Часть I
Жёлтый автомобиль бежал по залитым дождём улицам никогда не спящего мегаполиса. Таксист торопился доставить пассажиров по адресу, прислушиваясь к беспокойной возне на заднем сиденье и всё чаще бросая взгляд в зеркало заднего вида. Путь из Бронкса на Манхэттен не близок, и он всерьёз опасался, что эта парочка не станет дожидаться и займётся любовью прямо в дороге. Крупный альфа, от которого крепко пахло спиртным, и с ним омега — маленький, симпатичный, в опрятном костюмчике. Похоже, сначала они никак не могли решить, кто будет сверху, но где-то на полпути мальчишка всё-таки оседлал предмет своего желания и намертво впился ему в шею поцелуем. «Горячий какой мальчишечка, — невольно усмехнулся таксист. — Как же тебе не терпится». А альфа уже принялся стаскивать с омеги пиджачок.
— Э, нет, ребята — только не в моём такси! — окликнул водитель расшалившихся пассажиров. — Потерпите, скоро приедем!
«Да, у кого-то сейчас будет отличный секс», — облегчённо вздохнул он, провожая взглядом бредущую под проливным дождём парочку. Странно. Когда они садились в машину, мальчишка казался почти что трезвым, сейчас же он мог идти только благодаря альфе, крепко обнимавшему его плечи. Хотя выпивки вроде бы с собой у них не было. Таксист нахмурился, осмотрел салон. Всё чисто. Тем временем до него донёсся заливистый смех — ноги омеги окончательно заплелись, и он едва не упал. Спутник попытался поставить его вертикально, но мальчишка только смеялся и отбивался, тогда альфа подхватил его на руки и понёс к дому. «Да, секс будет отличный, — таксист снова усмехнулся. — Удачи тебе, малыш».
***
Нежность. Нежность невыразимая, с лёгким привкусом необъяснимой грусти. Пронзительная до покалывания в носу и пощипывания в уголках глаз. Настолько безграничная, что ей тесно в груди, она просится на свободу и выплёскивается — беззвучным шёпотом в маленькое ушко, невесомыми поцелуями в острое бледное плечо.
— Чудо моё… ангелок мой.
Едва дыша, боясь спугнуть лёгкий утренний сон омеги, Генри с восхищением оглядывает алебастрово-белую кожу, покрытую чуть розоватыми следами поцелуев. Его поцелуев. Ими усеяна тонкая шея и узкие плечи. И ещё вот здесь, между лопатками, такими маленькими, чуть торчащими. «Как крылья ангела», — проскальзывает невольная мысль. Дорожка следов спускается вниз вдоль выступающих позвонков. «Интересно, я дошёл до…?» — нет, удержаться совершенно невозможно. Генри осторожно приподнимает простыню. Да. Он точно дошёл. На белоснежных бугорках следов так много, словно по ним метался в поисках добычи голодный ягуар. Невероятным усилием воли альфа сдерживает желание немедленно смять нежные холмики в ладонях, раздвинуть их, прижаться губами к ложбинке, чтобы на вкус ощутить чудесный аромат жасмина — удивительного цветка, раскрывающего свои лепестки лишь под таинственным покровом тёплой ночи. Обоняние ловит в нём несколько горьковатых нот оттенка полыни или влажного камня, но тревожное дуновение мимолётно, оно улетучивается, оставляя за собой только неясную тень.
— И откуда же ты появился…
Мысли Генри споткнулись о нежданное препятствие. Досадно. Неловко. До ужаса стыдно от того, что он никак не может вспомнить имени своего ночного ангела. Джимми? Джейни? Да как же так… Генри несколько раз ударяет себя кулаком по лбу, призывая память воскреснуть, и, слава богу, она откликается. Ну конечно! Джесси. Джесс. Как же он мог забыть имя, которое столько раз произносил этой ночью, стонал, шептал в прохладный затылок, тёплые губы или белокурые растрёпанные волосы. Джесс. Генри счастливо улыбается. Несомненно, это имя он готов повторять каждую ночь. Каждый день. Всю оставшуюся жизнь.
Кажется, это было в Бронксе. Кажется, устав бесконечно звонить и писать одну за другой отчаянные смс-ки Роуз, он вышел из очередного бара и побрёл куда глаза глядят под проливным дождём. Кажется, он слишком много выпил вчера, иначе каким ветром его вообще занесло в такую дыру. Но он нисколько не жалел о случившемся — ведь именно там внезапно появился этот мальчик. Строгий чёрный костюм, белоснежный воротничок, глаза, поблёскивающие голубоватым неоном ночной улицы. Что он ему говорил? Что-то похожее на «извините», или вроде того… А может, и ничего не говорил, просто вдруг шагнул к нему и положил руки на плечи. Дальше, сколько ни силился, сколько не бил себя по лбу, Генри не мог вспомнить ничего до самого возвращения домой. Ну и ладно. Какая разница, откуда он взялся? Даже если спустился к нему с небес на струях холодного ливня. Всё это неважно — важно лишь то, что сейчас он здесь, рядом, спит в его постели, нежный и лёгкий, словно светлое летнее облачко.
Погасив медленным вздохом новый прилив обжигающей нежности, Генри обводит взглядом свернувшуюся кошачьим калачиком маленькую фигурку, полуприкрытую лёгкими простынями, бережно высвобождает из спутанных прядей тонкую золотистую резиночку. Хвостик, в который были увязаны длинные волосы омеги, не выдержал испытания долгими ласками. «Ничего, Джесси, я сам тебе их расчешу», — безмолвно обещает альфа, поднимается и свешивает ноги с кровати.
Последствия вчерашнего напоминают о себе тяжестью в висках и лёгким головокружением. Не удивительно. Но что такое головная боль в сравнении с тем блаженством, которое он пережил сегодняшней ночью… Поначалу Джесси, правда, немного капризничал, не давал раздеть себя, хныкал тихонько, упирался, шептал «не надо», пару раз даже жаловался, что ему больно — но какое может быть «не надо», когда ты сам садишься с альфой в такси и едешь к нему в пентхаус. А больно… Всё, что на это мог сказать Генри, было: «Прости, ангелочек, я не нарочно». Ведь он старался быть нежным, сдерживал своё нетерпение как мог и не жалел времени, чтобы хорошенько подготовить омегу. Просто уж больно он оказался узеньким и чувствительным. Зато — и этим Генри утешал себя — вскоре Джесси забыл о неприятностях — стонал тоненько, тянулся за поцелуями, царапал ему ноготками плечи и неизменно кончал первым. Все четыре раза. Генри не ожидал, что хрупкий худенький омега может оказаться таким горячим в постели, но всякий раз, стоило только ему расслабиться и задремать, как он снова чувствовал касания мягких рук, прохладные губы на своей шее, и всё начиналось с начала — пока мальчишка окончательно не выбился из сил.
Альфа в тревоге посмотрел на омегу: «Как ты, маленький мой?», — потом, успокоенный ровным дыханием Джесси, оглядел комнату. На полу — разорванные упаковки от презервативов, у изголовья кровати — несколько бутылок из-под шампанского, пустые и одна початая. После пары добрых глотков Генри наклонился, подобрал с пола крошечный белый носочек, прижал его к носу и зажмурился от удовольствия. Он отлично помнил, как снимал его, целуя и прикусывая маленькую голую пяточку — это был последний оставшийся на омеге предмет одежды. Джесс хихикал, вертелся, вырывался, но когда губы альфы начали путешествие по длинной изящной ножке вверх, притих, только дышал шумно и неровно, а потом протянул ему другую, предлагая приласкать и её. «С радостью, мой маленький. Я буду ласкать тебя, сколько захочешь и так, как захочешь», — сказал ему тогда Генри. Эти же слова он мысленно повторил сейчас. Он ещё ничего не знал об этом мальчике — знал только то, что никогда и никуда больше его не отпустит.
Однако если он хочет произвести на свою омегу хорошее впечатление, нужно как минимум прибрать весь этот хаос. Размышляя, куда бы мог спрятаться второй носочек, Генри допил шампанское, затем собрал с пола мусор, ощупал лежащий на кресле чёрный пиджачок Джесси — до сих пор влажный — собрал раскиданную одежду и тихонько пошёл к двери.
Часть II
С каждым вдохом по телу разливается сладостное изнеможение. «Как же хорошо. — Омега ловит ускользающее облачко солнечно-безмятежного сна, кутается в него, шепчет, — не уходи, ещё немножко», — но зыбкая золотистая дымка медленно истончается, её остатки рассеивает взмах длинных ресниц, Джесси неторопливо потягивается в тёплой постели… Чужой постели!
Страшное открытие срывает с омеги волшебный покров недавнего очарования, оставляя наедине с беспощадной реальностью — настолько беспощадной, что хочется кричать, но он не смеет, не смеет даже пошевелиться. Сердце торопливо выстукивает в висках: «Что я наделал? Что теперь будет? Что скажет Кэролайн? — и самое страшное, — что он со мной сделает?» Хотя нет! Джесси совсем не хочет этого знать. «Подожди. А может быть, мы просто… — робко шепчет ему надежда, верная спутница отчаяния, — ведь так тоже бывает». Ухватившись за призрачную соломинку, Джесси быстро ощупывает себя. Нет. Всё плохо — на нём не оказывается даже белья. Омега проводит онемевшими пальцами между ягодиц, прикасается к чуть припухшему колечку мышц, подносит руку к лицу и захлёбывается беспомощным: «Прости, Кэролайн!» — зная, что прощения ему нет. Ведь он нарушил все запреты, ослушался строгих предупреждений своего наставника. Теперь наказания не миновать. Если он, конечно, вообще вернётся. А что если бежать прямо сейчас? Вскинувшись, Джесси осматривает комнату и понимает — всё не просто плохо, всё просто ужасно. Никаких следов его одежды, а за тяжёлыми, в пол, портьерами просматривается светлый день. Нет. Ему не сбежать отсюда. «Прости, Кэролайн. Если сможешь, прости». Сознание безысходности неумолимо вдавливает омегу обратно в кровать, и сил остаётся лишь на то, чтобы, уткнувшись лицом в чужую подушку, беззвучно разрыдаться.
Но не прошло и минуты, как Джесси охватило странное ощущение — он ясно чувствовал, как с каждым судорожным всхлипом его страхи тускнеют, холодное отчаяние отступает перед силой необъяснимого тепла на сердце, а пугающие мысли о наказании растворяются в приятном знакомом волнении. Омега приподнял голову, осмотрел подушку, острым носиком потянул воздух и понял, в чём дело — это же Его подушка. Того альфы, который сделал его своим. Это его запах — терпкий, медовый, с лёгкой горчинкой. Запах, который он распознал под густым шлейфом спиртного, за которым пошёл, ведомый непреодолимым влечением. Запах вереска, скромного кустарника, родившегося на голых скалах Шотландии, где вечно гуляет холодный ветер. Желание чувствовать его оказалось сильнее всех запретов, сильнее страха перед наказанием. Ради него он открыл дверцу машины и шагнул под холодный дождь. Он понимал, что выходить одному очень опасно, а подходить к альфе опасно втройне, поэтому безмолвно следовал за ним целый квартал, прежде чем решился окликнуть и тронуть за плечо. К его удивлению, альфа вдруг улыбнулся.
— Привет, малыш! Что ты делаешь здесь, совсем один? Ты заблудился?
Джесси молча помотал головой. Было очень страшно и ужасно стыдно, но отчаянная жажда заглушала и опасение, и стыд.
— Такому маленькому и хорошенькому омеге опасно быть здесь в такое время, — продолжил альфа, оглядевшись. — Могут обидеть. Разреши мне проводить тебя домой.
Джесс отказался её принять предложенную руку, отступил на шаг и пробормотал смущённо:
— Не нужно, сэр. Простите, я…
Альфа, по-прежнему улыбаясь, сейчас же убрал руки за спину.
— Не бойся, малыш, я тебя не трону. Извини, я не представился — Генри. Генри ван Штайн. Младший. А как твоё имя, крошка?
Джесси не хотелось, чтобы этот альфа знал его имя. Чтобы провожал его. Не хотелось разговаривать с ним. Хотелось совсем другого. И очень сильно. Настолько, что он не говоря ни слова, шагнул вперёд, поднялся на носочки, потому что иначе не дотянуться — альфа был слишком высок — и положил ладошки ему на плечи.
— Джесс, — сам не зная зачем, выдохнул он, прежде чем прижаться к шее Генри.
***
Как там мой ангелочек? В самом прекрасном расположении духа Генри приоткрыл дверь спальни. Ему почудились какое-то движение и звук, потом из сероватого сумрака блеснула пара светлых глаз.
— Наш ангелок проснулся? Доброго утра! — он бережно коснулся губами белокурой макушки, поставил на тумбочку стакан апельсинового сока и виновато пожал плечом. — Прости, пока я ещё не знаю, что ты любишь… Как ты, Джесси?
— В порядке, — шепнул омега, суетливо натягивая простыню до самого подбородка. — Где моя одежда?
— Положил в стирку. Она немного пострадала вчера, от дождя и шампанского. — Смущённый и испуганный мальчик выглядел до того трогательно, что Генри не сдержал новой улыбки. — Вот, пока можешь надеть мою рубашку.
Рубашка, пусть и чужая, всё же лучше чем ничего. Быстрым движением Джесси выхватил её из рук альфы и снова скрылся под простынёй.
— Который час?
— Уже почти десять, мой ангел. Хочешь кушать? Я заказал кое-что из ресторана. Скоро привезут. Надеюсь, тебе понравится. А пока могу сделать омлет. Кстати, — Генри озабоченно потянул носом, — не помешало бы здесь проветрить.
Альфа направился к окну, но, едва коснувшись шторы, услышал тихий испуганный вскрик:
— Пожалуйста, не надо! Не открывай. Прошу.
Слегка озадаченный Генри выпустил штору и обернулся.
— Почему, малыш? — с удивлением откликнулся он. — Сегодня прекрасное утро, небо ясное, солнышко греет. Предлагаю позавтракать на террасе, а потом можно будет понежиться в бассейне. Ты любишь плавать?
Готовый с головой нырнуть под простыни, Джесси успокоился только когда альфа вернулся к кровати.
— Н-нет, не очень. Я хотел бы… если можно… ещё немного полежать здесь.
«У бедняжки, наверное, болит голова», — решил Генри.
— Принести аспирин? — он положил руку на прохладный чистый лоб. — Чаю? Или лучше глоточек холодного шампанского?
— Не нужно. Я просто полежу.
— Ну конечно, ангелок. — Альфа с нежностью посмотрел на омегу. — Отдохни. А если захочешь чего-нибудь — только скажи.
Он будет счастлив, если Джесси проведёт ещё некоторое время в его постели. Чем дольше — тем лучше. Желательно всю жизнь. Генри не стал раздумывать, уместно ли прямо сейчас просить омегу переехать к нему. Насовсем. Он просто сделал это.
— Что? — мальчик ответил ему изумлённым взглядом.
— Э, понимаю, ты считаешь, что это слишком поспешное предложение. Но я совершенно уверен, Джесси. Понимаешь, — он потёр лоб, подбирая правильные слова. — Я чувствую, что нам суждено быть вместе. Чувствую, что ты — мой. Мой ангел, Джесси.
Сказать больше он не решился. Он страстно, искренне желал признать этого милого нежного мальчика своим истинным, но… почему-то не мог. И причины понять не мог. Лишь смутное ощущение какого-то препятствия — а ложь, неважно ради какой цели — это было не его. Тем более, ложь перед Джесси. Обманывать такого ангелочка было бы просто кощунством. Генри, прищурившись, посмотрел в светлые глаза.
— Ответишь что-нибудь?
— Я… — начал омега и тут же остановился. Что следует говорить в этих случаях? Ах, да, кажется так, — мне нужно подумать.
Ответ, хоть и уклончивый, но не отрицательный, обрадовал Генри.
— Вот и славно! Я подожду, — улыбнулся он и с воодушевлением продолжил. — Да, Джесс, я нашёл твой телефон. Он отключился, может, промок, может — аккумулятор. Если тебе нужно позвонить — в твоём распоряжении мой. И телефон, и вообще всё здесь в твоём распоряжении. Душ там, ванна, кухня — в общем, чувствуй себя как дома. Даже лучше. Привыкай.
Часть III
В полном смятении прошептав «спасибо», омега опустился на подушки.
