– Чтобы научиться умению отца Эрика, вам бы потребовалось не менее десяти лет, господин д`Ориенталь, а у нас всего около трех месяцев, – спокойно ответил де Флери. – Мы вам показали, с какими противниками придется иметь дело. Уверен, это вас впечатлило, поэтому, чтобы не погибнуть впервые же секунды нападения, вы должны научиться давать достойный отпор хотя бы самому дьяволу.
– Такое меня устраивает, – одобрительно хмыкнул ван Дорн. – Давно мечтал сразиться с чертями, черт их возьми!
– Погибнуть в бою в сто тысяч раз лучше, чем заживо гнить в каменной клетке, –поддержал его де ля Рианьо. – Учите нас, мэтр.
После раннего обеда тренировки продолжились. У всех мужчин, да и у Клэр тоже, занятия по боевому искусству вызывали несомненный интерес. Мастер показывал им такие коварные ранее невиданные приемы, что даже в глазах профессиональных военных проскальзывало неподдельное изумление.
Три спальни им отвели на втором этаже, и у дверей на ночь была выставлена стража. На следующий день график занятий был также плотный до предела, но бывшие арестанты понемногу приходили в себя, хорошее питание и физические нагрузки благоприятно действовали на здоровье. А де Флери с каждым днем увеличивал время занятий, оставляя за себя отца Эрика. К скрытому недовольству взрослых учеников их заставляли заниматься гимнастикой – гибкость тела много значит. К тому же Мастер ввел обязательный бег, сначала в зале, потом во дворе поместья, огороженным глухим высоким забором, по пересеченной местности, где для этого специально вырыли ямы, заполненные водой. Через некоторые из них можно было перепрыгнуть, а через другие переходить по длинным ошкуренным бревнам. Ученики срывались и падали, но мокрые и в грязи продолжали тренировки, не желая выглядеть посмешищем в глазах Клэр, которая никогда, ни на что не жаловалась, а стиснув зубы, достигала поставленной задачи. Искусству рукопашного боя уделялось по два часа в день, его вел отец Эрик, иногда вместе с приезжающим из Парижа де Флери, причем Мастер мог появиться и поздним вечером, и тут же требовал показать освоенные без него уроки. Жесткая дисциплина и полная самоотдача, не уставал повторять ученикам де Фруа, это залог спасения жизни и большой шанс выполнить любое задание.
Во время отдыха и почти каждую ночь первого месяца тренировок курсанты строили всяческие предположения, для чего их готовят, горячо споря между собой. Мэтр де Фруа
особых загадок у них не вызывал, несомненно, он являлся мастером (maistre en fait d?armes) национальной Академии фехтования и очень образованным человеком, хотя бы, судя по тому, что со всеми иностранцами в группе мог разговаривать на их родном языке
без малейшего акцента. Ну и конечно, был доверенным лицом короля и вообще, интересной личностью. Но главная тайна, для чего их здесь собрали, выдернув из тюрем, оставалась пока непостижимой. Только самые старшие по возрасту – полковник де Марвиль и дон Диего чаще всего отмалчивались. Они на собственной шкуре много лет испытывали тяготы армейской службы и в них было вбито – чем меньше знаешь, спокойней спишь, и еще – приказы начальства не обсуждаются. А самое главное – ничего не надо загадывать на завтра.
Следует уточнить, что Артюс де Марвиль, полковник драгун был осужден за оскорбление государственного секретаря по военным делам маркиза де Лавуа – Франсуа-Мишеля Летелье, он сочинил зловредный пасквиль, ходивший по Парижу, где в едкой саркастичной форме высмеивались надменность и гипертрофированная гордость военного министра, поощряющего наклонность короля к завоеваниям. Некоторые полководцы Людовика ненавидели де Лавуа, вмешивающегося в их руководство войсками, да и в корпусе офицеров были недовольные введенной строжайшей дисциплиной и беспрекословному подчинению любым приказам военного министра.
Де Лавуа узнал имя автора и нашел повод отомстить наглому офицеру, отправив его в замок Венсенн. И вскоре де Марвиль, отложив книгу, расписывал библейскими сюжетами стены своей камеры – тюремная администрация Венсенна выдавала краски и кисточки каждому узнику, таким нехитрым способом заставляя проявлять постояльцев свои художественные склонности. Наверное, чтобы не сошли с ума от тоски и безделья. Какая трогательная забота о заключенных!
А молодежь выдавала множество версий, вплоть до самых фантастических. Но основное – кто будет их противник, они даже не представляли, и чем изощренней становились тренировки, тем непонятней становился этот вопрос. Никто и никогда не слышал о таких профессиональных убийцах со сверхъестественным уровнем подготовки. Может, и правда, нечистая сила?!
Но если занавес тайны уплотнялся, то уверенность в себе у членов отряда со временем увеличивалась, они сейчас могли такое, что лучшие солдаты любой армии не поверили бы своим глазам. Да, каждый из них сейчас в бою заменил бы десяток бойцов, в том числе этих хваленых мушкетеров короля. Кстати, мушкетеры через месяц уже выполняли только функции охраны поместья, отпугивая и отгоняя чересчур любопытных, поспешавших на частую ружейно-пистолетную пальбу, как простолюдинов, так и любых высоких должностных лиц невзначай поинтересовавшихся, а что тут такое? Пройти на территорию посторонний мог только по личному приказу короля.
Не обходилось без пикировок в виду проявившейся личной неприязни между некоторыми членами группы. Д?Ориенталь, как патриот Франции, не взлюбил голландца, высказывающего отнюдь не лестные мнения о захватчиках французах, и даже о самом Людовике. Кристофер ван Дорн, подданный Республики Объединенных Нидерландов, был взят в плен в сражении при Сенефе. Тогда кто-то из французов оскорбил капитана, сложившего оружие в виду полной безнадежности дальнейшего сопротивления,с тем, чтобы спасти оставшихся в живых из своей роты. Молодой, но, видимо, не очень умный французский офицер с издевкой упрекнул его в трусости. Услышав это, Кристофер выхватил из-за пояса обидчика пистолет, и выстрелил ему в грудь. На следующий день тот скончался, а его отец, знатный дворянин не пожалел денег, чтобы отправить убийцу сына в тюрьму на десять лет. Так что ван Дорну не за что было любить французов.
На днях Клэр еле удержалась от пощечины Лантремону, по ее мнению, он был слишком навязчив. По данному поводу ее соотечественник Беркли предупредил Поля, что он об этом сильно пожалеет. Напряженность в личных отношениях внутри группы особого назначения возрастала, а отец Эрик ничего не мог поделать, его слушали с любезными, но равнодушными лицами. Как назло, и Мастер почему-то давно не
появлялся. Видя, что обстановка близится к дуэлям, а это означало полный крах миссии, возложенной на них королем, отец Эрик отправил патрону тревожное письмо с просьбой срочно приехать.
Де Фруа появился через день. Выслушав отца Эрика, он приказал всем собраться в тренировочном зале и выстроил учеников в шеренгу. Лицо Мастера было хмуро и лишь глаза горели обжигающим яростным огнем. В таком состоянии подопечные еще не видели учителя. Он, молча ходил вдоль строя, поочередно впиваясь взглядом в каждого, и от этого людям становилось не по себе.
– Дон Диэго, – наконец произнес де Фруа, – скажите, как самый старший по возрасту из своих сегодняшних коллег, и как бывалый военный, если вы идете в атаку с солдатами, в которых неуверенны, вы можете гарантировать успех сражения?
– Вряд ли, господин Мастер, – четко ответил опытный вояка.
Диэго де ля Рианьо, дон Диэго уже с отрочества отчаянный и лихой рубака не отличался особым патриотизмом, не то, что его отец де ля Рианьо-старший, бывший рыцарем ордена Сант-Яго. Дон Диэго служил тем, кто больше платит, т.е. являлся обыкновенным наемником, ландскнехтом. Во французской армии платили хорошо, особенно опытным воякам, и испанец не жалел о своем выборе, вот только в свободное от сражений время с большим азартом увлекался игрой в кости, порою проигрываясь до нитки. Зная эту его слабость, двое пронырливых и нечистых на руку младших офицеров обчистив полковую казну, подкинули горсть казенных золотых во вьючную торбу испанца. Когда ничего не подозревавший Диэго с удивлением рассматривал в своих пожитках откуда-то с неба свалившиеся деньги, его с «поличным» и взяла военная жандармерия. Все обвинения в краже были шиты белыми нитками, и все равно не миновать бы ему расстрела, но сослуживцы и боевые товарищи де ля Рианьо, проведя собственное расследование, нашли одного вора, который полностью признался в краже и подставе невиновного испанца. Второй вор успел скрыться в неизвестном направлении вместе с деньгами, а после дачи показаний как-то подозрительно скоропостижно скончался его пойманный подельник, видимо, были еще участники в этом темном деле.
Но так как дон Диэго находился уже в тюрьме, а виновные все равно должны быть пойманы и наказаны, его там и оставили, словно козла отпущения, в связи с расплывчатой формулировкой трибунала: «как подозреваемого в соучастии», лишив по чьему-то неофициальному приказу права переписки на два года. Странные дела творятся порою, Господи! Де Флери быстро определил невиновность испанца, а вот кто запретил офицеру французской армии право подавать письменные жалобы в соответствующие инстанции выяснить не смог, начальник тюрьмы вроде впервые об этом слышал. У тайного советника не было времени заняться, как следует этим старым пройдохой, но Эдмунт с удовольствием распахнул двери камеры старому солдату для выхода на волю. И сейчас дон Диэго был полон сил, несмотря на свои тридцать три года.
– А если, к тому же в вашем отряде есть ваши личные враги, каков шанс на победу? Я уже не говорю о том, останетесь ли вы живы, – продолжал спрашивать де Фруа.
– Очень невелик, – сказал де ля Рианьо, уже догадываясь, на что намекает мэтр, – практически минимален. В такой ситуации командиру проще застрелиться, чем выиграть бой.
– Очень точное определение, – похвалил де Фруа. – А сейчас я прошу тех, кто затаил друг на друга зло, выйти вперед и… застрелиться. Вы хотя бы не будете мешать другим,
выполнять поставленную задачу. А на место каждого застрелившегося я лучше наберу по десятку крестьян, вооруженных вилами, и они принесут больше пользы в предстоящей схватке. Миссия, к которой я вас готовлю, господа, может завершиться успешно только в
случае, если вы будете сплоченной командой, зная, что ваша спина надежно прикрыта и вас не бросят раненого.
Несколько человек, из стоявших перед своим командиром потупили глаза, а он продолжал расхаживать вдоль строя.
– Повторяю, – с жесткими интонациями в голосе чеканил Мастер, – каждый, кто затаил обиду на коллегу, должен понимать, что он подвергает изнутри ваш маленький отряд смертельному риску, потому что тогда нет веры в надежное плечо товарища. А вы должны быть как братья… братья с сестрой.
Де Фруа помолчал, вновь обводя пристальным взглядом лица присутствующих.
– Никто не хочет выйти и честно признаться? Значит, ваши обиды и ссоры пустяшные, особенно, по сравнению с главной, итоговой целью – получить свободу, исполнив миссию.
У молодых забияк от стыда горели щеки, Мастер, как всегда попал в самую точку, выводя из причины следствие. И ведь, правда, они в своих амбициях и гоноре не думали об остальных.
На следующих тренировках по учебным боям два на два, три на три, четыре на четыре, отец Эрик ненавязчиво и словно случайно включал поссорившихся в одну команду, где им приходилось сражаться плечом к плечу. Ссоры поутихли, люди начали притираться друг к другу, и завязывалась дружба. А когда все же проявлялись мимолетные мелкие обиды, то их быстро пресекали старшие товарищи.
Они учились стрелять и кидать ножи и кинжалы из любого положения по движущимся целям, а также в темноте на слух и двумя руками, фехтовать двумя шпагами, рапирами или саблями. И французам Лантремону, де Марвилю и д`Ориенталю стали казаться смешными и наивными семь защит, практиковавшимися учителями их национальной Академии фехтования: прима, секунда, терция, кварта и т.д. Это просто детские игры, когда любого вооруженного человека можно убить голыми руками, а если при себе окажется палка или простая веревка, то и пятерым служивым вряд ли помогут шпаги и кинжалы. Такая интенсивная учеба продолжалась все зимние месяцы.
Курьер из Алантсона передал для де Флери сообщение, что снег в Чертовой лапе стал таять. В тот же день аббат приехал на базу.
– Господа, – обратился он к своим неофитам, обводя прощальным взором тренировочный зал, – время подготовки закончилось. Мы с отцом Эриком постарались за этот ограниченный срок научить вас чему возможно. Но это все равно мало для схватки с профессиональными убийцами. Сегодня вечером я расскажу вам, что вы должны делать, следуя приказу короля, для получения помилования и свободы.
– Слава Господу, дождались, – процедил фон Лоэнштейн, – еще немного и некоторые из нас умерли бы от любопытства и нетерпения. – И он с легкой усмешкой взглянул на молодых коллег.
– Сейчас у нас будет последний урок, завершающее занятие, заключающееся в том, что вы получите специальное оружие, а отец Эрик объяснит способы его применения, – продолжил мэтр. – Готовьтесь, нынешней ночью вы отправляетесь на место, а перед этим, я, как и обещал, все объясню, и вы получите дополнительные инструкции.
Де Фруа подал знак и, два мушкетера занесли в помещение большой продолговатый, плотно упакованный тюк, с двумя сургучными печатями с гербом маркиза де Лажу на месте веревочных узлов.
У Эдмунта де Флери имелись друзья из ордена розенкрейцеров, обладающие научными секретами и знаниями, этими странными «техницизмами», непостижимыми науке ХV?? века. Члены ордена розенкрейцеров посещали Индию, Китай и имели возможность познакомиться с достижениями мудрецов, обгонявших время. Так ли это, Эдмунт точно не знал, но в некоторых случаях пользуясь близостью к королю, он оказывал представителям ордена розенкрейцеров некоторые значимые услуги, а на этот раз услугу оказали ему. Вернее всего, что де Флери, как исследователь и ученый, в целях получения необычной информации и новых потрясающих воображения знаний вступил бы в орден розенкрейцеров, но по этическим причинам не хотел этого делать, находясь на государственной службе. А вдруг членство в ордене в какой-то мере изменит его мировоззрение, пусть даже к лучшему, но он сам станет уже не тем человеком, которого Людовик назначил своим тайным советником. Да и что тогда выйдет на первый план – служба королю или интересы ордена?
С Антуаном де Бешамелем маркизом Андре де Лажу, представителем Высшей Коллегии Розы-Креста де Флери давно поддерживал дружеские отношения, они оба были очень интересны друг другу, и при продолжительных беседах Эдмунт про себя признавал, что познания Андре по половине обсуждаемых тем и вопросов, превосходили его собственные. Словно маркиз прожил не одну, а две жизни, но он утверждал, что редко путешествовал, и то, лишь по Европе, о дальних экзотических странах только читал, и засыпал вопросами аббата, как очевидца, о подробностях жизни туземцев тех земель, где тот побывал.
– Такое меня устраивает, – одобрительно хмыкнул ван Дорн. – Давно мечтал сразиться с чертями, черт их возьми!
– Погибнуть в бою в сто тысяч раз лучше, чем заживо гнить в каменной клетке, –поддержал его де ля Рианьо. – Учите нас, мэтр.
После раннего обеда тренировки продолжились. У всех мужчин, да и у Клэр тоже, занятия по боевому искусству вызывали несомненный интерес. Мастер показывал им такие коварные ранее невиданные приемы, что даже в глазах профессиональных военных проскальзывало неподдельное изумление.
Три спальни им отвели на втором этаже, и у дверей на ночь была выставлена стража. На следующий день график занятий был также плотный до предела, но бывшие арестанты понемногу приходили в себя, хорошее питание и физические нагрузки благоприятно действовали на здоровье. А де Флери с каждым днем увеличивал время занятий, оставляя за себя отца Эрика. К скрытому недовольству взрослых учеников их заставляли заниматься гимнастикой – гибкость тела много значит. К тому же Мастер ввел обязательный бег, сначала в зале, потом во дворе поместья, огороженным глухим высоким забором, по пересеченной местности, где для этого специально вырыли ямы, заполненные водой. Через некоторые из них можно было перепрыгнуть, а через другие переходить по длинным ошкуренным бревнам. Ученики срывались и падали, но мокрые и в грязи продолжали тренировки, не желая выглядеть посмешищем в глазах Клэр, которая никогда, ни на что не жаловалась, а стиснув зубы, достигала поставленной задачи. Искусству рукопашного боя уделялось по два часа в день, его вел отец Эрик, иногда вместе с приезжающим из Парижа де Флери, причем Мастер мог появиться и поздним вечером, и тут же требовал показать освоенные без него уроки. Жесткая дисциплина и полная самоотдача, не уставал повторять ученикам де Фруа, это залог спасения жизни и большой шанс выполнить любое задание.
Во время отдыха и почти каждую ночь первого месяца тренировок курсанты строили всяческие предположения, для чего их готовят, горячо споря между собой. Мэтр де Фруа
особых загадок у них не вызывал, несомненно, он являлся мастером (maistre en fait d?armes) национальной Академии фехтования и очень образованным человеком, хотя бы, судя по тому, что со всеми иностранцами в группе мог разговаривать на их родном языке
без малейшего акцента. Ну и конечно, был доверенным лицом короля и вообще, интересной личностью. Но главная тайна, для чего их здесь собрали, выдернув из тюрем, оставалась пока непостижимой. Только самые старшие по возрасту – полковник де Марвиль и дон Диего чаще всего отмалчивались. Они на собственной шкуре много лет испытывали тяготы армейской службы и в них было вбито – чем меньше знаешь, спокойней спишь, и еще – приказы начальства не обсуждаются. А самое главное – ничего не надо загадывать на завтра.
Следует уточнить, что Артюс де Марвиль, полковник драгун был осужден за оскорбление государственного секретаря по военным делам маркиза де Лавуа – Франсуа-Мишеля Летелье, он сочинил зловредный пасквиль, ходивший по Парижу, где в едкой саркастичной форме высмеивались надменность и гипертрофированная гордость военного министра, поощряющего наклонность короля к завоеваниям. Некоторые полководцы Людовика ненавидели де Лавуа, вмешивающегося в их руководство войсками, да и в корпусе офицеров были недовольные введенной строжайшей дисциплиной и беспрекословному подчинению любым приказам военного министра.
Де Лавуа узнал имя автора и нашел повод отомстить наглому офицеру, отправив его в замок Венсенн. И вскоре де Марвиль, отложив книгу, расписывал библейскими сюжетами стены своей камеры – тюремная администрация Венсенна выдавала краски и кисточки каждому узнику, таким нехитрым способом заставляя проявлять постояльцев свои художественные склонности. Наверное, чтобы не сошли с ума от тоски и безделья. Какая трогательная забота о заключенных!
А молодежь выдавала множество версий, вплоть до самых фантастических. Но основное – кто будет их противник, они даже не представляли, и чем изощренней становились тренировки, тем непонятней становился этот вопрос. Никто и никогда не слышал о таких профессиональных убийцах со сверхъестественным уровнем подготовки. Может, и правда, нечистая сила?!
Но если занавес тайны уплотнялся, то уверенность в себе у членов отряда со временем увеличивалась, они сейчас могли такое, что лучшие солдаты любой армии не поверили бы своим глазам. Да, каждый из них сейчас в бою заменил бы десяток бойцов, в том числе этих хваленых мушкетеров короля. Кстати, мушкетеры через месяц уже выполняли только функции охраны поместья, отпугивая и отгоняя чересчур любопытных, поспешавших на частую ружейно-пистолетную пальбу, как простолюдинов, так и любых высоких должностных лиц невзначай поинтересовавшихся, а что тут такое? Пройти на территорию посторонний мог только по личному приказу короля.
Не обходилось без пикировок в виду проявившейся личной неприязни между некоторыми членами группы. Д?Ориенталь, как патриот Франции, не взлюбил голландца, высказывающего отнюдь не лестные мнения о захватчиках французах, и даже о самом Людовике. Кристофер ван Дорн, подданный Республики Объединенных Нидерландов, был взят в плен в сражении при Сенефе. Тогда кто-то из французов оскорбил капитана, сложившего оружие в виду полной безнадежности дальнейшего сопротивления,с тем, чтобы спасти оставшихся в живых из своей роты. Молодой, но, видимо, не очень умный французский офицер с издевкой упрекнул его в трусости. Услышав это, Кристофер выхватил из-за пояса обидчика пистолет, и выстрелил ему в грудь. На следующий день тот скончался, а его отец, знатный дворянин не пожалел денег, чтобы отправить убийцу сына в тюрьму на десять лет. Так что ван Дорну не за что было любить французов.
На днях Клэр еле удержалась от пощечины Лантремону, по ее мнению, он был слишком навязчив. По данному поводу ее соотечественник Беркли предупредил Поля, что он об этом сильно пожалеет. Напряженность в личных отношениях внутри группы особого назначения возрастала, а отец Эрик ничего не мог поделать, его слушали с любезными, но равнодушными лицами. Как назло, и Мастер почему-то давно не
появлялся. Видя, что обстановка близится к дуэлям, а это означало полный крах миссии, возложенной на них королем, отец Эрик отправил патрону тревожное письмо с просьбой срочно приехать.
Де Фруа появился через день. Выслушав отца Эрика, он приказал всем собраться в тренировочном зале и выстроил учеников в шеренгу. Лицо Мастера было хмуро и лишь глаза горели обжигающим яростным огнем. В таком состоянии подопечные еще не видели учителя. Он, молча ходил вдоль строя, поочередно впиваясь взглядом в каждого, и от этого людям становилось не по себе.
– Дон Диэго, – наконец произнес де Фруа, – скажите, как самый старший по возрасту из своих сегодняшних коллег, и как бывалый военный, если вы идете в атаку с солдатами, в которых неуверенны, вы можете гарантировать успех сражения?
– Вряд ли, господин Мастер, – четко ответил опытный вояка.
Диэго де ля Рианьо, дон Диэго уже с отрочества отчаянный и лихой рубака не отличался особым патриотизмом, не то, что его отец де ля Рианьо-старший, бывший рыцарем ордена Сант-Яго. Дон Диэго служил тем, кто больше платит, т.е. являлся обыкновенным наемником, ландскнехтом. Во французской армии платили хорошо, особенно опытным воякам, и испанец не жалел о своем выборе, вот только в свободное от сражений время с большим азартом увлекался игрой в кости, порою проигрываясь до нитки. Зная эту его слабость, двое пронырливых и нечистых на руку младших офицеров обчистив полковую казну, подкинули горсть казенных золотых во вьючную торбу испанца. Когда ничего не подозревавший Диэго с удивлением рассматривал в своих пожитках откуда-то с неба свалившиеся деньги, его с «поличным» и взяла военная жандармерия. Все обвинения в краже были шиты белыми нитками, и все равно не миновать бы ему расстрела, но сослуживцы и боевые товарищи де ля Рианьо, проведя собственное расследование, нашли одного вора, который полностью признался в краже и подставе невиновного испанца. Второй вор успел скрыться в неизвестном направлении вместе с деньгами, а после дачи показаний как-то подозрительно скоропостижно скончался его пойманный подельник, видимо, были еще участники в этом темном деле.
Но так как дон Диэго находился уже в тюрьме, а виновные все равно должны быть пойманы и наказаны, его там и оставили, словно козла отпущения, в связи с расплывчатой формулировкой трибунала: «как подозреваемого в соучастии», лишив по чьему-то неофициальному приказу права переписки на два года. Странные дела творятся порою, Господи! Де Флери быстро определил невиновность испанца, а вот кто запретил офицеру французской армии право подавать письменные жалобы в соответствующие инстанции выяснить не смог, начальник тюрьмы вроде впервые об этом слышал. У тайного советника не было времени заняться, как следует этим старым пройдохой, но Эдмунт с удовольствием распахнул двери камеры старому солдату для выхода на волю. И сейчас дон Диэго был полон сил, несмотря на свои тридцать три года.
– А если, к тому же в вашем отряде есть ваши личные враги, каков шанс на победу? Я уже не говорю о том, останетесь ли вы живы, – продолжал спрашивать де Фруа.
– Очень невелик, – сказал де ля Рианьо, уже догадываясь, на что намекает мэтр, – практически минимален. В такой ситуации командиру проще застрелиться, чем выиграть бой.
– Очень точное определение, – похвалил де Фруа. – А сейчас я прошу тех, кто затаил друг на друга зло, выйти вперед и… застрелиться. Вы хотя бы не будете мешать другим,
выполнять поставленную задачу. А на место каждого застрелившегося я лучше наберу по десятку крестьян, вооруженных вилами, и они принесут больше пользы в предстоящей схватке. Миссия, к которой я вас готовлю, господа, может завершиться успешно только в
случае, если вы будете сплоченной командой, зная, что ваша спина надежно прикрыта и вас не бросят раненого.
Несколько человек, из стоявших перед своим командиром потупили глаза, а он продолжал расхаживать вдоль строя.
– Повторяю, – с жесткими интонациями в голосе чеканил Мастер, – каждый, кто затаил обиду на коллегу, должен понимать, что он подвергает изнутри ваш маленький отряд смертельному риску, потому что тогда нет веры в надежное плечо товарища. А вы должны быть как братья… братья с сестрой.
Де Фруа помолчал, вновь обводя пристальным взглядом лица присутствующих.
– Никто не хочет выйти и честно признаться? Значит, ваши обиды и ссоры пустяшные, особенно, по сравнению с главной, итоговой целью – получить свободу, исполнив миссию.
У молодых забияк от стыда горели щеки, Мастер, как всегда попал в самую точку, выводя из причины следствие. И ведь, правда, они в своих амбициях и гоноре не думали об остальных.
На следующих тренировках по учебным боям два на два, три на три, четыре на четыре, отец Эрик ненавязчиво и словно случайно включал поссорившихся в одну команду, где им приходилось сражаться плечом к плечу. Ссоры поутихли, люди начали притираться друг к другу, и завязывалась дружба. А когда все же проявлялись мимолетные мелкие обиды, то их быстро пресекали старшие товарищи.
Они учились стрелять и кидать ножи и кинжалы из любого положения по движущимся целям, а также в темноте на слух и двумя руками, фехтовать двумя шпагами, рапирами или саблями. И французам Лантремону, де Марвилю и д`Ориенталю стали казаться смешными и наивными семь защит, практиковавшимися учителями их национальной Академии фехтования: прима, секунда, терция, кварта и т.д. Это просто детские игры, когда любого вооруженного человека можно убить голыми руками, а если при себе окажется палка или простая веревка, то и пятерым служивым вряд ли помогут шпаги и кинжалы. Такая интенсивная учеба продолжалась все зимние месяцы.
Курьер из Алантсона передал для де Флери сообщение, что снег в Чертовой лапе стал таять. В тот же день аббат приехал на базу.
– Господа, – обратился он к своим неофитам, обводя прощальным взором тренировочный зал, – время подготовки закончилось. Мы с отцом Эриком постарались за этот ограниченный срок научить вас чему возможно. Но это все равно мало для схватки с профессиональными убийцами. Сегодня вечером я расскажу вам, что вы должны делать, следуя приказу короля, для получения помилования и свободы.
– Слава Господу, дождались, – процедил фон Лоэнштейн, – еще немного и некоторые из нас умерли бы от любопытства и нетерпения. – И он с легкой усмешкой взглянул на молодых коллег.
– Сейчас у нас будет последний урок, завершающее занятие, заключающееся в том, что вы получите специальное оружие, а отец Эрик объяснит способы его применения, – продолжил мэтр. – Готовьтесь, нынешней ночью вы отправляетесь на место, а перед этим, я, как и обещал, все объясню, и вы получите дополнительные инструкции.
Де Фруа подал знак и, два мушкетера занесли в помещение большой продолговатый, плотно упакованный тюк, с двумя сургучными печатями с гербом маркиза де Лажу на месте веревочных узлов.
У Эдмунта де Флери имелись друзья из ордена розенкрейцеров, обладающие научными секретами и знаниями, этими странными «техницизмами», непостижимыми науке ХV?? века. Члены ордена розенкрейцеров посещали Индию, Китай и имели возможность познакомиться с достижениями мудрецов, обгонявших время. Так ли это, Эдмунт точно не знал, но в некоторых случаях пользуясь близостью к королю, он оказывал представителям ордена розенкрейцеров некоторые значимые услуги, а на этот раз услугу оказали ему. Вернее всего, что де Флери, как исследователь и ученый, в целях получения необычной информации и новых потрясающих воображения знаний вступил бы в орден розенкрейцеров, но по этическим причинам не хотел этого делать, находясь на государственной службе. А вдруг членство в ордене в какой-то мере изменит его мировоззрение, пусть даже к лучшему, но он сам станет уже не тем человеком, которого Людовик назначил своим тайным советником. Да и что тогда выйдет на первый план – служба королю или интересы ордена?
С Антуаном де Бешамелем маркизом Андре де Лажу, представителем Высшей Коллегии Розы-Креста де Флери давно поддерживал дружеские отношения, они оба были очень интересны друг другу, и при продолжительных беседах Эдмунт про себя признавал, что познания Андре по половине обсуждаемых тем и вопросов, превосходили его собственные. Словно маркиз прожил не одну, а две жизни, но он утверждал, что редко путешествовал, и то, лишь по Европе, о дальних экзотических странах только читал, и засыпал вопросами аббата, как очевидца, о подробностях жизни туземцев тех земель, где тот побывал.
