тех, кого мы считали своими родителями. Потом ближайшим рейсом нас отправили в Портленд, где мы встретились с настоящим отцом.
Мы стали для журналистов настоящей сенсацией. Газетчики назвали людей, которые выкрали нас, Негодяями Леса. Думаю, в каком-то смысле они были правы. Если честно, то было больно видеть их за решеткой, все же они воспитывали нас 14 лет. Но там они и останутся навсегда, им дали пожизненное.
Отец расплакался, когда увидел нас. Мы — нет. Все это было так странно. Потребовалось время, чтобы мы привыкли новой жизни, в доме, с нормальными кроватями в собственных комнатах, не убегая от всего и не живя в лесу.
Однажды мне постучали в окно. Я выглянул на улицу и увидел женщину в больничном халате. Она выглядела счастливее и даже красивее, как будто снова превращалась в человека.
— Мама, ты можешь остаться? — спросил я, но она покачала головой.
— Мне пора идти, мои малыши, — сказала она, протягивая руки к окну и медленно исчезая в ночи.
Больше мы ее не видели. Но всегда чувствуем, что она наблюдает за нами.
Я понимал, что мы особенная семья, но даже не подозревал, насколько особенная. Наши родители долго не могли завести детей и почти потеряли надежду. Вот почему мы с сестрой-близняшкой были для них маленьким чудом. Это раздражало из-за чрезмерной опеки, но мы представляли, что значим для своих родителей.
Мою сестру зовут Амелия, и мы с ней довольно близки, насколько это вообще возможно для братьев и сестер. Мы друг у друга единственные друзья-приятели, поскольку в школу не ходим, а обучаемся дистанционно. Наша семья всю жизнь держится изолированно. Мы никогда не разбивали лагерь в оживленных местах, где есть магазины с мороженым и бассейны, а всегда забирались по бездорожью поглубже в лес.
Впервые я лично осознал, что с нашей семьей что-то не так, как раз перед нашим седьмым днем рождения, когда мы остановились в местечке Камлупс, что в Британской Колумбии. Родители не разрешали нам отходить от кемпера, но мы с сестрой были озорными шестилетками, а перед нами простирался огромный неизведанный лес. Так что вы ожидали от нас? Мы дождались, пока родители уснут, и выскользнули из фургона через окно. С собой взяли только фонарь, чтобы освещать дорогу.
Мы шли по лесу и вдруг увидели впереди странное свечение с какими-то отблесками. А потом перед нами появилась женщина с небольшим факелом в руке. Но она не была похожа на живого человека. Волосы на голове спутаны, а в некоторых местах вовсе отсутствовали, кожа синяя, словно сгнившая, зубы желтые. На ней был грязный больничный халат. Я не знал, где находится ближайшая больница, но очевидно, что очень далеко.
Мы с Амелией застыли от страха, а это существо протянуло к нам свою костлявую руку. Потом произнесло что-то неразборчивое, но этого оказалось достаточно, чтобы вывести меня из оцепенения, и я помчался прочь, держа за руку Амелию.
Каким-то чудом мы не заблудились и добежали до нашего фургона. Забрались внутрь через окно, стараясь не разбудить родителей. Мы были слишком потрясены, чтобы уснуть. Сидели на своих кроватях и думали, что делать. Решили, что ничего не скажем родителям, потому что сомневались, что они поверят.
Но то, что произошло потом, напугало нас еще сильнее. Мы открыли дверь фургона и увидели, что костер погас, а импровизированный стол, на котором с вечера оставалось несколько банок консервированной фасоли, разломан. В принципе, иногда случалось, что ночью приходили животные и разоряли наш лагерь, но то, что я увидел, не мог сделать ни один зверь. На нашем прицепе кто-то написал угольками: «Вы не сможете бегать вечно».
Утром мама готовила завтрак, пока папа наводил порядок. Мы поели и отправились в путь, ехали без остановки несколько часов. Всю дорогу родители о чем-то шептались. Хотел бы я знать, о чем.
Мама и папа заметили, что мы чем-то потрясены, и решили устроить нам праздник. Вечером мы пошли на ужин в ресторан. Не знаю, почему эта дерьмовая закусочная именовалась рестораном, но все равно мы с сестрой были на седьмом небе от счастья. Кружка рутбира и жирный чизбургер — о чем еще может мечтать шестилетний ребенок. В ресторане никого не было, мы ужинали одни, но когда минут через двадцать зашел какой-то старый дальнобойщик, родители сказали, что надо срочно уходить. Я не понял, почему, и сильно расстроился.
В фургоне Амелия спросила, почему мы постоянно переезжаем с места на место. Мама посмотрела на нее и вздохнула.
— Я полагаю, вы уже достаточно взрослые, чтобы об этом знать. Просто мы с отцом боимся вас потерять. Помните, что случилось, когда вам было четыре года?
Если честно, то я не помнил, и даже близко не понимал, о чем говорит мама, но Амелия сказала, что помнит.
Мы тогда были в Бивертоне, недалеко от Портленда. Гуляли с Амелией по полю, и к нам подошел человек в камуфляже и высоких ботинках. Он наклонился к нам и что-то спросил. Амелия сказала ему, что нам не разрешают разговаривать с незнакомцами.
— Я Зак. И я не чужой. Как вас зовут?
— Я тоже Зак, а это моя сестра Амелия. Нам четыре года, и наш день рождения 26 июля 2002 года, — ответил я.
После этого незнакомец перестал улыбаться, схватил нас за руки и куда-то потащил.
— Мы пойдем туда, где весело, — говорил он.
Мама расплакалась от воспоминаний и сказала сквозь слезы:
— Если бы мы с отцом не увидели все это, мы бы, наверное, не увидели бы вас больше никогда.
— Я выстрелил этому сукину сыну в ногу. Надеюсь, ему было приятно ползти обратно в свой гребаный дом, — добавил отец, а мы с Амелией переглянулись.
— Ладно, папочка. Я пойду спать, — сказала она, перелезая через меня, чтобы добраться до своей койки.
В ту ночь мы остановились где-то в глубине Британской Колумбии или в Альберте. Я выглянул в маленькое пластиковое окошко фургона и увидел ее, эту чертову женщину. Она смотрела на меня и протягивала длинную костлявую руку. Я долго пытался заснуть, но так и не смог, зная, что она там.
Это продолжалось еще какое-то время. Где бы мы ни останавливались, ночью всегда появлялась она. И в Вашингтоне, и в Неваде, и в Монтане.
Мы с Амелией больше не уходили далеко от фургона, и дело даже не в страхе перед этой женщиной. Мы становились старше и постепенно теряли интерес к исследованию окрестностей, хотя, признаюсь, тот случай в Камлупсе здорово повлиял на нашу детскую психику. Меня удивляло, что эта безумная леди не оставляет попыток достать нас. Иногда мы мельком видели ее на шоссе, когда проезжали мимо. Иногда она появлялась прямо там, где мы разбивали лагерь. В те редкие случаи, когда мы заезжали в магазины, чтобы купить припасы и еду, я мог бы поклясться, что мельком видел ее в толпе. Всякий раз, когда она была рядом, я слышал ее невнятное бормотание. Постепенно она перестала меня пугать. Не совсем, но гораздо меньше.
Все обрело смысл за день до нашего с Амелией четырнадцатилетия. Мама и папа отправились за подарками и дали нам двоим редкую пару часов свободы. Мы в этот раз не были вдали от цивилизации, но до ближайшего жилья все же не меньше часа ходьбы.
Нам не было страшно. Мы долго жили в лесу и знали, что если не трогать лес, то и он не потревожит тебя. Я читал книгу, а Амелия рылась в кладовке в поисках еды. И вдруг она закричала:
— Зак, иди скорее сюда, посмотри!
Я не понимал, что она такое могла найти. Мы жили в этом фургоне почти 14 лет, я знал его, как свои пять пальцев. Но как же я ошибался. Из-под водительского сиденья Амелия достала коробку. Она была маленькой и немного сплющенной. Сестра открыла ее. Внутри лежали бумаги.
— Брось, Амелия, это какие-то документы для работы, — сказал я, но выражение замешательства и ужаса на лице сестры заставило меня усомниться в своих словах.
Это действительно были документы, но не для работы. Это были свидетельства о нашем рождении. Но в них были указаны другие имена родителей. Отца, как и меня, звали Зак, а мать Эмили.
— Может быть, нас усыновили? — предположил я.
Но Амелия покачала головой и протянула мне дрожащей рукой следующий лист. К нему были приклеены газетные вырезки.
МЛАДЕНЦЫ ПРОПАЛИ ИЗ БОЛЬНИЦЫ ПОРТЛЕНДА - 27 ИЮЛЯ 2002 ГОДА. БЛИЗНЕЦЫ, ЗАКАРИ КРИСТОФЕР КЛАРК-МЛАДШИЙ И АМЕЛИЯ ЭМИЛИ КЛАРК. ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ВСЕМ, У КОГО ЕСТЬ ИНФОРМАЦИЯ, НЕМЕДЛЕННО СООБЩИТЕ В ПОЛИЦИЮ.
Кларк? Кристофер? Это были не наши имена. Наша фамилия Браун. И наши родители, конечно же, не Закари и Эмили. Их звали Дженни и Кевин. У меня сразу возникло предчувствие, что дальше будет хуже, и я оказался прав, поскольку Амелия вытащила еще одну бумагу.
МАТЬ ДВУХ ДЕТЕЙ ИЗ ПОРТЛЕНДА УБИТА В БОЛЬНИЦЕ. ЭМИЛИ КЛАРК, 27 ЛЕТ, НЕДАВНО РОДИЛА ДВУХ ДЕТЕЙ, КОТОРЫЕ СЕЙЧАС ПРОПАЛИ БЕЗ ВЕСТИ. ОНА БЫЛА ЗАДУШЕНА В СВОЕЙ БОЛЬНИЧНОЙ ПАЛАТЕ. ПОЛИЦИЯ СОСТАВЛЯЕТ ФОТОРОБОТ ПОДОЗРЕВАЕМЫХ.
Мы посмотрели на этот фоторобот. Очевидно, что на нем были наши мама и папа.
НА ЗАПИСИ С КАМЕР НАБЛЮДЕНИЯ ВИДНО, ЧТО ДВОЕ ПОДОЗРЕВАЕМЫХ ВЫХОДЯТ ИЗ БОЛЬНИЦЫ ЧЕРЕЗ ЧЕРНЫЙ ХОД, И У НИХ В РУКАХ ДВА МЛАДЕНЦА. ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ЕСЛИ УВИДИТЕ ИХ, НЕ ПОДХОДИТЕ, А НЕМЕДЛЕННО СООБЩИТЕ ВЛАСТЯМ.
Потом Амелия достала последний листок. Эта вырезка датировалась 2006 годом, когда нам было по четыре.
ПОСЛЕ ТОГО, КАК МУЖЧИНА ИЗ ОРЕГОНА ЗАМЕТИЛ ПРОПАВШИХ ДЕТЕЙ, ОН ПОДВЕРГСЯ НАПАДЕНИЮ СО СТОРОНЫ ПРЕСТУПНИКОВ. В ЭТОМ ЧЕТЫРЕХЛЕТНЕМ НЕРАСКРЫТОМ ДЕЛЕ ПОЯВИЛСЯ ПРОБЛЕСК НАДЕЖДЫ. ИХ ОТЕЦ, ЗАКАРИ КЛАРК, ОБРАЩАЕТСЯ К НИМ:
«Моим малышам.
Я понятия не имею, где вы, но я никогда не оставлю надежды, что однажды снова увижу ваши прекрасные лица. Вы можете даже не знать, кто я, но это ничего не меняет. Папочка любит вас».
Мы с сестрой молча стояли некоторое время, а затем услышали стук в дверь фургона. Я посмотрел в окно. Это была дама в больничном халате, и она стояла гораздо ближе, чем когда-либо. Отчетливо была видна ее синевато-серая кожа и карие глаза. Они были немного похожи на глаза Амелии.
Она снова пробормотала что-то невнятное и протянула к нам руки. Я взял газетную вырезку, на которой была фотография жертвы. Поднес ее к окну и показал той женщине.
Она снова стала что-то бормотать, но в этот раз я понял: «Мои малыши».
Амелия вышла из фургона. Сначала я испугался, но потом последовал за ней.
— Мама? — спросила она со слезами на глазах.
Женщина сказала что-то неразборчивое и снова протянула свою костлявую руку. Амелия не побежала. Она позволила ей коснуться своего лица. Потом она дотронулась и до меня. После этого показала рукой в сторону ближайшего города и произнесла достаточно ясно:
— Идите.
Хотя мы не имели ни малейшего представления, как добраться до города, но каким-то образом знали дорогу. Как будто кто-то направлял нас.
Мы сразу отправились в офис шерифа. Сначала нас опросили. Потом сделали ДНК-тест. Потом арестовали тех, кого мы считали своими родителями. Потом ближайшим рейсом нас отправили в Портленд, где мы встретились с настоящим отцом.
Мы стали для журналистов настоящей сенсацией. Газетчики назвали людей, которые выкрали нас, Негодяями Леса. Думаю, в каком-то смысле они были правы. Если честно, то было больно видеть их за решеткой, все же они воспитывали нас 14 лет. Но там они и останутся навсегда, им дали пожизненное.
Отец расплакался, когда увидел нас. Мы — нет. Все это было так странно. Потребовалось время, чтобы мы привыкли новой жизни, в доме, с нормальными кроватями в собственных комнатах, не убегая от всего и не живя в лесу.
Однажды мне постучали в окно. Я выглянул на улицу и увидел женщину в больничном халате. Она выглядела счастливее и даже красивее, как будто снова превращалась в человека.
— Мама, ты можешь остаться? — спросил я, но она покачала головой.
— Мне пора идти, мои малыши, — сказала она, протягивая руки к окну и медленно исчезая в ночи.
Больше мы ее не видели. Но всегда чувствуем, что она наблюдает за нами.
