Этого леса не было ни на одной карте. Калеб прошерстил каждый пыльный атлас, который смог найти в окружной библиотеке, отслеживая неровные линии рек и шоссе, но ни одно из них не вело к этому месту. И все же он был там, сразу за старым кладбищем на окраине Данвича, где сосны стояли выше, чем любое дерево имело право быть — их игольчатые верхушки буквально царапали низко нависающие облака.
О нем шептались годами, рассказывали истории у костра и делали по секрету пьяные признания. Местные называли его Глоумвуд.
— Там нет ничего хорошего, — сказал Калебу старый мистер Хаскелл, когда Калеб зашел в его магазин летним дождливым днем, и его молочные глаза сузились под потертой кепкой. — Да, люди заходят туда, это точно, но они не возвращаются прежними. Если вообще возвращаются.
Но Калебу было семнадцать, и он не верил в городские легенды. Он не боялся жутких историй и седых стариков с желтыми зубами. Жизнь в Данвиче была невероятно скучной, а мысль о неизведанном лесе казалась слишком соблазнительной, чтобы ей сопротивляться.
Вход в лес было легко пропустить. Узкая тропа, заросшая мхом, местами терялась. Калеб поколебался мгновение, но двинулся вперед, волнение неизвестности тянуло его с непреодолимой силой.
Воздух изменился почти сразу. Здесь он был тяжелее, густой от запаха влажной земли и чего-то сладкого, почти приторного, как перезрелые фрукты. Солнечный свет померк, сменившись зеленоватым свечением, которое, казалось, исходило от самих деревьев. Их кора слабо мерцала, словно пронизанная прожилками жидкого золота. Странные цветы с лепестками, как шелк, и шипами, как стекло, росли на лесной подстилке, их цвета менялись, когда Калеб проходил мимо.
А потом послышались тихие разговоры.
Сначала Калеб подумал, что это ветер шумит в кронах деревьев, но звуки напоминали человеческую речь, словно люди говорили на языке, которого он не понимал. Калеб потряс головой, надеясь, что звуки станут четче, но этого не произошло.
Ветка хрустнула позади него, резко и внезапно, и он обернулся. Какие-то тени метнулись на границе поля зрения. Пульс Калеба бился в ушах, заглушая все, кроме растущего ощущения, что за ним наблюдают.
Вот тогда он увидел ее.
Она сидела на упавшем дереве, ее босые ноги болтались над землей, бледные, как луна. Ее волосы были темными, струились по плечам, как чернила. На ней было рваное платье, когда-то белое, а сейчас заляпанное грязью. Ее глаза остановились на Калебе, и он замер. Они не были похожи на человеческие. Серебристые, с металлическим блеском. В них отражалось все, на что падал ее взор.
— Тебе не следует здесь находиться, — сказала она низким приятным голосом, в котором слышались нотки предупреждения.
— Я не хотел. Вернее, мне было любопытно, — с трудом выдавил из себя Калеб.
Ее губы изогнулись в слабой улыбке.
— Любопытство здесь опасно. У Гломвуда есть способ удерживать тех, кто ему нравится.
— А если я ему не понравлюсь?
Улыбка исчезла с лица девушки.
— Он просто выкинет тебя отсюда. По кусочкам.
Что-то зашуршало в кустах сзади, довольно громко. Калеб резко обернулся, но ничего не заметил. Когда он снова посмотрел на девушку, она стояла рядом с ним, и он видел отражение себя в ее серебристых глазах. От нее исходил металлический запах, резкий и неестественный. Ее улыбка искривилась, обнажив зубы, длинные и острые.
— Беги, — прошептала она, и ее тон показался насмешливым.
Шепот становился громче, настойчивее, и Калеб понял, что он исходит от самих деревьев. На их коре стали появляться лица — искаженные и страдающие, с пустыми глазами и ртами, застывшими в крике. Одно лицо открыло рот, и Калеб услышал низкий гортанный стон, от которого по спине пробежал холодок.
Он повернулся, чтобы бежать, но его ноги не двигались. Воздух стал еще холоднее, а золотые прожилки в коре начали пульсировать, отбрасывая мерцающие тени, которые извивались вокруг него.
Девушка рассмеялась. Она подошла еще ближе, ее серебряные глаза ярко сияли.
— Ты хотел увидеть Гломвуд? Ну, так смотри.
Голос Калеба сорвался в сдавленном крике, когда лица на деревьях начали вытягиваться, их рты двигались в безмолвных, мучительных криках. Что-то острое царапнуло его руку. Калеб посмотрел и увидел, что из кровоточащей раны торчит золотистая полоска. Его колени подогнулись, и он упал в мох.
Девушка присела перед ним, наклонив голову, словно любопытный хищник.
— Ты можешь выжить, — тихо сказала она, обдав его щеку холодным дыханием. — Но должен лишиться кое-чего.
Внезапно все вокруг закружилось. Калеб почувствовал, что падает, хотя он лежал на земле. Его уши наполнились оглушительным ревом, а затем наступила тишина.
Когда все успокоилось, Гломвуд исчез. Калеб обнаружил, что стоит на краю кладбища, а солнце приближается к горизонту. Шепот прекратился, и воздух снова стал нормальным. Но когда он посмотрел вниз, то увидел слабый золотистый след на своей коже, в тех местах, которых коснулась девушка.
Он больше никогда не говорил о Гломвуде, но тихими ночами, когда ветер стихал, он клялся, что слышит шепот, зовущий его по имени обратно в лес, которого не было ни на одной карте.
О нем шептались годами, рассказывали истории у костра и делали по секрету пьяные признания. Местные называли его Глоумвуд.
— Там нет ничего хорошего, — сказал Калебу старый мистер Хаскелл, когда Калеб зашел в его магазин летним дождливым днем, и его молочные глаза сузились под потертой кепкой. — Да, люди заходят туда, это точно, но они не возвращаются прежними. Если вообще возвращаются.
Но Калебу было семнадцать, и он не верил в городские легенды. Он не боялся жутких историй и седых стариков с желтыми зубами. Жизнь в Данвиче была невероятно скучной, а мысль о неизведанном лесе казалась слишком соблазнительной, чтобы ей сопротивляться.
Вход в лес было легко пропустить. Узкая тропа, заросшая мхом, местами терялась. Калеб поколебался мгновение, но двинулся вперед, волнение неизвестности тянуло его с непреодолимой силой.
Воздух изменился почти сразу. Здесь он был тяжелее, густой от запаха влажной земли и чего-то сладкого, почти приторного, как перезрелые фрукты. Солнечный свет померк, сменившись зеленоватым свечением, которое, казалось, исходило от самих деревьев. Их кора слабо мерцала, словно пронизанная прожилками жидкого золота. Странные цветы с лепестками, как шелк, и шипами, как стекло, росли на лесной подстилке, их цвета менялись, когда Калеб проходил мимо.
А потом послышались тихие разговоры.
Сначала Калеб подумал, что это ветер шумит в кронах деревьев, но звуки напоминали человеческую речь, словно люди говорили на языке, которого он не понимал. Калеб потряс головой, надеясь, что звуки станут четче, но этого не произошло.
Ветка хрустнула позади него, резко и внезапно, и он обернулся. Какие-то тени метнулись на границе поля зрения. Пульс Калеба бился в ушах, заглушая все, кроме растущего ощущения, что за ним наблюдают.
Вот тогда он увидел ее.
Она сидела на упавшем дереве, ее босые ноги болтались над землей, бледные, как луна. Ее волосы были темными, струились по плечам, как чернила. На ней было рваное платье, когда-то белое, а сейчас заляпанное грязью. Ее глаза остановились на Калебе, и он замер. Они не были похожи на человеческие. Серебристые, с металлическим блеском. В них отражалось все, на что падал ее взор.
— Тебе не следует здесь находиться, — сказала она низким приятным голосом, в котором слышались нотки предупреждения.
— Я не хотел. Вернее, мне было любопытно, — с трудом выдавил из себя Калеб.
Ее губы изогнулись в слабой улыбке.
— Любопытство здесь опасно. У Гломвуда есть способ удерживать тех, кто ему нравится.
— А если я ему не понравлюсь?
Улыбка исчезла с лица девушки.
— Он просто выкинет тебя отсюда. По кусочкам.
Что-то зашуршало в кустах сзади, довольно громко. Калеб резко обернулся, но ничего не заметил. Когда он снова посмотрел на девушку, она стояла рядом с ним, и он видел отражение себя в ее серебристых глазах. От нее исходил металлический запах, резкий и неестественный. Ее улыбка искривилась, обнажив зубы, длинные и острые.
— Беги, — прошептала она, и ее тон показался насмешливым.
Шепот становился громче, настойчивее, и Калеб понял, что он исходит от самих деревьев. На их коре стали появляться лица — искаженные и страдающие, с пустыми глазами и ртами, застывшими в крике. Одно лицо открыло рот, и Калеб услышал низкий гортанный стон, от которого по спине пробежал холодок.
Он повернулся, чтобы бежать, но его ноги не двигались. Воздух стал еще холоднее, а золотые прожилки в коре начали пульсировать, отбрасывая мерцающие тени, которые извивались вокруг него.
Девушка рассмеялась. Она подошла еще ближе, ее серебряные глаза ярко сияли.
— Ты хотел увидеть Гломвуд? Ну, так смотри.
Голос Калеба сорвался в сдавленном крике, когда лица на деревьях начали вытягиваться, их рты двигались в безмолвных, мучительных криках. Что-то острое царапнуло его руку. Калеб посмотрел и увидел, что из кровоточащей раны торчит золотистая полоска. Его колени подогнулись, и он упал в мох.
Девушка присела перед ним, наклонив голову, словно любопытный хищник.
— Ты можешь выжить, — тихо сказала она, обдав его щеку холодным дыханием. — Но должен лишиться кое-чего.
Внезапно все вокруг закружилось. Калеб почувствовал, что падает, хотя он лежал на земле. Его уши наполнились оглушительным ревом, а затем наступила тишина.
Когда все успокоилось, Гломвуд исчез. Калеб обнаружил, что стоит на краю кладбища, а солнце приближается к горизонту. Шепот прекратился, и воздух снова стал нормальным. Но когда он посмотрел вниз, то увидел слабый золотистый след на своей коже, в тех местах, которых коснулась девушка.
Он больше никогда не говорил о Гломвуде, но тихими ночами, когда ветер стихал, он клялся, что слышит шепот, зовущий его по имени обратно в лес, которого не было ни на одной карте.
